я самим собою, иначе
говоря, замкнулся в себе, думая лишь о той минуте, когда луна, став  между
ним и сияющим светилом, полностью закроет диск солнца!



23. СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ 18 ИЮЛЯ 1860 ГОДА

   Туман между тем не  рассеивался.  Солнце  проглядывало  сквозь  плотную
завесу испарений, и астроном терзался мыслью, что наблюдения вообще  могут
не удаться. Бывало, туман сгущался настолько, что со двора форта не  видно
было вершины мыса.
   Лейтенант Гобсон тревожился все больше  и  больше.  Теперь  он  уже  не
сомневался, что обоз  из  форта  Релайанс  заблудился  где-то  в  пустыне.
Какие-то неопределенные опасения и грустные предчувствия смущали его. Этот
энергичный человек с непонятной  ему  самому  боязнью  глядел  в  будущее.
Почему? Он не мог бы на это ответить.  Ведь  все  как  будто  шло  хорошо.
Несмотря на тяжелую  зимовку,  его  маленькая  колония  могла  похвалиться
отменным  здоровьем.   Между   его   товарищами   не   возникало   никаких
недоразумений, и  все  эти  мужественные  люди  ревностно  исполняли  свои
обязанности. Окрестности изобиловали  дичью.  Мехов  добыли  на  славу,  и
компания могла  быть  вполне  довольна  результатами  деятельности  своего
агента. Если даже допустить, что форт  Надежды  так  и  не  получит  новых
припасов, то прожить  можно  будет  и  на  местных  ресурсах,  так  что  и
перспектива  второй  зимовки  вовсе  не  должна  была  пугать.  Почему  же
лейтенант Гобсон утратил уверенность?
   Не  раз  беседовал  он  на  эту   тему   с   миссис   Полиной   Барнет.
Путешественница старалась  его  ободрить,  выставляя  на  вид  только  что
приведенные доводы. В тот день, гуляя с ним по берегу, она особенно горячо
доказывала ему, что он поступил правильно,  выбрав  мыс  Батерст  и  ценой
стольких трудов основав здесь факторию.
   - Да, все это так, сударыня, - ответил Джаспер Гобсон. - Но как сладить
с предчувствием? Человек я  отнюдь  не  суеверный.  Сколько  раз  в  своей
солдатской жизни я бывал в критическом положении, но никогда не  испытывал
страха. И вот впервые будущее меня  страшит.  Если  бы  передо  мной  была
какая-то  определенная  опасность,  я  бы  ее  не  боялся.  Но   опасность
неизвестная,  грозящая  непонятно  откуда,  опасность,  которую   я   лишь
предчувствую...
   - Но какая опасность? - спросила миссис  Барнет.  -  Что  вас  страшит:
люди, животные, стихии?
   - Животные?  Нимало,  -  ответил  лейтенант.  -  Это  им  надо  бояться
охотников мыса Батерст. Люди? Нет. В этих краях одних только  эскимосов  и
встретишь, индейцы - и те редко сюда заходят...
   - Заметьте,  мистер  Гобсон,  -  добавила  миссис  Барнет,  -  канадцы,
появления которых летом вы в известной мере  могли  опасаться,  вообще  не
показались...
   - Это-то и плохо, сударыня!
   - Как! Плохо, что вы избавились  от  конкурентов,  явно  враждебных  по
отношению к компании?
   - Сударыня, - ответил лейтенант, - это и плохо и не плохо!.. Трудно это
объяснить!.. Обратите внимание: из форта Релайанс должен был прийти  обоз,
но не пришел. То же случилось и с агентами Сен-Луисской  пушной  компании:
по всей видимости, они должны были явиться, но не явились.  Даже  ни  один
эскимос не заглянул летом в эту часть побережья...
   - Что же из этого следует, мистер Гобсон? - спросила Полина Барнет.
   - Следует то, что, быть может, на мыс Батерст и в форт  Надежды  теперь
уже не так легко попасть, как нам кажется, сударыня!
   Путешественница  взглянула  на  лейтенанта  Гобсона.  Лицо   его   было
сумрачно, и слова "не так легко" он заметно подчеркнул.
   - Лейтенант Гобсон, - сказала она, - животных вы не боитесь,  людей  не
боитесь тоже; остается предположить, что вас пугают стихии...
