намерения.
     - Машину вам нужно, - говорил он, - так вы лучше рукам волю не давайте!
     Они не обратили внимания на его слова, и он снова их повторил. Потом он
начал развивать свою мысль и увлекся:
     - Думаете: заполучили прислужника, которого можно пинать и толкать, как
своего солдата? Ошибаетесь! Понятно? Хватит с меня вас и ваших штучек! Я тут
все думал про вас, и про вашу войну, и про вашу империю, и  всю  эту  дрянь.
Дрянь, она и есть дрянь. Это вы, немцы,  заводили  все  свары  в  Европе  от
первой до последней. А что толку? Так, только хвост распускаете, потому  что
военные мундиры и флаги вам девать некуда. Ну вот я, скажем. Я вас  и  знать
не хотел. И думать о вас не думал. Так  нет,  сцапали  меня,  украли,  можно
сказать, - и вот я теперь сижу за тысячи миль  от  родного  дома,  от  всего
своего, а флот-то весь ваш дурацкий в лепешку разбит. А вам и  теперь  хвост
распускать охота! Не выйдет!
     Вы  посмотрите,  чего  вы  наделали.  Посмотрите,   как   вы   Нью-Йорк
искорежили, сколько людей  перебили,  сколько  добра  зря  извели!  Пора  бы
научиться кое-чему.
     - Dummer  Kerl!  -  сказал  вдруг  адъютант  злобным  голосом,  свирепо
сверкнув глазами из-под своих бинтов. - Esel!
     - То есть, по-вашему, осел значит! Знаю. Только кто осел-то - он или я?
Когда я мальчишкой был, я тоже, помню, книжками зачитывался про  всякие  там
приключения и про великих полководцев, разной такой дрянью. Я это из  головы
выкинул, а вот чем у него башка набита? Дребеденью про Наполеона, дребеденью
про Александра, дребеденью про его славный род, и про бога, и про Давида,  и
всяким таким прочим. Так ведь каждый, если только он человек, а не  какой-то
принц расфуфыренный, давно бы уже понял, чем это кончится. Все мы там у себя
в Европе ошалели со своими дурацкими флагами, а наши дурацкие газеты,  знай,
науськивали нас друг на друга! А тем  временем  Китай  не  зевал  -  эти  их
миллионы миллионов только подучить надо было, и стали они не  хуже  нас.  Вы
думали, им до вас не добраться. А они летательную машину построили. Трах!  И
сидим мы тут. А ведь когда у них ни пушек, ни армий не было, мы  к  ним  все
лезли да лезли, пока они за ум не взялись. И побили нас, потому что мы  сами
напрашивались. Успокоиться не могли, пока своего не добились. Ну вот теперь,
как я говорю, и сидим мы здесь.
     Офицер с птичьим лицом крикнул, чтобы он замолчал, а  сам  заговорил  с
принцем.
     - Я британский гражданин, - заявил Берт. - Не хотите, не слушайте, а  и
я молчать не обязан.
     Некоторое время он еще продолжал философствовать на тему  об  империях,
милитаризме и международной политике. Но они разговаривали,  не  обращая  на
него внимания, и это сильно его обескураживало, так что некоторое  время  он
не скупился на бранные выражения, вроде "павлин бесхвостый" и тому  подобное
- как вышедшие из употребления, так и вполне современные.
     Потом он вдруг вспомнил свою главную обиду.
     - Да слушайте,  слушайте-ка!  Я  ведь  о  чем  говорил:  куда  вся  еда
подевалась? Вот что меня интересует. Куда вы ее спрятали?
     Он умолк. Они продолжали разговаривать  по-немецки.  Он  повторил  свой
вопрос. Они продолжали его игнорировать. Он еще раз повторил свой  вопрос  в
крайне вызывающей форме.
     Наступило напряженное молчание. Несколько секунд все трое смотрели друг
на друга. Берт не выдержал сверлящего взгляда принца и  отвел  глаза.  Принц
неторопливо поднялся, и офицер с птичьим лицом вскочил, как на пружине. Берт
остался сидеть на корточках.
     - Ви самолтшишь, - сказал принц.
     Берт сообразил, что сейчас не время блистать красноречием.
     Двое немцев взирали на его съежившуюся фигуру.
     Ему показалось, что на него упала тень смерти.
     Потом принц отвернулся, и они оба зашагали к летательной машине.
