авно промок, в нем плескалась вода. Потихоньку возвращалась
боль в спине и в огарке руки. Я себя явно переоценил в начале пути.
   - Что, совсем хреново? - глухо проговорил из-за спины Щербатин.
   - Замолчи, - прошипел я.
   - Не злись. Думаешь, мне хорошо тут висеть на тебе  и  знать,  что  я
ничем не могу помочь, а?
   - Замолчи, я сказал. Не твои проблемы.
   - Да мои вообще-то тоже. Ну  давай  остановимся,  передохнем.  Сбрось
меня, разомни плечи..
   - Рано отдыхать! - со злостью выпалил я. - Не заслужили отдых.
   Пот заливал глаза, я видел мир словно сквозь пелену. Наверно, оно и к
лучшему, ничего хорошего в этом мире не было, не на что  и  смотреть.  Я
привалился к дереву и позволил себе несколько минут постоять. Садиться я
не стал - потом не встану.
   - Беня, а ну, глянь вперед, - сказал Щербатин. - Или мне кажется, или
мне чудится...
   - Что там?
   - У тебя случайно нет бинокля? Там деревья какие-то...
   - И что? - Я видел только тусклую гладь болота и темную полоску почти
на горизонте. Впрочем, через секунду опять сомкнулся  туман,  и  видение
исчезло.
   - Нет, ничего. Просто очень похоже на сухой берег.
   - Привал окончен, - объявил я и с усилием оттолкнулся от дерева.
   Ружье я сунул в мешок  к  Щербатину,  в  руках  была  только  длинная
крепкая палка, которой я пробовал дно. Не знаю, помогала она или  больше
мешала. Теперь уже казалось, что она сделана из чугуна, хотелось бросить
ее и пойти налегке.
   Впрочем, мне сейчас все хотелось бросить, в том числе и  Щербатина  с
его вялыми подбадриваниями.
   Неведомая  темная  полоса   надвигалась,   однако   меня   это   мало
интересовало.
   Голова шла кругом, в ушах  свистело,  перед  глазами  прыгали  желтые
пятна. Я казался себе полуслепым бездумным механизмом, который знай себе
прет через грязищу, ни о чем не думая. Только колесики в этом  механизме
изнашивались с каждой минутой, я почти физически чувствовал это.
   - Беня, это точно берег! - ликующе крикнул Щербатин.
   Ну и что? Ну и пусть берег. Меня  ничего  не  интересовало.  Берег  -
всего лишь точка отсчета, знак окончания  части  пути.  Если  б  на  том
берегу заканчивался весь путь...
   Я ткнулся в земную твердь, как тяжелый паром. Упал на колени и пополз
вперед, выпустив из рук палку. Передо  мной  поднимался  пологий  склон,
наверху жизнерадостно шевелились зеленые ветви.
   Я наконец распластался на земле, выполз из  лямок  рюкзака.  И  долго
лежал на боку, не находя сил даже повернуться удобнее. Щербатин меня  не
беспокоил даже разговорами. Наверно, если бы я сейчас уснул, он оберегал
бы мой сон.
   - Все, хватит, - сказал я и  поднялся  с  таким  усилием,  словно  на
плечах лежал мешок с песком.
   - Что, опять идти? - возмутился Щербатин. - Лежи, отдыхай. Тоже  мне,
ходок нашелся...
   - Лежи в своем мешке и помалкивай.
   Стащив гидрокостюм, я  вылил  из  него  воду,  вывернул  наизнанку  и
повесил сушиться. Затем, не отходя далеко, набрал кучу веток. Ветки были
сырые.
   Разодрав зубами заряд для ракетницы,  я  присыпал  костер  порохом  и
поджег слабым импульсом из ружья.
   Пламя с треском взметнулось метра на три, выпустив клуб белого дыма.
   - Эй! - возмущенно закричал Щербатин, оказавшийся в опасной  близости
от огня. Костер прогорал слишком быстро,  мне  пришлось  еще  насобирать
веток. Затем я сунул в пламя лоток с едой и подержал,  пока  от  влажной
зеленой массы не пошел пар.
