ют, - закончил инструктор.
   Через несколько минут мы с Щербатиным уже выбрали себе кровать. Долго
не искали - все равно на одну ночь. Я, по молчаливому соглашению,  залез
наверх  -  мне  достаточно  было  видеть  провисший  потолок  в  потеках
ржавчины, остальное не интересовало.
   - Знаешь, почему ты  хреновый  поэт,  Беня?  -  донесся  снизу  голос
Щербатина.
   - Потому что ты не  интересуешься  людьми.  Ты  интересуешься  только
собой. Погляди вокруг:  сколько  судеб,  сколько  характеров.  Поговори,
познакомься, наберись опыта.
   - Не вижу никаких судеб, - отозвался я. - Вижу  только  серую  массу,
которая дрожит от предвкушения веселой жизни.
   - Это не масса, это люди! -  рявкнул  вдруг  Щербатин  с  неожиданной
злостью.
   - Такие же люди, как ты, ничуть не хуже. Может, даже лучше.
   - Это нулевое холо,  Щербатин.  Большое  скопление  нулей,  равное  в
сумме...  сам  можешь  подсчитать.  И  вообще,   кто   бы   меня   учил!
Бандит-международник, ценитель индивидуальностей...
   - Зато ты у нас  непризнанный  гений.  Ладно  уж,  лежи,  наслаждайся
своими печалями. Я пойду прогуляюсь. Не забудь носки  сменить,  божество
ты наше недоделанное.
   Щербатин ушел, и через некоторое время мне стало скучно. Я понаблюдал
за казармой, где трудовой  люд  менял  носки,  приспосабливал  поудобнее
новую одежду, устраивал постели, таскал откуда-то  картонные  тарелки  и
мало-помалу знакомился.
   Через кровать от меня возился с завязками  некий  субъект  совершенно
неопределенного возраста. Маленький, сгорбленный, суетливый, он  походил
на забитого китайца-крестьянина, какими их показывают в старых фильмах.
   - Привет! - позвал я. - Как зовут-то?
   Он рывком поднял голову, блеснули глаза-бусинки, - Шак, - ответил  он
высоким сипловатым голосом. - Я - Бедный Шак.
   - Издалека?
   Он задумался, закатил глаза, шевеля при этом тонкими серыми губами.
   - Третье удаление, - родил он наконец. - Не очень далеко.
   - Ясно... - Я тоже захотел назваться,  но  забыл,  из  какого  мы  со
Щербатиным удаления и сектора. Надо будет записать  на  ладошке.  -  Чем
решил тут заниматься, Шак?
   - Я буду искать червя. - Он закатил глаза и изобразил на  лице  смесь
восторга, испуга, гордости, озабоченности и еще бог знает чего. - Я буду
ходить на холод, далеко-далеко, слушать  лед,  нюхать  воздух  в  норах.
Ледовая разведка!
   - Шак поднял палец.
   - А потом, когда получишь холо?
   -  Стану  начальником,  -  он  расплылся  в   улыбке,   глаза-бусинки
превратились в щелки. - Я никогда не был начальником.  Никто  не  хотел,
чтобы я стал начальником. Но теперь я сам решаю, кем мне быть.
   "Удачи тебе, Бедный Шак", - со вздохом подумал я и уже хотел  отстать
от него, но тут мне стало интересно, кем он был прежде.
   - Шак, а чем ты занимался до этого?
   - Я гунявил зибобы, - с достоинством ответил он.
   -  Что-что  ты  гунявил?  -  Похоже,  я  попал  в  ту  область  языка
Цивилизации, которая была мне вовсе незнакома.
   - Зибобы, - с простодушной улыбкой ответил Шак. - Выбучивал на блоцки
и тут же гунявил зибобы. Но они были слишком шулкие, и у меня  постоянно
пробоячивало на  ксын.  А  роболакер  не  разрешает,  если  очень  часто
получается ксын, от этого жлофа гнется. Мне пришлось уйти оттуда.
   - Сочувствую, - пробормотал я.