   - Сударыня, - ответил Джаспер Гобсон, - быть может, я не в  своем  уме,
быть может, меня сбили с толку предчувствия, но как хотите, а в этом  краю
есть что-то странное. Будь он мне лучше известен, я, пожалуй, ни за что не
обосновался бы здесь! О некоторых необъяснимых его особенностях я вам  уже
говорил: например, полнейшее отсутствие камней во  всей  округе  и  гладко
срезанный берег! Геологическое  происхождение  этого  мыса  мне  не  ясно!
Конечно,  соседство  вулкана  может  служить  объяснением  многому...   Но
помните, что я вам говорил о приливах?
   - Как же, мистер Гобсон!
   - Там, где, по свидетельству всех исследователей, море должно  было  бы
подниматься на пятнадцать-двадцать футов, оно  едва  поднимается  на  один
фут.
   - Верно, - ответила миссис  Барнет,  -  но  вы  объяснили  это  явление
своеобразным расположением берегов, узостью проливов...
   - Я пытался его так объяснить - вот и все, - ответил лейтенант  Гобсон,
- но позавчера мне довелось увидеть еще  более  неправдоподобное  явление,
тайну которого разгадать я не в силах, и не знаю, разгадает ли ее хотя  бы
один ученый!
   Миссис Полина Барнет взглянула на Джаспера Гобсона.
   - Что случилось? - спросила она.
   - Позавчера, сударыня, было полнолуние, и, по  данным  астрономического
ежегодника, прилив должен был быть особенно сильным. А между тем  море  не
поднялось даже на фут, как бывало раньше! Оно не поднялось вовсе!
   - Может быть, это ошибка! - заметила миссис Барнет.
   - Нет, не ошибка. Я  сам  проводил  наблюдения.  Позавчера,  четвертого
июля, прилив на побережье мыса Батерст равнялся нулю - абсолютному нулю!
   - В чем же дело, мистер Гобсон? - спросила миссис Барнет.
   -  Дело  в  том,  -  ответил  лейтенант,  -  что  либо  законы  природы
изменились, либо этот край находится в каких-то особых условиях... Вернее,
я не знаю, в чем дело... не способен сделать вывод...  недоумеваю...  и...
встревожен!
   Миссис Барнет больше не  старалась  добиться,  чтобы  лейтенант  Гобсон
высказался определеннее. Очевидно, полное отсутствие прилива было не менее
невероятно и противоестественно, чем, скажем, отсутствие в полдень  солнца
над головой. Разве что землетрясение совсем изменило структуру побережья и
самой арктической почвы?.. Но подобная  гипотеза  не  могла  удовлетворить
вдумчивого наблюдателя явлений природы.
   О том, что лейтенант ошибся в своих наблюдениях, смешно было и  думать;
в тот же день - 6 июля - миссис Барнет, по сделанным на  берегу  отметкам,
вместе с лейтенантом удостоверилась, что прилив, в течение всего  прошлого
года повышавший уровень моря по крайней мере на фут, теперь  решительно  и
безусловно равнялся нулю!
   Это открытие сохранили в тайне. Лейтенант Гобсон не хотел  -  и  вполне
резонно - вселять тревогу в умы своих товарищей. Однако они часто  видели,
как, молчаливый и неподвижный, он одиноко стоял на вершине мыса и  смотрел
на расстилавшееся перед ним открытое море.
   В июле охоту на пушных  зверей  пришлось  прекратить.  Куницы,  лисы  и
прочие  звери  уже  сбросили  свой  зимний  мех.  Охотники  ограничивались
преследованием съедобных животных - карибу и полярных зайцев, которые -  и
это заметила сама миссис Барнет - по какой-то  по  меньшей  мере  странной
прихоти все сбежались в окрестности мыса Батерст, хотя ружейные  выстрелы,
казалось бы, должны были их мало-помалу распугать.
   Наступило 15 июля, но в положении зимовщиков не произошло  перемен.  Из
форта Релайанс по-прежнему  не  было  известий.  Долгожданный  караван  не
показывался. Джаспер Гобсон решил привести свой план в исполнение:  самому
идти к капитану Крэвенти, раз капитан Крэвенти не шел к нему.
   Начальником отряда назначен был Лонг. Сержанту не хотелось  разлучаться
с Джаспером Гобсоном. Действительно, речь шла о  довольно  продолжительном
отсутствии, ибо вернуться в форт Надежды он мог бы не раньше будущего лета
и зиму ему пришлось бы провести в форте Релайанс. Это означало  не  меньше
восьми месяцев отлучки. Конечно, сержанта Лонга могли бы заменить не менее
надежные Мак-Нап и Рэй, но они были люди женатые. А главное,  Мак-Нап  был
плотник, а Рэй - кузнец, и оба были нужны в фактории,  где  без  их  услуг
обойтись было трудно.
