ек,
которые бастуют и говорят, что их угнетают и  притесняют...  А  теперь  мы
устраиваем что-то вроде казармы и хотим, чтобы люди там жили...
   Не договорив, она только махнула рукой.
   - Не спорю, это дело чревато некоторыми опасностями,  -  сказал  мистер
Брамли. - Примерно так  же,  как  замена  мелких  землевладений  в  Италии
латифундиями. Но вместе с тем в нем заложены  большие  возможности.  Такие
синтезы уже бывали в различные эпохи, и их история - это история упущенных
возможностей... Неужели и нам упустить возможность?
   У леди Харман было такое чувство, словно что-то выскользнуло у нее  меж
пальцев.
   - Для меня,  -  сказала  она,  -  всего  на  свете  важнее,  чтобы  эти
общежития,  которые  так  быстро  возникают  теперь  из  моего  случайного
предложения, сами не превратились в упущенную возможность.
   - Вот именно! - подхватил мистер Брамли с видом человека, который снова
поймал нить. - К этому я и веду.
   Он протянул руку и мгновение шевелил пальцами в теплом  воздухе,  потом
сказал: "Ага", - словно нащупал что-то, а она почтительно  ждала,  что  он
скажет дальше.
   - Видите ли, - сказал он, - я рассматриваю этот  процесс  синтеза,  эту
замену  домашних,  индивидуальных  форм  массовыми,   коллективными,   как
неизбежность, да, неизбежность. Такова наша  эпоха,  и  приходится  к  ней
приспосабливаться. Это настолько же не в вашей  или  в  моей  власти,  как
движение солнца по зодиаку. По сути дела, это именно так. И я  думаю,  что
мы должны не вздыхать о гибнущих домиках, о золотом веке, сохе, свиньях  и
курах, которые жили вместе с людьми, а стараться сделать эту новую жизнь в
эпоху синтеза терпимой для многого множества  мужчин  и  женщин,  дать  им
надежду на будущее, добиться подъема и прогресса. Вот  в  чем  заключается
роль ваших общежитии, леди Харман, вот в чем их  значение.  Это  передовая
роль. Если вам удастся достичь цели - а сэру Айзеку  это  всегда  удается,
или, во всяком случае, ничто не  бывает  ему  в  убыток,  -  все  бросятся
подражать вам и в хорошем и в плохом; борозда,  проложенная  вами,  начнет
углубляться... Ну, словом, вы меня понимаете.
   - Да, - сказала она. - И это пугает меня еще больше.
   - Но зато дает и надежду, - сказал мистер Брамли, осмелившись коснуться
ее руки. - А этого вполне достаточно, чтобы вдохновить человека.
   - Но я боюсь, - сказала она.
   - Вы закладываете  основы  новой  общественной  жизни,  да,  да,  я  не
преувеличиваю. Как странно и в то  же  время  характерно  для  современных
общественных  процессов  то,  что  ваш  муж,  который   в   личной   жизни
бессознательно стремится сохранить все свои права и семейные узы,  который
отчаянно  и  недальновидно  отстаивает  свой  дом,  не  переносит  книг  и
разговоров на эту тему, в деловой сфере наносит такой сокрушительный  удар
старому укладу. Вы сами видите, что это так.
   - Да, - сказала леди Харман. - Да. Конечно, он не знает...
   Мистер Брамли помолчал.
   - Понимаете, - продолжал он, - в худшем случае эта  новая  жизнь  может
стать  своего  рода  рабством  в  казармах;  в  лучшем  случае  -   чем-то
прекрасным. Какой прекрасной она может  стать!  Вместо  тесноты  и  ругани
между членами семьи - новый дом, где живут друзья...
   Он снова помолчал, а потом его мысли потекли по иному руслу.
   - Занимаясь всем этим, я нашел  много  любопытных  брошюр  и  статей  о
положении  продавцов.  Они  очень  недовольны  так   называемой   системой
служебных квартир.  Хозяева  заставляют  их  жить  в  общих  комнатах  над
магазинами,  а  едят  они  обычно  в  подвалах,  при  газовом  свете;   их
немилосердно  штрафуют  и  всячески  притесняют,  заставляют  ложиться   в
половине  одиннадцатого,  ходить  по  воскресеньям  в  церковь  -  словом,
бесконечная мелочная тирания. Продавцы очень возмущаются, но бастовать  не
могут. Куда им деваться? Их вышвырнут на улицу. Бастовать могут  лишь  те,
которым есть где жить. Поэтому, прежде чем добиваться дальнейших улучшений
в своей жизни, эти молодые люди должны иметь кров над головой. Сейчас  это
практически неосуществимо, потому что они не могут снимать квартиру и жить
сколько-нибудь прилично на ту сумму, в которую хозяевам обходится их жилье
и стол при магазине. Что ж, здесь для  ваших  общежитии  тоже  открывается
интересная перспектива. Вы дадите продавцам возможность жить  на  стороне.