     - Фу ты! - прошептал Берт и пробормотал себе под нос  одно-единственное
ругательство. Минуты три, не меньше, просидел он, скорчившись, потом вскочил
и пошел за винтовкой китайского авиатора, спрятанной в крапиве.

     - 8 -

     С этого момента никто уже не делал вида, будто Берт подчиняется  принцу
и будет ремонтировать летательную машину.  Машиной  завладели  немцы  и  уже
возились с ней. Берт, забрав свое новое оружие, отправился к скале  Черепах,
чтобы на свободе как следует рассмотреть его. Это оказалась короткоствольная
крупнокалиберная винтовка с  почти  полным  магазином.  Он  осторожно  вынул
патроны, подергал затвор и после нескольких  таких  манипуляций  решил,  что
сумеет ею воспользоваться. После чего он осторожно зарядил ее  снова.  Потом
вспомнил, что голоден, и  пошел  с  винтовкой  под  мышкой  поискать  еды  в
павильоне или около него. У  него  хватило  ума  сообразить,  что  не  стоит
попадаться на глаза принцу и его адъютанту с винтовкой  в  руках.  Пока  они
считают его безоружным, они не станут его трогать. Но если этот полководец с
наполеоновскими замашками увидит в его руках винтовку,  неизвестно,  что  он
выкинет. Кроме того, он опасался приблизиться к ним и потому, что у  него  в
душе клокотала злоба и страх и ему очень хотелось застрелить эту  пару.  Да,
ему хотелось застрелить их, и в то же время  он  считал,  что  это  было  бы
гнусным преступлением. Вот так в  его  душе  вели  борьбу  две  стороны  его
непоследовательной цивилизации.
     Когда  он  приблизился  к  павильону,  к  нему  присоединился  котенок,
очевидно, считавший, что настало  время  пить  молоко.  При  виде  его  Берт
почувствовал, что просто изнемогает от голода. Он занялся поисками,  бормоча
себе под нос, и вскоре  уже  выкрикивал  оскорбления,  забыв  обо  всем.  Он
упоминал войну, спесь и гнилые империи.
     - Всякий другой принц погиб бы со своими солдатами и своим кораблем!  -
кричал он.
     Немцы у летательной машины услышали его голос, прорывавшийся  время  от
времени сквозь шум воды глаза их встретились, и они обменялись едва заметной
улыбкой.
     Сначала он решил было дождаться их в павильоне, но потом сообразил, что
таким образом они оба окажутся слишком близко от него.  В  конце  концов  он
ушел в сторону  острова  Луны,  чтобы  там  на  мысе  как  следует  обдумать
создавшееся положение.
     Сначала все казалось сравнительно просто, но чем  дальше  он  обдумывал
положение, тем сложнее оно ему представлялось. У них у обоих были сабли,  но
могли быть еще и револьверы.
     К тому же, если он застрелит обоих, сумеет ли он отыскать еду?
     До сих пор он разгуливал с винтовкой под мышкой, гордо чувствуя себя  в
полной безопасности. Но что, если они увидят винтовку и устроят  засаду?  На
Козьем острове устроить засаду ничего  не  стоит  -  везде  деревья,  скалы,
кусты, неровности почвы.
     А отчего бы не убить их обоих сейчас? "Не могу я, - сразу же  отказался
Берт от этой мысли. - Для этого мне надо  сначала  распалиться".  Однако  он
сделал ошибку, потеряв их из виду.  Внезапно  он  отчетливо  это  понял.  Он
должен не спускать с них  глаз,  должен  выслеживать  их.  Тогда  он  сможет
выяснить, чем они занимаются, есть ли у них  револьверы,  где  они  спрятали
еду. Тогда ему легче будет установить, что они замышляют против  него.  Если
он не станет выслеживать их, очень скоро они  начнут  выслеживать  его.  Это
рассуждение показалось настолько логичным, что он тотчас же перешел к  делу.
Он осмотрел свой наряд и решительно закинул воротничок и предательскую белую
фуражку  подальше  в  воду.  Поднял  воротник  пиджака,   чтобы   нигде   не
проглядывала белая (правда, уже сильно посеревшая)  рубашка.  Инструменты  и
гайки в его карманах весело побрякивали при ходьбе, и он обернул их письмами
и носовым платком. После этого стал  осторожно  и  бесшумно  красться  между
деревьями,  прислушиваясь  и  озираясь  на  каждом  шагу.  Вскоре  скрип   и
покряхтывание указали ему, где находятся его враги. Они возились с  машиной,
и со стороны могло показаться, что они изучают  на  ней  приемы  французской
борьбы. Мундиры они сняли, сабли отложили в сторону и трудились в поте лица.
