остановился,
так ничего и не сказав. Мгновение они смотрели друг на друга.
     Будь принц человеком благоразумным, он,  я  полагаю,  спрятался  бы  за
дерево. Вместо этого он что-то крикнул и вскинул сразу саблю и пистолет. Тут
Берт совершенно непроизвольно опустил курок.
     Он впервые увидел действие кислородной пули. Из груди  принца  вырвался
ослепительный сноп пламени, и тут  же  раздался  грохот,  как  от  пушечного
выстрела. Что-то горячее и мокрое ударило Берту в лицо. Затем  сквозь  смерч
слепящего дыма и  пара  он  увидел,  как  валятся  на  землю  руки,  ноги  и
растерзанное туловище. Берт был до того поражен, что совсем оцепенел; офицер
с птичьим лицом мог бы прикончить его, не встретив  никакого  сопротивления.
Но вместо этого офицер бросился наутек, петляя  в  кустах.  Берт  очнулся  и
кинулся было в погоню, но тут же отстал, так как настроение убивать  у  него
окончательно пропало. Он вернулся к  обезображенным,  разметанным  по  земле
останкам,  которые  еще  так  недавно  были  могущественным  принцем  Карлом
Альбертом. Он осмотрел опаленную и забрызганную  траву  вокруг.  Кое-что  он
приблизительно опознал.  Несмело  приблизившись,  он  подобрал  еще  горячий
револьвер, но обнаружил, что барабан  его  треснул  и  перекосился.  Тут  он
ощутил  чье-то  жизнерадостное  и   дружелюбное   присутствие.   В   большом
расстройстве он подумал, что это ужасное зрелище не для детских глаз.
     - Вот что, киса, - сказал он, - тебе тут не место.
     Он в три шага пересек выжженный клочок земли, ловко подхватил котенка и
пошел к павильону с мурлычущим зверьком на плече.
     - А тебе, оказывается, хоть бы что, - сказал  он.  Некоторое  время  он
суетился вокруг павильона и в конце концов обнаружил  под  крышей  тайник  с
провизией.
     - Ведь надо же! - сказал он, наливая молоко  в  блюдечко.  -  Чтоб  три
человека, попав в такую ловушку, не смогли поладить! Только он, этот  принц,
со своими замашками через край хватил.
     - Фу ты! - размышлял он, сидя на стойке и завтракая. -  И  что  это  за
штука - жизнь! Взять, к примеру, меня; я его портреты видел и имя его слышал
с тех пор, как  под  стол  пешком  ходил.  Принц  Карл  Альберт!  Скажи  мне
кто-нибудь, что я его в клочья раздеру, да я б в жизни не поверил, киса!
     - Этот колдун в Маргете должен был бы сказать мне про это. А  все,  что
он мне сказал, - это что у меня грудь слабая.
     - Второй немец, он много куролесить не станет. И что мне делать с  ним?
Ума не приложу.
     Он оглядел деревья настороженным голубым глазом и потрогал  лежавшую  у
него на колене винтовку.
     - Не нравится мне убивать, киса, - сказал он.  -  Курт  правду  говорил
насчет того, что к крови и смерти надо привыкать. Только  привыкать-то  надо
смолоду, как я посмотрю... Да если бы этот  самый  принц  пришел  ко  мне  и
сказал: "Руку!" - неужели же я б ему руки не протянул!.. А теперь  еще  этот
второй немец по кустам шастает. И так уж у него голова поранена  и  с  ногой
что-то неладно. Да еще ожоги. Господи! Ведь и трех недель не  прошло  с  тех
пор, как я его в первый раз увидел - весь затянутый, в  руках  щетки  и  еще
всякая всячина... и ругался же он! Настоящий джентльмен, ничего не  скажешь.
А теперь? Уж одичал наполовину.
     - Что мне с ним делать? Ну что же мне с ним делать-то? Не  отдавать  же
ему летательную машину; это уж многого захотели, а если я его  не  убью,  он
так и будет здесь на острове торчать, пока с голоду не пропадет...
     - Конечно, у него сабля есть... Закурив папиросу, он вернулся  к  своим
философским размышлениям.