Но чем больше вы вмешиваетесь в их дела, регулируете их жизнь,  оказываете
на них давление и имеете с ними дело, так сказать, оптом, через их хозяев,
тем больше вы приближаете новую систему к старой.  Любопытное  привходящее
обстоятельство, не правда ли?
   Леди Харман отдала должное этому обстоятельству.
   - Но это - только начало. Общежития могут затронуть еще кое-что...
   Мистер Брамли собрался с духом и перешел к новой стороне дела.
   - Я имею в виду брак, - сказал он. - Это одна из наиболее любопытных  и
сложных сторон жизни наемного служащего в наше время,  а  вы  знаете,  что
такие  служащие  составляют  теперь   большинство   взрослого   населения.
Понимаете, они не могут вступать в брак.  Им  приходится  делать  это  все
позже и позже; средний  брачный  возраст  неуклонно  растет;  и  пока  они
одиноки, мы еще представляем себе, как организовать их  жизнь:  устраиваем
клубы, общежития, служебные квартиры  и  все  прочее.  Но  у  нас  нет  ни
малейшего представления, как приспособить природный инстинкт спаривания  к
новому положению вещей. В конце концов служащий женится; он оттягивает это
до последней возможности, но рано или поздно должен жениться, несмотря  на
то, что наша экономическая система не сулит  ничего  хорошего  его  семье,
кроме неуверенности и новых тягот. Им поневоле  приходится  самым  жалким,
нелепым и бессмысленным образом подражать  прежней  семейной  жизни  в  те
исторические эпохи, которые я назвал бы эпохами плодовитости. Они  создают
семью, мечтают о собственном особнячке, но вынуждены жить в  пансионах,  и
обычно в далеко не лучших пансионах, потому что хозяйки терпеть  не  могут
их жен, а другие жильцы не выносят  детей.  Нередко  молодые  пары  бывают
бездетны.  Понимаете,  они  культурнее  сельских  жителей,  а  культура  и
плодовитость исключают друг друга.
   - Что вы этим хотите сказать? - тихо прервала его леди Харман.
   - Во всем мире падает рождаемость. Люди уже не  заводят  таких  больших
семей, как раньше.
   - Да, - сказала леди Харман. - Теперь я поняла.
   - А более преуспевающие или верящие в свое  счастье  снимают  домики  в
предместьях  -  эти  коробки,  из-за  которых  такие  места,  как  Хендон,
превратились в какой-то кошмар, - или же селятся в нелепых, построенных на
скорую руку коттеджах, где-нибудь  в  пригороде,  где  молодая  жена  сама
справляется со всей домашней работой и делает вид, будто ей это  нравится.
Наверно, некоторое время им в  самом  деле  кажется,  что  они  счастливы:
женщина перестает работать, а  мужчина,  оказавшись  в  весьма  невыгодном
положении, вынужден конкурировать с холостяками. А впереди ничего  нового,
кроме новых трудностей. Жизнь становится скучной  и  однообразной.  Иногда
они подыскивают жильца. Вы не читали "Платный гость" Гиссинга?
   - Пожалуй, вы правы, - сказала леди Харман. - Так оно  и  есть.  Но  мы
закрываем на это глаза.
   - Конечно, не нужно думать, что скука - это несчастье, - сказал  мистер
Брамли. - Я не хочу изображать положение дел печальней, чем оно  есть.  Но
нельзя  назвать  хорошей,   полноценной   жизнью   это   существование   в
неомальтузианской хибарке в предместье.
   - Нео... как вы сказали? - переспросила леди Харман.
