Ульрих Комм
   Фрегаты идут на абордаж

   Перевод с немецкого Е. Галкина
   OCR Палек, 1998 г.


   ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Стояли последние дни февраля 1655 года.
   Западный ветер, разгулявшийся после полудня, вскоре погнал перед  со-
бой косые струи холодного дождя к низовьям Эльбы в сторону вольного  им-
перского и ганзейского города Гамбурга. И  тогда  снежные  сугробы,  еще
вчера сверкавшие ослепительной белизной, потемнели и съежились,  истекая
грязными ручейками. Смешиваясь с дождем, они наполняли сточные желоба  и
канавы бурными потоками, которые неслись, увлекая за  собой  скопившийся
за зиму мусор, в свинцовые воды Эльбы и Альстера,  в  городскую  гавань,
где уже понемногу начинали пробуждаться после долгой  зимовки  парусники
гамбургского торгового флота.
   День клонился к вечеру, и, хотя погода по-прежнему не  располагала  к
прогулкам, стрельчатая дверь одного из домов в  Новом  городе  распахну-
лась, и на улицу вышел низкорослый худощавый мужчина в длинном плаще без
рукавов, из-под которого виднелись густо  смазанные  ворванью  сапоги  и
кончик шпаги. Вслед за ним в дверном проеме появилась молодая женщина  в
накинутом на плечи темном шерстяном платке. Зябко поеживаясь и отводя со
лба прядь льняных волос, она пыталась уговорить мужчину остаться.
   - И что тебе не сидится дома, Берент, да еще в  такую  погоду,  когда
хороший хозяин и собаки на улицу не выгонит. Ведь рано  или  поздно  все
равно узнаешь, кого выберут: тебя или другого.
   Мужчина замешкался было на мгновение, однако тут же решительно надви-
нул широкополую черную шляпу на самые брови и возразил:
   - Нет, Анна, все же я пойду. Не мешает самому поглядеть, как отнесут-
ся шкиперы и капитаны к решению старейшин гильдии.  Речь-то  идет  не  о
комнибудь, а о преемнике Карстена Реймерса.
   - Карстен Реймерс, Карстен Реймерс... Да будет ему земля  пухом.  Ну,
хорошо, только ты там не засиживайся, чтобы мне не ждать тебя понапрасну
к ужину, слышишь, Берент?
   - Я потороплюсь, - отвечал мужчина и, повернувшись, быстро зашагал по
переулку к мосту через Альстер, разделявший Старый и Новый город.
   Этой зимой корабль жизни капитана  Карстена  Реймерса  отправился  на
вечную стоянку в небесную гавань, и его стул в  зале  собраний  братства
мореходов теперь пустовал. Как раз сегодня члены  правления  капитанской
гильдии собрались здесь, чтобы решить, кто достоин занять место Карстена
Реймерса. Дело в том, что  именно  члены  правления  гильдии  были  теми
людьми, которые представляли интересы гамбургских капитанов и  шкиперов,
имели право назначать капитанов на большие и малые суда и принимали при-
сягу у молодых капитанов. Они же устанавливали  размер  взноса,  который
каждый гамбургский моряк был обязан отчислять из своего жалованья в  так
называемую "кассу восьми реалов", деньги из которой шли на выкуп их  то-
варищей, попавших в плен к алжирским или  тунисским  пиратам.  Правление
гильдии устанавливало также очередность выкупа, если в кассе недоставало
талеров и гульденов для того, чтобы купить свободу всем, попавшим в  не-
волю. В то же время авторитет правления считался непререкаемым  по  всем
вопросам мореходства и в совете города, и в адмиралтействе,  и  в  суде.
Наконец, должность эта позволяла рассчитывать на самое  солидное  реноме
даже за пределами круга гамбургских моряков. Ибо кому, как не своим  от-
важным и бравым мореходам, вольный ганзейский город Гамбург  был  обязан
славой богатейшего во всей империи! Вот почему возможность попасть в эту
коллегию избранных, наделенную такой властью, представляла  собой  нечто
гораздо более важное, нежели просто новое назначение.
   Перейдя мост, мужчина направился вдоль берега Альстера по направлению
к его устью в сторону гавани. Прежде чем свернуть к дому братства  море-
ходов, он остановился и обвел взглядом лес мачт, поднимавшийся  над  ка-
менной набережной и над островерхими крышами амбаров и портовых  складов
к свинцово-серому, струящемуся дождем небу.