     - Война - это  глупая  игра,  киса.  Глупая  игра!  Мы,  простые  люди,
дураками оказались. Мы-то думали, что те, кто наверху, знают, что делают,  а
они-то ничегошеньки не знали. Ты посмотри на  этого  красавца!  У  него  под
рукой вся Германия была, а что он с ней сделал? Ему бы все только  бить,  да
путать, да ломать. Ну вот и допрыгался!  Только  и  осталось  от  него,  что
сапоги в луже крови. Одна мокрая клякса.  Принц  Карл  Альберт!  А  солдаты,
которых он вел, корабли, и воздушные корабли, и летательные машины - этим он
свой путь отметил от Германии до этой вот самой дыры. А  бои,  а  пожары,  а
убийства, которые он начал, так что теперь идет  война  без  конца  во  всем
мире!
     - Верно, придется мне все-таки убить  того,  второго.  Верно,  все-таки
придется. Только такие дела вовсе не по мне, киса!
     Некоторое время он рыскал по острову  под  грохот  водопада  в  поисках
раненого офицера и в конце концов  спугнул  его  из  кустов,  неподалеку  от
"Лестницы Бидла". Но при виде сгорбленной,  забинтованной  фигуры,  которая,
прихрамывая, бросилась спасаться от  него  бегством,  он  почувствовал,  что
опять не может ничего поделать со своей жалостливостью. Он не в силах был ни
выстрелить, ни продолжать погоню.
     - Не могу я, - сказал он, - никуда не денешься.  Духу  не  хватает!  Ну
его!
     Он направился к летательной машине...
     Больше он не видел  ни  офицера  с  птичьим  лицом,  ни  признаков  его
пребывания на острове. К вечеру он начал опасаться засады и с час  энергично
обшаривал остров, но безуспешно. На ночлег он устроился в надежном месте, на
дальнем конце скалы, над канадским водопадом.  Среди  ночи  он  проснулся  в
паническом страхе и выстрелил. Но тревога оказалась ложной. Больше в ту ночь
он не спал. Утром  его  охватило  непонятное  беспокойство  за  исчезнувшего
офицера, и он принялся разыскивать его, как разыскивают беспутного брата.
     - Эх, знал бы я немного по-немецки! - говорил он. - Я бы хоть  покричал
ему. А вот не знаю и ничего не могу. Не объяснишь ведь.
     Позднее он обнаружил следы попытки переправиться через брешь в разбитом
мосту. Веревка с привязанным к ней болтом была  перекинута  через  пролом  и
зацепилась там за обломки решетчатых перил. Второй конец веревки  терялся  в
кипении струй, несущихся к водопаду.
     Но офицер с птичьим лицом уже кружился в хороводе вместе с бесформенной
массой, бывшей некогда лейтенантом Куртом, и китайским авиатором,  и  дохлой
коровой. Да, чего только не было в  этой  странной  компании,  носившейся  в
огромном кольце водоворота, мили на две ниже Козьего острова! Никогда еще  в
этом месте скопления всякого хлама и отслуживших свое  вещей,  непрерывно  и
бесцельно спешащих в никуда, не  теснилось  столько  чужеродных  и  грустных
останков. Неустанно кружились они, и каждый новый день приносил  пополнения:
злополучную скотину, обломки  кораблей  и  летательных  машин,  бесчисленных
жителей городов по берегам Великих озер. Большую дань прислал Кливленд.  Все
это скапливалось здесь и кружилось в водовороте свой положенный срок, и  что
ни день, все большие стаи птиц слетались сюда со всех сторон.

ГЛАВА Х

СОКРУШЕННЫЙ МИР

     - 1 -

     Берт провел на Козьем острове еще два  дня,  и  только  когда  все  его
припасы, за исключением папирос и минеральной воды,  кончились,  он  наконец
собрался с духом испробовать азиатскую летательную машину.
     И, собственно говоря, не столько он улетел, сколько был унесен ею.  Ему
потребовалось не больше часа, чтобы заменить сломанные опоры крыльев целыми,
снятыми со второй машины, и поставить на место  гайки,  которые  он  сам  же
открутил. Мотор оказался в порядке, и от мотора современного мотоциклета  он
отличался только в мелочах, разобраться в которых  не  составило  для  Берта
большого труда. Остальное время прошло в глубоком раздумье,  в  колебании  и
сомнениях. Воображение рисовало ему главным образом  следующую  картину:  он
барахтается в  бурном,  пенящемся  потоке,  судорожно  цепляясь  за  останки
машины, и в конце концов тонет. Но для разнообразия  он  иногда  представлял
себе, как беспомощно несется по воздуху и не может спуститься на землю.  Эти
мысли совсем его поглотили, и он даже  не  задумывался  над  тем,  что  ждет
безвестного  обитателя  Банхилла,  который  вдруг  опустится  на   азиатской
летательной машине там,  за  выжженной  пустыней,  в  гуще  мирных  жителей,
доведенных войной до исступления.