   Лейтенант Гобсон взвесил все эти соображения, и сержант  -  "в  порядке
военной дисциплины" - подчинился. Сопровождать Лонга  должны  были  четыре
солдата - Бельчер, Понд, Петерсен и  Келлет,  которые  объявили,  что  они
готовы к отъезду.
   В путешествие было снаряжено четверо саней в собачьих упряжках. На  них
предполагалось  погрузить  продовольствие  и  самые  ценные  меха:  лисьи,
горностаевые, куньи, рысьи, мускусных крыс, росомах, а также лебяжий  пух.
Отъезд был назначен на утро 19 июля, на  следующий  день  после  затмения.
Само собой разумеется,  Томас  Блэк  уезжал  с  сержантом  Лонгом,  и  для
перевозки его особы и всех его инструментов были выделены особые сани.
   Надо  сказать,  что   в   дни,   предшествовавшие   столь   нетерпеливо
ожидавшемуся  затмению,  достойный   ученый   был   предельно   несчастен.
Переменная погода - то хорошая, то дурная,  частые  туманы,  дожди,  после
которых атмосфера бывала насыщена влажными испарениями, никак не  хотевший
установиться ветер - все это вызывало в нем законную тревогу. Он не  спал,
не ел, он почти не жил. Если в течение тех нескольких  минут,  что  длится
затмение, небо будет затянуто облаками;  если  ночное  и  дневное  светила
скроются за густой завесой; если он, Томас Блэк,  посланный  специально  с
целью наблюдения, так и  не  увидит  ни  сияющей  короны,  ни  красноватых
протуберанцев,  -  какое  это  будет   разочарование!   Сколько   лишений,
перенесенных напрасно, сколько опасностей, пережитых зря!
   - Ехать в такую даль, чтобы посмотреть на луну, - и не  увидеть  ее!  -
восклицал он комически жалобным тоном.
   Нет! С этой мыслью он не мог смириться. Как только  наступали  сумерки,
почтенный ученый взбирался на вершину мыса и глядел в небо. Но в последние
ночи он не мог даже утешиться созерцанием  белокурой  Фебеи.  Новый  месяц
должен был народиться лишь через три дня -  сейчас  же  луна  сопровождала
солнце в его движении по небосводу и тонула в его лучах.
   Томас Блэк частенько изливал свои горести добросердечной миссис Барнет.
Отзывчивая женщина сочувствовала ему всей душой и однажды, не зная, чем бы
его еще утешить, сказала, что барометр, кажется, поднимается, что  теперь,
как-никак, стоит лето и потому...
   - Лето! - воскликнул Томас Блэк, пожимая плечами. -  Разве  в  подобных
краях бывает лето?
   - Ах, мистер Блэк! - заметила миссис Барнет. -  Предположим  даже,  что
вам не повезет и этого затмения вы не увидите. Но ведь  будут  же  другие!
Затмение, которое должно состояться восемнадцатого июля, надо  думать,  не
последнее в нашем столетии.
   - Нет, сударыня, - ответил астроном. - Нет, до тысяча девятисотого года
предстоит еще пять полных солнечных затмений:  первое  ожидается  тридцать
первого декабря тысяча восемьсот шестьдесят первого года, оно будет полным
в Атлантическом океане, Средиземном море и  в  пустыне  Сахаре;  второе  -
двадцать второго декабря тысяча восемьсот семидесятого года - будет полным
на Азорских островах, в Южной Испании, в Алжире, Сицилии и Турции;  третье
- девятнадцатого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого  года  -  в
Северо-Восточной Германии, Южной России и Центральной  Азии;  четвертое  -
девятого  августа  тысяча  восемьсот  девяносто  шестого  года   -   будет
наблюдаться в  Гренландии,  Лапландии  и  Сибири;  и,  наконец,  в  тысяча
девятисотом году, двадцать восьмого мая, в  Соединенных  Штатах,  Испании,
Алжире и Египте состоится пятое полное солнечное затмение.
   - Значит, мистер Блэк, - подхватила миссис Барнет, - если вы пропустите
затмение восемнадцатого июля тысяча восемьсот шестидесятого года, то легко
утешитесь тридцать первого декабря тысяча  восемьсот  шестьдесят  первого!
Что значат какие-то семнадцать месяцев!
   - Чтобы  утешиться,  сударыня,  -  серьезно  ответил  астроном,  -  мне
придется ждать не семнадцать месяцев, а двадцать шесть лет!
   - Почему так?
