истально заглянув в глаза.
   - Проходите, друзья. Почти все собрались. - В его облике  заключалось
что-то особенное, многозначительное,  двухслойное.  Словно  весь  он  от
пяток до макушки наполнен тайным смыслом.
   Мы оказались в странной компании. На  мягких  широких  диванах  среди
красных фонарей сидели две жирные тетки, разодетые, как на бал; высохший
чуть ли не  до  хруста  старик  с  огромными  бриллиантовыми  перстнями;
прямая, как палка, черноволосая дама, томно глядящая в пустоту; два юных
близнеца с розовыми щеками и  ангельскими  кудряшками.  В  темных  углах
таились еще какие-то личности, но мы их не разглядели.
   Ни одного мозолистого пролетария, одна лишь осатаневшая  от  безделья
аристократия.
   - Щербатин, это не наша компания, - сразу шепнул я.
   -  Мы  здесь  по  рекомендации  одного  уважаемого  человека,   моего
знакомого, - пояснил он. - Старайся вести себя прилично, не подведи его.
   - Садитесь, друзья, - сказала тощая старуха, вышедшая из-за  каких-то
штор.
   На ней  было  неприлично  яркое  красное  платье,  прошитое  золотыми
нитями. Она села рядом с сухим стариком и щелкнула пальцами.
   Неслышно появился служитель. Мы сели, и он поставил перед нами бокалы
и  лакомства  -  обычный  набор  для  любого  досугового  заведения.   Я
по-прежнему был не в своей тарелке и держался скованно.
   -  Подождем  немного  и  будем  начинать,  -  произнес  сухой  старик
скрипучим  голосом.  И,  взяв  с  блюда  ослепительно  белое   пирожное,
сладострастно надкусил его.
   "Вождь, - подумал я. - Предводитель восстания".
   Через некоторое время к компании присоединилась еще  одна  женщина  -
довольно бесцветная, в годах, сухо  и  неинтересно  одетая.  У  нее  был
отрешенный взгляд  и  нервная  порывистость  в  движениях.  Она  тут  же
опрокинула на пол бокал, который  принес  служитель.  Еще  через  минуту
подошел манерный и вальяжный молодой человек, весь в белом. Он  двигался
так лениво и плавно, будто был сделан из пластилина.
   - Начинаем уже, наверно, - проскрипел старик-вождь. Затем  с  усилием
оторвался от спинки дивана и  посмотрел  в  один  из  затемненных  углов
помещения.
   - Да, начинайте, - донесся оттуда голос. Я только  теперь  разглядел,
что там сидит в одиночестве какой-то толстяк. "Вот  настоящий  вождь,  -
решил я. - А старик - заместитель".
   - Госпожа Ним-Оу, кажется, у вас есть интересное сообщение, -  сказал
старик. - Прошу вас, начинайте, мы слушаем. - Он взял еще одно  пирожное
и снова откинулся на спинку, прикрыв глаза.
   - Да, - отозвалась отрешенная дама. - Да, есть. Сейчас...
   Она судорожно сжимала и разжимала кулаки, слышно  было,  как  хрустят
пальцы.
   Губы ее несколько раз приоткрывались - она вот-вот собиралась начать,
но что-то мешало. Наконец, сосредоточившись, она выдавила:
   - Сегодня я... Сегодня я прошла тридцать шагов по серебряной линии...
   Послышались сдержанно-удивленные восклицания и даже осторожные хлопки
в ладоши. Общество заметно оживилось.
   - Да... Тридцать шагов... - Она отрубала слова, как сухие палочки.  -
По серебряной линии. И это еще не все.  Меня  хотел  остановить  уличный
комендант.
   Социальный надзор... Да... Он хотел узнать, на каком  основании...  У
меня девятое холо, а не восемнадцатое. И это видно. Видно по одежде.  Он
окликнул меня. Но я... Я не остановилась!
   - Вы просто прошли мимо? -  изумленно  проговорила  одна  из  толстых
разодетых теток.
   - Просто прошла. Посмотрела на него и прошла.
   - Невероятно! Какое самообладание! - загудело общество. - Пройти мимо
социального надзора! Отважная женщина!
   - Я просто прошла мимо него, - подтвердила госпожа Ним-Оу.
   Тут из темного угла раздался тихий трескучий  смешок.  Веселился  тот
загадочный  толстяк.  Все  как-то  сконфузились.  Я  понял,  что   вождь
иронически относится к подвигу отважной подпольщицы.
   - Что ж, это заслуживает некоторого уважения, - солидно заметил сухой
старик. - Кто еще сможет нас удивить?