     Судьба офицера с  птичьим  лицом  продолжала  тревожить  его.  Ему  все
казалось,  что  беспомощный,  искалеченный  офицер  лежит   на   острове   в
каком-нибудь укромном уголке или овражке. Только  после  тщательных  поисков
ему удалось отделаться от этой неприятной мысли. "Ну  ладно,  а  если  бы  я
вдруг нашел его, - успокаивал он себя, - тогда что? Не стрелять же  в  самом
деле в лежачего! А как ему еще поможешь?"
     Затем его чуткая гражданская совесть  начала  страдать  из-за  котенка.
"Если я его брошу здесь, он подохнет с голоду... Пусть мышей ловит... А есть
ли здесь мыши-то?.. Птиц?.. Так  ведь  он  маленький  еще...  Цивилизованный
больно, вроде меня".
     В конце концов он сунул котенка в боковой карман, и тот, обнаружив  там
следы пребывания мясных консервов, принялся их уничтожать.
     С котенком в кармане Берт уселся в седло летательной машины. До чего же
она была велика и неуклюжа - ничуть не похожа на велосипед! Все же управлять
ею оказалось сравнительно просто. Надо  завести  мотор  -  так!  Подпрыгнуть
раз-другой, чтобы колесо приняло вертикальное положение,  -  так!  Запустить
гироскоп - так! А затем... затем... дернуть этот рычаг - и все...
     Рычаг поддавался туго, но вдруг он повернулся...
     Огромные изогнутые крылья по бокам машины  устрашающе  хлопнули,  потом
еще раз...
     Стоп! Машину несло прямо в  реку,  и  колесо  уже  было  в  воде.  Берт
отчаянно застонал  и  потянул  рычаг  обратно.  Клик-клок,  клмк-клок  -  он
взлетел! Мокрое колесо поднималось над бурлящим потоком - значит, он  летит!
Теперь уж не остановишь, да и что толку останавливаться! Еще мгновение  -  и
Берт, судорожно вцепившись о руль, окаменелый,  с  вытаращенными  глазами  и
лицом, бледным как смерть, уже летел над порогами,  судорожно  дергаясь  при
каждом судорожном взмахе крыльев и поднимаясь все выше и выше.
     В отношении комфорта и солидности летательная машина не шла ни в  какое
сравнение с воздушным шаром. Если не считать минут спуска, воздушный шар вел
себя с безукоризненной вежливостью; это же была не машина, а гарцующий осел,
который к тому же  упрямо  скакал  все  только  вверх  и  вверх.  Клик-клок,
клик-клок  -  с  каждым  новым  ударом  нелепо  изогнутых   крыльев   машина
подкидывала Берта и тут  же  ловко  похватывала  его  в  седло.  И  если  на
воздушном шаре ветер  не  ощущается,  потому  что  воздушный  шар  от  ветра
неотделим, то летательная машина и сама создает ветер и служит ему игрушкой.
А этот ветер всеми силами старался ослепить  Берта,  заставить  его  закрыть
глаза. В конце концов он догадался сплести ноги под  седлом,  чтобы  прочнее
держаться,  иначе  он,  безусловно,  очень  скоро  раскололся  бы   на   две
малопривлекательные половинки. А тем временем он подымался все  выше  -  сто
ярдов, двести, триста - над несущейся, пенящейся массой  воды.  Выше,  выше,
выше! Пока это было не так уж  плохо,  однако  он  предпочел  бы  лететь  по
горизонтали. Он  постарался  припомнить,  летают  ли  вообще  эти  штуки  по
горизонтали. Нет! Они двигались скачками вверх-вниз, вверх-вниз! Ну  что  ж!
Пока что пусть будет вверх. Слезы ручьем лились у него из глаз. Он вытер их,
рискнув на секунду отнять одну руку.
     Что лучше: попробовать сесть на землю или на воду, на такую воду?!
     Он летел над Верхними порогами по направлению к Буффало. Одно  утешение
- что водопады и бешеные водовороты остались позади. Он,  поднимаясь,  летел
по прямой. Это он видел очень хорошо. А вот как ее поворачивать?
