Они  сильнее.  Это  диалектика  жизни.
Бастионы империй держатся на порядке, здравомыслии, опыте  предков...  И
всегда на рабском труде.
   Варвары противопоставляют этому дерзость, безрассудство, отрешенность
от догм - молодость, одним словом. И, как правило, молодость  побеждает.
Сколько великих цивилизаций рухнуло под копытами варваров?
   - Не знаю, не считал. Думаешь, ивенки развалят все это хозяйство?
   - А чем черт не шутит?
   - Ну буду молиться за их удачу. Но сам не вмешаюсь.
   - Да, Беня, и вообще иди домой. У меня еще есть  дела,  а  ты  будешь
только мешать.
   - Я, пожалуй, погляжу, как  тебя  пристрелят.  А  потом  воспою  твой
подвиг в стихах.
   - Ну, если так, тогда пошли.
   Трудно представить более безотрадную картину, чем ночь,  опустившаяся
на окраины Цивилизации.  Мы  брели  по  узкой  улочке,  втиснутой  между
огромными и безжизненными, как скалы, домами.  В  окнах  мерцал  тусклый
свет, но он не оживлял картину, а наоборот, угнетал, словно пламя свечей
в усыпальнице.
   Я думал, что пора бы нам успокоиться, вернуться  домой,  уснуть  -  и
будь, что будет. Завтра,  похоже,  нас  ждут  сюрпризы,  но  это  только
завтра. Сорвали злость - и ладно. Надо ведь как-то жить дальше.
   - Я подделаю божью милость, - сказал вдруг Щербатин.
   - Это еще как?
   - Не знаю. Надо пользоваться служебными возможностями. Я подделаю  ей
разрешение иметь ребенка и жить со мной. На первое время  этого  хватит,
чтобы затыкать рот соцнадзору. Потом родится ребенок - не убьют  же  они
его!
   -  А  если  убьют?  Нет,  проще  -  отберут  и  поместят  в  казенное
учреждение.
   - Ты, Беня, как всегда, держишься оптимистом, - с  досадой  проворчал
Щербатин. - Не стану я тебя слушать. Вообще, иди домой.
   - А ты куда с ружьем собрался?
   - Я в больницу. Черт, ну где же вход в подземку?
   Мы добрались в больницу только под утро. Она располагалась на  другом
конце гигантского города, а поезда ходили очень редко. Кроме  того,  она
по виду ничем не отличалась от трудовой казармы, и найти ее среди  сотен
таких же серых зданий-громад оказалось невероятно трудно.
   Но мы ее все же нашли. Она и внутри мало чем отличалась от казармы  -
те же полутемные коридоры и помещения, полные спящих людей. Только запах
здесь стоял совсем уж дрянной.
   - Бедная девочка... - едва слышно пробормотал Щербатин.
   Обойти полтора десятка этажей и тысячи кроватей было нам не под силу.
   Щербатин нервничал. Он  надеялся  найти  Лиссу  быстро,  пока  ее  не
забрали на процедуру.
   - Где врачи? - негодовал он. - Где дежурные? А  если  кому-то  станет
плохо?
   - Здесь всем плохо. Всем и всегда.
   На одном из верхних этажей  мы  наткнулись  на  какого-то  служителя.
Сонный, отчаянно зевающий, он брел по коридору, держась за стену. Скорее
всего вышел по нужде. Щебатин тут же сгреб его за грудки.
   - Мне нужно найти одного человека, - сказал он.  -  Это  женщина,  ее
привезли вчера вечером.
   - Где я буду искать, их тут тысячи! - попробовал возмутиться санитар,
но Щербатин его встряхнул, а затем любезно подсказал:
   - В инфоканале.
   - У меня доступа нет!
   - Сейчас будет, - пообещал Щербатин и ткнул ему в лицо ружье, которое
до этого прятал под накидкой.
   - Ой! - пискнул санитар.
