ми, не далее чем в десяти шагах, стояли ивенкская  женщина
и  двое  ребятишек.  Она  стояла  неподвижно,  словно  заколдованная,  и
смотрела на нас. У  ее  ног  я  увидел  две  корзины,  полные  капустных
листьев.
   - Ну, все... - услышал я обреченный вздох Щербатина.
   Время шло, ничего не происходило. Разве что из зарослей выбежали  еще
двое детишек и прильнули к матери. Она завернула их в свою широкую юбку.
   - Они одни здесь, - сипло проговорил я. - Без мужиков.
   - И что? - отозвался Щербатин. - Все равно надо уходить.
   - Не так сразу. - Мой  голос  начал  терять  твердость.  -  Если  она
позовет своих, мы далеко не уйдем. А она позовет.
   - Ты что задумал? - произнес Щербатин не своим голосом.
   - Ничего. Молчи... - Я начал медленно поднимать ружье.
   - Беня, остановись. Давай просто уйдем, и все.
   - Мы не уйдем. Нас догонят и порежут на куски.
   - Беня, не вздумай! - заорал Щербатин прямо  мне  в  ухо.  Его  голос
напугал женщину, она еще сильнее прижала детей.
   - Черт побери... - У меня тряслись  руки,  мне  хотелось  провалиться
сквозь землю. Но нам нужно было выжить. Убей или будешь  убитым  -  этот
первостепенный закон войны веками служил для оправдания убийств.
   - Беня, давай уйдем. - Он принялся  ерзать  и  подпрыгивать  в  своем
мешке. У него не было рук, чтобы мне помешать, и он мешал, как мог. -  Я
не дам тебе стрелять в детей, ты просто псих!
   - Конечно, не дашь, - выдохнул я. И тут же сам сорвался на крик:
   - Хватит меня нервировать, меня и так всего колотит!
   - Беня, если боишься - брось им меня! - орал Щербатин. -  Пусть  меня
режут на куски, а сам проваливай. Не трогай их! Уходите! Уходите отсюда!
- повернулся он к ним.
   Женщина видела, что я направил на нее ружье. Она, конечно, знала, что
это такое. Но ей некуда было бежать, и она не могла бросить  детей.  Она
просто обняла их длинными гибкими руками, обернула  в  юбку  и  опустила
голову. С достоинством приготовилась к смерти.
   - Уходите! - продолжал орать Щербатин,  извиваясь  и  толкая  меня  в
спину.
   - Черт возьми! - простонал я и  бессильно  опустил  ружье.  -  Хватит
орать, Щербатин,  заткнись!  Успокойся!  Я  не  собираюсь  стрелять!  Мы
уходим.
   - Да, да, мы уходим! - с напором крикнул он,  словно  боялся,  что  я
передумаю. - Уходим прямо сейчас!
   Через минуту я уже  вовсю  шлепал  по  болоту,  не  разбирая  дороги.
Щербатин в мешке так тяжело дышал, будто он,  а  не  я,  работал  сейчас
ногами.
   - Что с тобой сделали, Беня? - проговорил он наконец.  -  Во  что  ты
превратился?
   - В образцового гражданина, - равнодушно ответил я.
   - Неужели ты мог их убить?
   - Если б мог - убил бы.
   - А если б меня рядом не было?
   - Заткнись!. - зарычал я. - Нашелся тут гуманист, на чужой шее ехать!
   - А это ты зря, - беспомощно ответил он, и мне стало так  гадко,  как
никогда еще не было. У меня  даже  не  хватило  духа  извиниться,  и  мы
продолжали путь молча.
   На мое счастье, повод  заговорить  появился  сам  собой.  Я  как  раз
разведывал шестом очередной свой шаг, как вдруг впереди блеснули  глазки
небольшого зверька, похожего на водяную крысу. Я видел их раньше, они не
считались опасными.
   - Не поджарить ли его ударом плазмы? - предложил Щербатин.
   - Тихо... Погляди, что там у него?
   Зверек кушал. Он пытался разгрызть тело какого-то  маленького  серого
существа с вялой безволосой кожей. Это тельце болталось у него  в  зубах
беспомощно, как тряпочная кукла.
   Когда мы подошли, зверек вцепился в добычу зубами и попытался унести,
но не смог справиться. Бросив все, он исчез под водой.
   Я разглядывал его обед и никак не мог понять, что это такое.  Большая
голова, кривые лапки-прутики, узкая костлявая спинка... В этом  виделось
что-то знакомое, но все было слишком попорчено зубами.
