ты смотришь на то,  чтобы  и  зимой  и  летом  по  годовалому  льду
караваны судов водить? Разве не скажешь спасибо?
   Федор задумался.
   - Ответ уже есть. На практике, - сказал он.
   - Какой?
   - Сообщение получено. Навигация открылась.
   - Как открылась?
   - Северным вариантом пошли корабли. Мимо мыса  Желанья.  В  обход  нашего
мола.
   - Так ведь там же паковые льды могут встретиться!
   - Зато чистая вода.
   - Неверно это! - возмутился Алеша. - Надо убедить капитанов,  что  тонкий
лед на нашем канале - это все равно что мостовая, шоссе, улица!..
   Федор пожал плечами:
   - Если к осени льдов не останется... - Он взглянул  на  ледяные  поля.  -
Иначе наслаиваться начнет.
   - Значит, до осени, - сказал Алеша и так крепко  сжал  зубы,  что  деснам
стало больно.

   Этой весной здоровье Ходова резко ухудшилось. Немногие  знали  о  тяжелом
его недуге. Врачи думали, что сам он не догадывается об  истинном  диагнозе,
но Ходов знал  все,  знал,  что  рак  не  даст  ему  пощады.  Если  медицина
бессильна, то заменить ее может только воля. Так думал Ходов и, не  разрешая
болезни сломить себя, держался, молчал.
   Всю зиму Ходов работал, и никто не подозревал, какие боли  он  переносил,
какого напряжения ему стоило быть всегда четким, ровным, сухим.
   И воля если не побеждала болезнь, то отвоевывала у нее дни.  Общий  порыв
строителей ледяного мола был для Ходова тем кислородом, который  поддерживал
силы больного.
   Пришла весна с тяжелыми ее тревогами. Не вскрывалась полынья,  падал  дух
помощников Ходова, готова была надломиться и его воля. Он понял, как  близок
конец. Но Василий Васильевич все еще не сдавался, крепился, скрывал.
   Корабли пошли в обход ледяного мола,  мимо  мыса  Желанья.  Ходов  собрал
своих помощников, чтобы объявить им об этом. В присутствии других он никогда
не морщился от боли. Лишь спазмы перехватывали  горло,  и  голос  тогда  был
особенно скрипуч.
   - Профессор Сметанкин выступил в  печати,  -  говорил  Ходов.  -  Требует
уничтожения  нашего   сооружения,   поскольку   оно   уже   выполнило   свою
экспериментальную роль. Как ни тяжело, но надо быть готовым к тому, что  нам
не разрешат и дальше служить  препятствием  для  нормального  судоходства  в
полярных морях.
   - Уничтожить мол? Это преступление, - вскипел Алексей. - Пусть  профессор
Сметанкин поймет, что если лед вскроется хоть осенью, то по годовалому  льду
в нашем канале ледоколы смогут водить суда круглый год!
   Ходов махнул рукой.
   - Новое  обоснование  к  осуществленному  проекту.  Применение  ледоколов
обходится дорого. Мы имели задание построить опытное сооружение  -  провести
грандиозный опыт по созданию незамерзающей полыньи. Только наша страна могла
позволить себе эксперимент  такого  масштаба.  Опыт,  к  сожалению,  не  дал
желанных результатов.
   - Еще рано судить! - протестовал Алексей. - Все-таки  ледоколы  смогут...
Александр Григорьевич! - обратился за поддержкой к океанологу Алеша.
   Дядя Саша сидел, задумавшись, опершись лбом о пальцы руки.
   - Не для того делали мол, - спокойно заметил он.
   Алеша не ожидал, что даже дядя Саша не поддержит его. Он  упрямо  закусил
губу.
   - Опыт не удался, -  продолжал  Ходов.  -  Такую  возможность  учитывали.
Однако не следует думать, что это обстоятельство  уменьшает  ответственность
всех нас, строителей, проектировщиков и некоторых,  несущих  ответственность
особую...
   Алексей резко повернулся  к  Ходову,  готовый  с  вызовом  встретить  его
взгляд, но Ходов смотрел не на него, а на Александра  Григорьевича  Петрова.
Алеша только что рассердился на дядю Сашу, но  теперь  он  встревожился.  Он
вдруг впервые заметил, сколько прибавилось у того седины в бороде.
