нело сосать.
  - Есть хочешь, маленький, - сказал рыжий. - Потерпи. Мы тоже проголодались.
  Пересекая площадь, они направлялись к аллее фонтанов. Кун не выпускал изо
рта аппетитный палец, а Маша улыбалась, представляя себе, что несет на
руках не щенка, а человечка, похожего на того, кто шел сейчас рядом с ней.
  - В чем дело? - спросил рыжий, заметив у нее слезы.
  - Ты чудо! - одними губами сказала Маша. Было неловко, что ее такую
неправдоподобно счастливую разглядывают прохожие. Она посмотрела вокруг и
увидела, что из боковой улицы на площадь вливалась толпа, движения которой
напоминали медленный танец. Кто-то вежливо к ним обратился: "Будьте добры,
отойдите в сторонку". Маша взглянула на спутника. Оба пожали плечами. На
пути их возник симпатичный дядя и, улыбаясь, сказал: "Извините. Вы не
могли бы освободить это место?"
  - Какое? - спросила Маша. - Мы не стоим на месте.
  - Нужно, чтобы вы поскорее ушли.
  - Кому нужно? - спросил рыжий.
  Проситель съежился и отстал. Конин шел осторожно, чтобы не дергать палец,
который щенок ни за что не хотел отпускать. Было неудобно двигаться. Тем
более, что с каждой минутой народу вокруг прибавлялось.
  - Ну ладно - наконец, попросил человек, - отдай мой палец. Из него уже
ничего не высосешь.
  Кун выпустил - и взмахнул язычком: то ли зевнул, то ли доверчиво
улыбнулся.
  Они были уже шагах в сорока от фонтанов, когда кто-то рядом громко
скомандовал: "Ну-ка, очистите место!" - Какой-то молодчик сделал попытку
врезаться между ними, но ему пришлось извиниться и юркнуть обратно в
толпу: рука спутника обнимала Машу за плечи. Кто-то крикнул: "Эй,
убирайтесь! Сейчас здесь будет Ответственный!"
  - Что еще за "ответственный"?! - удивилась Маша.
  - Человек, удостоенный "знака ответственности", - разъяснил ей улыбчивый
херувим.
  - Он что, заразный?
  - Это вы его можете заразить. Вы находитесь у него на пути, вы дышите его
воздухом.
  - А разве вы не дышите его воздухом? -спросил рыжий.
  - Мы не дышим, - сказал херувим. - Мы только благоухаем.
  - Кто вы?
  - Мы - "БА".
  - Ах, вот что. Наверно ваш программист известный оригинал? Хотелось бы на
него посмотреть.
  - Вы можете его поприветствовать... Только издалека.
  - Почему не вблизи?
  - С вашими маленькими заботами, этого не понять.
  - Дефект программа, - догадался Конин. - Такое случается.
  Они сделали еще шаг и оказались перед стеной из симпатичных благоухающих
"БА". Автоматы улыбались... и, молча, напирали.
  - Осторожнее! - попросила Маша. - Раздавите щеночка! - "БА" заулыбались
еще ослепительнее, но продолжали напирать. Конин вежливо взял одного из
них за руку и тихонько увел себе за спину. Потом то же самое проделал с
другим, остальных раздвинул в стороны, давая Маше пройти. Стало
просторнее, будто вышли на лужайку из чащи. На пустом пятачке, заложив
руки за спину, расхаживал человек с ярким "Знаком ответственности" на
впалой груди. Заметив людей, он остановился, заулыбался, что-то сказал и
вдруг уставился на Ивана. Щеку "ответственного" украшала выдающаяся
бородавка, похожая на второй "знак ответственности".
  - Вот это встреча! - воскликнул рыжий, увидев знакомого., Утратив улыбку,
"ответственный" скованно повернулся, вжал голову в плечи и неожиданно
юркнул в толпу.
  - Куда же вы, неисправимый шутник? - крикнул вслед ему Конин. Но человек,
петляя уносил ноги Видимо, он хотел спрятаться, но "БА" почтительно
расступались. "Шутник" метался в образовавшемся коридоре, а роботы
приветствовали его кивками декоративных голов и двигались вслед за вожатым.
  -Так всегда! - сказал Конин с досадой и махнул рукой. - Ну его! Идем
ужинать.
  - Подержи-ка малышку, - попросила она. Аллея фонтанов спускалась к морю.
Конин нес задремавшего куна. А сзади на площади еще куролесил "шутник". Он
долго метался, не находя себе места, пока не замер у обрамления
магистрали. Здесь пахло озоном, гудел и посвистывал воздух. Мгновение
"шутник" стоял неподвижно, потом бросил через плечо ошалелый взгляд,
зажмурился... и прыгнул через барьер. Кроны деревьев, высокий кустарник и
струи фонтанов заглушали шумы. Конин остановился.
  - А что, если "знак ответственности" настоящий! -думал он вслух. - Откуда
этот ловкач раздобыл его для своей новой выходки?
  Над магистралью, над площадью взревел быстролет скорой помощи. Маша
прижалась к спутнику.
  - Что это? - спросил он, прислушиваясь к тревожному звуку, и мышцы его
напряглись, словно чуя опасность. Рыжий нагнулся и осторожно поставил Куна
на лапки. Щенок заскулил.
  - Я сейчас, - сказал человек. Маша присела успокоить зверька... и вдруг
поняла, что осталась одна. Стало жутко.
  - Вы где? - закричала она в темноту, готовая заскулить точно кун.