   Весьма озадаченный, я двинулся  дальше  и  через  минуту  увидел  еще
одного зверька с такой же добычей в зубах. Он не дал нам  шансов  что-то
рассмотреть, потому что очень быстро спрятался  под  островок  вместе  с
трофеем.
   Щербатин что-то пробормотал, а затем я совершенно  отчетливо  услышал
слева от себя: "Эйо!"
   У меня в один момент сердце ушло в  пятки.  "Эйо"  -  всем  известный
ивенкский клич, которым они привлекают внимание незнакомцев.  Осторожно,
словно стоя на канате, я повернул голову.
   Плечистый длинноволосый ивенк возвышался над кустами в пяти шагах  от
меня.
   За его спиной - еще один, чуть дальше - трое других. У всех  в  руках
грубые неуклюжие самопалы, на ремнях - знаменитые клинки шириной чуть ли
не с лопату.
   - Вот она, твоя доброта, Щербатин, - прошептал я.  -  Все,  приехали.
Пиши завещание.
   Он  не  ответил.  Ивенки   некоторое   время   с   любопытством   нас
разглядывали, не двигаясь с места. Я  прикидывал  свои  шансы  выхватить
ружье и... Нет, шансов явно не хватало. У ивенков  были  такие  взгляды,
что мороз шел по коже. Казалось, их даже плазма не возьмет.
   И вдруг ближайший к нам ивенк начал смеяться. Переглянулся  со  своим
товарищем - и тот тоже захохотал. И в ту же минуту все пятеро обитателей
болот начали покатываться, глядя на нас. Со мной в тот  момент,  видимо,
случилась истерика-я смеялся громче всех. И Щербатин  за  спиной  как-то
подозрительно хрюкал и вздрагивал всем телом. Мы  долго  надрывались  от
хохота, переглядываясь с ивенками, пока мой смех не начал  переходить  в
болезненные всхлипы.
   - Эйо! - сказал ивенк, резко став серьезным.
   Я замолчал, уставившись на него. Ивенк поднял руку  и  несколько  раз
показал куда-то в глубь болота. И тут же он и его соплеменники  неслышно
исчезли в зарослях высокой болотной травы.
   - И как это понимать? - пробормотал Щер-батин. - Куда  он  нас  хотел
проводить?
   -  В  ад,  -  сказал  я,  чувствуя,  как  вдруг  навалилась  какая-то
разбитость.
   - В ад нас могли отправить более коротким путем. Как  думаешь,  стоит
воспользоваться направлением?
   - Мне все равно. Я уже давно потерял направление.
   - Ну тем более! Идем, что стоишь?  Через  несколько  секунд  Щербатин
принюхался и сказал:
   - Какой-то синтетикой несет, чуешь?
   Я чуял. Более того, в носу вдруг защипало, захотелось чихнуть. Вскоре
мы спугнули еще  одного  водяного  зверька,  который  пытался  разгрызть
жалкое головастое существо. Я взглянул на него и вдруг вспомнил:
   - Щербатин, это же человек!
   - Где? Какой человек?
   - Вот эти серые трупики  -  это  обезвоженные  люди.  Я  видел  целый
инкубатор на пересыльной станции.
   - Но откуда здесь?
   - Не знаю. Давай поплюем на него - может, размокнет, сам расскажет.
   - Беня, кроме шуток, откуда он мог тут взяться? Это немыслимо!
   Мы отправились дальше, и через некоторое время крошечные мумии  стали
попадаться на каждом шагу. Они лежали на кочках, словно гадкие уродливые
куклы, их корявые ручки тянулись к . небу.  Целая  россыпь  зубастеньких
кукол-страшилок, как будто бомба угодила в "Детский мир". Тут же шныряли
хвостатые водяные крысы, цапая зубами необычную еду.
   А  потом  нам  попался  обгоревший  и  искореженный  лист  металла  с
остатками теплоизоляции. И еще обломок мощной пружины и кусок кабеля.
   На мумии мы уже просто не обращали внимания. На мгновение я подумал о
том, что под нашими ногами  -  нормальные  люди,  только  засушенные.  У
каждого имя, судьба, планы на жизнь. Но верилось как-то с трудом.
   Между тем в воздухе сгущался кислый  ядовитый  запах,  он  уже  мешал
дышать.
   Мне хотелось чихать, но со сломанными ребрами это настоящая мука, и я
хватал себя за нос, сдерживаясь. Вскоре я заметил, что вода  под  ногами
стала какая-то другая - желтоватая, с радужными пятнами.
   И наконец все стало  ясно.  Из  дымки  выплыл  огромный  покореженный
корпус, весь в пятнах гари. Над ним курился медленный усталый дымок. Это
был не реаплан - таких больших реапланов не бывает.  Перед  нами  мок  в
болоте типовой космический транспорт, из тех, что каждый день садятся  в
порту.