   - Я  имею  в  виду  себя,  начальника  строительства,  и  вас,  Александр
Григорьевич, но не как парторга стройки,  а  как  ученого-океанолога,  своим
заключением повлиявшего на решение  строить  мол  вопреки  некоторым  другим
мнениям.
   Александр Григорьевич откинулся  на  спинку  стула  и  ровным,  спокойным
голосом сказал:
   - Решайся сейчас вопрос о строительстве мола, я снова бы дал точно  такое
же заключение.
   Ходов едва сдержал себя.
   - Нам с вами представится случай дать  разъяснения  по  этому  поводу,  -
жестко сказал он. - Получена радиограмма, вызывающая  научного  консультанта
стройки океанолога Петрова в Москву, к  товарищу  Волкову.  Там  же  спросят
ответ и с меня.
   - Добро, - удовлетворенно сказал Петров, неторопливо поднимаясь.
   Алеша вскочил. Ему хотелось защитить дядю Сашу, взять ответственность  на
себя, только на себя одного.
   - Вылететь надо немедленно, - все так же  жестко  добавил  Ходов.  -  Наш
летчик Росов, обслуживающий стройку, доставит вас. Постарайтесь получить все
необходимые инструкции. Росова не задерживайте.
   Дядя Саша пожал плечами.  Ходов  долгим  взглядом  провожал  его  широкую
спину,  пока  за  ним  не  закрылась  дверь.  Выйдя  на  палубу,   Александр
Григорьевич увидел настороженно смотрящую в небо Галю.
   - Весну чуешь? - спросил он. - Даже птицу перелетную приметила?
   В голубом небе, распластав застывшие в полете крылья, шла летающая  лодка
Росова.



   Глава вторая
   БЕГУТ ГОДА

   Сергей Леонидович Карцев родился в Казалинске, на границе  пустыни,  близ
Аральского моря.
   Еще в детстве он  узнал  цену  воде.  Он  видел  слезы  матери,  когда  в
безводный год вода не поднималась по каналам и убогий участок  за  их  домом
выгорал. Вода означала жизнь. Недаром  киргизы  говорили:  "Земля  кончается
там, где  кончается  вода",  а  туркмены  -  "Вода  дороже  алмаза".  Сергей
Леонидович  с  детства  привык  относиться  к   воде,   как   к   величайшей
драгоценности. Он прошел суровую школу борьбы. Вступив  в  партию  сразу  же
после Великой Октябрьской революции, он воевал в сухих астраханских  степях,
позднее бил басмачей в  песках  среднеазиатских  пустынь.  Жизнь  все  время
сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли,  лишенной  воды.
Мечта дать земле воду владела им, рядовым красноармейцем.
   Нужны были знания, но не сразу нашел к ним путь Сергей Карцев. Лишь после
окончания гражданской войны, после ликвидации басмачества попал он,  кавалер
ордена Красного Знамени, на рабфак.
   В студенческие  годы  Карцев  заинтересовался  смелыми  мыслями  русского
инженера  Демченко,  еще  в   прошлом   веке   говорившего   о   возможности
"использования воды сибирских рек  для  изменения  климата  Арало-Каспийской
низменности". В царское время эта мечта инженера казалась бредом.
   В других условиях вернулись  к  этой  мысли  советские  инженеры.  Карцев
ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть  Иртыш,
чтобы он прошел через Тургайский перевал. Тысячелетия  назад  поднялся  этот
перевал и изменил ток сибирских рек. За новым  водоразделом  остались  сухие
древние русла, которыми можно воспользоваться.
   Узнал вскоре Карцев и о проекте Монастырева, предложившего  в  1924  году
повернуть Обь и Енисей, чтобы они впадали в Каспийское море.
   Мечта  о  грандиозных  преобразованиях  овладела  молодым  инженером.  Он
работал на Днепрострое,  потом  в  Ферганской  долине  на  народной  стройке
канала. Особенной радостью для него было участие в экспедиции, исследовавшей
бассейны рек Оби и Енисея.
   Он мечтал принять когда-нибудь  участие  в  невиданном  проектировании  -
разработать грандиозный замысел поворота сибирских рек.
   Началась Великая Отечественная война.  Инженер  Карцев  тщательно  смазал
именной маузер, полученный  за  храбрость,  и  явился  в  военкомат.  Однако
пришлось вернуться домой. Его боевой пост был там, где он работал.