   "Вот тебе и  судьбы,  Щербатин,  -  подумалось  мне.  -  Вот  тебе  и
характеры".
   Я тут же  попробовал  написать  поэтическое  произведение.  Печальный
рассказ Шака настраивал на эпический лад.
   Гунявил зибобы несчастный старик, Но злой роболакер ударился в крик:
   Выбучивать блоцки ты больше не смей!
   Ведь ксын пробоячило жлофой твоей.
   И сел тот старик на летучий корабль...
   Тут меня заклинило, поскольку никак не вспоминалась точная  рифма  на
"корабль". Когда-то я  нашел  ее  и  даже  записал,  однако  теперь  все
выветрилось.
   Тогда я придумал  другой  вариант:  "И  сел  тот  старик  на  большой
звездолет, чтоб слушать и нюхать загадочный лед". Но это  получался  уже
полный бред, и мучиться над ним я быстро расхотел.
   Нашего капитана звали Дядюшка Лу, он был  старенький,  толстенький  и
лысый.
   Его голова более всего напоминала сплюснутую морщинистую  тыкву.  Эта
тыква то и дело хитро нам улыбалась.
   Дядюшка  Лу  был  одет  в  жуткую  рванину,  через  дырки  беззащитно
светилась дряблая кожа его живота. На нем был свитер  и  широкие  штаны,
подвязанные снизу тесемочками - очевидно, чтоб не обтрепывались края.
   - ...А условия у нас такие, - говорил он. - Хорошие  у  нас  условия.
День пребывания - три уцим. Промысловый день - десять уцим. Если  ничего
не делать, за  шесть  периодов  можно  получить  первое  холо.  Если  на
промысел ходить - вдвое быстрей. А если еще и пульпу привозить,  то  два
периода - и можно отсюда улетать. Потому что,  когда  с  полными  баками
возвращаемся, на каждого по двести уцим.
   Дядюшка Лу ласково улыбнулся  и  развел  руками:  мол,  сами  судите,
ребятки, двести уцим - это о-го-го, это вам не просто так.
   - Машина  наша  еще  хорошая,  работать  можно,  -  продолжал  он,  -
ребятишки - тоже хорошие, познакомитесь сейчас. А вот  одежонка  у  вас,
мальчишечки, плоховата. Маловато у вас ее.  Я  так  вам  скажу  -  будет
свободное времечко - походите по ангарам, пособирайте в углах  тряпочки.
Там завяжешь, здесь завернешься - глядишь  и  не  озябнешь  во  льду.  В
машине-то печки же нету, там и без печки тесновато...
   - А как у вас, Дядюшка, насчет пожрать? - поинтересовался Щербатин.
   Капитан снова прищурился в ласковой улыбке.
   - На еде работаем, - с легкой укоризной напомнил он. - Уж  как-нибудь
не проголодаемся. - Он поднялся, поддернул штаны. - Ну, пошли,  ребятки.
Пошли машину глядеть.
   Путь наш лежал в один из отдаленных ангаров. Я шагал, посматривая  по
сторонам,  и  представлял  себя  то  на  авторемонтном  участке,  то  на
мясокомбинате, то на военной базе.
   Вот трое работяг прут, выбиваясь из сил, огромную гнутую железку. Вот
выстроились  новобранцы  в  необмятых  робах,  а  перед  ними  -  то  ли
начальник, то ли  инструктор.  А  вот  грузят  на  гусеничную  платформу
грязные баки, из которых выплескивается какая-то жижа.
   С трудом верилось, что мы причастны  к  совершенной,  достигшей  всех
мыслимых высот Цивилизации. Но, может  быть,  это  только  ее  задворки?
Скорее всего так и есть.
   - Щербатин, а есть где-нибудь другая Цивилизация?
   - Понятия не имею. А тебе этой мало?
   Мы наконец пришли. В гулком  холодном  ангаре  я  увидел  машину,  на
которой  нам  предстояло  работать  ближайшие   два   периода,   добывая
питательную пульпу. На вид она напоминала муравья, у которого выросло  в
три раза больше ног и усов, чем положено. Впереди  -  круглая  вытянутая
кабина с окошками из толстого стекла.