   - Быстро веди к терминалу! - рявкнул Щербатин.
   Мы поднялись на этаж и вошли в небольшую тускло  освещенную  комнату,
очевидно, какое-то рабочее помещение. У одной стены стояли в ряд  четыре
терминала, у другой - две сдвинутые кровати. На них спали, скорчившись в
три погибели, сразу несколько человек.
   - Шико, просыпайся, - испуганно забормотал наш санитар. - Вставай,  к
тебе пришли.
   Поднялся какой-то всклокоченный субъект,  протер  глаза  и  изумленно
уставился на нас. Щербатин уже спрятал оружие, но  его  физиономия  была
пострашней, чем наконечник плазмового ружья.
   - А ну, подъем! - скомандовал  он,  сдергивая  Шико  с  кровати.  Тот
ошалело хлопал глазами и даже  не  пытался  возражать.  По  одежде  было
видно, что мы важные господа, и перечить нам пока не решались.
   - Ищи. - Щербатин пихнул Шико к терминалу. - Молодая  женщина,  зовут
Лисса.
   Привезли вечером. Где она, на каком этаже?
   Опасливо озираясь, оператор положил пальцы на клавиши. Наш провожатый
попытался улизнуть,  но  Щербатин  вовремя  схватил  его  за  шиворот  и
отбросил к стене.
   - Как зовут? Лисса? - Шико повел пальцем по экрану. - Нет  такой.  Не
значится.
   - Как это "не значится"? - рассвирепел Щербатин. - Вечером значилась,
я сам смотрел. Ищи лучше.
   - Значилась, - согласился оператор. - А теперь нет. Зачем она вам,  у
нее даже нет холо.
   - Не твое дело. Ищи дальше.
   - Чего искать, она выписана из системы. Щербатин на  некоторое  время
умолк, сверля Шико глазами.
   - Это что же означает? Как это "выписана"?
   - Наверно, умерла во время процедуры. - Шико зевнул. - Если  вам  так
надо,  спуститесь  в  подвал,  там  хранятся  трупы.  Найдете  -  можете
забирать.
   - Какие трупы? - У Щербатина до хруста сжались кулаки. - Кто умерла?
   - Сами смотрите. Была, теперь выписана...
   Началось что-то страшное.  Разлетелся  вдребезги  терминал,  полетели
кувырком кровати вместе  со  спящими  санитарами,  затрещали  стулья.  Я
напрасно убеждал Щербатина, что эти люди ни при  чем.  Он  твердил,  что
здесь все "при чем".
   Я хватал его за руки, оттаскивал, но не мог с ним справиться. Рано  я
решил, что мы сбросили злость. Злости хватило бы еще  на  десяток  таких
погромов.
   Не помню, сколько  человек  изначально  было  в  комнате,  но  теперь
осталось только двое. Один  лежал  без  сознания,  а  второго  придавило
кроватью, и он трепыхался, как в капкане. Я смотрел на разбитое  окно  и
думал, не выкинул ли Щербатин кого-нибудь сгоряча.  Наконец  я  обхватил
его и выволок в коридор.
   - Ну и кому ты сделал лучше? Ей или себе?
   - Время войны, - проговорил он. - Я не собираюсь делать лучше, я буду
делать только хуже. Все, черта пройдена. Оставь меня, Беня.
   - Какая война? В чем виноваты эти люди?
   - Все виноваты, абсолютно все. Даже искать не надо.
   Все-таки он выдохся. Сразу  стал  как  будто  меньше  ростом,  потух,
обессилел.
   И лицо стало  безразличным  и  невыразительным,  словно  пустой  лист
бумаги.
   - Надо проверить, - пробормотал он. - Они  ведь  могли  и  ошибиться,
да?
   Может, имя перепутали, может, чего не так поняли...
   Бесполезно было говорить ему, что система не ошибается. Он все  видел
сам на мониторе. Надо было поскорей уводить его  отсюда,  тащить  домой,
укладывать в кровать.  Мы  пробегали  целую  ночь,  на  почве  последних
событий у кого угодно может мозги заклинить.