   - Потому что из всех этих затмений полным в  странах,  расположенных  в
северных широтах - Лапландии, Сибири и Гренландии, - будет  лишь  затмение
девятого августа тысяча восемьсот девяносто шестого года!
   - А зачем вам наблюдать  затмение  непременно  в  северных  высотах?  -
спросила миссис Барнет.
   - Как зачем, сударыня! - вскричал Томас Блэк.  -  Да  потому,  что  это
представляет величайший научный интерес! Очень редко  удавалось  наблюдать
затмение в близких к полюсу  широтах,  то  есть  там,  где  солнце,  низко
поднимаясь над горизонтом, открывает взору диск внушительных размеров. Это
же относится и к луне,  которая  должна  закрыть  собою  солнце,  и  очень
возможно,  что  при  таких   условиях   изучение   светящейся   короны   и
протуберанцев  даст  удивительные  результаты!  Вот  почему,  сударыня,  я
приехал вести  наблюдения  выше  семидесятой  параллели.  Подобный  случай
повторится лишь в тысяча восемьсот девяносто шестом  году!  Поручитесь  ли
вы, что я доживу до того времени?
   Ответить на эти  доводы  было  нечем,  и  горю  Томаса  Блэка  не  было
пределов,  ибо  непостоянная  погода,  кажется,  действительно  собиралась
сыграть с ним плохую шутку.
   Шестнадцатого июля день был прекрасный. А наутро, как  назло,  по  небу
потянулись тучи и поднялся густой туман. Было от чего прийти  в  отчаяние!
Томас Блэк даже расхворался. Лихорадочное  состояние,  в  котором  он  жил
последнее время, грозило перейти в настоящую болезнь. Миссис Полина Барнет
и Джаспер Гобсон тщетно старались его  успокоить.  Что  касается  сержанта
Лонга и остальных, то те искренно удивлялись, как можно "так  страдать  от
любви к луне"!
   Наконец, настал великий день 18  июля!  По  исчислению  астрономических
таблиц, полное затмение  должно  было  длиться  четыре  минуты  сорок  две
секунды и, начавшись в  одиннадцать  часов  сорок  три  минуты  пятнадцать
секунд утра, закончиться в одиннадцать часов сорок  семь  минут  пятьдесят
семь секунд.
   - Ведь что мне нужно? - жалобно восклицал астроном, хватаясь за голову.
- Только чтобы один уголок неба, один крошечный уголок, где  луна  закроет
солнце, не был застлан тучами, и сколько времени? - всего четыре минуты! А
потом - пусть себе идет снег, пусть гремит гром и неистовствуют  стихии  -
мне до этого так же мало дела, как улитке до хронометра!
   Томас Блэк отчаивался не без основания. Было очень похоже  на  то,  что
наблюдение не удастся. На рассвете весь горизонт заволокло туманом. С юга,
с той именно части неба, где  должно  было  произойти  затмение,  поползли
тяжелые тучи. Но, наверно, бог астрономов сжалился над  бедным  Блэком:  в
восемь часов утра с севера подул довольно сильный  ветер  и  очистил  весь
небосклон.
   О! Какой крик благодарности, какие выражения признательности  вырвались
из груди почтенного ученого! Небо было ясно, солнце  сверкало  в  ожидании
той минуты, когда луна, еще не  видная  в  его  ярких  лучах,  мало-помалу
затмит его блеск своим диском.
   Тотчас все приборы Томаса Блэка были вынесены и установлены на  вершине
мыса. Астроном направил  их  на  южный  горизонт  и  стал  ждать.  К  нему
мгновенно вернулось его обычное  терпение  и  необходимое  для  наблюдения
хладнокровие. Чего теперь было опасаться? Разве что небо свалится  ему  на
голову! В девять часов ни на горизонте, ни в  зените  не  было  ни  единой
тучки, ни единого  облачка!  Никогда  еще  астрономические  наблюдения  не
проходили в столь благоприятных условиях.
   Джаспер  Гобсон  со  своими  товарищами  и  миссис  Барнет  со   своими
приятельницами - все  пожелали  присутствовать  при  этом  астрономическом
священнодействии. Колония в полном составе собралась  на  мысе  Батерст  и
окружила   астронома.   Солнце   медленно   поднималось,   описывая    над
простиравшейся  на  юге  необъятной  равниной  сильно   удлиненную   дугу.
Зимовщики стояли молча, в каком-то торжественном волнении.