   - Я, - поднялся пластилиновый юноша в белом.
   - Пожалуйста, Сид-Ним, мы слушаем.
   - Мне удалось проникнуть в развлекательный  дворец  для  двенадцатого
холо.
   Оппозиционеры  пренебрежительно  засмеялись.  Очевидно,  этот  подвиг
уважения не заслуживал, даже некоторого.
   - Но это не все, друзья, это  не  все!  -  воскликнул  юноша,  плавно
подняв пластилиновые руки. - Я вернулся домой в персональном аэрокупе  ,
а кроме того...
   - Садись, Сид-Ним, - проговорил  сухой  старик.  -  Мы  разочарованы.
Нетрудно, имея одиннадцатое холо, пользоваться благами для двенадцатого.
В следующий раз придумай что-нибудь поинтересней.
   - Но я еще... - Несчастного юношу уже не слушали.
   - А можно я? - попросила одна из толстух.
   - Слушаем тебя, У-Озо, - позволил старик.
   - Так... Во-первых, я уговорила нашего коридорного уборщика прицепить
ящик с мусором к аэровагону. И когда  тот  взлетел,  все  посыпалось  на
толпу.
   Подпольщики сдержанно заухмылялись.
   - Дальше, - продолжала толстуха, - я сорвала табличку, что переход  в
подземку закрыт, и эти идиоты поперлись вниз, устроили толкучку, а потом
неизвестно сколько времени искали выход. Уверена, что  половина  из  них
опоздала на работу...
   - Щербатин, - тихо прошептал я, - это не оппозиция. Это  клуб  мелких
пакостников.
   - Тсс...
   - И еще, - продолжала госпожа У-Озо, - я познакомила помощника своего
соседа с мойщицей  стекол.  Оба  молодые  люди,  у  обоих  первое  холо.
Ручаюсь, через день-другой они скатятся до незаконной связи.
   - Имена известны? - спросил вдруг загадочный толстяк из мрака.
   - Конечно, я все вам сообщу.
   - М-да, - проговорил старик. - Любопытно. Твоя фантазия,  У-Озо,  как
всегда, непредсказуема. А что у нас с филиалами?
   Неожиданно повисла какая-то неприятная тишина.  Все  дружно  опустили
глаза в пол.
   - Молчим? - строго произнес  старик.  -  Выходит,  мне  снова  нечего
докладывать в центр? Это никуда  не  годится.  Нужно  работать,  друзья,
именно за это на ваши номера сыпятся уцим.
   - У нас в мастерской, - неохотно проговорил один из близнецов, - трое
рабочих как-то приноровились доставать себе по лишней паре носков...
   - Носки оставьте при себе. Центр ждет серьезной работы. - Старик сжал
губы и довольно  долго  сидел  насупленный.  Потом  вдруг  выпрямился  и
поглядел на нас со Щербатиным. - Но позвольте! У нас  же  сегодня  новые
лица! Как же мы забыли!
   Приветствую вас, друзья! Может, вы что-то расскажете?
   Мне захотелось провалиться в недра дивана и сгинуть там. Но  Щербатин
ткнул меня локтем.
   - Расскажи что-нибудь. Вспомни. Я сразу за тобой...
   Я, покрываясь испариной, начал молоть чушь о том, как незаконно носил
магнитофон в солдатском ранце. Потом вспомнил, что  доедал  завтраки  за
хозяином, хотя мне такой еды не положено. Больше ничего на  ум  не  шло.
Выяснилось, что я все это время был законопослушен  до  омерзения.  Даже
жаль было разочаровывать солидных людей.
   Напоследок мне вспомнилось, как, работая в  бюро  пропаганды,  я  для
удовольствия  писал  издевательские  стишки  по  технике   безопасности.
Правда, никому их не показывал.
   Меня тут же попросили что-нибудь вспомнить. Я напряг память  и  выдал
следующее:
   Если ты лишился глаза, Постарайся сдохнуть сразу.
   Чем потом тебя лечить, Проще сразу схоронить.
   Я думал, им это понравится. Но лишь двое  или  трое  выдавили  жалкие
улыбки, остальные как-то нехорошо покосились в темный угол, где затаился
толстяк.
   Зато Щербатин стал просто гвоздем программы и украшением  вечера.  Он
рассказал, как жил на Водавии, как он здорово  там  устроился,  не  имея
никакого холо, как пил, жрал, отдыхал и развлекался. И так  у  него  это
здорово выходило, что подпольщики смеялись, не переставая. К счастью, от
восторга они совсем забыли про меня и мое жалкое выступление.
   - Думаю, мы можем закончить заседание,  -  изрек  старик.  -  Давайте
просто отдохнем.
