на  должна  была  завершить
архитектурный ансамбль фактории. Но сооружение часовни  было  отложено  до
будущего лета.
   С какой заботой,  рвением  и  энергией  занимался  бы  в  другое  время
лейтенант  Гобсон  всеми  этими  мелочами  своего  предприятия!  С   каким
удовлетворением смотрел бы он на окружавшие его дома, сараи, склады,  если
бы они были построены на твердой  земле!  А  этот,  ныне  уже  бесполезный
проект увенчать мыс Батерст сооружением, которое  должно  было  стоять  на
страже форта Надежды! Форт Надежды! Теперь при звуке этого  имени  у  него
сжималось  сердце.  Мыс  Батерст  навсегда  оторвался   от   американского
континента, и форту Надежды  ныне  более  подобало  бы  называться  фортом
Безнадежности.
   Работа шла беспрерывно все лето, и люди трудились не покладая рук.  Изо
дня в день работали и над сооружением судна. Мак-Нап задумал построить бот
водоизмещением в тридцать тонн; при благоприятной  погоде  такой  бот  мог
перевезти двадцать пассажиров на расстояние нескольких сот  миль.  Мастеру
посчастливилось найти изогнутые стволы для корпуса, и вскоре установленные
на киле форштевень и ахтерштевень уже высились над верфью у подножья  мыса
Батерст.
   В то время как плотники  работали  топором,  пилой,  теслом,  звероловы
охотились за дичью для стола, за северными оленями  и  полярными  зайцами,
которые в изобилии водились в окрестностях  фактории.  Впрочем,  лейтенант
Гобсон запретил Сэбину и Марбру уходить далеко от форта, сославшись на то,
что, пока укрепление форта не закончено, приходится остерегаться,  как  бы
по их следу сюда не проникли какие-нибудь враждебно настроенные  охотничьи
партии; в действительности же Джаспер Гобсон боялся, как бы Марбр и Сэбин,
заметив на мнимом полуострове перемены, не заподозрили истины.
   Однажды на вопрос Марбра, не пора ли отправиться к Моржовой  бухте  для
охоты на тюленей, жир которых был превосходным горючим,  лейтенант  Гобсон
поспешил ответить:
   - Нет, Марбр, это бесполезно!
   Ведь он прекрасно знал, что Моржовая  бухта  осталась  далеко  на  юге,
более чем за двести миль от них, и что  тюлени  уже  не  посещали  берегов
острова Виктории!
   Не  следует,  однако,  думать,  что  Джаспер  Гобсон  считал  положение
безнадежным. Вовсе нет! И он не раз совершенно искренно говорил об этом  и
миссис Барнет и сержанту Лонгу. Он утверждал, и самым решительным образом,
что остров продержится  до  тех  пор,  пока  не  наступит  полярная  зима,
которая, с одной стороны, укрепит его ледяную основу, с другой - остановит
его движение.
   Возвратившись после обследования своих новых владений,  Джаспер  Гобсон
точно вычислил периметр острова Виктории. Остров имел более сорока миль  в
окружности, что составляло площадь примерно в сто сорок  квадратных  миль,
то есть он был даже немного больше  острова  Святой  Елены.  Периметр  его
равнялся приблизительно периметру Парижа по  линии  городских  укреплений.
Если бы даже остров раскололся на части, его обломки  были  бы,  вероятно,
так велики, что на них можно было бы прожить еще какое-то время.
   Когда миссис Барнет удивилась,  что  ледяное  поле  может  иметь  такую
большую   площадь,   лейтенант   сослался   на   свидетельства    полярных
мореплавателей. Такие исследователи, как Парри, Пэнни, Франклин, во  время
своих путешествий по арктическим  морям  нередко  встречали  ледяные  поля
длиной до ста и шириной до пятидесяти миль. Капитан  Келлет  оставил  свой
корабль на ледяном поле площадью не менее трехсот квадратных миль. Что  же
в сравнении с такими ледяными равнинами представлял собою остров Виктория!
   И все же он был достаточно велик, чтобы, сопротивляясь теплым течениям,
которые подтачивали его ледяную опору,  продержаться  до  зимних  холодов.
Джаспер Гобсон  нисколько  в  этом  не  сомневался,  он  лишь  страдал  от
сознания, что потеряно столько трудов, напрасно потрачено столько энергии,
погибли столько замыслов и уже  готовая  осуществиться  мечта.  Все  пошло
прахом! И он, понятно, уже не мог проявлять прежнего  интереса  к  работам
фактории. Он не мешал им - и только!