   За ней такой же округлый корпус. А вокруг - десятки раздвижных  штанг
с пиками и крючьями на концах. И еще снизу кабины - гофрированный  хобот
с наискось срезанной стальной трубкой. И все это размерами с локомотив.
   Машина пребывала  в  состоянии  ремонта.  Несколько  работников  вяло
ползали по ней, звеня инструментами. Двое  сидели  у  стены  и  дули  на
озябшие пальцы.
   - Вот она, - с теплотой проговорил Дядюшка Лу. -  Ледоход.  Кормилец.
Нет, "Кормилец" у другого экипажа, а наш - "Добыватель уцим".
   - Это название? - спросил я.
   - Имя, - многозначительно поправил Дядюшка.
   - А почему такое прозаическое? Хотите, я придумаю?
   - Что придумаешь?
   - Другое имя, получше. Ну, скажем, "Снежная королева"...
   - Не надо нам никаких королев, - забеспокоился капитан.  -  Нам  надо
уцим добывать, нам добыватель нужен, а не королева. Ребятишки! -  позвал
он.
   Вылезли трое. Чумазые, изодранные, с обмороженными лицами.
   - Вот, ребятишки мои. Вместе на червя пойдем. Это Джи, это  Ну-Ну,  а
это вот - Пок. Знакомьтесь, это наши новенькие. Беня и Щерба.
   Мы  со  Щербатиным  постарались  выглядеть   вежливыми   и   дружески
настроенными.
   Я, чтобы не перепутать имена, запомнил  новых  соратников  по  особым
приметам: у Джи не хватало нескольких передних зубов, Пок все время икал
и кашлял, а Ну-Ну то и дело нервно оглядывался, словно опасался  слежки.
Нашему появлению, как мне показалось, они были очень рады.
   - Ну вот, - развел руками  Дядюшка,  добродушно  улыбаясь.  -  Сейчас
гаечки завертим, болтики подкрутим - и в дорожку.
   Подкручивание болтиков затянулось надолго. Мне и  Щербатину  пришлось
еще помогать устанавливать чистые баки для пульпы  -  они  крепились  на
корпус ледохода с помощью проволочных узлов.
   Потом пришел транспорт - гусеничный вездеход и длинная платформа,  на
которую погрузили "Добывателя уцим". При этом, мне  показалось,  сломали
две штанги.
   Нам пришлось  трястись  на  платформе,  на  самом  морозе.  Я  сидел,
завернувшись во все тряпки, которые только  удалось  найти  по  углам  и
закоулкам. Вместо варежек  я  приспособил  тройной  слой  белых  носков.
Однако Джи при этом, кажется, поглядывал на меня неодобрительно.
   База давно скрылась за горизонтом, вокруг простиралась ледяная степь,
кое-где перечеркнутая трещинами. Ветер гнал впереди нас  бог  весть  как
попавший сюда одноразовый носок.  Я  откровенно  тосковал  и  завистливо
поглядывал на кабину, где в тепле и уюте пребывал наш капитан.
   - Щербатин, ты жив еще?
   - Не дождешься...
   - Щербатин, неужели Цивилизация не придумала  теплых  вагончиков  для
нас?
   - А Цивилизация не раздает свои блага кому попало.
   - Я не кто попало, я все-таки человек.
   - Ты ноль. - Щербатин ядовито засмеялся. - Ты - серая масса.
   На бритвенно-ровном краю горизонта  затемнела  крошечная  точка.  Она
приблизилась  и  распалась  на  потрепанный  брезентовый  купол  и   два
гусеничных вездехода. Нас ждали. Несколько человек махали нам  руками  и
подпрыгивали - то ли от холода, то ли от нетерпения.
   Дядюшка Лу на ходу выскочил из кабины и зашагал к встречающим. Шарфы,
шнурки и тесемки трепетали на ледяном ветру. Потом нас подвели к широкой
расщелине во  льду,  которая,  как  мне  показалась,  была  искусственно
расширена.
