.
     - Наверно, эта тама была та самая тама, - заметил он.  -  Впрочем,  нас
это не касается. Все это весьма интересно и даже запавно, но я опасаюсь, что
принц может разгневаться. Он действоваль с  большой  решимостью.  Он  всегда
действует так решительно. Как Наполеон. Лишь только  ему  долошили,  что  ви
приземлились в Дорнхофе, как он тут же распорядился:  "Доставить  его  сюда!
Сюда ко мне!  Это  моя  звезда".  Он  подразумеваль  -  звезда  его  судьбы!
Понимаете?  Принц  будет  разочарован.  Он  приказал,  чтобы  ви  биль  герр
Путерэйдж, а ви не смогли. Ви делаль все, но  это  получилось  плохо.  Принц
имеет о людях суждения ошень верные и справедливые, и для самих людей лучше,
когда они оправдывают сушдения принца. Особенно сейтшас. Как раз сейтшас.
     Секретарь  опять  прихватил  указательными  пальцами  нижнюю   губу   и
заговорил почти доверительно:
     - Это будет очень нелегко.  Я  уже  пробоваль  высказать  сомнение,  но
тщетно. Принц ничего не шелает слушать.  Польшая  высота  действует  ему  на
нерфы. Он мошет  подумайт,  что  его  звезда  над  ним  пошутиль.  Он  мошет
подумайт, что я над ним пошутиль.
     Секретарь наморщил лоб и пожевал губами.
     - Но ведь чертежи-то у меня, - сказал Берт.
     - Да, это так. Конешно. Но, видите ли,  repp  Путерэйдж  был  интересен
принцу и своей  романтической  личностью.  Герр  Путерэйдж  бил  би...  э...
гораздо уместнее. Боюсь, ви не  сможете,  как  желал  бы  принц,  руководить
постройкой  летательных  машин  в  нашем  воздухоплавательном  парке.  Принц
расшитываль... Ну и  потом  -  престиш,  это  есть  ошень  большой  престиш:
Путерэйдж с нами! Ну что ж, посмотрим, что мошно будет сделать. Давайте  мне
чертежи. - И он протянул руку.
     Отчаянная дрожь потрясла все  существо  мистера  Смоллуейза.  До  конца
своих дней он так и не знал, заплакал он в тот момент или нет, но  в  голосе
его явно дрожали слезы, когда он попробовал возразить:
     - Да как же так? Это что ж - выходит, я за них ничего не получу?
     Секретарь ласково посмотрел на него и сказал:
     - Но ведь ви нитшего и не заслужили!
     - Я мог их порвать.
     - Но они же не ваши! Они не принатлешат вам!
     - А ему, что ли? Как бы не так!
     - Платить тут не за что.
     Берт, казалось, был готов на  самый  отчаянный  шаг.  Он  стиснул  свой
пиджак.
     - Ладно! Так-таки и не за что?
     - Шпокойно! - сказал секретарь. - Слушайте  меня.  Вы  пудете  полушать
пятьсот фунтов. Даю вам слово. Это все, что я для вас могу  сделать.  Мошете
мне поверить. Назовите мне ваш  банк.  Запишите  название.  So!  Помните:  с
принцем шутки плохи. По-моему, вчера вечером ви не произвели на него хорошее
впечатление. Я не уверен, как он мошет поступать. Ему был нушен Путерэйдж, а
вы все испортиль. Принц сейшас сам не свой, не понимаю  даше,  в  чем  дело.
Началось  осуществление  его  замысла,  полет  на  такой   польшой   высоте.
Невосмошно предугадать, как он поступит. Но если все сойдет благополушно, вы
пудете полушать пятьсот фунтов - я это сделаю. Это вас устраивает?  В  таком
слушае давайте чертежи!
     - Ну и типчик! -воскликнул Берт, когда дверь захлопнулась. - Фу ты! Ему
пальца в рот не клади!
     Он уселся на складной стул и стал тихонько насвистывать.
     - Разорвать бы эти чертежи - хорошую свинью я б ему  подложил!  А  ведь
мог!
     Он задумчиво потер переносицу.
     - Сам себя  выдал:  дернуло  же  меня  сказать,  что  я  хочу  остаться
инкогнито... Эх! Поторопился ты, Берт, поторопился и  натворил  глупостей...
Так бы и дал себе, дураку, по шее... Да я б все равно  потом  сорвался...  В
конце концов все не так-то уж плохо... Как-никак пятьсот фунтов... Секрет-то
ведь не мой. Вроде как нашел деньги на дороге.  Пятьсот  фунтов!  Интересно,
сколько стоит добраться из Америки до дому?