   Что касается миссис Барнет, то она, как говорится, в беде  не  унывала.
Она старалась поощрять труды жен зимовщиков и сама в них участвовала,  как
будто грядущее  зависело  от  нее.  Заметив,  что  миссис  Джолиф  усердно
занялась огородом, она повседневно стала помогать ей  советами.  Щавель  и
ложечник дали хороший урожай,  и  в  этом  была  немалая  заслуга  капрала
Джолифа, который с невозмутимым  спокойствием  огородного  чучела  охранял
засеянное пространство от целой тучи всякого рода пернатых.
   Очень удачно прошло в  форте  Надежды  и  приручение  северных  оленей.
Несколько самок дали уже приплод, и маленький Майкл  наравне  с  оленятами
получал свою порцию молока. Стадо этих полезных животных  возросло  теперь
до тридцати голов. Его пасли на травяных угодьях мыса Батерст, а  на  зиму
уже запасали скошенную в зарослях короткую и  сухую  траву.  Олени  быстро
осваивались и, привыкнув к людям, больше не уходили со двора, а  некоторые
даже позволяли запрягать себя в сани.
   Кроме того, несколько животных той же породы, бродивших в  окрестностях
форта, попались в западни, вырытые на полдороге между факторией  и  портом
Барнет. Охотники вспомнили,  что  в  прошлом  году  в  такую  яму  попался
огромный медведь, а теперь туда часто попадались олени.  Мясо  их  солили,
вялили и  заготовляли  впрок.  Таким  образом  изловили  по  крайней  мере
двадцать голов этих жвачных животных, которые с наступлением  зимы  обычно
уходят в более южные области.
   Но вот однажды смещение почвы привело западню в негодность, и 5 августа
охотник  Марбр,  вернувшись  с  проверки  своего  звероловного  хозяйства,
подошел к Джасперу Гобсону и обратился к нему довольно странным тоном:
   - Я, лейтенант, только что обошел все ловушки.
   - Ну и что же? - спросил Джаспер Гобсон.  -  Надеюсь,  Марбр,  вы  были
нынче не менее удачливы, чем вчера? Не попалась ли еще  парочка  оленей  в
яму?
   - Никак нет, лейтенант... никак нет, - растерянно ответил Марбр.
   - Как? Ваша западня не дала сегодня обычного контингента рекрутов?
   - Нет! А если какой зверь туда и попал, то, наверно, пошел ко дну.
   - Почему ко дну? - вскричал лейтенант, с беспокойством  уставившись  на
охотника.
   - Да, ко дну, - ответит тот, пристально взглянув на своего командира, -
ведь в яме полно воды.
   - Понятно, - ответил  лейтенант  тоном  человека,  который  не  придает
событию никакого значения, - вы же знаете, что яма была  вырыта  во  льду.
Солнце растопило стенки, и...
   - Виноват, лейтенант, я вас перебью, -  но  эта  вода  никак  не  могла
образоваться от таяния льда.
   - Почему?
   - Да потому что, будь она талая,  она  была  бы  пресной,  как  вы  мне
когда-то объясняли, а та, что в яме, наоборот, - соленая!
   Как ни владел собою Джаспер Гобсон, он слегка  побледнел  и  ничего  не
ответил.
   - К тому же, - продолжал охотник, - когда я захотел  узнать,  много  ли
там воды, то как ни старался, а дна не достал.
   - Ну и что же, - торопливо  проговорил  лейтенант  Гобсон,  -  тут  нет
ничего удивительного. Возможно, почва дала небольшую трещину, и яма  стала
сообщаться с морем! Это случается иногда... даже при самом стойком грунте.
Итак, не беспокойтесь, мой друг. Перестаньте на  время  пользоваться  этой
ямой и удовольствуйтесь капканами;  их  можно  расставлять  поблизости  от
форта.
   Марбр поднес руку ко лбу, отдавая честь, и повернулся на каблуках;  но,
отходя от лейтенанта, бросил на него странный взгляд.
   Джаспер Гобсон  на  минуту  задумался.  Новость,  которую  сообщил  ему
охотник, внушала серьезную тревогу. Должно быть, дно ямы,  омываясь  более
теплыми  водами  и  постепенно  подтаивая,  провалилось,  и   сейчас   яма
сообщалась непосредственно с водами океана.