   - Здесь червь! Здесь большой червь! - тараторил  незнакомый  человек,
на котором было напялено, по всей видимости, три или четыре теплые робы.
- Я лед слушал: у-у-у! У-у-у! И воздух дышит, чуете?
   Дядюшка и  его  многоопытная  команда  с  профессиональным  интересом
оглядели расщелину, послушали, потом зачем-то взяли с краев и примяли на
ладонях комки снега. Покивали друг другу. Дядюшка посмотрел по  сторонам
и махнул рукой: можно начинать.
   - А вы чего? - кликнул он нас. - Лезьте в машину-то, лезьте!
   Мы с Щербатиным панически переглянулись. В  кабину  пришлось  влезать
кое-как через крошечную дверцу в самом низу. Внутри была жуткая теснота,
мне даже пришлось снова выбираться,  чтобы  Ну-Ну  смог  протиснуться  в
машинное отделение.
   Мы разглядели небольшое железное креслице, перед которым торчал целый
куст рычагов  и  рукояток.  Было  темно,  свет  пробивался  через  узкое
исцарапанное стекло перед креслом. Я  то  и  дело  натыкался  боками  на
какие-то торчащие детали. Стало ясно, почему на всех  промысловиках  так
изодрана одежда.
   - Вон там примоститесь как-нибудь,  -  посоветовал  Дядюшка,  занимая
свое капитанское кресло. - И обвяжитесь, бросать же будет.
   Наконец мы кое-как устроились. Щербатин -  на  полу,  я  -  на  узком
металлическом ящике у стены. Неподалеку приспособились и Джи  с  По-ком.
Со стен свисали обрывки засаленных веревок, которые мы  обвязали  вокруг
себя. Затем капитан постучал ногой  в  железную  стену,  и  наш  ледоход
начали стаскивать с грузовой платформы.
   С гулким  скрежетом  "Добыватель  уцим"  воткнулся  в  расщелину.  Мы
повисли на своих веревках, не в силах вдохнуть или выдохнуть.
   - Можно! - крикнул Ну-Ну из своего отсека, и Дядюшка взялся  за  свои
рычаги.
   Заработали фрезы, застучали неведомые  механизмы  внутри  корпуса,  и
наша железная скорлупка принялась протискиваться  в  ледяной  мир.  Свет
померк. Дядюшка включил внешнюю фару, но ее свет  видел  только  он  сам
через смотровое стекло.
   - Стой! - крикнул через минуту Ну-Ну и  затем  начал  долбить  чем-то
тяжелым по металлу. - Можно! - разрешил он, закончив.
   Действительно, начало бросать. Веревки врезались в тело, кроме  того,
с непривычки начало  тошнить.  Я  пока  держался,  лишь  издавал  иногда
сдавленные всхлипы. Щербатин же только поругивался вполголоса.
   Я заметил, что Пок поглядывает на наши мучения с понимающей усмешкой.
   Вдруг подумал: что будет, если меня вырвет и все разнесет по  кабине.
Тогда им будет не до усмешек.
   - Страшно? - крикнул Пок, перекрывая лязг шестеренок.
   - Весело, - ответил ему Щербатин.
   А я спросил:
   - Черви не очень опасные?
   - Не-ет! - рассмеялся Пок. - Червь - он тебя и не заметит. Да ты  все
равно в кабине... - Он закашлялся и примолк.
   Тут ледоход начало очень уж сильно швырять, и  мы  вцепились  в  свои
веревки.
   Наверно, трещина пошла зигзагами.  Вдобавок  по  корпусу  стали  бить
ледяные глыбы, которые  отваливались  от  прикосновений  машины.  Я  уже
решил, что вернусь наверх в виде  отдельных  кусков,  как  вдруг  тряска
закончилась, сменившись ритмичным покачиванием.
   - Ну все, - вздохнул Дядюшка. - Нора началась можно передохнуть.
   Он бросил рычаги, а из машинного отсека высунулась физиономия Ну-Ну.