Очевидно, они хотели повернуть машину, и застрявший между деревьями  длинный
хвост причинял им немало хлопот. Завидев их, Берт бросился плашмя на  землю,
заполз в ложбину  и  принялся  наблюдать  за  их  стараниями.  Порой,  чтобы
скоротать время, он начинал целиться то в одного, то в другого.
     Он следил за их стараниями с большим интересом и до того  увлекся,  что
еле  удерживался  от  того,  чтобы  не  подать  им  какой-нибудь  совет.  Он
сообразил,  что  когда  они  повернут  машину,  им   понадобятся   гайки   и
инструменты, лежавшие у него в карманах. И они начнут его разыскивать.  Они,
конечно, сразу догадаются, что инструменты у него или  что  он  их  спрятал.
Может быть, спрятать винтовку  и  попытаться  выменять  их  на  еду?  Но  он
чувствовал, что не сможет расстаться с винтовкой: слишком надежной была  она
спутницей. Тут его разыскал котенок, и радостно  бросился  к  нему,  и  стал
лизать и покусывать ему ухо.
     Солнце уже приближалось к зениту - в течение утра Берт заметил то, чего
не видели немцы,  -  азиатский  воздушный  корабль  далеко  на  юге,  быстро
летевший на восток.
     Наконец летательную машину удалось  повернуть.  Теперь  она  стояла  на
своем колесе, нацелив крючья на пороги. Немцы вытерли лица, надели мундиры и
подобрали сабли; держались они и разговаривали  как  люди,  которые  с  утра
хорошо поработали и собой весьма довольны.  Потом  они  -  принц  впереди  -
направились бодрым шагом к павильону. Берт последовал за ними,  но  вынужден
был немного отстать, чтобы не выдать своего присутствия, и не сумел  узнать,
где  они  спрятали  еду.  Когда  он  снова  увидел  их,  они   уже   сидели,
прислонившись к стене павильона. На колене у каждого  было  по  тарелке,  на
траве между ними стояла банка консервов и полная тарелка сухарей. Они были в
очень хорошем настроении, и раз принц даже засмеялся. Это зрелище  насыщения
нарушило планы Берта. Он забыл обо всем, кроме голода. Он внезапно  выскочил
ярдах в двадцати от них, целясь из винтовки.
     - Руки вверх! - приказал он свирепым голосом.
     Принц помедлил, потом две пары рук поднялись вверх. Винтовка  оказалась
для них полным сюрпризом.
     - Встать! - сказал Берт. - Вилку брось! Они снова повиновались.
     "А теперь чего? - спросил себя Берт. - Согнать их отсюда, что ли?.."
     - Туда, - приказал он. - Марш!
     Принц повиновался с поразительной готовностью. Дойдя до  конца  поляны,
он быстро сказал что-то офицеру с птичьим лицом, и оба они, совершенно забыв
о своем достоинстве, пустились бежать.
     Тут Берту с досадным опозданием пришла в голову отличная мысль.
     - Вот же черт! - воскликнул он со злостью. - И как это я? Надо же  было
отобрать у них сабли! Эй!
     Но немцы уже скрылись из глаз и,  несомненно,  прятались  где-то  среди
деревьев.  Берт  еще  почертыхался,  а  потом  пошел  к  павильону,   весьма
поверхностно проверил возможность нападения с фланга, положил винтовку рядом
и занялся мясом, оставшимся  на  тарелке  принца,  напряженно  прислушиваясь
каждый раз, перед тем как снова набить рот. Разделавшись с этой тарелкой, он
предоставил котенку вылизывать ее, а сам хотел было приняться за вторую, как
она развалилась на куски прямо у него в руке! Он вытаращил глаза, постепенно
соображая, что за мгновение до этого слышал в кустах какой-то треск. Тут  он
вскочил на ноги, схватил винтовку в одну руку, консервы в другую и  помчался
вокруг павильона, на другой  конец  поляны.  В  это  время  в  кустах  снова
раздался треск и что-то просвистело у него над ухом.
     Он бежал, не останавливаясь, пока не достиг надежного - на его взгляд -
укрытия вблизи острова Луны. Он занял  оборонительную  позицию  и  припал  к
земле, с трудом переводя дух.
     - Значит, у них все-таки есть револьвер! - выговорил он. - Может,  два?
Если два, тогда мне крышка! А котенок куда девался?  Доедает,  верно,  мясо.