   Лейтенант, разыскав сержанта Лонга, рассказал ему об этом случае, и оба
они незаметно отправились на "берег, где  у  подножья  мыса  Батерст  были
расставлены опознавательные знаки и сделаны зарубки.
   Они стали их проверять.
   Со времени последнего обследования уровень плавучего острова  понизился
на шесть дюймов.
   - Значит,  мы  мало-помалу  погружаемся!  -  пробормотал  Лонг.  -  Дно
ледяного поля потихоньку подтаивает!
   - О, зима! Зима! - воскликнул Джаспер Гобсон,  топнув  ногой  по  земле
злосчастного острова.
   Однако еще ни одна примета  не  возвещала  приближения  холодной  поры.
Термометр Фаренгейта держался в  среднем  на  пятидесяти  девяти  градусах
(+15oC), опускаясь за несколько  ночных  часов  приблизительно  на  четыре
градуса.
   Обитатели форта Надежды продолжали  усердно  готовиться  к  предстоящей
зимовке. У них всего было вдоволь, и, хотя фактория  никакой  провизии  от
капитана Крэвенти  не  получила,  обитатели  ее  могли  спать  спокойно  в
ожидании долгой полярной ночи. Единственно, что  требовало  экономии,  это
боевые припасы. Нельзя было также  пополнить  запаса  ничем  не  заменимых
галет и  спиртных  напитков,  которых,  впрочем,  потреблялось  немного  и
оставалось  еще   достаточно.   Что   же   касается   запасов   дичины   и
консервированного мяса, то они постоянно возобновлялись. Благодаря  обилию
этой  здоровой  и   сытной   пищи,   сдабриваемой   обычно   какими-нибудь
противоцинготными травами, обитатели маленькой  колонии  чувствовали  себя
превосходно.
   Запасаясь топливом, рубили деревья в лесах, окаймлявших восточный берег
озера Барнет. Под топором Мак-Напа свалилось немало берез, сосен  и  елей,
которые отвозили затем в склады форта на прирученных  оленях.  Плотник  не
жалел леса, очищая стволы от сучьев и хвороста; он все еще  считал  остров
Викторию полуостровом и думал, что  леса  здесь  никогда  не  переведутся.
Действительно, часть территории, прилегавшая к  мысу  Майкл,  была  богата
всевозможными породами деревьев.
   Мак-Нап не раз приходил в восторг и  поздравлял  лейтенанта  Гобсона  с
открытием этой благодатной земли, изобилующей всем,  что  было  необходимо
для полного процветания новой  фактории.  Всякого  рода  лесной  материал,
дичь, пушнина, казалось, сами собой наполнявшие склады  компании,  богатое
рыбой озеро, продукты  которого  вносили  такое  приятное  разнообразие  в
повседневный  рацион!  Подножный  корм  для  домашнего  скота  и  "двойное
жалованье для людей", непременно добавил бы капрал Джолиф!  Так  разве  не
был мыс Батерст тем благодатным уголком земли, подобного которому не найти
на всем этом далеком северном пространстве? Да, должно быть, у  лейтенанта
Гобсона легкая рука, и как не благодарить провидение, направившее их в это
единственное в мире место!
   Единственное в  мире!  Честный  Мак-Нап!  В  простоте  своей  он  и  не
подозревал, какая тревога просыпалась в душе лейтенанта при этих словах.
   Само собой разумеется, в маленькой колонии не забывали и о том, чтобы к
зиме все были тепло одеты. Миссис Барнет,  Мэдж  и  жены  Рэя  и  Мак-Напа
усердно шили; к ним, покончив со стряпней, присоединялась и миссис Джолиф.
Полина Барнет, зная, что вскоре им всем предстоит покинуть форт Надежды  и
добираться  до   американского   континента   пешком   по   льду,   решила
позаботиться, чтобы у всех была особенно теплая  и  удобная  одежда.  Если
остров  Виктория  будет  остановлен  льдами  далеко  от   материка,   люди
столкнутся с жестокими  морозами  долгой  полярной  ночи.  Чтобы  в  таких
условиях преодолеть переход по  льду  в  несколько  сот  миль,  надо  было
запастись не только теплой одеждой, но и теплой обувью. Вот почему  миссис
Барнет и Мэдж направили на это все свое внимание и заботу.  Они  понимали,
что в случае катастрофы о спасении запасов пушнины нечего будет и  думать,
и решили употребить их на это дело. Шкуры сшивались вдвое, мехом внутрь  и
наружу, и если бы наступил день, когда этим достойным женам солдат,  самим
солдатам и их командиру пришлось бы надеть на себя  эти  ценные  меха,  им
позавидовали бы не только супруги миллионеров, но и самые богатые  русские
княжны. Конечно, жены зимовщиков были на первых порах  несколько  удивлены
таким употреблением ценного имущества компании, но распоряжение лейтенанта
Гобсона на сей счет носило  характер  недвусмысленного  приказа.  Впрочем,
куницы, норки, мускусные крысы, бобры и  даже  лисы  кишмя  кишели  вокруг
фактории, и истраченную таким образом пушнину нетрудно было  возместить  в
любое  время:  стоило  только  дать  несколько  ружейных   выстрелов   или
расставить ловушки. А когда миссис Мак-Нап увидела прелестную горностаевую
шубку, сшитую Мэдж для ее малыша, она  и  подавно  перестала  считать  это
чем-то особенным.