   - Штанга четвертая выпадает, - сообщил он, настороженно  оглянувшись.
- И крюки в двух местах уже сточены.
   - А куда смотрели?  -  немного  рассердился  капитан.  -  Чего  тогда
ремонтировали? Ладно... - Он махнул рукой. - Покушаем, пока тихо.
   Выяснилось, что я сижу на ящике с комбикормом. Чтобы с  него  слезть,
пришлось потеснить Щербатина, а тот в свою очередь сдвинул с места  Джи.
Пок,  стараясь  кашлять  в  сторону,  раскидал  кормежку  по   картонным
тарелкам, раздал дощечки-ложки. С  великим  трудом  к  нам  втиснулся  и
Ну-Ну.
   Машина, плавно покачиваясь, шла по тоннелю, а  мы  жевали  перетертую
траву, скорчившись в три погибели.
   - Нравится у нас? - поинтересовался Дядюшка, облизывая свою дощечку.
   Щербатин бросил на меня предостерегающий взгляд, потом ответил:
   - Конечно! Хорошая работа, хорошие люди.
   - М-да... - умиротворенно закивал капитан. - Догоним  червя  -  будет
для нас чего-нибудь вкусненькое. А вы надолго хотите тут остаться?
   - До первого холо, - пожал плечами Щербатин.
   - А вот и зря. Куда вы с этим первым холо? В такую же дыру, только  в
другом месте. Я тут уже двадцатый сезон, к вашему сведению.
   - Да, - присоединился Джи, обнажив беззубую улыбку. - Дядюшка  у  нас
ветеран. Самый опытный промысловик. У него пятое холо.
   - Пятое  холо?  -  Щербатин  с  сомнением  оглядел  изодранный  наряд
капитана.
   Тот это заметил.
   - А ты на одежку не гляди, - с укоризной сказал он.  -  Ты  вот  куда
гляди...
   Он полез под свои рычаги и выудил оттуда  некий  сверток.  Встряхнул,
расправил - и перед нами заблестел длинный расшитый золотом халат.
   - Вот! - со значением проговорил капитан. -  Вот  в  чем  я  войду  в
Цивилизацию. И не с  первым  холо,  а  с  шестым.  Сразу  как  уважаемый
гражданин.
   Посмотрят и увидят: Человек! - Он поднял  палец.  -  А  вы  говорите,
первое холо...
   - Правильно, Дядюшка Лу, - почтительно согласился Ну-Ну.
   - Я не буду размениваться на мелочи. - Тон  капитана  вдруг  сделался
резче, в глазах блеснули психопатические искорки. - Я  приду  в  дом  из
нескольких комнат. У меня будет домашний помощник. У  меня  будет  право
каждый  день  посещать  развлекательные  центры,  причем   с   отдельным
столиком. За этот столик я смогу садиться с любой женщиной.  Меня  будет
возить наземная машина...
   Дядюшка распалялся.  Стало  страшно,  что  он  сейчас  взорвется  или
лопнет.
   Чувствовалось, что ему хочется встать в  полный  рост,  но  тогда  он
въехал бы головой в потолок кабины.
   - Посмотрим, кто  кому  будет  кланяться!  -  рычал  наш  капитан.  -
Посмотрим, кто будет выпрашивать лишнюю  пару  ботинок  или  деталь  для
ледохода! Вот тогда-то сразу станет ясно,  кто  человек,  а  кто  просто
так...
   Он вдруг резко сник, скомкал свой халат и затолкал  его  под  рычаги.
Оглядел нас чуть  виноватым  взглядом,  потом  вернул  на  лицо  обычную
ласковую улыбку.
   - Ну, кушайте, кушайте...
   Я передвинулся ближе к смотровому стеклу, пригляделся. В желтом свете
фары уходил в неведомую даль ледовый тоннель. Машина двигалась по  нему,
расставив в стороны свои  штанги  и  распорки,  упираясь  ими  в  стены.
Наверно, со стороны "Добыватель уцим"  напоминал  раскоряченного  паука,
ползущего в трубе.