   По улицам расползался влажный подслеповатый рассвет. Сырость проникла
под одежду, кожа сразу покрылась мурашками.  Я  почувствовал,  как  дико
устал сегодня.
   Щербатина я держал за локоть, как бы напоминая, что он не один в этом
мире.
   - Ух ты! - воскликнул он. - А вот и виноватые пожаловали.
   Высоко над нами покачивались два аэровагона  -  черных  с  оранжевыми
полосами. Социальный надзор. Один  развернулся  и  начал  опускаться  на
крышу больницы, второй садился прямо на наши головы.
   - Санитары вызвали, - со злостью процедил Щербатин. - Надо было  всех
добить, не жалеть... - Он затравленно обернулся, решая, куда бежать.
   - В подземку, - сказал я. - Метров двести по прямой и в подвал.
   - Не успеем, Беня. А собственно, чего мне от них бегать?
   Я не успел ничего сделать. Щербатин откинул  полу  накидки,  и  через
мгновение ввысь разлетелись веером  бледно-оранжевые  плазмовые  стрелы.
Пилот попытался развернуть машину и  удрать,  но  она  уже  горела.  Она
по-прежнему  снижалась,  с   каждой   секундой   становясь   все   более
неуправляемой. Наконец, ткнулась застекленной кабиной  в  стену  дома  и
обрушилась на тротуар, разбросав куски дымящегося пластика.
   - Вот так, - едва слышно проговорил Щербатин. - Кто не спрятался -  я
не виноват.
   - Ты кретин, - обреченно произнес я.
   Мы бежали к подземке.  Улица  все  еще  была  безлюдной,  но  падение
аэровагона наверняка разбудило всю округу. Неожиданно  справа  сверкнула
желтая вспышка, и тут же на тротуаре задымилось  черное  пятно.  По  нас
стреляли с края крыши больницы, но из-за большого  расстояния  не  могли
попасть. Пока не могли.
   Не дожидаясь чьей-то снайперской удачи, я подтащил Щербатина вплотную
к стене дома. Теперь нас прикрывал узкий козырек, появилась пара  минут,
чтобы сориентироваться и что-то решить.
   - С какой стати мне прятаться! - заявил Щербатин  и  полез  со  своим
ружьем прямо под огонь соцнадзора.
   Я поспешно втащил его обратно под укрытие.
   - Щербатин, черт тебя побери! Сейчас наше дело - смыться отсюда. Пока
они не считали наши номера, они нас не  знают.  Стоит  нам  попасть  под
сканер, и нам зачтется все - и твои выходки в больнице, и сбитая машина.
Выберемся - тогда будешь искать виноватых.
   - Чего их искать? Вон, сами на нас прут.
   - Отдай мне ружье.
   - Не отдам.
   - Ты невменямый, Щербатин, тебя нужно спасать. Молчи и делай,  что  я
говорю.
   Я внимательно огляделся. Вокруг  только  прямые  улицы  и  одинаковые
прямоугольные дома.  Район  простой  и  открытый,  словно  разлинованная
тетрадь.
   Нарисуй на этой тетради хоть точку, и она не останется незамеченной.
   - Щербатин! - Я потряс его за плечо. - Ты слышишь меня? Ты понимаешь,
что я говорю?
   - Стараюсь, Беня.
   - Вот и хорошо. Смотри - казарма на той  стороне.  Мы  должны  быстро
перебежать туда. Быстро, ты понял? Они успеют нас заметить, но не успеют
пристрелить. Готов? Погнали!
   Мне все же пришлось его тащить.  То  ли  гордость  не  позволяла  ему
позорно драпать на виду у врагов, то ли он хотел между делом  прикончить
кого-нибудь.
   Прежде Щербатин не отличался  ни  гордостью,  ни  кровожадностью,  но
теперь рядом со мной был другой человек.