   Затмение началось в девять часов тридцать минут. Диск  луны  надвинулся
на солнечный  диск.  Но  полностью  закрыть  его  он  должен  был  лишь  в
промежуток  времени  между  одиннадцатью  часами  сорока  тремя   минутами
пятнадцатью  секундами  и  одиннадцатью  часами  сорока   семью   минутами
пятьюдесятью семью секундами. Судя по астрономическим таблицам,  это  было
время полного затмения, а всякому известно,  что  ни  малейшая  ошибка  не
может   вкрасться   в   эти    точнейшие    вычисления,    выверенные    и
проконтролированные учеными всех обсерваторий мира.
   Томас Блэк привез  в  своем  багаже  некоторое  количество  закопченных
стекол; он раздал их окружающим, и всякий без вреда для глаз  мог  следить
за ходом затмения.
   Темный диск луны постепенно надвигался все дальше и дальше. Предметы на
земле  уже  приняли  особенную  оранжево-желтую  окраску.  Небо  в  зените
изменило свой цвет. В десять часов пятнадцать минут луна покрыла  половину
солнечного  диска.  Выпущенные  из  псарни  собаки,  жалобно   повизгивая,
тревожно носились взад и вперед. Утки, до тех  пор  спокойно  сидевшие  на
берегу, вдруг подняли свой вечерний гомон и стали  искать  подходящее  для
ночлега место. Мамаши сзывали птенцов, спешивших спрятаться под их крылья.
Для всех животных началась ночь, приблизился час сна.
   К одиннадцати часам скрылись уже две трети солнца. Освещение  сделалось
винно-красным.  Воцарились  сумерки,  которые  на  время,  равное  четырем
минутам, должны были превратиться  в  почти  полный  мрак.  Появилось  уже
несколько планет - Меркурий, Венера, а  также  созвездия  Овна,  Тельца  и
Ориона. Тьма сгущалась с каждой минутой.
   Томас Блэк замер у своего телескопа и молча наблюдал за ходом затмения.
В одиннадцать часов сорок три минуты оба диска должны были точно  совпасть
друг с другом.
   -  Одиннадцать  часов  сорок  три  минуты,  -  сказал  Джаспер  Гобсон,
внимательно следивший за секундной стрелкой своего хронометра.
   Прильнув к окуляру, Томас Блэк не шевелился, Прошло полминуты...
   Вдруг астроном выпрямился; глаза его были непомерно расширены. Потом он
опять на минутку присел к телескопу и снова вскочил.
   - Но она уходит! Она уходит! - закричал он не своим  голосом.  -  Луна!
Луна бежит! Она исчезает!
   И правда, лунный диск, скользя по диску солнца, не закрыл его  целиком.
Затемнены были только две трети солнца.
   Томас Блэк упал на стул, как громом пораженный. Четыре минуты  истекли!
Понемногу стало светлеть. Сияющая корона не появилась!
   - Что случилось? - спросил Джаспер Гобсон.
   - Что случилось! - воскликнул астроном. - Случилось то, что  настоящего
затмения не произошло, что оно не было полным в этой точке  земного  шара!
Поняли? Не бы-ло пол-ным!
   - Значит, ваши эфемериды ошибочны!
   -  Ошибочны!  Какой  вздор!  Убеждайте  в  этом  кого-нибудь   другого,
лейтенант!
   - Но тогда выходит... - проговорил Джаспер Гобсон, внезапно  меняясь  в
лице.
   - Выходит, что мы не на семидесятой параллели, - подхватил Томас Блэк.
   - То есть как это! - вскричала миссис Барнет.
   - А вот сейчас узнаем, как! - сказал астроном, глаза которого  выражали
глубокое разочарование и в то же время сверкали гневом. - Через  несколько
минут солнце пройдет через меридиан... Мой секстан! Живо! Живо!
   Один из солдат побежал в дом и принес требуемый прибор.
   Томас Блэк навел секстан на дневное светило, выждал, чтобы  оно  прошло
через меридиан, и, опустив секстан, стал быстро заносить в записную книжку
цифры вычислений.
   - Где находился мыс Батерст, когда год назад мы по  приезде  определили
его широту? - спросил он.
   - На  семидесятом  градусе  сорока  четырех  минутах  и  тридцати  семи
секундах! - ответил, лейтенант Гобсон.
   - Так  вот,  милостивый  государь,  сейчас  мыс  Батерст  находится  на
семьдесят третьем  градусе  семи  минутах  и  двадцати  секундах  северной
широты! Как видите, мы вовсе не на семидесятой параллели!..
   - Вернее, мы уже не  на  семидесятой  параллели!  -  прошептал  Джаспер
Гобсон.
   Точно завеса внезапно разорвалась  перед  его  умст