   - Дело не в названии, - торопливо сказал мистер Брамли. -  Удивительно,
что, пока вы не заставили меня задуматься обо всем этом,  я  принимал  это
как должное, словно иначе и быть не может.  А  теперь  я  вижу  все  иными
глазами. Меня поражает эта  неразбериха,  никчемность  и  бесцельность.  И
опять-таки, леди Харман, мне кажется, что  здесь  перед  вами  открываются
большие возможности. Можно  устроить  общежития  так,  чтобы  создать  там
условия для более современной, коллективной и культурной  семейной  жизни,
чем в больших семьях, и я не вижу причины, почему бы не распространить эту
коллективную жизнь и на женатых людей. Сейчас  в  этих  маленьких  общинах
дальше  спаривания  никто  пока  не  идет:   едва   поженившись,   супруги
отправляются искать дом, которого у них никогда не будет. И,  рассматривая
ваш...  ваш  комплекс  проблем,  я  все   более   убеждался,   что   новые
общественные...  связи,  которые  повсеместно  заменили  старые   семейные
отношения, могут охватить всю  жизнь  человека,  могут  преодолеть  многие
неудобства и недостатки. Жизнь женщины в маленькой бездетной семье  или  в
семье, где один или двое детей, даже хуже, чем жизнь мужчины.
   Лицо  мистера  Брамли  горело  одушевлением,  и   он   вытянул   палец,
подчеркивая свои слова.
   - Леди Харман, почему бы  не  устроить  общежития  для  женатых  людей?
Почему бы не попытаться  осуществить  опыт,  о  котором  говорили  многие,
почему бы не создать общие кухни, столовые, детские,  коллективную  жизнь,
чтобы единственным детям и детям из маленьких семей, где их двое или трое,
было с кем играть, молодые матери могли при желании не отставать от  жизни
и работать?  Таков  следующий  шаг,  который  возможен  в  развитии  ваших
общежитии... Как видите, в конце концов они открывают для замужней женщины
путь к относительной свободе. Не знаю, читали ли вы книгу миссис  Стетсон.
Да, Шарлотта  Перкинз  Джилмен  Стетсон...  Книга  называется  "Женщина  и
экономика". Я понимаю, - продолжал  мистер  Брамли,  -  что  открываю  ваш
проект, как гармонику, но я хочу показать вам весь ход моих  мыслей.  Хочу
заставить вас понять, что я не бездельничал эти недели. Я знаю: теперешние
общежития еще очень далеки от всех этих домыслов о том, какими  они  могут
стать в будущем, знаю, сколько трудностей на вашем  пути  -  самых  разных
трудностей.  Но  стоит  мне  только  подумать,  что  вы  стоите  во  главе
созидательных сил, готовящих эти перемены...
   И он красноречиво умолк.
   Леди Харман задумчиво смотрела на солнечные блики среди тени листвы.
   - Вы думаете, всего этого можно достигнуть? - спросила она.
   - И не только этого, - сказал мистер Брамли.
   - До сих пор я боялась. Но теперь... Благодаря вам я чувствую себя так,
будто кто-то посадил меня за руль автомобиля,  завел  мотор  и  велел  мне
править...


   После этого разговора леди Харман села в такси  и,  возвращаясь  домой,
проехала мимо стройки на Кенсингтон-роуд. Всего несколько недель назад там
был только пыльный пустырь  и  руины  снесенных  домов;  теперь  же  стены
общежития поднимались уже до третьего этажа. И она поняла,  как  быстро  в
наше время железобетон обгоняет поиски мудрости.


   Далеко не сразу, да и то  скорее  потому,  что  у  нее  не  было  более
серьезных интересов, а вовсе не потому, что они были так дороги ее сердцу,
эти общежития в ближайшие три  года  постепенно  овладели  помыслами  леди
Харман и стоили ей немалого труда. Ей  пришлось  пересилить  себя.  Долгое
время она старалась смотреть куда-то мимо, в надежде увидеть нечто  -  она
не знала, что именно, - высокое и значительное, чему легко будет посвятить
всю свою жизнь. Ей было трудно посвятить себя общежитиям. В этом ей  помог
мистер Брамли, движимый более или менее  достойными  побуждениями.  Только
общежития, думал он, могут дать им с леди Харман повод видеться,  дать  им
общие интересы, и  тогда  он  сможет  служить  ей,  быть  ей  другом.  Это
оправдывало их полулегальные встречи, их  маленькие  совместные  прогулки,
частые тихие разговоры.