   - Все, замерли! - выпалил я, когда мы оказались  в  подъезде  рабочей
казармы. - Теперь снимаем накидки и пояса. Рубашки оставляем навыпуск. И
штаны выпускаем поверх сапог.
   - Это что за игры, Беня?
   - Ничего, просто наша одежонка слишком заметна. Хорошо  бы  и  волосы
состричь, но уж ладно...
   - Когда ты стал такой прыткий? Прямо суперагент.
   - Меньше надо было по штабам тушенку жрать, многому бы научился.
   Раздевайся, время дорого.
   - Я не буду снимать накидку. Где же я спрячу ружье?
   - Выкинь все, Щербатин! - заорал я. - И шмотки, и железки!
   - А вот и нет. - Он снял накидку и завернул в  нее  оружие.  Развязал
пояс, выпустил рубаху. Я делал то же самое и, глядя  на  него,  оценивал
результат.
   Действительно, в таком виде мы больше походили на  простых  небогатых
граждан, нежели на экзотических инопланетных террористов.
   -  Теперь,  Щербатин,  надо  дождаться,  пока  откроются  переходы  в
подземку.
   Через улицу мы туда не попадем. Схавают сразу. Надеюсь, они не станут
обыскивать здание - тут десятки тысяч людей.
   Мне  бросилось  в  глаза,  что  Щербатин   стал   какой-то   чересчур
покладистый и на все согласный. Впрочем, я легко списал  это  на  нервы,
которые он достаточно сегодня потрепал.
   Мы затихли в подвале. Здесь было полно пустых  помещений,  заваленных
мусором, и нам нашлось где спрятаться. Я обдумал  ситуацию  и  пришел  к
выводу, что пока наши дела не так уж плохи. Вся наша вина - это драка  с
инспекторами за Лиссу. Теперь бы только выбраться из рабочего района.  А
там - поди докажи, что это мы сбили аэровагон...
   - Надо бежать отсюда, Беня, - сказал Щербатин.
   - Я тебе только об этом и твержу.
   - Нет, надо вообще бежать  -  из  города.  Нас  все  равно  вычислят.
Проверят, опознают, проведут очные ставки,  спросят,  где  мы  всю  ночь
пропадали...
   - Щербатин, в этом городе сотни миллионов жителей. Если нас  за  руку
не поймают - то все, ищи-свищи.
   - Нет, Беня, санитары скажут,  что  я  про  Лиссу  спрашивал.  Вот  и
ниточка. Ты не бойся, я все на себя возьму. Мне уже терять нечего.
   Я лишь с досадой махнул рукой, прекратив спор. Что  толку  спорить  с
сумасшедшим? Поднявшись, я прошелся по подвалу, поковырял пыльный  хлам.
Нашел  старую  робу  -  настолько  замызганную,  что  последний  бродяга
постеснялся бы надеть. Пришла в голову  счастливая  мысль:  подняться  в
спальные помещения, украсть парочку комплектов одежды, а свою  оставить.
Работяги только рады будут подарку, а нам легче станет затеряться.
   Впрочем, поздно. Из коридоров  уже  доносился  шорох  тысяч  шагов  -
открылись  переходы.  Труженики  поднялись   из   кроватей   и   мрачным
непрерывным потоком потекли в подземку.
   - Идем, Щербатин. И надейся на лучшее.
   Мы вынырнули из  бокового  прохода  и  влились  в  общий  поток.  Нас
окружили бледные сонные лица, полуприкрытые  глаза,  ссутуленные  плечи.
Никому не было до нас дела. Слышались шаркающие вялые шаги -  начиналось
очередное тусклое утро окраин Цивилизации.
   - Бросил бы ты ружье, Щербатин, - прошептал я. - Погляди - один ты со
свертком. Все с пустыми руками идут, одному тебе надо выделиться.
   - Ружье не брошу, - отрезал он.