   Я съел пару глотков и Щербатину дал столько же.  Но  все  равно  наши
запасы истощились почти на четверть. Мучительно хотелось плюнуть на  все
и сожрать остальное. А там открыть и второй лоток и тоже сожрать.  Но  я
проглотил слюну и воздержался. Болота большие, а  лотки  маленькие.  Нам
еще брести и брести.
   - Я посплю, - сказал я, положив рядом ружье. - Если что, ори  во  всю
глотку, буди меня. Потом сам поспишь.
   Щербатин  что-то  пробормотал  в  ответ,  но  я  уже  не  слышал.   Я
отключился, как телевизор: раз - и свет в глазах погас.
   И вновь обволакивали кошмары: я приходил в магазин, брал батон белого
хлеба, потом открывал кошелек, а там несколько блеклых бумажек - "Десять
уцим.
   Подделка преследуется...".
   - Беня! - прорвался ко мне истошный крик Щербатина.
   Я распрямился, как пружина. Не знаю, сколько я спал, но отдохнуть  не
успел. Тело ломило.
   - Беня, вставай! - снова закричал Щербатин.
   Было почти светло, но я не понимал - утро или вечер. На углях плясали
последние язычки пламени. Я поднял глаза  и  увидел,  что  нас  окружают
несколько  косматых  громил  в  грязной  оборванной  униформе.  Все  они
радостно скалили зубы.
   Ульдры.
   - Слава тебе, господи! - выдохнул я и блаженно упал на траву.
   Какие-никакие, а свои ребята.
   Я равнодушно смотрел, как один из  союзников  поднял  мой  обгоревший
рюкзак и вытряхнул содержимое на траву. Теперь это было просто  барахло,
хлам, а не гарант выживания.
   Другой союзник подошел к Щербатину,  поднял  его  и  некоторое  время
удивленно разглядывал. Затем громко захохотал, и остальные  тоже  начали
гоготать. Впрочем, через секунду он бросил  Щербатина  на  землю,  начав
ожесточенно чесаться.
   - Эй, осторожно! - крикнул я, поднимаясь на ноги.
   Тут же Щербатина поднял другой ульдр - покрутил,  потряс,  перевернул
вниз головой. Все опять заржали и потянули к Щербатину ручищи. Всем было
интересно пощупать маленького человека без рук и ног.
   Через несколько секунд моим приятелем уже играли в волейбол.
   - Вы охренели?! - заорал я и бросился в гущу союзников.
   Я ничего не успел сделать. Тяжелая могучая нога  с  силой  воткнулась
мне под ребра, и я кувырком полетел обратно. Я упал на другого ульдра, и
он с удовольствием пнул меня в  спину.  Потом  кто-то  поднял  меня  над
головой и швырнул о землю. Потом снова ногой...
   Не знаю, почему я сразу не потерял сознание.  Мне  казалось,  что  от
ударов моя обгорелая спина сейчас треснет пополам,  как  старое  пальто.
Краем глаза я успел заметить, что один рыжебородый  втихомолку  пожирает
остатки нашего комбикорма. Потом раздались взрывы - другой идиот  бросил
в угли заряды для ракетницы.
   Я хотел бы любой ценой вырваться, схватить ружье и перестрелять  всех
ублюдков до единого. Но - увы!  -  мое  оружие  сейчас  держал  в  своих
лапищах и обнюхивал обезьяноподобный обитатель болот.
   Меня били так остервенело, будто  сводили  личные  счеты.  Я  скрипел
зубами и молил, чтобы ульдры поскорей выдохлись. Кажется, пару раз  меня
кидали в костер, но это уже не имело большого значения. А что творили со
Щербатиным, я просто не мог видеть.
   Помню еще, я громко хохотал, словно от  щекотки.  Наверно,  я  просто
ненадолго сошел с ума...