     - 8 -

     И в тот же день  насмерть  перепуганный  и  совсем  растерявшийся  Берт
Смоллуейз предстал перед принцем Карлом Альбертом.
     Беседа шла на немецком языке.  Принц  находился  в  собственной  каюте.
Крайняя в ряду других каюта была очень уютна - плетеная мебель, большое,  во
всю стену, окно,  позволяющее  смотреть  вперед.  Принц  сидел  за  покрытым
зеленым сукном складным столом, в обществе фон Винтерфельда  и  двух  других
офицеров. Перед ними в  беспорядке  лежали  карты  Америки,  письма  мистера
Баттериджа, его портфель и еще какие-то бумаги. Берту сесть  не  предложили,
до конца  беседы  он  стоял.  Фон  Винтерфельд  рассказывал  его  историю  -
несколько раз он уловил слова "воздушный шар"  и  "Путерэйдж".  Лицо  принца
сохраняло суровое, зловещее выражение, и оба офицера осторожно наблюдали  за
ним, изредка поглядывая на Берта.  Было  что-то  странное  в  том,  как  они
следили за принцем - с любопытством и страхом. Но вот принцу пришла в голову
какая-то мысль, и они стали обсуждать чертежи.  Затем  принц  резко  спросил
Берта по-английски:
     - Ви видеть этот аппарат в воздухе? Берт вздрогнул.
     - Да, ваше высочество, я видел его в Банхилле.
     Фон Винтерфельд что-то пояснил принцу.
     - С какой скоростью он летать?
     - Я не знаю, ваше высочество. Но газеты, -  во  всяком  случае,  "Дейли
курьер" - писали, что он делал восемьдесят миль в час.
     Ответ Берта обсудили по-немецки.
     - А держаться неподвижно он может? Висеть в воздух? Вот  что  я  хотеть
знать.
     - Он может парить, ваше высочество, как оса.
     - Viel besser, niht wahr? {Это уже гораздо лучше, не  так  ли?  (нем.)}
-обратился принц к фон Винтерфельду и продолжал говорить по-немецки.
     Когда обсуждение закончилось, офицеры посмотрели на Берта. Один из  них
позвонил в колокольчик; пришел адъютант и унес портфель.
     После этого они занялись Бертом. Принц, по всей видимости, был  склонен
применить самые суровые меры, но фон Винтерфельд возражал ему,  по-видимому,
были  затронуты  какие-то  богословские   соображения,   -   несколько   раз
упоминалось слово "Gott". Наконец решение было принято, и  фон  Винтерфельду
поручили сообщить его Берту.
     - Мистер Шмоллвейз, ви проникли в  этот  воздушный  корабль  с  помощью
хитрой и систематической лжи.
     - Какой же систематической, - возразил Берт, - когда я...
     Нетерпеливый жест принца заставил его умолкнуть.
     - И во власти его высошества поступить с вами, как со шпионом.
     - Да что вы, я же хотел продать...
     - Ш-ш! - зашипел на Берта один из офицеров.
     - Но, принимая во  внимание,  что  по  счастливой  случайности  господь
испрал вас своим орудием и летательная машина Путерэйджа попала в  руки  его
высочества, ви помилованы. Ибо ви оказались вестником удачи.  Вам  разрешено
остаться на порту корапля до тех пор, пока мы  не  сможем  спустить  вас  на
землю. Понимаете?
     - Мы брать его с собой, - сказал принц и зло добавил,  метнув  свирепый
взгляд: - Als Ballast {В качестве балласта (нем.).}.
     - Ви отправитесь с наш! в качестве палласт,  -  сказал  Винтерфельд.  -
Понимаете?
     Берт открыл было рот, чтобы спросить про  пятьсот  фунтов,  но  вовремя
спохватился и промолчал. Он взглянул на фон Винтерфельда, и ему  показалось,
что секретарь незаметно кивнул ему.
     - Ступайте! - сказал принц, указывая на дверь. Берт исчез за  ней,  как
гонимый бурей лист.