   Они вместе осматривали по всему  Лондону  клубы  для  девушек,  ставшие
девушкам вторым домом, - эти маленькие чудеса цивилизации в таких  местах,
как Уолворт  и  Сохо.  Клубы  были  устроены  для  работниц,  стоявших  на
общественной лестнице ниже тех, для  кого  предназначались  общежития,  но
устраивали их умные и доброжелательные люди, и леди Харман, побывав там на
танцевальных вечерах и позавтракав вместе с целой гурьбой веселых  молодых
работниц из Сохо, увидела именно те  конкретные  результаты,  которых  так
жаждала. Кроме того, мистер  Брамли  несколько  раз  водил  ее  гулять  по
вечерам, когда люди потоком текут с работы домой;  они  пробивались  через
толпу по тротуару  железнодорожного  моста  в  Черринг-Кроссе  со  стороны
Ватерлоо и в  мягком  свете  сентябрьского  заката  двигались  среди  моря
качающихся голов,  а  потом  пили  чай  в  одном  из  кафе  "Международной
компании" близ Стрэнда,  где  мистер  Брамли  безуспешно  пытался  вызвать
официантку на разговор о Бэбс Уилер и  недавней  стачке.  Молодая  женщина
охотно разговорилась бы с  ним  одним  или  с  одной  леди  Харман,  но  в
присутствии обоих она робела.  Побывав  на  мосту,  леди  Харман  пожелала
совершить еще несколько прогулок, посмотреть, как люди возвращаются  домой
на метро, побывать на больших железнодорожных станциях,  в  поездах.  Один
раз они доехали до самого Стритхема  и  увидели,  как  толпа  высыпала  из
поезда, разошлась в разные стороны, - и вот уже одинокие маленькие фигурки
взбегают вверх по лестницам или ныряют в подвалы. А  потом  мистер  Брамли
вспомнил, что знает человека, который может  отвести  их  к  "Жерару",  на
большую телефонную станцию, и там леди Харман  увидела,  как  заботится  о
своих служащих Государственная телефонная компания,  осмотрела  просторный
клуб,  комнаты  для  отдыха,  а  потом  постояла   в   том   центре,   где
перекрещиваются  все  телефонные  разговоры  и  телефонистки  со  странным
металлическим приспособлением на  ушах  целый  день  следят  за  мигающими
огоньками, без конца вынимают и вставляют в гнезда тонкие  гибкие,  словно
живые, шнуры. После этого они  разыскали  миссис  Барнет  и  выслушали  ее
соображения насчет домов для старых дев в предместьях. А потом побывали  в
колледже для учителей начальной школы, на почте и снова, подсев к столику,
стали наблюдать исподтишка за официантками "Международной компании".
   Иногда им казалось, что все виденное складывается в легко объяснимую по
истолкованию мистера  Брамли  картину,  из  которой  можно  извлечь  ясное
представление о том, какими должны быть  общежития,  а  иногда  все  снова
путалось, и  леди  Харман  терялась,  становилась  в  тупик.  Однажды  она
попыталась объяснить мистеру Брамли, чего именно ей не хватает.
   - Мы с вами видим не все, - сказала она, - и это совсем не  то,  с  чем
придется иметь дело. Понимаете: перед нами они  все  нарядные,  приличные,
занятые делом, но потом они уходят домой, и двери за ними закрываются.  Мы
хотим переделать и заменить именно дом, а сами даже не знаем, каков он.
   Мистер Брамли водил ее в Хайбэри, в новые кварталы Хендона и в Клэпхем.
   - Я хочу войти внутрь, - сказала она.
   - Это решительно невозможно, - сказал мистер Брамли. - Здесь  никто  не
ходит в гости, разве  только  родственники  и  будущие  родственники,  все
остальные общаются друг с другом  через  решетку  сада.  Может  быть,  мне
удастся найти какие-нибудь книги...
   Он принес ей романы Эдвина Пью, Петта Риджа, Фрэнка Суиннтона и Джорджа
Гиссинга. По их описанию эти дома были непривлекательны, и  она  подумала,
что не зря, должно быть, ни одна женщина не  описала  по-женски  маленький
лондонский домик изнутри...
   Она преодолела свою робость и чуть  ли  не  насильно  вторглась  в  дом
Бэрнетов. Там она увидела Сьюзен в роли хозяйки, но, кроме  этого,  ей  не
удалось извлечь полезных сведений. Никогда в жизни она еще не  чувствовала
себя так далеко от настоящего семейного дома,  как  в  гостиной  Бэрнетов.
Даже скатерть на чайном  столе  была  новехонькая  и,  казалось,  защищала
старый стол от нескромных глаз; чай тоже был явно не такой, как обычно,  и
за столом было не больше уюта, чем в витрине кондитерской, откуда,  видно,
и позаимствовали сервировку; во всех углах комнаты  задыхались  и  стенали
наспех   прикрытые   и   нарочно   задвинутые   подальше   вещи.   Светлые
прямоугольники на выцветших обоях показывали, что даже картины перевешаны.