   - Беня... - услышал я обреченный стон. - Беня, они уже ушли?
   Я что-то промычал, так и не открыв глаза.
   - Беня, лучше бы они нас добили, точно?
   - Наверно.
   - Я думал, они пришли  нас  спасать,  я  думал,  что  кончились  наши
мучения. А они еще и не начинались!
   Я уперся здоровой рукой в землю, перевернулся. Небо было темным,  лес
тоже тонул во мраке. При каждом моем вдохе в груди что-то похрустывало и
кололо изнутри.
   Я начал подниматься, и тут к горлу подкатила тошнота.  Шумная  струна
блевотины, смешанной с кровью,  извергнулась  на  куртку,  распространяя
кислый запах.
   Во рту было что-то не так. Я пошевелил опухшим языком: так и есть, не
хватает  четырех  передних  зубов.  Водавийские  болота  жрали  меня  по
кусочкам - сначала рука, теперь зубы. Недалеко и до головы...
   Я все  же  смог  подняться.  Некоторое  время  стоял,  покачиваясь  и
прислушиваясь к себе. Ничего, жить можно. Только тошно.
   - Странно, - сказал я. - Похоже,  кроме  зубов,  ничего  не  сломано.
Правда, ребра что-то хрустят. Остальное цело.
   - Это потому, что ты легкий. Тебя бьют - и ты летишь.
   Костер едва-едва тлел. Я опустился на четвереньки и  несколько  минут
ползал, собирая хворостинки. Занялся небольшой огонек. И вдруг - о чудо!
-  я  увидел  свое  ружье.  К  великому  счастью,   союзникам   еще   не
растолковали, что такое плазмовое оружие. Они  решили,  что  это  просто
кривая бесполезная палка.
   Потом я нашел обрывки своего  рюкзака.  Там  было  пусто.  Совершенно
пусто.
   Щербатин наблюдал за мной, скосив глаза. Он увидел, с какой злостью я
швырнул ранец в костер, и сказал:
   - Не расстраивайся. Зато теперь тебе не надо тащить еду. Только меня.
- Помолчав немного, он усмехнулся:
   - Ну и рожа у тебя. Восставший из ада, часть последняя.
   - Еще слово, и повешу тебя на шест - отгонять злых духов.
   - Ладно, не печалься. Сейчас утешу. Иди-ка сюда...
   Он  указал  глазами  на  примятый  куст.  Там,  зацепившись  какой-то
деталькой за ветку, висел мой магнитофон.
   - Как видишь, Беня, судьба к нам благосклонна. Самая необходимая вещь
уцелела.
   Я рассвирепел. Я захотел размахнуться и зашвырнуть эту штуку подальше
вместе с ивенками, их  песнями,  а  заодно  ульдрами  и  цивилизаторами,
вместе взятыми. Но если бы все было так просто...
   Успокоившись, я сунул магнитофон в карман.
   - Беня, надеюсь, мы не отправимся в путь немедленно? Я хочу отдохнуть
и поспать.
   - Спи, сколько хочешь. Я только дров еще наберу.
   Мы уснули рядом. Я  положил  Щербатина  под  бок,  словно  маленького
беспомощного ребенка, которого нужно уберечь от ужасов водавийской ночи.
   Едва сомкнулись глаза, я услышал его вопль.
   - Убери их с меня! Скорее, убери их!
   - Что? - Я вскочил, ничего не видя в  темноте.  Щербатин  вертелся  и
стонал.
   - По мне кто-то ползает. Они меня кусают, убери их!
   Я раздул тлеющую  деревяшку  и  поднес  к  Щербатину.  На  его  мешке
извивались полосатые черно-оранжевые червячки  размером  с  сигарету.  Я
смахнул их пучком травы, но потом заметил, что и по моей  одежде  ползут
несколько штук. Похоже, мы уснули на их гнезде.
   Избавившись от червячков, я перетащил Щербатина  на  другое  место  и
свалился рядом. Больше я не просыпался до самого рассвета.