     Скоро он почти успокоился, и глаза  его  более  или  менее  привыкли  к
сильному ветру, но к  этому  времени  машина  забралась  уже  на  немыслимую
высоту. Он вытянул шею и стал, часто моргая, обозревать расстилавшуюся внизу
землю. Ему был виден Буффало, пересеченный тремя черными шрамами развалин, и
гряды холмов за ним. Интересно, на какой высоте  он  сейчас  находится  -  с
полмили, а может, и того выше? Около домов,  возле  железнодорожной  станции
между Ниагарой и Буффало,  он  увидел  людей;  дальше  были  еще  люди.  Они
копошились, как муравьи, то забегая в дома, то выбегая обратно. По дороге  к
Ниагаре ехали два автомобиля. Потом на юге в отдалении  показался  громадный
азиатский воздушный корабль, державший курс на восток.
     - Вот же черт! - пробормотал Берт,  отчаянно,  но  безуспешно  стараясь
изменить направление своего полета.
     Но воздушный корабль не заинтересовался  им,  и  он  продолжал  рывками
подниматься все  выше.  Вид,  открывавшийся  ему  внизу,  с  каждой  минутой
раздвигался и  приобретал  все  больше  сходства  с  географической  картой.
Клик-клок, клик-клок. Над самой его головой лежала дымчатая пелена облаков.
     Он решил отключить крыльевое сцепление.  И  отключил.  Рычаг  некоторое
время не поддавался, затем вдруг  передвинулся,  и  сразу  же  хвост  машины
задрался кверху, а крылья распростерлись  и  замерли  неподвижно.  В  ту  же
секунду движение машины стало плавным, быстрым и беззвучным. Закрыв глаза на
три четверти, он со страшной скоростью заскользил вниз навстречу  свистящему
ветру.
     Еще один рычажок, который до тех пор упорно оставался неподвижным, стал
вдруг удивительно податлив. Берт осторожно повернул его вправо, и ф-рррр....
Край левого крыла непонятно  как  слегка  приподнялся,  и  машина,  повернув
вправо, понеслась вниз, как по огромной спирали. Какой-то миг Берт испытывал
все чувства человека, несущегося навстречу гибели. С  некоторым  усилием  он
отвел рычажок в среднее положение, и крылья выровнялись.
     Тогда он повернул рычажок налево и почувствовал, что его раскручивают в
обратную сторону.
     - Хорошенького понемножку, - пробормотал он.
     Он обнаружил, что несется прямо на железнодорожное полотно  и  какие-то
фабричные здания. Они, казалось, рвались ему навстречу, чтобы скорее пожрать
его. Значит, он все это время стремительно падал! На какой-то миг он испытал
чувство полной беспомощности, как велосипедист,  мчащийся  вниз  по  крутому
откосу, когда отказали тормоза. Земля чуть было не захватила его врасплох.
     - Hо-но! - крикнул он, последним отчаянным усилием включил сцепление, и
крылья захлопали снова. Машина по инерции еще скользнула вниз, потом, плавно
описав дугу, стала подыматься вверх, и неровный, тряский полет возобновился.
     Он  долго  летел  на  большой  высоте,  а  затем  перед  ним  открылись
живописные горы западной части штата Нью-Йорк, тогда он скользнул по отлогой
кривой вниз, снова взлетел и снова спустился. Пролетая на высоте в  четверть
мили над каким-то селением, он заменил на улицах мечущихся,  бегущих  людей;
по-видимому, причиной их поведения был его ястребиный полет. Ему показалось,
что в него стреляли.
     - Вверх! - скомандовал он и снова потянул рычаг.
     Тот поддался с неожиданной легкостью, и вдруг крылья словно надломились
посередине. Но мотор замолк. Он больше не работал. Берт скорее  инстинктивно
дернул рычаг назад. Что делать?
     События разворачивались молниеносно, но и его  мысли  не  отставали  от
них. Они вихрем проносились в его голове.  Подняться  кверху  он  больше  не
может, он скользит вниз; значит, надо попробовать смягчить неизбежный удар.
     Он несся со скоростью примерно тридцати миль в час - и все вниз,  вниз,
вниз.
     Вот эти лиственницы... Пожалуй, мягче не придумаешь - прямо как мох!..
     Сумеет ли  он  добраться  до  них?  Он  сосредоточил  все  внимание  на
управлении. Вот так - направо... теперь налево!
     Ф-рррр... Трах... Теперь он скользил по вершинам деревьев,  прокладывая
в них широкую борозду, зарывшись в густую колючую хвою и черные сучья. Вдруг
что-то щелкнуло, он  вылетел  из  седла...  Глухой  удар,  треск  ломающихся
сучьев, ветка больно хлестнула его по лицу...