   Мы долго смотрели на него издалека, я не решался подходить. Рухнувший
в болото звездолет  выглядел  зловеще.  Погибшие  корабли  или  самолеты
всегда угнетают своим видом, а уж что говорить про межзвездное судно?
   - Беня, я думаю, надо уходить отсюда,  -  сказал  Щербатин.  -  А  то
отравимся горючим.
   - Может, там кто-то уцелел?
   - Покричи. Но скорее всего уцелевших уже забрали спасатели. А мы, как
всегда, в пролете.
   - Нет, Щербатин, мы не можем просто так уйти, -  решительно  возразил
я, хотя находиться тут было не очень-то приятно.
   Я  обошел  звездолет  вокруг  несколько  раз,  приблизился,  осмотрел
внимательно, покричал. Мне ответило безмолвие.  Здесь  не  было  никого,
кроме уродливых сушеных человечков. Они валялись целыми грудами.
   - Может, спасатели еще не прилетали? Он  ведь  совсем  недавно  упал.
Погляди сам - гарью еще пахнет и горючее вытекает.
   - Не знаю, - вздохнул Щербатин. - Ничего не могу сказать.
   - Я, пожалуй, оставлю тебя где-нибудь поблизости. А сам  еще  похожу,
внутрь залезу. Может, найду что-нибудь полезное.
   - Как хочешь, Беня. Найдешь там пожрать - оставь мне немножко.
   Я пошел искать место, где оставить Щербатина. И вообще, нам пора было
остановиться на отдых.  Правда,  привал  без  горячего  обеда  получался
грустным, но что ж поделать?
   В полусотне шагов от  транспорта  поднимался  сухой  берег.  Кажется,
болото здесь кончалось, что немало  меня  обрадовало.  Я  уже  шагал  по
твердой земле, появились крепкие прямые  деревья.  Правда,  кислятина  в
воздухе продолжала разъедать легкие,  и  я  стремился  унести  Щербатина
подальше.
   - Знаешь, у меня почему-то живот болит, - пожаловался он вдруг.
   - Только живот? У меня все болит.
   - Я не про это. В нескольких местах  сверлит,  как  будто...  Ну,  не
знаю. Все равно что окурком потыкали. Погляди, может,  какие-то  болячки
вскочили?
   - У меня,  кажется,  тоже.  Наверно,  покусали  какие-нибудь  комары.
Сейчас остановимся и  noсмотрим.  А  вернемся  на  базу  -  у  санитаров
проверимся.
   - Ага, - оптимистично согласился Щербатин.
   Я все же не выдержал и задрал  куртку  у  себя  на  животе.  И  нашел
несколько бледно-розовых  пятнышек.  Действительно,  очень  походило  на
укусы насекомых.
   И тут передо  мной  возникла  галлюцинация.  Я  сам  решил,  что  это
галлюцинация. В реальности такого просто не могло быть.
   На сухой лужайке под деревьями стоял  широкий  белый  купол  и  мачта
радиосвязи. Пахло едой - хорошей едой, а не  комбикормом.  Возле  купола
дымился  костер,  над  ним  склонилась  молодая  женщина  в   серо-синем
комбинезоне.
   Я так и застыл на месте с открытым ртом.  Слова  застряли  у  меня  в
глотке.
   Женщина подняла глаза и крайне озадаченно уставилась  на  нас.  Потом
повернулась и кого-то позвала. Из купола  вышли  еще  двое  в  таких  же
комбинезонах.  Потом  еще  две  женщины  показались  из-за  деревьев.  Я
заметил, как одна из  них  тут  же  положила  руку  на  большую  кобуру,
пристегнутую к бедру.
   - Здравствуйте, девочки! - радостно крикнул Щербатин. - Извините, что
не снимаю шляпу - шляпы нету!
   Я  бы  умер  от  обиды,  если  б  все  это  оказалось  плодом   моего
воспаленного воображения. Но это было не видение и не сон.  Живые  люди,
настоящая еда...
   Сначала они нас боялись - еще бы, с моей-то  обугленной  рожей...  Но
потом разглядели  обрывки  пехотной  формы,  разобрали  наши  бессвязные
возбужденные крики. Наконец нас подпустили. В этот момент мне не страшно
было бы умереть.
   Казалось, никогда в жизни я уже не буду счастливее.  Нас  усадили  на
травку, счистили грязь и корки крови, накормили горячим.
   Потом меня накачали какими-то препаратами, и  все  мои  боли  исчезли
бесследно. Я сидел на травке и блаженно щурился, я был в раю.