     - 9 -

     Однако между разговором с графом фон Винтерфельдом и грозным совещанием
в каюте принца Берт успел подробно осмотреть весь "Фатерланд".  Как  его  ни
тревожила собственная участь,  он  все-таки  был  заинтересован.  До  своего
назначения  на  флагманский  корабль  Курт,  как  и   большинство   офицеров
германской воздушной флотилии, почти ничего не знал о воздухоплавании. Но он
был увлечен этим новым  чудесным  орудием,  которым  так  неожиданно  быстро
обзавелась Германия.  Он  исполнял  свою  роль  гида  с  чисто  мальчишеской
восторженностью, славно сам еще раз рассматривал новую игрушку.
     - Давайте обойдем весь корабль, - с жаром предложил он.
     Его особенно восхищала удивительная легкость большинства  предметов  на
корабле: он без устали указывал на  полые  алюминиевые  трубки,  на  упругие
подушки, наполненные сжатым водородом, на перегородки, представлявшие  собой
баллоны с водородом, обтянутые  легкой  искусственной  кожей.  Даже  посуда,
глазированная в вакууме,  почти  ничего  не  весила.  Там,  где  требовалась
большая  прочность,  применялся  новый  шарлоттенбургский  сплав,  или   так
называемая германская сталь, - самый стойкий и прочный в мире металл.
     Внутри корабля было просторно -  ведь  пустое  пространство  ничего  не
весило, и его в отличие от груза не нужно  было  ограничивать.  Жилая  часть
корабля имела в длину двести пятьдесят футов, комнаты были расположены в два
этажа, а над ними  находились  специальные  башенки  из  белого  металла,  с
большими окнами и герметическими двойными дверьми; из этих башен можно  было
обозревать внутренность громадных  газовых  отсеков.  Это  зрелище  поразило
Берта.  Он  воображал,  что  воздушный  корабль  -  это  просто   громадный,
наполненный газом мешок. Теперь же он увидел хребет летательной  машины,  ее
гигантские ребра.
     - Они похожи на нервные волокна и кровеносные сосуды,  -  сказал  Курт,
немного занимавшийся биологией.
     -  И  то,  -  любезно  согласился  Берт,  хотя  не  имел  ни  малейшего
представления, что означали слова Курта.
     Ночью в  случае  какой-либо  неисправности  газовые  отсеки  освещались
маленькими электрическими лампочками. У стен были установлены лестницы.
     - Как же по ним ходить? Задохнешься от газа, - заметил Берт.
     Лейтенант открыл дверцу шкафа и достал костюм, похожий  на  водолазный,
но сделанный из промасленного шелка. Баллон для сжатого воздуха и шлем  были
изготовлены из сплава алюминия и еще какого-то легкого металла.
     - В них мы можем добраться куда нужно по внутренней  сетке  -  заделать
пробитые пулями отверстия и исправить другие повреждения, - пояснил Курт.  -
Корабль внутри и снаружи  обтянут  сеткой.  Наружное  покрытие  представляет
собой как бы сплошную веревочную лестницу.
     За жилой частью  на  корме  находился  склад  боеприпасов.  Он  занимал
половину корабля. Тут помещались всевозможные  бомбы;  по  большей  части  в
стеклянных корпусах. Пушек на немецких воздушных кораблях не было  -  только
на передней галерее, под щитом, закрывавшим сердце орла, пряталась маленькая
пушка "пом-пом" (так еще в Бурскую  войну  прозвали  эти  пушки  англичане).
Подвешенная под газовыми отсеками крытая парусиновая галерея с  алюминиевыми
планками в полу и веревочными перилами вела из  склада  в  расположенное  на
корме машинное отделение; но Берт по ней не пошел и так никогда и не  увидел
машины корабля.  Зато  он  поднялся  по  другой  лестнице,  навстречу  струе
воздуха, бившей из вентилятора; эта лестница была заключена  в  своего  рода
газонепроницаемую   огнеупорную   трубу   и,   проходя   через    громадную,
расположенную впереди воздушную камеру, выводила на небольшую  галерею,  где
находился  наблюдательный  пункт,  стоял  телефон,  маленькая  "пом-пом"  из
немецкой стали и ящик со снарядами. Галерея была целиком сделана  из  сплава
алюминия и магния. Сверху и снизу, как два  утеса,  выступала  мощная  грудь
корабля, спереди простирал свои гигантские крылья черный орел, но  их  концы
заслоняла туго надутая оболочка.
     А далеко внизу, под  парящими  орлами,  лежала  Англия;  до  нее  было,
наверно, четыре тысячи футов, и, освещенная утренним солнцем,  она  казалась
маленькой и беззащитной.
     Сообразив, что он летит над Англией, Берт вдруг неожиданно почувствовал