   Так  проходил  день  за  днем  вплоть  до  середины  августа.  Все  еще
удерживалась прекрасная погода, и хотя небо слегка  заволакивало  туманом,
солнце быстро его поглощало.
   Джаспер Гобсон продолжал ежедневные измерения. Но чтобы не возбуждать у
зимовщиков каких-либо подозрений, он старался уходить для  этого  подальше
от форта. Лейтенант обследовал то одну, то  другую  часть  острова  и  был
очень счастлив, ибо не отмечал никаких существенных перемен.
   Шестнадцатого августа остров Виктория находился на  167o27'  долготы  и
70o49' широты. Значит, с некоторых пор его отнесло немного к югу,  но  при
этом  он  не  приблизился  к  материку,  береговая  линия  которого  также
отклонялась здесь в  южном  направлении;  континент  все  еще  отстоял  от
острова более чем на двести миль к юго-востоку.
   Что же касается расстояния, пройденного  островом  со  времени  разлома
перешейка, или, вернее, с начала движения льдов, то  можно  было  считать,
что остров переместился на тысячу сто или тысячу двести миль к западу.
   Но что значило это расстояние в сравнении  с  безграничными  просторами
океана? И разве не известны  случаи,  когда  такие  суда,  как  английский
корабль  "Резольют",  американский  бриг  "Эдванс"  и,  наконец,   "Фокс",
затертые льдами, были отнесены течениями на тысячи миль. Они передвинулись
вместе со сковавшими их ледяными полями на расстояние, исчисляемое многими
градусами, и только полярная зима остановила их движение.



6. ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ШТОРМА

   В течение четырех дней, с 17 по 20 августа, стояла прекрасная погода  и
удерживалась сравнительно  высокая  температура.  Туманы,  клубившиеся  на
горизонте, не сгущались в тучи. В северных широтах  столь  продолжительная
ясность - явление довольно редкое. Вполне  понятно,  что  такое  состояние
атмосферы не могло не беспокоить лейтенанта Гобсона.
   Но 21 августа барометр возвестил  о  скорой  перемене  погоды.  Ртутный
столбик термометра внезапно опустился на несколько делений.  На  следующий
день он снова поднялся, потом опять упал,  и  с  двадцать  третьего  числа
понижение температуры приняло устойчивый характер.
   Двадцать четвертого августа постепенно  скопившиеся  испарения,  вместо
того чтобы рассеяться, поднялись вверх. Солнце в момент прохождения  через
меридиан затянулось густой пеленой  тумана,  и  лейтенант  Гобсон  не  мог
произвести свои ежедневные измерения. Наутро подул сильный северо-западный
ветер, который, временами затихая, сменялся проливным дождем. Тем не менее
температура  продолжала  держаться  на  пятидесяти  четырех  градусах   по
Фаренгейту (+12oC).
   По счастью, все нужные работы к этому времени были закончены, и Мак-Нап
успел уже собрать и обшить корпус судна. Можно было даже прекратить  охоту
на съедобную дичь, ибо  запасов  продовольствия  было  вполне  достаточно.
Впрочем,  погода  вскоре  окончательно  испортилась,  подул  пронзительный
ветер, полили холодные, пронизывающие  дожди,  нависли  густые  туманы,  и
людям волей-неволей приходилось безвыходно сидеть в фактории.
   - А что вы думаете по поводу такой перемены погоды,  мистер  Гобсон,  -
спросила утром 27 августа миссис Барнет, заметив, что ветер с часу на  час
все свирепеет. - Не кажется ли вам, что она может оказать нам услугу?