   - Я хотела предложить текст обращения к гражданам...  -  открыла  рот
толстуха.
   - Не сегодня, У-Озо. Мы и так слишком часто пишем обращения.
   Появились служители, принесли новые порции пойла и  закуски.  Публика
разбилась на кучки, а к нам подсел пластилиновый юноша.
   - Вы случайно не братья? - спросил он первым делом.
   - Нет, - любезно улыбнулся Щербатин. - Просто однофамильцы.
   - Вам нужно почаще тут бывать, - сказал  юноша.  -  Я,  когда  пришел
первый раз, имел только третье холо. Теперь - одиннадцатое.
   - Тут платят за. каждое посещение? - уточнил Щербатин.
   - Не совсем... - Юноша замялся.
   - А кто это сидит там, в углу? - спросил я, кивнув на толстяка.
   - Это же господин инспектор, - ответил юноша так, словно укорял  меня
в незнании  элементарных  вещей.  -  Уполномоченный  службы  социального
надзора. Вас разве еще не представили ему?
   - Забыли, - признался я.
   - Обязательно подойдите. Он наверняка захочет с вами поговорить.
   - Может быть, чуть позже? - пробормотал Щербатин.
   - Что вы! Это следовало сделать, как только вы вошли сюда!
   Я переглянулся со Щербатиным, и мы встали. Настало время  лихорадочно
вспоминать - много ли я наговорил лишнего в присутствии инспектора.
   - Неплохо, неплохо, - похвалил нас толстяк, когда мы  приблизились  и
скромно опустили взгляды. - Меня зовут Уок-Гил, я инспектор  сектора  по
надзору за деятельностью оппозиции.
   Полумрак не позволял хорошо  разглядеть  его  лицо.  Мы  видели  лишь
контур жирного подбородка да еще округлую линию  живота,  дрожащего  при
каждом слове.
   Инспектор был одет в форму, похожую на комендантскую, только  черного
цвета.
   - Может быть, вы хотите открыть свои филиалы? - предложил он.
   - Какие филиалы? - вежливо спросил Щербатин.
   - Ячейки оппозиционного движения. Они могут быть где угодно -  у  вас
на работе, или в вашем доме, или  даже  на  стороне,  в  любом  трудовом
общежитии.
   - И что мы там должны делать?
   - То же, что и здесь.  Собирайте  вокруг  себя  наиболее  активных  и
прогрессивно мыслящих граждан, проводите с ними  собрания.  Выслушивайте
их  мысли,  поощряйте  новые  методы  социального  протеста,  принимайте
различные обращения, декларации,  манифесты.  И,  разумеется,  регулярно
отчитывайтесь перед центральным советом о том, кто проявляет  наибольшую
активность,  кто  использует   нестандартные   подходы.   Или   напрямую
обращайтесь ко мне.
   - Нам надо подумать... - ошалело пробормотал Щербатин.
   - Не стоит думать. За партийную работу делаются начисления на  номер,
хорошие начисления. Хотя, конечно, все зависит  от  результативности.  В
общем, жду вас на следующем собрании.
   Домой мы мчались со всех ног. Щербатину, кажется, было  неловко,  что
он втравил меня в такую гнусность. Он искоса поглядывал на меня и  ждал,
когда я ему все выскажу. Но я сказал только одно:
   - Давай больше не  будем  отдыхать  в  незнакомых  заведениях.  А  то
попадем в клуб самоубийц или того хуже.
   - Договорились, Беня, - охотно согласился он. - Теперь  только  цирк,
кино и танцы.
   Однажды я пришел к выводу, что искать себе достойное общество -  путь
изначально порочный. Общество само тебя найдет. Наверняка оно  не  будет
идеальным, в  нем  найдутся  люди,  неприятные  тебе,  или  те,  которым
неприятен ты.
   Однако, если тебя каждый день тянет к этим людям, к их недостаткам, к
их интрижкам, к их  вздорным  взглядам  на  жизнь  -  значит,  это  твое
общество. Нужно просто привыкать и адаптироваться к тому, что есть.
   Что и говорить, нам со Щербатиным было  скучновато.  Сидеть  вечерами
друг против друга и жаловаться на душевную неустроенность нельзя слишком
долго.
   Нужно расширять сферу обитания, даже если обитаешь  в  чуждой  среде.
Животная ненависть к деловито-суетливому миру, которая передалась нам от
ивенков, продолжала тихонько грызть каждого из нас. И тем не менее мы  в
этом мире нуждались. И в людях, его населяющих, тоже.