  * * *

  Оставьте мое ухо в покое, - попросил Конин, чувствуя, как напрягаются
мышцы. В студенческом кафе было почти пусто и никто не смотрел в их
сторону.
  - Ну ты, законченный круглый добряк! Каша рассыпчатая! Ты мне еще будешь
указывать? - "шутник" растопырил пальцы и полез пятерней в лицо. Иван
отвел руку парня. Ему почему-то сделалось весело. Не поднимаясь, он взял
"шутника" под мышки и усадил на стол к пирожкам. Парень наотмашь ударил,
но попал запястьем в ребро ладони, подставленной Кониным, и заскрипел
зубами от боли.
  - Думаешь справился? - шипел он. - Ты еще не знаешь меня!
  - А ты себя знаешь?
  - Знаю. Испытывал и с другими сравнивал!
  - Ну и как?
  - Плохо! - неожиданно признался "шутник". - Самое простое дается с трудом.
Но от того, что обделила природа, еще больше хочу переплюнуть
счастливчиков! Мой девиз - "Вперед и только вперед!" Главное не упустить
подходящий момент. Готов тысячу раз начинать сначала. Веришь, что я своего
добьюсь?
  - Ну конечно, - спокойно сказал Иван и потянулся к пакету. - Можно
попробовать?
  - К чертям пирожки!
  - Напрасно, - заметил Конин. Он уже взял один и похрустывал корочкой. -
Они достойны внимания. А начинка, скажу тебе, - пальчики оближешь! -
улыбаясь, он смотрел в глаза парню и думал: "Признается в бездарности -
значит не все потеряно". - У тебя в жизни не было порядочной
привязанности. Я угадал?
  -Мне это ни к чему, - "шутник" машинально взял пирожок, сунул в рот.
Бородавка на щеке заплясала.
  - Правда вкусно?
  - Дерьмо! - огрызок полетел в урну.
  - Ловко у тебя получается, - похвалил Конин.
  - Смеешься? Посмотри на себя!
  - Каждый день смотрю. А что, с непривычки жутко?
  Парень расхохотался.
  - Да нет... Вообще-то терпимо!
  - Как? Только терпимо?! - Иван ощутил подъем.
  Он вскочил с кресла, забегал возле стола. - Что ты смыслишь, младенец!
Взгляни на эту роскошную шею, на этот неподражаемый чуб! Где ты еще такое
мог видеть? Я создан для обожания! Я не из тех, кто сгинет в бесследности!
Я воздвигну себе пирамиду... Такую, чтоб и Хеопс позавидовал! Ради этого я
даже готов... похудеть! Не веришь? - распаляя себя, Конин носился возле
стола. Лицо раскраснелось. В голосе - звон. В глазах - молнии. Рыжий
чубчик - торчком. - Не веришь? - продолжал он. - Настанет день и
обалдевшие от восторга вы будете бегать за мной табунами. Я всех вас
заворожу. А когда моя слава достигнет небес... я возьму и начну тяготиться
ею. Одни будут думать, - манерничаю. Другие примут это за здоровое
отвращение к блеску. Но мало кому придет в голову, что тяготение - это
новая стадия наслаждения славой. Она - как пальмовый плод: сначала в нем
делают дырочку, чтобы испить терпкий сок, а затем выворачивают наизнанку,
чтобы полакомиться нежной мякотью. Что ни говори, приятно умирать
сознавая, что ты всех обскакал и теперь, испуская дух, извиваешься на виду
у людей!
  Икая от хохота, парень корчился на столе, дрыгал ногами, стонал, не
выхвати Конин пакет, он улегся бы на пирожки.
  - Возрадуйся, отрок! - глаголил Иван. - Я сейчас окажу тебе честь! Дай
руку. Я посвящу тебя в рыцари "Ордена привязанности!" - на мгновение он
придержал в ладони холодную руку "отрока" и, когда миновала последняя фаза
обычного для него мучительного "прикосновения", уверенный, что "шутник" в
самом деле уже посвящен в этот "орден", Иван распрощался: "До встречи у
пирамиды!" Этот спектакль и это прикосновение его совершенно опустошили.
  - Постой! - молил парень. - Кто ты? Мне кажется, я тебя знаю всю жизнь.
Побудь со мною еще. Хоть чуть-чуть!
  Извини - сказал Ваня... Парень уже смотрел сквозь него.