Негодник этакий!..

     - 9 -

     Вот так на Козьем острове началась война. Длилась она один день и  одну
ночь - самый долгий день и самую долгую ночь в жизни Берта. Ему  приходилось
прятаться, и прислушиваться, и быть начеку. И еще ему приходилось обдумывать
план действий. Теперь было совершенно очевидно,  что  ему  необходимо  убить
этих двух людей (если он сможет), иначе же  они  (если  смогут)  обязательно
убьют  его.  Победителю  доставалась  еда  и  летательная  машина,  а  также
сомнительная привилегия попытаться улететь на ней. Неудача означала  смерть,
удача  -  возможность  выбраться  в  неизвестное.   Берт   попробовал   было
представить себе, что происходит "там". Он перебирал в уме все  возможности:
пустыни, разъяренные американцы, японцы, китайцы, может, индейцы? (А есть ли
они еще, индейцы-то?)
     - Будь что будет, - сказал Берт. - Все одно, никуда не денешься!
     Что это - голоса? Он поймал себя на  том,  что  стал  невнимателен.  На
некоторое время он весь обратился в слух. Грохот водопада заглушал все, а  к
тому же в нем слышались самые разнообразные звуки: то шаги,  то  голоса,  то
крики и вопли.
     - Вот же дурацкий водопад, - сказал Берт. - Все падает и падает, а  что
толку-то?.. Ну ладно, теперь не до этого. Знать бы,  чем  немцы  занимаются.
Вернулись ли они к летательной машине?  Но  сделать  с  ней  они  ничего  не
смогут: ведь гайки, и болты, и гаечный ключ, и другие  инструменты  лежат  у
него в кармане. А если они найдут запасные инструменты, которые  он  спрятал
на дереве? Правда, спрятал он их хорошо, но ведь могут же они найти их.  Тут
не угадаешь. Никак не угадаешь. Он попробовал вспомнить, как  именно  он  их
спрятал, попробовал убедить себя, что  спрятаны  они  надежно,  но  тут  его
память вдруг вышла из повиновения. А вдруг и  правда  ручка  гаечного  ключа
торчит из дупла и сверкает на солнце?..
     Ш-ш... Что это? Кто-то шевельнулся в  кустах?  Винтовка  взметнулась  к
плечу. Нет! Котенок? Нет! Даже не котенок, просто воображение.
     Немцы, конечно, хватятся инструментов, и гаек, и болтов, которые  лежат
у него в кармане, и начнут их искать. Это ясно. Потом догадаются, что он  их
взял, и начнут разыскивать его. Значит, если он будет сидеть  тихо  в  своем
убежище, он сумеет их подстрелить. Все  как  будто  бы  очень  складно.  Или
нет?.. А вдруг они снимут с машины еще какие-нибудь части и устроят  засаду?
Нет, этого они не сделают, потому что их двое против одного;  они  могут  не
бояться, что он захватит летательную машину, им и в голову не придет, что он
может решиться подойти к ней, и они не станут ее портить. Это, решил он,  во
всяком случае, ясно. Да, а что, если  они  устроят  ему  засаду  около  того
места, где спрятана еда? Нет, этого они, пожалуй, не станут делать: знают же
они, что он унес банку консервов; ее  хватит  на  несколько  дней,  если  не
слишком роскошествовать. Конечно, они могут попробовать взять  его  измором,
вместо того чтобы нападать на него...
     Он вздрогнул и очнулся от дремоты. Только теперь он осознал, где  самое
слабое место в его обороне. Он же может уснуть!
     Через десять минут после того, как ему в голову пришла  эта  мысль,  он
понял, что засыпает.
     Он протер глаза и взял в руки винтовку. Никогда прежде он  не  замечал,
как усыпляюще действует американское солнце, американский воздух, дремотный,
баюкающий гул Ниагары. До сих пор все это, казалось,  скорее  располагало  к
бодрствованию...
     Не ел бы он так много да так быстро, не сморило бы его  сейчас.  А  как
вегетарианцы - никогда не дремлют даже?
     Он снова вздрогнул и проснулся.
     Если он чего-нибудь не предпримет, то он уснет, а  если  он  уснет,  то
можно ставить десять против одного, что они найдут его, пока он тут  храпит,
и сразу прикончат. Если же он так и будет сидеть, не шелохнувшись, не  дыша,
он непременно уснет. Лучше уж, решил он, рискнуть самому напасть на них.  Он
чувствовал, что роковой сон в конце концов одолеет его, обязательно одолеет.