Мать Сьюзен, маленькая неряшливая женщина,  кое-как  принарядилась,  надев
новый чепец; выражение лица у нее было такое, словно ее крепко  встряхнули
и  обругали;  сразу  было  видно,  каких  волнений  стоили  ей   все   эти
приготовления. Она смотрела на свою умную дочь, ожидая  от  нее  указаний.
Сестры Сьюзен жались по стенам и при первой возможности норовили  улизнуть
в коридор, оставив Сьюзен наедине с важной гостьей, но  при  этом  усердно
подслушивали. Они судорожно вздрагивали, когда она  к  ним  обращалась,  и
неизменно называли ее "миледи", хотя Сьюзен и сказала им, что этого делать
не нужно.  А  когда  им  казалось,  что  на  них  никто  не  смотрит,  они
восторженно глазели на платье леди Харман. Люк убежал на улицу и, хотя  за
ним несколько раз посылали младшую из сестер,  не  хотел  вернуться,  пока
леди Харман не уйдет, что было в высшей степени  неприлично.  Даже  Сьюзен
словно подменили: куда девалась ее разговорчивость и непринужденность;  на
этот раз рот у нее не был набит булавками, и, вероятно, от этого  она  все
время запиналась и не  знала,  что  сказать;  вся  красная,  с  блестящими
глазами, она  сидела  на  хозяйском  месте,  и  ее  волнение  передавалось
окружающим. Она была убийственно вежлива. Никогда в жизни леди  Харман  не
чувствовала так остро, что совсем не умеет вести непринужденный  разговор.
Все,  что  приходило  ей  в  голову,  казалось  неуместным  и  похожим  на
инспекторскую  ревизию.  Однако  разговор,  пожалуй,  получился   все   же
непринужденней, чем ей казалось.
   - Какая большая у вас семья! - сказала она  миссис  Бэрнет.  -  У  меня
четыре маленькие девочки, и я едва с ними справляюсь.
   - Вы еще молоды, миледи, - сказала миссис Бэрнет, - а  дети  не  всегда
благословение божье, как можно подумать. Вскормить их ох как нелегко!
   - Но на вид они все такие здоровые...
   - Вот если бы Люк пришел, миледи, вы бы на  него  поглядели.  Он  такой
крепыш. А когда он был маленький...
   И она принялась вспоминать всякие подробности, которые так милы  сердцу
матери, привыкшей жить по старинке. Лишь этот короткий наплыв воспоминаний
и нарушил в тот день мучительную принужденность.
   После этой неудачной  попытки  окунуться  в  жизнь  леди  Харман  робко
вернулась к умозрительным заключениям мистера Брамли.


   Пока леди Харман постепенно привыкала к мысли, что устройству общежитии
суждено стать главной целью ее  жизни,  -  если  только  замужняя  женщина
вообще  может  иметь  в  жизни  какую-то  цель,  кроме  исполнения  своего
супружеского долга, - и  незаметно  проникалась  верой  в  теорию  мистера
Брамли, согласно которой все это  имело  огромное  общественное  значение,
сами общежития входили в жизнь, как  она  чувствовала,  слишком  быстро  и
преждевременно. Многое  в  их  организации  противоречило  теории  мистера
Брамли; но то, что они, быть  может,  потеряли  в  общественной  ценности,
окупилось на практике благодаря косвенному общению между сэром  Айзеком  и
мистером Брамли через посредство леди Харман. Конечно, сэр Айзек не считал
и даже мысли такой не допустил бы, что мистер Брамли вправе строить  планы
или предлагать что бы то ни было, и если до него вообще доходили кое-какие
мнения мистера Брамли, то они передавались ему в очень  осторожной  форме,
как самостоятельные мысли леди Харман. У сэра  Айзека  были  викторианские
здоровые взгляды на роль литературы в жизни.  Если  бы  кто-нибудь  сказал
ему, что литература может направлять деловых  людей,  с  ним  случился  бы
приступ  удушья,  и  поэтому  интерес  мистера  Брамли  к  общежитиям   он
воспринимал с чувствами, из  которых  самым  добрым  было  снисходительное
пренебрежение к сочинителю, намеренному в изящной форме воздать хвалу делу
его ру