  * * *


  - Я сейчас, - сказал человек. Щенок заскулил. Маша присела успокоить
зверька... и вдруг поняла, что осталась одна. Стало жутко. "Вы где?"
-закричала она в темноту, готовая заскулить точно кун. Над деревьями
пролетал быстролет скорой помощи. Звук его плыл томительно медленно.
  - Кому-то сейчас очень плохо, - подумала Маша и оцепенела: еще ни разу
чужая беда не действовала на нее так сильно. Неожиданно в вышине что-то
ухнуло. Стало светло. В звездном небе играли многоцветные всполохи. Все
увидели висящий над парком феерверкер - постановщик "Праздника света". Но
Машу праздник не радовал. Даже мысль, что она ошиблась, приняв феерверкер
за скорую помощь, не успокаивала. Сердце сжало предчувствие непоправимой
беды... Она уже видела свое Чудо опять. Рыжий сидел на корточках перед
куном, чем-то его угощая. Зверек жадно ел. Человек поднялся и протянул
пакет Маше.
  - Берите. Горячие пирожки...
  Маша не шелохнулась. Он стоял перед ней большой и растерянный, подперев
одну щеку плечом, и, казалось, сам себя спрашивал: "Ну когда это кончится?
Я не хотел, не хочу никому делать зло! Почему же я его делаю? Не желая
того, постоянно делаю зло! Почему? Почему?

   