   Позже мы узнали, что заботливая женская команда  -  экипаж  грузового
транспорта, который потерпел аварию, налетев  на  блуждающий  энерголуч.
Транспорт доставлял "пустышки" -  клонированные  человеческие  заготовки
для возвращения к жизни таких, как Щербатин. База уже  была  извещена  о
катастрофе, с минуты на минуту могли прибыть спасатели.
   Меня особенно растрогало, что никто не спросил про мое холо, никто не
потребовал   сотню-другую   уцим   за   оказание   спасательных   услуг.
Женщины-пилоты имели не ниже шестого холо, а богатые люди  -  они  часто
добрые.
   Мы еще не знали, что  авария  космолета  оставила  наш  оккупационный
корпус без "пустышек" на ближайшие два периода.
   Я, конечно, не надеялся, что  на  базе  нас  ждут  фанфары,  ковровая
дорожка  и  банкет  в  честь  счастливого  спасения.  Я  ждал  хотя   бы
сочувствия, хотя бы проблеска радости или удивления у тех, кто  принимал
нас после всех кошмаров, пережитых нами в болотах.
   Я надеялся зря. Никому не было до нас ровным счетом никакого дела. Мы
заняли привычное место  на  общем  конвейере,  словно  просто  ненадолго
отлучались.
   Нас поместили в так называемую больницу. Нам оказали первую помощь.
   Щербатин лежал через пять кроватей от  меня,  мы  могли  желать  друг
другу спокойной ночи перед сном.
   Два дня я только ел и спал. На третий я проснулся от  резкой  боли  в
животе.
   Те розовые пятнышки, что появились еще на болотах, стали вишневыми  с
темными точками посередине. Они пронзительно болели.
   Я позвал санитара - такого же безрукого, как я, бывшего пехотинца. Он
долго разглядывал мой  живот,  морщил  лоб,  скреб  затылок  и  всячески
выражал озабоченность. Потом сказал, что дает мне направление к медику..
   В специальной комнатке госпиталя проверили  сканером  мой  социальный
номер.
   Я чуть не рухнул без чувств, когда узнал, что у меня нулевое  холо  и
ноль уцим в активе. Спорить было бесполезно - это больница, а не собес.
   Как  совершенно  "нулевого",  меня  отправили  к  медику   на   общих
основаниях. Я оказался в тесном коридоре, где стояли или сидели на  полу
с полсотни таких же "нулей". Очередь не  двигалась.  Некоторое  время  я
ждал, разглядывая других пациентов. Боец рядом со мной постоянно задирал
куртку и расчесывал огромную язву на груди.  У  другого  была  распухшая
нога, похожая на гнилое полено.  Он  то  и  дело  дул  на  нее,  засучив
штанину.
   Еще один, весь блестящий от пота, трясся и  мотал  головой  так,  что
разлетались слюни. Его сосед периодически сдувал мелких  мошек,  которые
норовили совершить  посадку  на  его  щеку,  превратившуюся  в  сплошной
гнойный волдырь. Рядом маленький  изможденный  пехотинец  с  искусанными
губами тихонько выл и сжимал  ладонями  виски,  страдая  от  нестерпимых
головных болей.
   Воняло здесь хуже, чем в морге. Я вытерпел совсем недолго и  поспешил
на улицу, на свежий воздух. Поразмыслив, я решил сходить к коменданту  и
выяснить все относительно моего статуса и накоплений.
   Меня принял помощник  коменданта  -  человек  со  странной  привычкой
смотреть мимо собеседника. Он разговаривал как будто не  со  мной,  а  с
кем-то другим, стоящим позади меня. Это нервировало, казалось, что он не
слышит и не понимает ни слова.
   Альт-мастер Беня? Командир группы "Банзай"? Нет такой группы.  Может,
была, но сейчас нет.
   Снова сканер - и тот же результат, что и в больнице.  Затем  терминал
служебного инфоканала. Значит, альт-мастер Беня...  Да,  числится  среди
погибших.
   Социальные  начисления  аннулированы,  так  как  переданы  в  порядке
наследования пехотинцу Ную.  Где  Нуй,  неизвестно  -  после  оформления
наследования  и  присвоения   четвертого   холо   убыл   в   неизвестном
направлении. Все законно, жалобы безосновательны.
   Я с трудом сдерживался,  чтобы  не  начать  орать,  топать  ногами  и
крушить мебель. Помощник коменданта был спокоен и терпелив. Он продолжал
смотреть мимо меня и твердить, что группы "Банзай" нет, холо  нет,  уцим
нет и помочь он ничем не может.