   Здесь еще не кипела обычная для летней навигации жизнь: лишь время от
времени протарахтит по неровному  булыжнику  мостовой  подвода,  везущая
груз к кораблю или одному из пакгаузов. Однако с палуб стоявших на  при-
коле судов кое-где доносился уже стук плотницких молотков, а  в  воздухе
витал едва ощутимый запах свежей смолы и краски. Хотя непогода и загнала
многих в теплые дома, наметанный глаз мужчины успел  оценить,  насколько
усердно город готовился к предстоящей навигации.  Пройдя  еще  несколько
шагов, он увидел на привычном месте у пирса и свой собственный корабль -
единственный уцелевший из всей флотилии его отца. Остальные стали  жерт-
вами ураганов и штормов, погибли в морских сражениях, были разграблены и
сожжены морскими разбойниками, которых англичане  называли  приватирами,
французы - корсарами, а немцы - каперами. Последние, получив от правите-
ля своей страны каперскую грамоту, на собственные деньги  снаряжали  ко-
рабли и на свой страх и риск вели крейсерскую войну  на  морях,  тоесть,
попросту говоря, охотились за торговыми судами противника. Часть награб-
ленной при этом добычи им надлежало отдавать своему правителю. Семь  лет
тому назад, незадолго до того, как колокольный звон возвестил мир  опус-
тошенным немецким землям, в стычке с французскими  корсарами  погиб  его
родной брат - сгинул в морской пучине вместе с кораблем.
   Мужчина глубоко вздохнул и двинулся дальше. Один-единственный корабль
достался ему в наследство, к тому же они были ровесниками: вот уже трид-
цать с лишним лет бороздил "Мерсвин" морские просторы, знавал лютую сту-
жу в гавани Архангельска и невыносимый жар тропического солнца у берегов
Гвинеи и Бразилии. Что и говорить, одряхлел трудяга "Мерсвин".  Но  если
его хозяину суждено стать членом правления гильдии капитанов и шкиперов,
тогда...
   У противоположного берега покачивались на волнах корабли Томаса Утен-
хольта: добрая дюжина солидных "купцов", многие  из  которых  выделялись
хорошим пушечным вооружением. Старый Утенхольт распорядился  перестроить
свои самые большие парусники на манер военных фрегатов: со сплошными ба-
тарейными палубами. И в самом деле, его трехмачтовые  галионы,  будь  то
"Солнце" или, к примеру, "Св. Бернхард", если не ходовыми качествами, то
мощью бортового залпа могли потягаться с иным фрегатом. Конечно, все это
делалось за счет места в грузовых трюмах, да и команду приходилось наби-
рать вдвое большую против обычной для торговых судов, а  это  влекло  за
собой двойные расходы на провиант и жалованье матросам и офицерам. Но уж
кто-кто, а Утенхольт считать умел. Ведь все эти расходы с лихвой  окупа-
лись только тогда, когда в трюмы таких судов  грузили  серебро,  золото,
слоновую кость или пряности, ценившиеся не менее золота: имбирь, гвозди-
ку, шафран, перец или совсем редкие в Европе корицу и  мирру,  мускус  и
ладан. Но и это не было пределом предприимчивости Томаса Утенхольта. Де-
ло в том, что город Гамбург не располагал собственными военными корабля-
ми для защиты торговых караванов от пиратов и каперов, и Утенхольт сумел
извлечь для себя выгоду из этого обстоятельства,  заставляя  шкиперов  и
судовладельцев платить большие деньги, если они желали выйти в море  под
охраной бортовых батарей его судов.