   Вот и станция подземки - низкий обшарпанный зал, полный  людей.  Пока
ничего тревожного, никаких черных курток, никаких подозрительных  лиц  и
внимательных взглядов. Нам осталось только зайти в вагон - и  тогда  уже
можно ни о чем не беспокоиться. Мы  просто  утонем  навсегда  в  людском
океане.
   Подходил поезд, заглатывал несколько сотен  человек,  однако  плотная
толпа на станции не редела. Каждую минуту  с  верхних  этажей  подходили
новые  сотни.  Мы  пропустили  четыре   поезда,   прежде   чем   удалось
протиснуться к дверям вагона.
   - Как думаешь, могут нас еще перехватить? - шепотом спросил я.
   Щербатин равнодушно пожал плечами:
   - Ты супершпион - ты и думай.
   Было тесно, воняло каким-то старьем, машинным маслом,  плохой  пищей,
но я ничего этого не замечал. Душа радостно возносилась к небесам  -  мы
все-таки ушли  от  них.  Мы  вырвались!  Не  исключено,  правда,  что  у
социального надзора остались какие-нибудь сюрпризы для нас.  А  впрочем,
Цивилизация не так уж богата на сюрпризы.
   Мы стояли в плотной толпе, слушая монотонный стук колес.  Я  взглянул
на  Щербатина  и  поразился,  каким  стало   его   лицо:   безжизненным,
постаревшим, словно увядшим.  Он  стоял,  погруженный  сам  в  себя,  не
интересуясь ничем вокруг. И вдруг показалось, что сегодня я его потеряю.
Мне стало не по себе.
   Новая остановка, и  очередная  порция  людей  втискивается  в  вагон.
Щербатин начинает шевелиться, куда-то протискиваться.
   - Ты чего вертишься? - Я дернул его за рукав. - Стой  спокойно,  тише
воды, ниже травы.
   - Извини... что-то дышать тяжело. Там, у дверей, вроде посвободнее.
   Мне пришлось продираться за ним -  нельзя  выпускать  друг  друга  из
виду.
   Сейчас нужно держаться вместе, пока не окажемся дома.  Впрочем,  есть
ли у нас теперь дом?
   На очередной остановке Щербатин вдруг приблизился и прошептал:
   - Извини, Беня, но я еще должен найти виноватых. Прощай...
   Я не успел глазом моргнуть, а он уже выскользнул на станцию. Я рванул
было за ним, но не смог пробиться через толпу. Двери закрылись.
   - Прощай, - сказали его губы сквозь глухое стекло вагона.
   - Сволочь, - прошипел я. Я начал оглядываться в  поисках  стоп-крана.
Ни в коем случае нельзя сегодня оставлять Щербатина одного. Он сейчас  -
стихийное бедствие для этого города. Он хуже, чем  проснувшийся  вулкан,
он камикадзе.
   Поезд тронулся. Мучительно долго текли минуты до следующей остановки.
   Затем пришлось потолкаться на станции, пока я добирался до  платформы
встречного поезда. Снова долгие минуты в вагоне, но на  этот  раз  почти
пустом. В этот утренний час мало кто ехал в жилые районы.
   У меня было время, чтобы хорошо все просчитать. Вряд ли Щербатин  сел
на поезд. Линий, ведущих в центр, очень мало, а ему нужно  именно  туда,
ведь там он хочет найти "виноватых".  Значит,  он  будет  выбираться  на
ближайшую крышу к стоянке аэровагонов. Там наверняка полно народу, сразу
улететь он не сможет. А стало быть, есть шанс его перехватить.
   Ближайшую стоянку я нашел быстро и легко - стоило  только  влиться  в
нужный человеческий поток. На крыше и в самом деле было  столпотворение,
обычное для трудового утра. Я увидел зеленую куртку этажного  коменданта
и  направился  к  нему  -  вот  у  кого  должна  быть   профессиональная
наблюдательность.
   - Тут не проходил человек со свертком в руках?