приступ патриотических угрызений совести. Ему в голову пришла  совсем  новая
мысль. Он же мог разорвать и выбросить эти чертежи. И  немцы  ничего  бы  не
смогли ему сделать.  А  если  б  даже  и  сделали?  Разве  не  долг  каждого
англичанина отдать жизнь за родину? До сих пор эту  мысль  заслоняли  заботы
обитателя цивилизованного мира, где все основано на конкуренции.  Но  теперь
Берт впал в уныние. Ему следовало бы подумать об  этом  раньше,  твердил  он
себе. И почему он только не сообразил?
     Значит, он что-то вроде изменника?..
     Курт  сказал,  что  они  летят  сейчас  где-то  между   Манчестером   и
Ливерпулем. Вот блеснула полоска соединяющего их канала,  а  эта  извилистая
лужица с корабликами - устье реки Мерсей? Берт родился  на  юге  Англии,  он
никогда не бывал на севере страны, и его поразило великое множество фабрик и
труб, большинство которых, правда,  уже  не  дымило:  их  заменили  огромные
электрические  станции,  поглощавшие  собственный  дым.  Берт  видел  старые
железнодорожные  виадуки,  сплетение  линий  монорельса,  обширные   склады,
множество убогих домишек,  беспорядочно  разбегавшиеся  улочки.  Там  и  сям
виднелись поля и огороды, словно попавшие в сеть. Этот край  был  обиталищем
серых людей. Там, конечно, были  музеи,  ратуши  и  даже  кое-какие  соборы,
знаменующие центры административной и религиозной жизни общины, но  Берт  не
мог их разглядеть: они терялись в беспорядочном скоплении  фабрик,  заводов,
домов, где жили рабочие, лавок, уродливых церквей  и  часовен.  И  над  этой
панорамой промышленной цивилизации, точно стая хищных рыб,  проплывали  тени
германских воздушных кораблей...
     Курт и Берт заговорили о тактике воздухоплавания и вскоре спустились на
нижнюю галерею, чтобы Берт мог взглянуть на "драхенфлигеров",  которых  вели
за собой на буксире воздушные корабли правого фланга. Каждый  корабль  тащил
три-четыре  "драхенфлигера".  Они  напоминали  громадных  коробчатых  змеев,
паривших  на  невидимых  веревках.  Носовая  часть   их   была   длинной   и
прямоугольной, а хвост - плоский с горизонтальным пропеллером.
     - Требуется большое мастерство, чтобы летать на таких аппаратах.  Очень
большое!
     - Еще бы! Они помолчали.
     - А ваша машина, мистер Баттеридж, похожа на них?
     - Совсем не похожа, - ответил Берт. - Она больше напоминает  насекомое,
чем птицу. И потом она жужжит и меньше вихляет  в  воздухе.  А  на  что  они
годятся?
     Курт и сам толком не знал, однако принялся  что-то  объяснять,  но  тут
Берта позвали к принцу, а что было дальше, мы уже рассказали...
     После аудиенции у принца Берт распростился с ореолом, которым  окружало
его имя Баттериджа, и для всех на корабле стал просто  Смоллуейзом.  Солдаты
больше не отдавали ему  честь,  а  офицеры,  за  исключением  Курта,  совсем
перестали его замечать. Берта выдворили из прекрасной каюты и  поместили  со
всем его имуществом в кабину лейтенанта Курта, который, на  свое  несчастье,
был младше всех чином. А офицер с птичьей физиономией, все так же чертыхаясь
себе под нос, вновь занял свою каюту,  держа  в  охапке  ремень  для  правки
бритвы, алюминиевые распорки для сапог, невесомые щетки  для  волос,  ручные
зеркальца  и  помаду.  Берта  поместили  вместе  с  Куртом,  потому  что  на
переполненном корабле не нашлось другого места, где  бы  он  мог  приклонить
свою забинтованную голову. Ему сказали, что  есть  он  будет  за  солдатским
столом.
     Курт вошел в каюту и, расставив ноги, некоторое время смотрел на Берта,
уныло сидевшего в углу.
     - Так как же  ваше  настоящее  имя?  -  спросил  Курт,  еще  не  вполне
осведомленный о новом положении дел.
     - Смоллуейз.
     - Вы мне сразу показались обманщиком,  еще  когда  я  принимал  вас  за
Баттериджа. Ваше счастье, что принц  отнесся  к  этому  легко.  В  гневе  он
беспощаден. Он, не задумываясь, вышвырнул бы  вас  за  борт,  если  б  нашел
нужным. Н-да! Мне навязали ваше общество,  но  не  забывайте,  что  это  моя
каюта.
     - Не забуду, - сказал Берт.
     Курт ушел, а Берт стал осматриваться и прежде  всего  увидел  на  стене
репродукцию с известной картины  Зигфрида  Шмальца:  грозный  Бог  Войны,  в
багровом плаще и шлеме викинга, с мечом в руках  попирающий  развалины,  был
необыкновенно похож на  принца  Карла  Альберта,  по  заказу  которого  была
написана эта картина.