   О да, этот Утенхольт всегда умел с выгодой использовать любые обстоя-
тельства, от чего и стал одним из самых влиятельных людей  в  городе,  с
мнением которого приходилось считаться не только тем,  кто  имел  непос-
редственное отношение к гильдии капитанов. В правлении последней его го-
лос стоил подчас десяти. И если бы Утенхольту пришло в голову поддержать
его, Берента Карфангера, на выборах в правление гильдии, вряд ли нашелся
бы человек, посмевший ему перечить. Только все это представлялось весьма
сомнительным: с чего бы это Утенхольту, не заработавшему на  охране  его
судна ни гроша, за него голосовать? И дело тут не в том,  что  "Мерсвин"
пускался в плавание од охраной пушек других частных конвоиров - нет, его
хозяин вообще никогда не плавал в сопровождении конвойных судов, и всег-
да полагался лишь на собственную голову да на сноровку команды. И у него
были все основания действовать таким образом, ибо в одиночку он мог  хо-
дить под парусами намного быстрее и маневреннее, чем в составе  каравана
неповоротливых "купцов", когда приходилось подстраиваться под самый  ти-
хоходный из них и в каждом порту ждать, пока не будут разгружены и вновь
загружены все суда до последнего. Вот и выходило, что он нередко успевал
сделать по два рейса в год, в то время как другие довольствовались  лишь
одним. Кроме того, отпадала необходимость придерживаться большей  частью
раз и навсегда строго установленных морских путей, по  которым  торговые
караваны ходили в Архангельск, к берегам Англии, Голландии, Франции, Ис-
пании и Португалии, иногда отваживаясь заходить  в  Средиземное  море  и
достигать итальянского берега. Плавание в Балтийском море стало  опасным
делом, с тех пор как морскими путями и всей торговлей там завладели шве-
ды. Гораздо чаще он отправлялся к побережью Западной Африки, а то и  пе-
ресекал Атлантический океан, чтобы попасть в Бразилию или к островам Ка-
рибского моря, где можно было загрузить трюм ценнейшим  товаром  самому,
не прибегая к услугам перекупщиков из Кадиса и Лиссабона,  Амстердама  и
Лондона - этих пройдох с бульдожьей хваткой. Разумеется все эти выгодные
обстоятельства требовали изрядного мужества  и  сопровождались  огромным
риском, на который мог пойти далеко не каждый, тем более  что  рисковать
приходилось, в первую очередь, собственной головой. Что касается походов
в Индию, к остиндским островам или к западному побережью Америки, то они
были сопряжены, пожалуй, с не меньшим риском: ведь  нужно  было  огибать
мыс Доброй Надежды или зловещий мыс Горн и порой неделями  противостоять
натиску ураганов и гигантских волн.
   Мужчина,  уже  основательно  промокший,  повернул,  наконец,  к  дому
братства мореходов, и тут ему вдруг пришла на ум еще  одна  причина,  по
которой он предпочитал выходить в море в одиночку - причина,  о  которой
менее весе следовало знать Томасу Утенхольту, по крайней мере, до  поры.
Позднее, если ему и впрямь суждено стать членом правления гильдии, он ее
скрывать не станет. А пока лучше всего осторожно помалкивать насчет  то-
го, что сам он к частным конвоирам не питает никакого доверия,  а  уж  к
Томасу Утенхольту - и подавно. Ясно, что тот заботится  лишь  о  толщине
собственного кошелька: какое ему дело до безопасности гамбургских торго-
вых судов, пусть даже он и разглагольствует о  ней  при  каждом  удобном
случае.
   А что же город и его премудрый совет? Почему он никак не раскошелится
на постройку хотя бы одного-едииственного хорошо  вооруженного  фрегата?
Почему охрану купеческих караванов от пиратов и каперов поручают частным
конвоирам? Неужто эти господа полагают, что таким путем им удастся  сох-
ранять нейтралитет и не ввязываться в военные действия, заявляя, к  при-
меру, что все столкновения конвойных кораблей, будь то утенхольтовы  или
чьи-либо еще, с каперами и рейдерами есть дело частное и к городу  ника-
кого отношения не имеющее? Такую политику отцы города вели  вот  уже  на
протяжении тридцати лет: рассуждая о  нейтралитете,  продавали  мушкеты,
пушки, картечные ядра, порох и свинец и императору, и  Лиге,  и  протес-
тантской унии, неплохо на этом наживаясь. Город богател. Он уже  оставил
далеко за собой Любек - некогда гордую главу Ганзы, - которому не соста-
вило в свое время труда помочь Густаву Вазе овладеть шведским престолом,
а Фридриху Голштинскому - датским, и который без малого сто лет тому на-
зад одолел Швецию в изнурительной семилетней войне на море.  И  что  же:
Гамбург, этот главный вывозной порт империи, не держит в море даже зава-
лящего четырехпушечного флейта, не говоря уже о фрегате!