     Его зажало между стволом дерева и седлом машины, одна нога перекинулась
через рычаг управления, но, насколько  он  мог  судить,  он  остался  цел  и
невредим. Он попробовал переменить положение  и  высвободить  ногу  и  вдруг
сорвался и полетел вниз сквозь ветви. Ему удалось ухватиться за  сук,  и  он
обнаружил, что до земли уже недалеко и что летательная  машина  висит  прямо
над ним. Воздух приятно пахнул смолой. Некоторое время Берт осматривался,  а
потом начал осторожно спускаться с ветки  на  ветку  и  вскоре  оказался  на
мягкой, усыпанной хвоей земле.
     - Ловко! -  сказал  он,  поглядывая  вверх  на  погнутые,  перекошенные
крылья. - Что называется, отделался испугом.
     Он в раздумье потер себе подбородок.
     -  А  ведь  я  везучий,  что  ни  говори,  -  продолжал  он,  оглядывая
приветливую, всю в солнечных бликах землю под деревьями. И тут почувствовал,
что что-то отчаянно барахтается у него под локтем. - Ох, - воскликнул он,  -
да ты же, наверное, совсем там задохлась! - И вытащил из кармана закутанного
в  платок  котенка,  помятого,  взъерошенного  и  невероятно   обрадованного
новообретенной свободой. Язычок его был чуть высунут. Берт  опустил  котенка
на землю, тот отбежал в сторонку, встряхнулся, выгнул спинку, а затем сел  и
начал умываться.
     - Ну, а дальше что? - сказал Берт, оглядываясь по сторонам, и  добавил,
сердито махнув рукой: - Тьфу ты! И как же это я винтовку не захватил?
     Усаживаясь на летательную машину, он  прислонил  винтовку  к  дереву  и
совсем о ней забыл.
     Сначала он никак не мог понять, почему вокруг  стоит  такая  тишина,  и
только потом сообразил, что больше не слышит грохота водопада.

     - 2 -

     Ясного представления о том, с какими людьми ему придется встретиться  в
этой стране, у него не было. Он знал, что это Америка. Американцы, насколько
ему  было  известно,  являлись   гражданами   великого   и   могущественного
государства, были люди невозмутимые и насмешливые, имевшие  привычку  ходить
со складными ножами и револьверами и гнусавить, как норфолькцы. Кроме  того,
все они были богаты, сидели в качалках, клали ноги на стол  и  с  неустанной
энергией жевали табак, резинку и неизвестно что еще. Кроме того,  среди  них
встречались ковбои, индейцы и смешные почтительные негры. Все  эти  сведения
он почерпнул из романов, которые брал в библиотеке. Кроме этого,  он  ничего
об Америке не знал и, повстречав  вооруженных  людей,  ничуть  не  удивился.
Разбитую летательную машину он решил бросить на произвол судьбы.  Проблуждав
некоторое время по лесу,  он  наконец  вышел  на  дорогу,  которая,  по  его
городским английским понятиям, была непомерно широка, но "не  отделана".  От
леса ее не отделяла ни живая изгородь, ни канавка, ни  пешеходная  тропинка;
она бежала, извиваясь, легко и свободно, как бегут дороги в странах  широких
просторов. Ему навстречу шел человек с ружьем под мышкой,  в  мягкой  черной
шляпе, синей блузе и черных брюках; на круглом, толстом лице не было и следа
козлиной бородки. Он недружелюбно покосился на Берта и вздрогнул, когда  тот
заговорил.
     - Вы не скажете, куда это я попал? -спросил Берт.
     Человек разглядывал его и особенно его  резиновые  сапоги  со  зловещей
подозрительностью.  Затем  он  что-то  сказал   на   непонятном   и   весьма
экзотическом -  собственно  говоря,  это  был  чешский  -  языке.  При  виде
озадаченного выражения на лице Берта он внезапно закончил речь коротким:
     - По-английски не говору.
     - А? - сказал Берт и, постояв в раздумье, пошел дальше.
     - Спасибо! - добавил он с опозданием.
     Человек еще некоторое  время  смотрел  ему  вслед,  затем  его  осенила
какая-то мысль, и он поднял руку, но  затем  вздохнул,  отказался  от  своей
мысли и тоже зашагал дальше с удрученным видом.
     Вскоре Берт подошел к большому бревенчатому дому, стоявшему прямо среди
деревьев. С точки зрения Берта, это был не  дом,  а  какой-то  унылый  голый
ящик. Плющ не обвивал его, вокруг не было ни живой изгороди, ни  ограды,  ни
забора.  Берт  остан