   Звенели и щелкали, шестеренки в механизме, скрипели сочленения штанг.
Тихо шуршал  осыпающийся  лед.  Кабина  уже  согрелась  нашим  дыханием,
потянуло в сон.
   - А вы поспите, - посоветовал Дядюшка, заметив мой нечаянный зевок. -
Червя еще долго будем гнать. Вам пока и заняться нечем. Поспите...
   Собравшись в клубок и обмотав себя веревками  на  случай  кувырков  и
тряски, я затих на полу кабины. Перед тем как погрузиться в сон,  я  еще
долго слышал, как кашляет Пок, как Ну-Ну  перекликается  с  капитаном  и
долбит чем-то тяжелым по железному.
   Я подумал, меня бьют ногами человек десять. Но оказалось, это ледоход
так трясется, что я болтаюсь на своих веревках, подобно марионетке.
   - Давай, шевелись! - орал мне в лицо Джи.  -  Подымайся!  Спать  сюда
пришел?
   -  Червь,  червь...  -  бормотал  Дядюшка,  и  его  голос  дрожал  от
возбуждения.
   В полутьме кабины я налетел на кого-то  головой  и  тут  же  в  ответ
получил по этой голове коленом.
   - Обвязывай здесь и здесь, - донесся голос Пока.
   Я разглядел, как Щербатин и Джи возятся  вокруг  Пока,  опутывая  его
длинным канатом. Из машинного отделения неслась ругань  Ну-Ну  и  частый
громкий стук.
   - Помогай! - крикнул мне Джи. Я тупо взялся за край каната.
   - Ребятушки, торопитесь, - стонал капитан. - Шибко быстро ползет.
   Я на мгновение вгляделся в смотровое стекло.  Фара  светила  слабо  и
неровно, однако я увидел червя. Мне показалась, что впереди  нас  глухая
черная стена. Она  колыхалась,  то  сжималась,  то  снова  надувалась  и
постоянно уходила от нас.
   - Жми на полную, цепляемся! - крикнул Джи и грохнул ногой в переборку
машинного отсека. Стук оттуда участился.
   Джи прыгнул и опустился на корточки рядом  с  капитанским  креслом  и
тоже уцепился за  рычаги.  Я  поражался,  как  его  не  сносит  с  места
ужасающая  качка  и  тряска.  Видимо,  дело  привычки.  Ледоход  ускорил
движение, живая стена стала приближаться.
   - Еще малость... - бормотал капитан. - Еще чуточки...
   - Есть! - крикнул Джи. - Зацепили.
   - Еще одну, - отозвался Дядюшка.
   - И еще одну, - охотно кивнул Джи.
   Они втыкали в тело червя свои  пики  и  гарпуны,  чтобы  закрепиться.
Крючья заскрежетали по льду, обваливая стены - теперь уже ледоход не сам
двигался, его тащил червь.
   - Четыре точки, - доложил Джи. - Еще?
   - Хорош. Опускайте Пока.
   - Опускайте Пока! - крикнул Джи, повернувшись к нам со Щербатиным.
   Мой приятель, видимо, уже знал, что делать. Он согнулся к люку в полу
и распахнул дверцу. Подуло ледяным сквозняком.  В  черном  провале  едва
заметно мелькали белые стены тоннеля.
   - Давай, Пок! - ободрил Джи.
   Пок начал осторожно вылезать в люк. Я придерживал  канат,  перепустив
его через плечо, Щербатин подстраховывал нас обоих. Мне  было,  наверно,
так же страшно, как Поку.  Вылезать  из  ледохода  навстречу  холодному,
бегущему на тебя мраку - все равно  что  прыгать  из  поезда  в  тоннеле
метро. Именно тогда мне стало ясно, почему  на  разработках  так  быстро
присваиваются холо.
   - Закрепляюсь! - сообщил Пок. Он  делал  подвижную  петлю  на  скобе,
приваренной снаружи кабины.
   "Как бы не свалиться, -  мимоходом  подумал  я.  -  Костей  потом  не
соберешь".