   Возле дома братства Карфангер на минуту задержался, отряхивая  мокрый
плащ, затем решительно  толкнул  дверь  и  вошел  в  пивную,  занимавшую
большую часть нижнего этажа. Здесь за столами сидели капитаны и  шкиперы
числом не менее полусотни: одни сдвинули широкополые черные шляпы далеко
на затылок, другие побросали их прямо на добела  выскобленные  столы,  в
беспорядке заставленные пивными жбанами, глиняными кружками и  кувшинами
с вином. В руках у некоторых  дымились  глиняные  голландские  трубки  с
длинными чубуками. Несколько наполненных китовым  жиром  светильников  и
восковых свечей кое-как освещали заведение, в котором стоял гомон десят-
ков хриплых голосов, привыкших заглушать вой ветра  и  грохот  бьющей  в
борт корабля волны. Временами помещение  оглашалось  раскатами  дружного
хохота; собеседники в разговоре не скупились на крепкие словечки, понят-
ные любому завсегдатаю портовых кабаков от Киля до Лиссабона.
   На палубах своих судов  эти  морские  волки  получали  неограниченную
власть над телом и душой каждого из команды, как  только  в  гамбургском
порту отдавались швартовы и поднимались паруса. Одни  командовали  кито-
бойцами - их гамбургский флот насчитывал свыше пятидесяти,  -  другие  -
"купцами", кое-кто и сам владел судном, которым командовал,  большинство
же было капитанами на службе у судовладельцев. Это были разные люди: мо-
лодые, не бывавшие дальше Ла-Манша, и старые, успевшие на своем веку из-
бороздить едва ли не все моря и океаны и выпить рому  во  всех  портовых
кабачках Старого и Нового Света.
   Едва Карфангер появился на пороге, как его окликнул один из  сидевших
возле двери:
   - Эге, да это Карфангер! Проходи, садись к нам, старый морской  волк!
Какие дьяволы в такую погоду гонят тебя из дому, да еще и от молодой же-
ны? Поди и двух недель не прошло с вашей свадьбы?
   -  Приветствую  тебя,  Маттиас  Дреер,  и   тебя,   Мартин   Хольсте,
здравствуйте все, - отвечал Карфангер,  бросая  плащ  на  спинку  стула.
Слегка наклонившись над столом, он кивком головы указал на видневшуюся в
глубине помещения дверь, которая вела в залу собраний правления гильдии.
   - Э, да вот оно что! Теперь понятно, почему ты  здесь,  -  воскликнул
Маттиас Дреер, молодой шкипер лет двадцати пяти, а Мартин Хольсте, кото-
рый был на десять лет старше, добавил:
   - Пришел поздравить нового члена правления? Рановато, однако, явился,
мог бы дождаться и лучшей погоды. Еще неизвестно, сумеют ли старики  се-
годня вообще договориться.
   Ясно, значит пока что не выбрали никого.  Однако  Беренту  Карфангеру
хотелось разузнать обо всем поподробнее. Оглядевшись по сторонам, он за-
метил за одним из столов у самой двери в залу собраний своего тестя  Ио-
ханна Хармсена и тотчас встал и направился к нему. Торопливо поздоровав-
шись и вешая промокший плащ на спинку стула, он спросил:
   - Ну, как там?
   Хармсен пожал плечами и протянул:
   - Хм! Сдается мне, на этот раз роды будут нелегкими.
   - А мой дядя уже говорил!
   - Пока еще нет, садись, подождем немного.
   Берент Карфангер уселся за стол напротив  тестя.  Темно-русые  волосы
молодого шкипера, расчесанные на прямой пробор, спадали  на  белоснежный
кружевной воротник. Его узкое бледное лицо, которое  подошло  бы  скорее
кабинетному ученому, чем моряку, оттеняли небольшая, по тогдашней  моде,
бородка и тонкая полоска  усов.  Руки  его  казались  нежными.  Вряд  ли
кто-нибудь из посторонних поверил бы, что эти руки могут всадить  гарпун
в горб гренландского кита по самое древко или в хорошую волну удерживать
штурвал фрегата, идущего в крутой бейдевинд. И уж вовсе трудно было себе
представить, что этот молодой человек далеко не богатырского  телосложе-
ния умел так обращаться с, мягко говоря, не очень-то покладистыми  морс-
кими волками из команды своего судна, что у  последних  не  возникало  и
мысли перечить капитану.
   А между тем обстановка в зале собраний стала ничуть не менее оживлен-
ной, чем в пивной, правда, по несколько иной причине: вот уже более двух
часов старейшины гильдии не могли прийти к соглашению относительно  пре-
емника покойного капитана Карстена Реймерса. Споры грозили затянуться за
полночь, и это явно надоело одному из сидевших за длинным столом - Алер-
ту Хильдебрандсену Гроту, статному мужчине пятидесяти с  небольшим  лет.