   - Я не уверен в этом, сударыня, но надо вам сказать, что для нас  любая
погода лучше, чем ясные дни, когда солнце весь день нагревает воды океана.
Кроме того, сейчас, как видно, установился северо-западный ветер  и  очень
сильный, так что наш остров при всей своей тяжести  не  может  противиться
ему. Поэтому я не  буду  удивлен,  если  мы  приблизимся  к  американскому
континенту.
   - Экая досада, - заметил сержант Лонг, - что нам нельзя будет ежедневно
проверять координаты острова. Ведь за этим туманом не видно ни солнца,  ни
луны, ни звезд! Попробуйте-ка в таких условиях определить высоту солнца!
   - Не беспокойтесь, сержант! - ответила миссис Барнет. - Если перед нами
появится земля, мы ее и так узнаем, ручаюсь вам. И, какова бы она ни была,
будем ей рады. Вот увидите, это  окажется  непременно  какая-нибудь  часть
Русской Америки, возможно Западная Джорджия.
   - Да, пожалуй, что так, - согласился Джаспер Гобсон, -  потому  что  во
всей этой части Северного Ледовитого океана нет, к сожалению, ни  острова,
ни островка, ни даже подводного камня, за который мы могли бы уцепиться!
   - Ах, - воскликнула миссис Барнет,  -  и  почему  бы  нашей  карете  не
доставить нас прямо к берегам Азии? Разве, подгоняемая  течением,  она  не
может проскользнуть в ворота Берингова пролива и отправиться  к  Чукотской
земле, чтобы примерзнуть к ней?
   - Нет, сударыня, нет! - воскликнул  лейтенант.  -  Наша  льдина  скоро,
вероятно, встретится с Камчатским течением, и оно  немедля  унесет  ее  на
северо-восток, что будет весьма  плачевно.  Но,  пожалуй,  северо-западный
ветер и в самом деле приблизит нас к берегам Русской Америки!
   - Тогда надо быть начеку, - сказала путешественница, - и по возможности
определить наше направление.
   - Мы и будем начеку, сударыня, - ответил лейтенант Гобсон, - хотя такой
густой туман сильно ограничивает видимость. А если нас отбросит к  берегу,
то так тряхнет, что мы обязательно почувствуем. Но будем все же надеяться,
что остров  не  разлетится  вдребезги  от  такого  удара.  Вот  чего  надо
опасаться! Словом, если это  случится,  тогда  посмотрим.  А  пока  делать
нечего!
   Само собой разумеется, этот разговор происходил не в  общей  зале,  где
солдаты и женщины собирались в  часы  работы.  Такие  вопросы  обсуждались
миссис Барнет в ее небольшой  комнате,  окна  которой  выходили  во  двор.
Сквозь мутные стекла едва проникал тусклый свет туманного дня.  За  окном,
словно катящаяся с гор лавина, грохотал бушующий шторм. И хотя мыс Батерст
в значительной мере защищал дом от бешеных порывов ветра, с  утеса  градом
сыпались комья земли и песок, громко барабаня  по  крыше.  Мак-Напа  снова
стали беспокоить печные трубы, особенно  труба  кухонного  очага,  который
должен был действовать бесперебойно. К вою ветра примешивался грозный  шум
разбивавшихся о берег морских валов. Шторм превращался в ураган.
   Днем 28 августа Джаспер Гобсон, несмотря на  бурю,  захотел  непременно
подняться на мыс  Батерст,  чтобы  осмотреть  горизонт  и  понаблюдать  за
состоянием моря и неба. Он плотно закутался в плащ, чтобы порывистый ветер
не проникал под одежду, и решительно вышел из дома.
   Пройдя через внутренний двор, Джаспер Гобсон без особого  труда  достиг
подножья мыса. Правда, песок и земля засыпали  и  слепили  глаза,  но  под
защитой широкого утеса ему не приходилось по крайней  мере  один  на  один
бороться с ветром.
   Труднее всего оказалось подняться на самый утес по его совсем отвесному
с этой  стороны  склону.  Цепляясь  за  пучки  травы,  лейтенант  все-таки
взобрался на вершину. Здесь ураган бушевал с такой силой,  что  невозможно
было ни стоять, ни сидеть. Пришлось, растянувшись на  животе,  перебраться
на другую сторону утеса и лечь  там,  держась  за  кусты.  Таким  образом,
лейтенант подставлял теперь ветру только голову.
   Джаспер Гобсон глядел сквозь водяную пыль  тумана,  который  навис  над
ним, как жидкий занавес.  Ви