   Это было худшее утро моей жизни. Боль и голод можно было стерпеть, от
них никуда не денешься. Но безнадега просто сковывала  руки.  Да,  можно
собраться с силами, взвалить на  плечи  Щер-батина  и  тронуться  в  наш
скорбный путь. Можно до  бесконечности  идти,  проваливаясь  в  трясину,
задыхаясь от испарений и теряя последние силы шаг за шагом.
   Но чем кончится эта мука? Наткнемся ли мы на своих,  заметит  ли  нас
пилот случайного реаплана или же мы закончим дни  на  острие  ивенкского
клинка? Или просто сдохнем от голода?
   Щербатин еще спал. Я смотрел на догорающий костер  и  размышлял,  как
быть дальше. Еды нет, а значит, силы будут таять,  как  этот  огонек  на
углях. Долго не протянем. Кажется, мы  ехали  на  вездеходах  через  лес
около часа. Но при этом сильно петляли,  значит,  прямая  дорога  должна
быть гораздо короче. Если так - мы выйдем к реке довольно скоро.
   Там начинается степь, далекие горы в тумане,  но  не  это  важно.  На
берегу реки мы сможем лишь остановиться  и  запастись  терпением.  Нужно
научиться как-то добывать пищу, нужно соорудить какую-нибудь  хижину  из
веток. И ждать.
   О том, как прокормиться с одной рукой на двоих, я боялся даже гадать.
   Взглянув на обрубок,  я  подумал,  что  все  могло  быть  куда  хуже.
Плазменный луч отрезал руку и сам же прижег рану. Если б не это -  давно
залезла бы в меня какая-нибудь зараза, заколотила бы  лихорадка  или  бы
просто тихо вышла вся кровь. И умер бы я под печальную  музыку  болотных
пузырьков.
   - Пора идти, - громко сказал я Щербатину.
   Он что-то пробормотал, просыпаясь, изогнулся, как маленькая гусеница,
и наконец разлепил глаза.
   - Куда спешить? Завтрака не будет, так давай хоть выспимся.
   - В дороге выспишься.
   - Ага, с тобой поспишь. Скачешь по кочкам, как горный козел.
   - Ну, ползи сам.
   Закидывая на спину мешок со Щербатиным, я  едва  сдержался,  чтоб  не
заорать от боли. Некоторое время  пришлось  просто  стоять  с  закрытыми
глазами, пока не утих свист в ушах. Я  успокаивал  себя  тем,  что  идти
недолго, что дорога лежит через лес, а не болото.  А  там  река,  уютный
берег...
   Но я не ожидал, что лес кончится так быстро. Я прошел не более  сотни
шагов, когда увидел, что деревья впереди редеют. И там нас ждет, увы, не
река, а самое  что  ни  на  есть  гнусное  болото  -  матово  блестящее,
прикрытое вонючей дымкой.
   Я встал как вкопанный и несколько минут не двигался, тупо глядя перед
собой. По голове звонким  молотом  била  одна-единственная  мысль:  куда
принесли нас мои дурные ноги? Где я мог сбиться с пути, в  каком  месте?
Ведь здесь должна быть река, просто река,  откуда  вылезло  это  чертово
болото?!
   Щербатин за  спиной  беспокойно  зашевелился,  покашлял  и,  наконец,
спросил:
   - Почему стоим? Ты забыл дорогу?
   - Нет, - отозвался я не своим голосом. - Не забыл. Все  нормально,  я
просто прикидываю, как нам дальше лучше...
   Щербатин промолчал, и я понял, что он  мне  не  поверил.  Не  хватало
только нам обоим впасть в панику. Сколько прошли, сколько промучились  -
и оказались не там!
   Я продолжал стоять и хлопать глазами, словно ждал, что с неба  упадет
географическая карта с описанием маршрута  и  пожеланием  доброго  пути.
Впрочем, и от карты было бы мало толку. Я не умею ходить по картам.