ГЛАВА V

СРАЖЕНИЕ В АТЛАНТИЧЕСКОМ ОКЕАНЕ

     - 1 -

     Принц Карл Альберт произвел на Берта  сильнейшее  впечатление.  Никогда
прежде  не  встречал  Берт  такого  страшного  человека.  Он  наполнил  душу
Смоллуейза жгучим страхом и отвращением. Берт долгое  время  сидел  в  каюте
Курта, ничем не занимаясь, не рискуя даже открыть дверь: ему  хотелось  быть
как можно дальше от грозной персоны принца.
     Вот почему он  последним  на  корабле  узнал  новость,  которую  принес
беспроволочный  телеграф,  -  о  бое,  завязавшемся  посреди  Атлантического
океана.
     Берт узнал об этом от Курта.
     Курт вошел в каюту, что-то бормоча себе под нос и  делая  вид,  что  не
замечает  Берта,  однако  бормотал  он  по-английски.  "Это  потрясающе",  -
разобрал Берт.
     - Ну-ка, - сказал Курт потом, - слезьте с диванчика.
     Он достал из ящика две книги и футляр с картами. Карты он  разложил  на
столе   и   принялся   их   рассматривать.    Некоторое    время    немецкая
дисциплинированность боролась в душе Курта с английской простотой, природным
добродушием и болтливостью и в конце концов сдалась.
     - Началось, Смоллуейз, - сказал Курт.
     - Что началось, сэр? - почтительно спросил Берт, чей дух был сломлен.
     - Сражение! Почти весь наш морской флот  бьется  с  североатлантической
эскадрой американцев. Наш "Айзерн Крейц" сильно поврежден и тонет, а один из
самых больших их кораблей, "Майлз Стэндиш", пошел ко дну со  всем  экипажем.
Наверное, обменялигь торпедами. Он был  побольше  "Карла  дер  Гроссе",  его
построили его лет на пять раньше... Черт побери! Хотел бы  я  посмотреть  на
это, Смоллуейз! Битва в открытом море, грохочут орудия, и суда  идут  полным
ходом!
     Он не мог молчать и, водя пальцем по карте, прочел Берту целую лекцию о
сражающихся эскадрах.
     - Это происходит вот тут, 30ь  50'  северной  широты,  30ь50'  западной
долготы. Во всяком случае, от нас это целый день пути, а обе эскадры  полным
ходом идут на юго-запад. Как ни жаль, а мы ничего не увидим. Такое  уж  наше
везенье!

     - 2 -

     К этому  времени  в  северной  части  Атлантического  океана  сложилась
совершенно особенная обстановка. На  море  Соединенные  Штаты  были  гораздо
сильнее  Германии,  но  основные   силы   американского   флота   находились
по-прежнему в Тихом океане. Соединенные Штаты опасались  военного  нападения
прежде всего со стороны Азии, потому что отношения между азиатскими народами
и белыми крайне обострились и японское правительство проявляло  беспримерную
несговорчивость. В момент  нападения  немцев  половина  американского  флота
находилась близ Манилы, а так называемый Второй  флот  растянулся  от  своей
азиатской базы  до  Сан-Франциско,  поддерживая  связь  между  кораблями  по
беспроволочному телеграфу; у восточного побережья  Америки  осталась  только
североатлантическая эскадра; она возвращалась  после  дружеского  визита  во
Францию и Испанию и находилась посреди океана; суда эскадры - в  большинстве
имевшие паровые машины -  занимались  перекачкой  нефти  с  танкеров,  когда
международная обстановка резко обострилась. Американская эскадра состояла из
четырех броненосцев и пяти броненосных крейсеров - все  они  были  построены
уже  после  1913  года.  Американцы  настолько  привыкли  к  тому,   что   в
Атлантическом океане мир охраняют англичане, что даже в мыслях не  допускали
возможности  нападения  на  их  восточное  побережье.  Но  еще  задолго   до
объявления войны, а именно в понедельник после троицы, весь германский  флот
в составе восемнадцати броненосцев, целой флотилии танкеров  и  транспортных
судов прошел через Дуврский пролив  и  смело  направился  к  Нью-Йорку,  для
поддержки германского воздушного флота. Немецкие броненосцы не только в  два
раза превосходили американские численностью, но они к тому же  были  гораздо
новее и лучше вооружены.