Им-то хорошо: один спит, другой караулит. А ведь если вдуматься, они  так  и
будут поступать: один будет делать все, что  нужно,  а  другой  -  лежать  в
укрытии поблизости, готовый стрелять. Один может  даже  изобразить  из  себя
приманку...
     Тут он задумался о приманках:  ну  и  дурень  же  он  -  ну  зачем  ему
понадобилось выбрасывать свою фуражку! Нацепить бы ее на палку, так ей  цены
бы не было, особенно ночью.
     Он обнаружил, что ему хочется пить. Эту проблему он разрешил, засунув в
рот голыш. Но тут к нему опять стал подкрадываться сон.
     Он понял, что должен перейти в нападение.
     Подобно многим великим полководцам прошлого, он обнаружил, что  обоз  -
иными словами, консервы - очень стеснит его в  походе.  В  конце  концов  он
решил переложить мясо в карманы, а банку  бросить.  Это,  вероятно,  был  не
идеальный выход, но во время кампании приходится идти на  некоторые  жертвы.
Он прополз на животе ярдов десять, но тут мысль о значении происходящего  на
время парализовала его.
     День был тихий.  Грохот  водопада  только  подчеркивал  эту  необъятную
тишину. Вот он всячески изыскивает способ, как бы половчее убить двух людей,
которые, наверное, лучше его. А они изыскивают способ, как бы половчее убить
его. Что делают они под покровом этой тишины?
     А что, если он вдруг наткнется на них и выстрелит - и промахнется?

     - 10 -

     Он  полз  и  останавливался,  прислушиваясь,   и   снова   полз,   пока
окончательно не стемнело,  и,  безусловно,  германский  Александр  со  своим
адъютантом занимались тем же. Если  бы  на  большой  карте  Козьего  острова
нанести эти стратегические  передвижения  красными  и  синими  линиями,  то,
несомненно, эти линии не раз переплетались бы, и все же на протяжении  этого
бесконечного дня утомительного бдения ни одна из сторон не смогла  выследить
другую. Берт не знал, близко ли он от них или далеко. Ночь застала его - уже
не сонным, а изнывающим от жажды - недалеко от американского  водопада.  Его
осенила мысль, что противники могут  прятаться  в  обломке  "Гогенцоллерна",
застрявшем на Зеленом острове. Он вдруг осмелел, перестал прятаться и рысцой
побежал через мостик. Он никого не обнаружил. Это было первый  раз,  что  он
приблизился к останкам  воздушного  гиганта  и  теперь  в  неясном  свете  с
любопытством обследовал их.  Он  обнаружил,  что  передняя  каюта  почти  не
пострадала, только дверь оказалась в полу да затопило один  угол.  Он  залез
внутрь, напился, а потом ему пришла в голову блестящая идея закрыть дверь  и
на ней лечь спать.
     Но теперь он уже совсем не хотел спать.
     Под утро он все же задремал, и когда проснулся, оказалось,  что  солнце
стоит  уже  высоко.  Он  позавтракал  консервами  и  водой  и  долго  сидел,
наслаждаясь чувством безопасности. Наконец он почувствовал прилив отваги,  и
его охватила жажда деятельности. Так или иначе, решил  он,  а  надо  с  этим
делом кончать. Хватит шмыгать по кустам. Он  вышел  в  мир,  залитый  лучами
утреннего солнца, держа в руке винтовку и даже не стараясь ступать тихо.  Он
обошел павильон,  не  нашел  никого,  а  затем  отправился  через  рощицу  к
летательной машине. Он наткнулся на офицера с птичьим лицом,  который  спал,
прислонившись спиной к пню и уронив голову на скрещенные руки, - бинт  сполз
ему на один глаз.
     Берт остановился как вкопанный ярдах в пятнадцати и поднял винтовку.  А
принц где? Потом он увидел, что из-за соседнего дерева торчит плечо. Берт не
спеша сделал пять шагов влево. Теперь Германский Александр был перед ним как
на ладони: он сидел, прислонившись к стволу, с пистолетом в  одной  руке,  с
саблей в другой, и зевал,  зевал.  Берт  вдруг  понял,  что  в  зевающих  не
стреляют. Он пошел на врага, держа винтовку наготове и испытывая нелепое, но
нестерпимое желание крикнуть: "Руки  вверх!"  Принц  заметил  его;  рот  его
захлопнулся, как капкан, не закончив зевка, и он вскочил. Берт