   "Если не знаешь, куда идти, - размышлял я, - значит, нужно идти, куда
нравится. В болото мне идти не нравится. Стало быть, пойду по  лесу".  С
этой мыслью я развернулся и уверенно зашагал вдоль края болота. Щербатин
прокомментировал это горестным вздохом. Думаю, в  эту  минуту  он  видел
меня насквозь со всеми моими мыслями и соображениями.
   Идти по лесу было  легко,  но  легкая  жизнь  не  может  продолжаться
слишком долго. Вскоре сухая земля стала  перемежаться  пятнами  сырости,
участками, где ботинки выдавливали сквозь траву мутную  жижу,  обширными
грязными  лужами.  Затем  поредели  деревья,  сменяясь   на   стелющийся
бледно-зеленый кустарник, и  снова  перед  нами  заблестела  поверхность
болота. И куда ни кинь взгляд  -  везде  был  этот  ненавистный  матовый
блеск.
   Я молча и спокойно, как автомат, выломал себе шест и шагнул в  грязь.
И даже не вздрогнул, когда холодная жижа сомкнулась вокруг ног. Щербатин
виновато кряхтел за плечами - он бы охотно мне помог, но как?
   Мир все бледнел и мерк вокруг меня, пока  я  вовсе  не  перестал  его
замечать.
   Все сократилось  до  небольшого  пространства,  в  котором  я  сейчас
существовал - выдергивал ноги из трясины, пробовал ее  шестом,  хватался
за ветки, отплевывался от вонючей воды, снова выдергивал ноги...  И  уже
давно исчезло ощущение, что я куда-то  двигаюсь,  мне  казалось,  что  я
просто  толкусь  в  одной  точке  и  в   этом   отныне   мое   жизненное
предназначение. Если б мне пришлось описывать последний круг ада, я знал
бы, о чем и как писать.
   - Слышишь? - Щербатин нервно зашевелился на спине. - Вроде как  гудит
что-то... Или нет? Гудит! Беня, это реаплан!
   Туман не позволял нам видеть далеко. Да и пилот не разглядел бы  нас,
даже если бы пролетал прямо над нашими головами.
   Я бросил шест и судорожно полез в карман за радиостанцией. Однако она
развалилась у меня в руках на три части. Видимо, в свое время приняла на
себя удар кулака или ботинка наших союзников.
   - Твою мать! - зарычал я и с  размаху  всадил  обломки  в  грязь  под
ногами.
   - Зря ты так, - сказал  Щербатин.  -  Может,  ее  как-то  можно  было
собрать.
   - Замолчи! - рявкнул я.
   - Беня, ну я же не виноват...
   - Молчи, тебе сказано! - Я схватил шест и двинулся дальше, с  яростью
выдергивая ноги из грязи.
   - Знаешь, у меня в танке как-то  раз  сломалась  рация,  -  заговорил
Щербатин через некоторое время. - Я без нее все равно что глухой. Стою и
не знаю, что делать. Потом вижу - все вперед поперлись, ну и я за  ними.
А потом слышу, кто-то мне по корпусу  молотит.  Какой-то  офицер  палкой
долбит, кричит, а ничего ж не слышно... Я разворачиваю объективы - вижу,
у меня на ноге пехотинец висит.
   Раненый  зацепился  одеждой  и  болтается,  как   тряпка.   Отцепили,
унесли...
   Я молчал. У меня не было сил даже посочувствовать тому пехотинцу.
   - Вообще, аппаратура часто отказывала. Воды наберешь под  броню  -  и
привет.
   Танки-то старые и дерьмовые. Не знаю, сколько человек до меня в  этом
мешке болталось. И сколько тут подохло, тоже не знаю. В башне щелей нет,
только пять панорамных  экранов  перед  глазами.  Если  три  работают  -
хорошо. А бывает, закоротит - и все гаснут. Стоишь слепой и  не  знаешь,
то ли тебя подожгут, то ли  корова  рогом  боднет  и  в  болото  скинет.