                                * * *


  Прибрежные волны, закатываясь под плиты мостков, цокали, чмокали, точно
обсасывая их снизу губами. Иван стоял на камне и улыбался. Он видел себя
мальчишкой у края бетонной пустыни на астродроме детства. В те годы он
завидовал всем, кто летал. С замиранием сердца следил, как из синевы,
напоенной лучами, опускались "паромы", соединявшие Землю с околоземными
астровокзалами, как эскалаторы выносили на горячий бетон путешественников,
окунувшихся в космос.
  Всматриваясь в их лица, мальчик искал отблеск счастья, которое должно было
озарять каждого там, наверху. Ему казалось, что в глазах пассажиров он
читает грусть от того, что приходится возвращаться на Землю. Иван улыбался
этим воспоминаниям: нынче он сам готовился к Взлету.
  Каждый день обнаруживал он в себе новые качества: все меньше
сопротивлялись события, все отчетливее он помнил происходившее с ним во
фрагментах, прожитых при иных обстоятельствах. В нем точно созрело
чудесное зернышко.
  - Скорее всего эти зерна заложены в каждом, - думал Иван. - Природа щедра,
и такое же чудо может проснуться в любой живой клетке... если его
разбудить.
  Конин чувствовал, что и эта способность - будить - ему также дана. Он был
совершенно свободен во всем. Но главное заключалось теперь в его даре
делиться этой свободой с другими.
  - Это и справедливо, и честно, - убеждал себя Ваня. - Наивысшая радость -
дарить счастье всем!
  Щедрость обрела для него самостоятельный смысл. Он чувствовал, как
нарастает зудящая боль - мука, подобная голоду, вызванная желанием
вмешиваться в существующий ход событий, и чтобы не он один, - все живое на
свете так же, как он, сломя голову, бросилось в водоворот абсолютной
свободы. Конин присел на корточки возле края плиты и коснулся ладонью ее
скользкой зеленой одежды из микроскопических водорослей. Любое проявление
жизни вызывало в нем гордость и нежность, как будто он сам был создателем
или хранителем этого невероятного чуда.
  - Как хорошо мне! - шептал он, присев возле камня и с нежностью гладя
зеленую водоросль. - Я хочу, чтобы каждая клеточка стала свободна, как я!
И пусть рухнут преграды, исполнятся вожделенные планы таинственной жизни,
внедрившейся в шероховатости старой плиты...
  Он едва успел отскочить: зеленая слизь отделилась от камня, вспенилась,
вздулась огромным, во всю плиту, пузырем и, вдруг, почернела и лопнула с
треском, похожим на выстрел, опала, рассыпалась мертвым налетом. Ветер
унес темно-бурую пудру, оставив на камне ужасную плешь.
  Человек брел понурившись, увязая в гальке босыми ногами, прислушиваясь к
плеску волн, крикам чаек и крикам людей возле моря. "Вот что такое жизнь!
-говорил он себе. - Дай ей все и... ставь точку: конец совместиться с
началом... и нет ничего."
Над лодочной станцией в заходящих лучах кружились чайки - сотни, тысячи
чаек. Тени их скользили по пляжу и по воде. Конин брел среди этого вихря,
волоча за собою весла.
  - Я попал в птичий праздник, - усмехнулся он, забираясь в лодку. - Слишком
рано проросло мое "зернышко". Мне теперь - только бы щедро дарить.
  На этот раз оба весла точно встали на место.
  - Вы готовы? - спросил коричневый лодочник в красных трусах. - Не
поднимайтесь. Я отвяжу.
  Звякнула цепь и лодка свободно запрыгала на волнах.
  - Учтите, у нас очень быстро темнеет, - предупредил "Аполлон".
  На дне шлюпки плескалась вода. В ней дремало закатное солнце. Иван
заставил себя улыбнуться прекрасному лодочнику и только тогда заметил
девушку в белом, с короткими светлыми волосами. Она приближалась,
осторожно ступая по плитам босыми ногами. Она еще не могла его знать, но
он узнал бы ее среди тысяч. Ему показалось, какая-то сила толкает его ей
навстречу. Во рту пересохло.
  - Не надо меня торопить, - сказал он в пространство и взялся за весла.
Лодка рванулась. Он греб торопливо, сосредоточенно, не поднимая глаз: так
легче было бороться с искушением нарастающей щедрости. Он теперь знал, что
жизнь может ждать от него. Дай ему волю - он одарит ее такой же
потребностью в щедрости. И миллиарды непримиримых противоречий разрешатся
враз, сами собой, обратив все живое в планетарную пыль. Это будет предел,
пик свободы... и бездна распада.
  Только отплыв метров сто, Конин взглянул на берег. Отсюда Маша была похожа
на белую чайку. Он невольно взмахнул рукой и увидел, что девушка машет,
отвечая ему.
  - Вот мы и познакомились, - подумал Иван. Он греб теперь осторожно,
постепенно набирая скорость, стараясь работать веслами так, чтобы фигурка
на берегу была в створе с кормой. Лодка спешила в сторону низкого уже
начавшего багроветь солнца, и девушка долго смотрела во след ей из-под
ладони.
  Конин вспомнил сейчас тот далекий день, когда впервые покинул Землю,
расставшись с детскими заблуждениями и догадавшись, что пассажиры,
оставляя корабль, не печалились о пустынном небе, а, наоборот, облегченно
вздыхали от того, что больше не надо изображать из себя храбрецов в то
время, как трясутся поджилки.
  - Что будет, если во время полета случится беда? - спрашивал себя Ваня и
сам себе отвечал: - Ничего ровным счетом. И потом во все времена будет
так, словно ничего не случилось. Потому что живое извлекает из памяти
только то, что требуется в настоящий момент.
  Иван приналег на весла. Волны разбивались о борт и в облаке водяной пыли
дрожала радуга. Чайки сизыми лепестками кружились над морем, то взмывая,
то устремляясь к воде. Тысячи глаз их блестели капельками бурой смолы.
Конин греб, не замечая усилий. Тоска от сознания нашей бесследности,
ощущение невероятной хрупкости жизни заглушили все остальное. Он хотел
жить и безумно хотел, чтобы этот кошмар оказался вдруг сном, от которого
можно очнуться. И вместе с тем, он отдавал себе ясно отчет в том, что с
ним происходит и в том, что может произойти с этим миром.
  Скорлупка неслась, перепрыгивая с волны на волну, разрывая пенные гребни.
А Ивану казалось, он не движется с места.
  Шальная мутация - результат облучений или чудовищных травм, полученных на
городской магистрали, сшибка непознанных закономерностей одарили его
неожиданной властью над "порядком вещей" и нарастающей жаждой ею
делиться... Он был чрезвычайно опасен!
  У живого во всей Обитаемой Зоне оставался единственный шанс, заключавшийся
в том обстоятельстве, что Ивану не продержаться на море больше минуты.
  Не важно, - думал гребец, - какое весло хрустнет первым... Важно, что
отчаянно краткая, даже после ретемперации больше похожая на прикосновение
Жизнь не обманула, одарила мгновением, стоющим вечности, а теперь...
полагается целиком на него.