   Единственный путь - рядовым пехотинцем в любую команду. Ах, нет руки?
Ну,   тогда   все   просто.   После   медицинского   освидетельствования
автоматически присваивается первое холо по инвалидности. А дальше - либо
ждать транспорта в любой из освоенных миров, либо найдется  какая-нибудь
несложная гражданская работа здесь. Второе холо можно получить  периодов
через восемь. Милости просим к медику на осмотр...
   Я вспомнил вонючий больничный коридор, и меня начало знобить.  Я  еще
не знал, что мне вряд ли суждено дожить до второго холо.
   Ночью меня разбудила боль - в животе словно горел огонь. Я  с  трудом
поднялся и пошел в умывальник, чтобы побрызгать на живот холодной воды и
хоть как-то отвлечься от муки.
   В полутемном холодном помещении меня вдруг  начало  рвать  кровью.  Я
посмотрел на свой живот -  болячки  стали  похожи  на  ягоды  смородины.
Осторожно поскреб ногтем, и одна  такая  "ягода"  отвалилась.  Выступила
капелька черной крови. Из нее показалась  маленькая  блестящая  бусинка.
Она зашевелилась, растопырила крошечные лапки, и через секунду из  ранки
выполз тоненький верткий червячок с черно-оранжевыми полосками.
   Меня снова вырвало. Я начал сдирать болячки, червячки  сыпались,  как
фарш из мясорубки. А на коже зрели новые розовые пятнышки.
   Этой ночью я больше не уснул. Утром - трясущийся, бледный, скорченный
в три погибели - я позвал  санитара.  Тот  долго  скреб  затылок,  потом
заявил, что вчера уже давал мне направление к медику.
   Я кое-как дополз до Щербатина и,  сдвинув  одеяло,  поглядел  на  его
живот.
   Там чернели точно такие же болячки-ягоды.
   - К вечеру помрет, - вздохнул его сосед - боец с изуродованным  лицом
и вывернутыми ногами. - Я такое уже видел. Эти черви убивают за три дня,
а еще за пять обгладывают тело до костей.
   Мой завтрак вылетел наружу, едва я успел его проглотить.  И  снова  с
кровью.
   Я уже сам хотел умереть - чем скорее, тем меньше придется мучиться.
   К обеду вдруг в теле появилась какая-то легкость. Боль отошла, теперь
мне казалось, что в животе медленно остывает атомный реактор.  Принимать
еду я не стал - боялся, что снова вывернет.
   Я вышел на улицу и долго сидел на траве с закрытыми глазами,  отдыхая
от невыносимой больничной атмосферы. Мысль, что я умираю, то уходила, то
возвращалась,  словно  гигантский  раскаленный  маятник.  Мне   хотелось
очнуться от этого кошмара - пусть снова в болоте, в  грязи,  в  плену  у
ивенков - где угодно.
   Начали рождаться безумные  мысли,  жалкие  надежды  обреченного.  Мне
казалось, что я пересекаю периметр базы и ухожу в болота  к  ивенкам.  И
там, пользуясь  тайными  народными  средствами,  они  изгоняют  из  меня
смерть, и я снова становлюсь сильным и здоровым.
   Сначала со злостью я гнал эти химеры прочь, а потом вдруг понял,  что
никто мне не поможет, совершенно никто. Только сам.
   Я  навел  справки  у  санитаров  и  через   некоторое   время   нашел
лабораторию, в которой проводились пересадки сознания в новое тело. Меня
не насторожило, что к ее дверям не вела ни одна желтая линия.
   Открыл пожилой человек в гражданской одежде. Пока я шел, в меня опять
вцепилась боль, и человек со страхом смотрел на мое перекошенное лицо.
   Я начал бессвязно объяснять, что готов уйти в болото и там  подобрать
себе обезвоженное тело на месте катастрофы космолета. Я  готов  принести
их целый мешок для других - все равно они там пропадут.
   Человек лишь покачал головой и довольно искренне изобразил сожаление.
   Лаборатория  закрыта,  сказал   он.   Из-за   аварии   транспорта   с
"пустышками" все психотрансплантации отложены  на  неопределенный  срок.
Специалисты распределены по другим участкам.
   Да и "пустышки" из болот не помогут. Они жизнеспособны, пока хранятся
в особых условиях. Теперь, полежав на свежем воздухе, они  стали  просто
органическими отходами.
   Я, едва не теряя сознание от  боли,  вернулся  в  больницу.  И  сразу
увидел, что  возле  кровати  Щербатина  стоят  какие-то  люди.  Судя  по
горделивым осанкам и самоуверенным взглядам,  люди  непростые.  "Не