Знаешь,  сколько  народу  вот  так  захлебнулось?  А  у  скольких  крыша
поехала... Представь, подгоняют тебя вечером в ангар, и стоишь до утра в
полной темноте. Другие хоть  болтают,  жрут,  программы  смотрят.  А  ты
ничего не можешь. Вот, как сейчас, даже еще  хуже.  Даже  почесаться  не
можешь. Я поначалу весь чесался -  с  головы  до  ног.  Ну,  вернее,  до
задницы.
   Так и думаешь, вот протянуть бы руку и поскрестись.  А  нечем.  Потом
привык как-то...
   - Жрать охота, - сказал я.
   - Да, это точно. Я тут пару  жуков  видел.  Таких  здоровых,  знаешь?
Много в них мяса, как ты думаешь?
   - Когда ты  только  все  успеваешь  -  и  жуков  увидеть,  и  реаплан
услышать? Я вот ни хрена не вижу, кроме этой грязищи.
   - Высоко сижу, далеко гляжу... А ну, стой!
   - Что опять? - с досадой сказал я, но остановился охотно.
   - Вон туда посмотри. Вон, левее...
   - И что?
   - Ну, глаза-то разуй!
   Я вытер с лица брызги грязи, присмотрелся. В следующую  секунду  меня
прошиб холодный пот. Там был большой остров, и на нем поднимались стебли
болотной капусты.  Ее  длинные  листья,  окаймленные  бордовой  полосой,
невозможно было не узнать.
   - Уходим, только тихо, - осторожно проговорил Щербатин. - Ластами  не
шлепай, ладно?
   - Поучи бабушку кашлять, - ответил я.
   Однако Щербатин был прав. Мне во всех  красках  вспомнилась  картина,
как на таком же островке полегла почти вся команда "Крысолов".
   - Нет, - сказал я через некоторое время. -  Эти  листья  можно  есть.
Нужно набрать немного, а то через полчаса я просто свалюсь.
   - Ты уверен? -  Щербатину  тоже  ужасно  хотелось  съестного,  но  он
боялся.
   - Давай так - я оставлю тебя где-нибудь в лопухах, а сам  быстренько,
аккуратненько...
   -  Ага,  а  там  тебя  завалят,  и   буду   я   тут   куковать,   как
Соловей-разбойник под калиновым кустом. Нет  уж,  подыхать  -  так  всем
коллективом.
   - Ну, дело твое. - Я достал из мешка ружье. - Смотри в оба, ладно?
   - Буду твоими глазами на затылке, - пообещал Щербатин.
   Едва лишь добравшись до огорода, я не выдержал и  вцепился  зубами  в
сочный лист. Вкус был как у обычного огородного салата. Сначала я просто
пихал листья в рот и торопливо заглатывал - вакуум в желудке,  казалось,
готов был всосать полмира.
   - Эй, эй! А мне? - возмутился Щербатин.
   Я, не глядя, сунул назад большой мясистый лист, Щербатин ловко поймал
его зубами и тут же начал хрустеть.
   - Ну все - набираем и уходим, - сказал он. - Нечего тут пастись.
   - Набираем за пазуху и в живот, - возразил я. - Набирать надо больше.
   - Ну, тоже правильно...
   Видимо, неспроста родилась поговорка "Чем дальше в лес -  тем  больше
дров".
   На краю огорода листья росли точно такие же, что и в глубине. Тем  не
менее какой-то дурной рефлекс  двигал  моими  ногами,  меня  тянуло  все
дальше и дальше, пока мы не оказались в самой гуще  капустных  зарослей,
сами не свои от голода и жадности. Я  срывал  листья,  распихивая  их  в
карманы и под одежду, Щербатин как-то умудрялся отхватывать куски зубами
на ходу. Чувство осторожности было при этом забыто напрочь.
   Так продолжалось, пока я не услышал за спиною испуганное щербатинское
"ой!". Я поднял глаза - и недожеванный лист вывалился у  меня  изо  рта.
Прямо перед на