   Нас быстро разочаровали большие развлекательные центры,  где  гремела
музыка, прыгали  по  столам  массовики-затейники  и  легко  отыскивались
приятели на один вечер. Щербатину было проще,  он  мог  вечера  напролет
мурлыкать со своей служанкой, и ему это нравилось. Это была единственная
тема, над которой он никогда не подтрунивал.
   У меня с Метой ничего не клеилось. Она была  не  против  того,  чтобы
поболтать, прогуляться вечером до стоянки аэровагонов,  даже  сходить  в
шоу-центр.  Но  это  все.  До  романтических  вечеров  при  свечах  наши
отношения так и не дошли. Я хорошо понимал, что ее древний,  по  здешним
меркам, род не примет всерьез меня - обычного  новогражданина,  случайно
достигшего шестого холо.
   Никакими карьерными успехами я не удивлял,  блестящего  будущего  мне
никто не предсказывал - я ничего не мог предъявить ее семье. Мы с  Метой
могли просто дружить, а я терпеть не могу быть женщине другом.
   Как-то раз мы со Щербатиным исключительно от  скуки  пошли  по  серой
линии и забрели в заведение для третьего холо. Это был совсем  небольшой
клуб, он походил на  обыкновенное  кафе.  Здесь  не  было  оглушительной
музыки, здесь не пытались удивить друг друга сумасбродными  одеяниями  и
килограммами украшений.
   Сюда приходили довольно простые люди, как правило,  завсегдатаи.  Они
стекались после работы, чтобы взять положенную  бутылочку,  посидеть  на
людях, поговорить с  любым  встречным.  Разговоры  тоже  были  простыми.
Каждый вспоминал, где ему приходилось бывать и  работать,  сколько  уцим
удавалось на этом собрать, а  еще  -  сколько  они  могли  бы  получить,
работая не в этом, а в другом месте.
   Часто  приходилось  слышать  печально-завистливые  истории,   которые
начинались всегда одинаково: "Знаю одного парня, который мыл тротуары за
полтора уцим в день, а потом вдруг..." И дальше следовало про то, как он
в одночасье вознесся к вершине жизни и получил  все,  о  чем  мечтал.  У
любого народа популярна сказка о Золушке, и ничего с этим не поделать.
   Мы зашли  раз,  другой,  третий...  Нас  стали  узнавать.  Мы  многим
рассказали свою собственную историю, и  про  нас  тоже,  наверно,  стали
говорить: "Знаю одного парня..."
   Однажды мы сидели  там,  крутили  в  руках  бутылочки  и  поглядывали
вокруг, кивая знакомым.
   - А знаешь, я ведь его нашел, - сказал вдруг Щербатин.
   - Того ивенка из космопорта? - сразу понял я.
   - Он такой же ивенк, как мы с тобой. Он пересаженный.
   - Как ты на него наткнулся?
   - Воспользовался  служебным  положением,  залез  в  специальную  базу
данных через инфоканал. Там все  про  всех  написано.  Божество  обязано
узнавать подноготную каждого из нас, прежде чем раздавать милости.
   - Ты ведь даже не знал его имени.
   - Теперь знаю. Оказалось,  всего  семь  человек  прибыли  в  город  с
Водавии в чужой оболочке. Двое - мы с тобой. Еще у троих седьмое-восьмое
холо, это бывшие штурмовики,  теперь  служат  в  каких-то  комендантских
частях. Я их сразу исключил.
   Еще один снова убыл на заработки.
   - А наш?
   - Его зовут Варп. Бывший штурмовик, низведен с пятого до второго холо
за массовый расстрел союзников. Нигде не работает, питается комбикормом,
занимается неизвестно чем. Идеальный  портрет  для  террориста.  Где  он
живет, мне тоже известно. И я хочу с ним познакомиться.
   - Зачем?
   - Не знаю, - вздохнул Щербатин. - Просто очень хочу.
   - Ладно, пойдем вместе.
   Мы возвращались домой, и я думал, что Щербатина ждет тихая  и  уютная
Лисса, что он расскажет ей, как прошел день, а она будет гладить его  по
волосам, слушать, заглядывать в глаза...  Зачем  ему  этот  клуб,  зачем
случайные и неинтересные знакомства, если есть такое?
   Я  подумал,  что,  пожалуй,  тоже  заведу  помощника.  Будет  с   кем
перекинуться парой слов вечерами.
   В коридоре мы столкнулись с комендантом.  Почему-то  вместо  дежурной
лакейской улыбки на его лице появился испуг. Он лихорадочно обернулся  и
бочком-бочком попытался скрыться у себя.