   Комендант смерил меня вглядом, презрительно поджал губы.
   - Их здесь тысячи ходят, я всех должен разглядывать?
   Я бросился в толпу, надеясь разыскать  Щербатина  там.  Но  комендант
окликнул меня:
   - Эй, подожди! Один парень спрашивал про рейс до  Центра  социального
надзора. Кажется, у него что-то было в руках.
   - О, черт! - простонал я и бросился бежать, но тут же остановился.  А
собственно, куда бежать?
   - Какой это рейс? - спросил я у коменданта.
   - Да он уже ушел. Теперь ищи любой вагон с черной и зеленой полосами.
   Я расталкивал людей, но они даже не пытались возмущаться. Они  просто
глядели мне вслед сонными глазами. Раз толкаюсь -  значит,  имею  право.
Наконец я нашел нужный вагон  и,  нахально  пробившись  сквозь  очередь,
занял место. Машина поднялась в воздух и развернулась в сторону башен  и
небоскребов.
   Ближайшие минуты от меня мало что зависело.  Теперь  вся  надежда  на
скорость.
   Центр соцнадзора значился в маршруте отнюдь не  первым  номером.  Мне
показалось, что мы облетели полгорода, прежде чем добрались  до  нужного
района.
   Но и тут меня ждал сюрприз.
   По салону прокатилось какое-то  беспокойство,  пассажиры  прилипли  к
окнам.
   Пилот объявил, что в этом районе посадки не  будет.  Я  уже  видел  -
улицы внизу затянуты дымом. Горели  верхние  этажи  приземистого  серого
здания с крошечными окнами. Я едва удержался, чтоб не разразиться бранью
на весь салон. Щербатин опередил меня по всем статьям. Теперь уже поздно
что-то делать.
   Я собрал в кулак всю наглость, которую при себе  имел,  и  сунулся  к
пилоту.
   - Мне необходимо срочно высадиться здесь!
   - Я не могу сажать машину в районах стихийных бедствий и катастроф, -
спокойно ответил пилот.
   - Я инспектор Центра! - крикнул я. -  Хочешь  пообщаться  со  мной  в
другом месте?
   Пилот посмотрел на меня с сомнением, но на  всякий  случай  решил  не
спорить.
   Сделав круг над задымленными улицами, он сказал:
   - Если только на ту крышу.
   - И побыстрей! Трудно сказать, на что я тогда надеялся. Я  безнадежно
опоздал,  и  непоправимое  уже   свершилось.   Щербатин   бросил   вызов
Цивилизации. Где теперь его искать - в центре изоляции, или в подвале  с
трупами, или в закоулках огромного центрального района,  -  этого  я  не
знал. Я все же решился выйти из аэровагона, причем  под  самым  носом  у
тех, кто весьма мною интересовался.
   Прилегающие  улицы  были  запружены  зеваками.  К  зданию  Центра  не
подпускали, сверху валились горящие куски. Повсюду воняло гарью. В толпе
царило боязливое напряжение - еще бы, горело не  какое-то  общежитие,  а
сам Центр соцнадзора!
   Потом  я  подслушал  разговоры  и  выяснил,  что  в  здание  врезался
пассажирский аэровагон. У меня от такой новости  просто  ноги  отнялись.
Вспомнились щербатинские слова о том, что здесь "все виноватые". Что ему
стоило дать по голове пилоту, а затем направить  машину  на  Центр  -  в
лучших традициях японских воинов "божественного ветра".
   Я пробирался сквозь толпу, ненадолго останавливаясь, чтобы оглядеться
и послушать разговоры. То и дело  попадались  черные  куртки  социальных
инспекторов, которые в испуге выбежали из здания и смешались с зеваками.
Им было не до меня, я спокойно проходил мимо.
   Так я оказался на крыльце какого-то учреждения, с которого открывался
хороший обзор на горящее здание. Здесь стоял человек,  судя  по  одежде,