  Рига - Москва

  1974 - 2000гг.

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 31.07.2001 13:58




Вячеслав Морочко


  ВНИМАНИЕ! Авторские права на драматическую фантазию защищены законами
России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается
их издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, перевод на
иностранные языки, постановки спектаклей без письменного разрешения автора.


                             УТРАЧЕННЫЙ ПОРТРЕТ
 
                 (Драматическая фантазия в двух частях)
 







  ОТ АВТОРА

  Утраченный портрет" - драматическая фантазия из Иммануила Канта, в ее
основе - дуэль блистательного Ума с неугомонным Идиотизмом.




  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА



  ИММАНУИЛ КАНТ- немецкий философ.
  ДИОНИС - гипотетический предтеча философа Ницше.
  ЯНУС - приспешник Диониса.
  ШУЛЬЦ - придворный проповедник.
  ФРАУ КАЙЗЕРЛИНГ.
  ГИППЕЛЬ.
  КРАУС.
  ЛАМПЕ - слуга Канта.
  ВРАЧ.
  ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ.
  ТОЛПА.




  Д Е Й С Т В И Е   П Е Р В О Е



  Вторая половин восемнадцатого века. Главный город Восточной Пруссии -
Кенигсберг. Поздний вечер. Комната философа ИММАНУИЛА КАНТА: кровать,
кресло, стул, стол, на столе - книги, папки с бумагами, горящая свеча в
подсвечнике. На кровати мечется больной КАНТ. Появляются слуга - ЛАМПЕ и
ВРАЧ.

  ВРАЧ. Уснул?
  ЛАМПЕ. Только что говорил и... бросался к столу... С трудом его уложил.
  КАНТ /тихо/. Что там ворчит... моя дряхлость?
  ЛАМПЕ. Слышите?
  КАНТ /чуть громче/. Ну конечно... "И климат теперь уж не тот... и природа
истощена, и люди - не так долговечны, и добродетели отживают свой век,
и..." /Тихо смеется./ Старому Канту хочется верить, что весь Свет дряхлеет
с ним заодно...
  ЛАМПЕ. Бредит.
  КАНТ. Кто тут? Лампе? /ЛАМПЕ подносит свечу. Видно измученное лицо КАНТА с
седыми прядями волос и большим выпуклом лбом./ А, милый доктор, и вы уже
здесь?
  ВРАЧ. Господин Кант, как вы себя чувствуете?
  КАНТ. Когда тебе плохо... кажется, что весь мир никуда не годится.
  ЛАМПЕ. Опять бредит.
  КАНТ. Лампе...
  ЛАМПЕ. Я тут, господин!
  КАНТ. Разве я говорю непонятно?
  ЛАМПЕ. Вам лучше не разговаривать.
  КАНТ /сокрушенно/. Я так и не научил тебя... мыслить логично...
  ВРАЧ. Ваш слуга прав. Самое лучшее было бы дать голове отдохнуть.
  КАНТ. Помилуйте... разве это возможно?
  ВРАЧ. В этом - ваше спасение.
  КАНТ. Стало быть... мне нет спасения!
  ВРАЧ. Но вам нужен покой! Как мне вас убедить, что вы себя губите?
  КАНТ. Убедить Канта!? Попробуйте...
  ВРАЧ /упрямо/. И попробую! /Придвигает к постели стул, садится./ Господин
Кант, мне кажется, в настоящий момент вы ведете мысленный спор...
  КАНТ. Браво, доктор!
  ВРАЧ. Но при вашей болезни такая дискуссия - равносильна дуэли... Шпаги
отравлены, и любая царапина может стоить вам жизни.
  КАНТ. Резонно... А знаете, кто он?
  ВРАЧ. Кто бы он ни был, он может вас погубить.
  КАНТ. Даже если еще... не родился на свет?
  ВРАЧ. Всякая неосторожная мысль, которую вы нацелите против себя, с
намерением угадать ход противника... может стать роковой. Для меня великая
честь врачевать самого Иммануила Канта! Так помогите же мне!
  КАНТ. Вы считаете делом чести продлевать мои муки? В таком случае еще
больший почет прине