Резким движением отодвинув наполовину отгороженную пивную кружку, он об-
ратился к присутствующим:
   - Ну, хорошо, любезные братья и друзья, я отлично  понимаю,  что  те,
кто ходит в Гренландию, хотели бы видеть в кресле Карстена Реймерса сво-
его, "гренландца", кто ходит в Испанию - "испанца", а те,  кто  ходит  в
Архангельск - "россиянина". Это все ясно, как ясно небо в морозную  лун-
ную ночь. Ясно и то, что мы хотим и должны выбрать нового члена  правле-
ния до того, как корабли начнут выходить в море.  Карстен  Реймерс  знал
Гренландское море не хуже, чем пруд возле своего дома, он бывал и в рос-
сийских, и в испанских портах. Не раз и не два он огибал мыс Горн и  мыс
Доброй Надежды, видел берега Бразилии и Ост-Индии.
   Многие из присутствующих согласно закивали при  этом,  и  Алерт  Грот
продолжал:
   - Вот почему я сейчас хочу предложить на его место  такого  человека,
который одинаково устраивал бы всех нас, как это было при жизни Карстена
Реймерса.
   Тут Алерт Грот сделал долгую паузу, и некоторые стали уже  выказывать
нетерпение, по зале прокатился ропот, грозивший вновь обратить  собрание
в бесплодную перепалку, как вдруг раздался  надтреснутый  голос  старого
Томаса Утенхольта:
   - Так кого же все-таки имеет в виду уважаемый господин Грот?
   Презрительная усмешка, на мгновение скривившая губы старика, не укры-
лась от Алерта Грота, он почувствовал, как в груди закипает ярость,  од-
нако тут же сдержал себя. Томас Утенхольт не только мог повлиять на  ис-
ход выборов, он был еще и судовладельцем, на службе у  которого  состоял
сам Алерт Хильдебрандсен Грот, нередко принимавший командование одним из
кораблей-конвоиров. Помимо этого, все, кто  когда-либо  имел  неосторож-
ность потерять благорасположение Утенхольта, очень быстро начинали  ощу-
щать это на собственной шкуре. Не раз  тот  или  иной  капитан,  боцман,
штурман или парусный мастер оказывался на берегу без жалованья и без на-
дежды наняться на какое-нибудь другое судно. Впрочем,  это  были  далеко
еще не самые  крутые  меры  мстительного  старика.  Поговаривали,  будто
кое-кто из повздоривших в свое время с  Утенхольтом  вовсе  не  случайно
утонул, свалившись по пьяному делу в Альстер, или поутру  был  найден  в
темном переулке с кинжалом в спине и вывернутыми карманами.  Находились,
правда, и такие, кто утверждал, что слухи эти распускает  не  кто  иной,
как сам Томас Утенхольт с единственной целью поддержать молву, будто это
его талеры и гульдены направляют клинок шпаги или дуло  пистолета  туда,
куда ему нужно, на самом же деле он отродясь ничем подобным на  занимал-
ся, ему вполне было достаточно, что об этом болтают на каждом углу.  Как
бы там ни было, от мнения Томаса Утенхольта сегодня зависело многое, ес-
ли не все, поэтому Алерт Грот подавил вспышку ярости, набрал в грудь по-
больше воздуха и провозгласил:
   - Я имею в виду всем вам известного  и  почитаемого  шкипера  Берента
Якобсона Карфангера, сына капитана и судовладельца Иоханна Якобсона Кар-
фангера и его супруги Анны, дочери шкипера Дитриха Янсена.
   Последние его слова прозвучали во внезапно наступившей тишине,  кото-
рую через несколько мгновений нарушил грохот  опрокинувшегося  кресла  -
столь поспешно вскочил со своего места Карстен Хольсте. С размаху  грох-
нув кулаком по столу, он возопил:
   - Кого?! Мы что, торчим здесь целый вечер ради того,  чтобы  выслуши-
вать ваши шутки, господин Грот? А если вы говорите серьезно, то я  хотел
бы спросить вас, на кой дьявол нам этот молокосос? Тогда  уж  и  я  могу
предложить моего Мартина: он как-никак на три года старше вашего племян-
ника Карфангера!
   И тут, как ни странно, именно Томас Утенхольт  сделал  попытк