   - Что такое? -  нахмурился  Щербатин,  бесцеремонно  схватив  его  за
одежду.
   - А... - Комендант забегал глазами и словно уменьшился в  размере.  -
Ничего, ничего...
   - Черт... - Щербатин отшвырнул его и бросился к своей квартире.
   Мы тут же наткнулись на двоих крепких мужчин в черной форме,  которые
тащили по коридору побледневшую от испуга Лиссу.
   - В чем дело?! - рявкнул Щербатин.
   - Отойдите, пожалуйста, - спокойно проговорил один из "черных".
   - Нет уж, извините. Никуда я не отойду.
   - Мы сотрудники службы социального надзора. Предлагаем вам  отойти  в
сторону и не мешать нам.
   - С какой стати? Это мой домашний помощник.
   Я смотрел на Лиссу. При виде  Щербатина  она  немного  приободрилась,
надеясь, что этот сильный и надежный человек сейчас примет меры,  и  все
будет в порядке.
   - А-а, гражданин Щерба? - Инспектор взглянул на него с насмешкой и  с
сожалением. - Эта женщина  обвиняется  в  грубом  нарушении  социального
порядка, и мы ее забираем. К вам претензий нет, поэтому  отойдите  и  не
мешайте нам делать свою работу.
   - Какого еще порядка? Я имею право знать!
   "Черные" переглянулись. Статус Щербатина обязывал  их  уважительно  к
нему относиться, но я чувствовал, мысленно они над ним потешаются.
   - У вашей помощницы первое холо. Ей  запрещено  вступать  в  интимные
отношения с мужчинами.
   - Не ваше дело!
   - Наше, потому что она беременна. Или вам об этом неизвестно?
   Повисла тягостшая пауза. Я с изумлением уставился на Щербатина  -  он
тяжело дышал, его губы дрожали.
   - Мне это известно, - наконец сказал он. - Вы следили за мной?
   - Конечно! С тех пор, как вы взяли в помощники женщину. Ни один умный
гражданин не возьмет в помощники лицо противоположного пола, это  всегда
чревато неприятностями для обоих.
   - И что теперь? - Щербатин весь напрягся.
   - Эта гражданка пока не может иметь детей, потому что  неспособна  их
прокормить. Поэтому к ней будут применены меры  медицинского  характера.
Затем она будет  лишена  холо  и  отправлена  на  отработку  в  один  из
промышленных районов.
   - Что?! - выдавил Щербатин. - Про какие меры вы тут толкуете?
   - Медицинские  меры  по  удалению  плода.  Как  видите,  мы  все  вам
объяснили, - сказал инспектор. - Теперь отойдите наконец.
   Щербатин не отходил. Изнутри он весь кипел и вот-вот мог  взорваться.
Рядом с ним страшно было стоять, он содрогался, как проснувшийся вулкан.
Я заметил, что из дверей тайком выглядывают любопытные соседи.
   - Нет, нет, подождите!  -  Щербатин  выставил  перед  собой  руки.  -
Давайте решим все здесь. У меня шестое холо, я могу прокормить и  ее,  и
ребенка.
   - Формально вы не имеете к ребенку ни малейшего отношения.  И  к  ней
тоже.
   Не понимаю, чем вы так озабочены.
   - Как это "не имею отношения"? - изумился он.
   - Вы для нее посторонний человек.  Особенно  если  учесть  разницу  в
холо. Вы не можете обещать, что станете содержать ее ребенка. А  значит,
это бремя пришлось бы принять обществу. Зачем я вам это объясняю?  Текст
закона и комментарии доступны каждому гражданину.
   - Отпустите ее, - тихо, но внушительно проронил Щербатин.
   - Вы  мешаете  исполнению  закона,  гражданин  Щерба,  -  раздраженно
произнес инспектор. - Отойдите, или вам будет вынесено предупреждение.
   - Предупреждение? - Щербатин хищно улыбнулся. Я взглянул  на  него  и
просто оторопел: рядом со мной стоял  настоящий  ивенк,  свирепый  .воин
болот, не знающий страха и боли. - Не бойся, - сказал он Лиссе. -  Я  не
отдам тебя им.
   - Эта женщина не стоит того, чтобы  идти  на  конфликт  с  социальным
надзором, - с усмешкой  заговорил  инспектор.  -  Завтра  же  она  будет
таскать носилки с песком...
   Я не успел остановить Щербатина,  да  и  не  очень-то  хотелось.  Его
квадратный кулак с такой силой врезался в грудную клетку инспектора, что
тот отлетел шагов на пять и приземлился на спину, судорожно хватаясь  за
ребра. Щербатин шагнул ко второму, но то