   И  когда  гитлеровские  полчища  докатились  до  Волги,  топча   сапогами
приволжские степи, карандаш инженера Карцева чертил  на  карте,  похожей  на
штабную, линии каналов, которые должны были напоить водой эти  степи.  Когда
бои шли за Днепр и гитлеровцы, поспешно отступая, взрывали плотину  первенца
социализма -  Днепрогэса,  Карцев  преграждал  реку  Обь  сорокакилометровой
плотиной высотой в семьдесят  восемь  метров.  Там  должна  была  возникнуть
мощнейшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам. Поднятая  плотиной
Обь разливалась по карте, затопляя болота и тундры. Карцев  обводил  контуры
будущего Сибирского моря, площадью больше, чем Азовское  и  Аральское  моря,
вместе взятые, где должно было появиться рыбы больше, чем в  Каспии.  Другая
плотина намечалась на Енисее. Ей предстояло на  сто  десять  метров  поднять
уровень  Енисея,  повернуть  великую  реку  вспять,   чтобы   воды   ее   по
девятисоткилометровому каналу, четыреста метров шириной по дну и сто  метров
глубиной, прошли через Тургайский перевал и  по  древним  руслам  и  поймам,
шириной от восьми до восьмидесяти километров, дошли до Аральского моря.  Эти
воды должны были принести жизнь в пустыни.
   И Карцев, склонясь над картой,  проводил  воды  Енисея  по  реке  Кеть  и
древним узбоям через Аральское море, направляя их к устью Аму-Дарьи.  Отсюда
будет прорыт канал, по которому  часть  вод  Аму-Дарьи  направится  в  пески
Черных барханов. Но с приходом вод Енисея Аму-Дарья может  отдать  все  свои
воды Хорезму. По каналу потечет Енисей, который будет впадать  в  Каспийское
море, не давая ему высыхать. По пути он будет орошать Черные барханы. Но для
этого его  вода,  пройдя  через  Аральское  соленое  море,  должна  остаться
пресной. И Карцев перечеркивал Аральское море.  Его  или  перепашут,  отведя
енисейскую воду в сторону, или превратят в  пресное  проточное  озеро.  Море
становится соленым из-за солей, которые несут в него реки. Вода испаряется с
поверхности моря, а соль остается. Если Арал станет проточным, соленость его
не будет расти, - надо лишь удалить старую соленую воду. Уровень Арала  выше
Каспия. На карте проводится канал из Арала к северу Каспия. По этому  каналу
вся вода Аральского моря будет спущена в Каспий.  В  котлован  бывшего  моря
направят воду Енисея, чтобы "промыть" бывшее море, затем высушить,  едва  не
протереть тряпочкой и снова наполнить енисейской  водой,  превратив  Арал  в
огромное проточное водохранилище с  многолетним  запасом  пресной  воды  для
орошения.
   В дни, когда Гитлеру клались на стол сводки  о  потерях  его  отступающих
армий и оставленных  ими  разрушениях,  в  расчетной  записке,  составленной
Карцевым вместе с другими инженерами, фигурировали цифры, дышавшие подлинной
поэзией  жизнеутверждающей  мечты.  Чтобы   создать   для   енисейских   вод
реку-канал, более мощную, чем Волга, способную перебросить на четыре  тысячи
километров (в том числе  тысячу  двести  пятьдесят  километров  по  прорытым
каналам) триста кубических  километров  воды  в  год,  нужно  вынуть  грунта
пятьдесят миллиардов кубических метров. Каждый этот вынутый кубометр  земли,
приведя в  пустыню  воду,  обеспечит  при  двух-трех  урожаях  в  год  шесть
килограммов ценнейшего хлопка, тридцать килограммов сахару, сто  килограммов
шерсти, двести килограммов мясопродуктов. Эти цифры следовало  помножить  на
пятьдесят миллиардов, чтобы представить себе  несметное  богатство,  которое
получит страна, способная выполнить эти титанические работы.
   Если слить вместе все молоко, которое можно  получить  там,  то  молочная
река, полноводнее Дона, ежегодно не иссякала бы в течение месяца.
   Бывшие пустыни, орошенные  сибирской  водой,  способны  будут  дать  труд
пятидесяти миллионам и прокормить полмиллиарда человек!
   И для этого  нужно  вынуть  пятьдесят  миллиардов  кубометров  земли.  На
Днепрострое за тысячу пятьсот дней было вынуто только  три  миллиона.  Но  с
помощью  новейшей  техники  -  исполинскими   скреперами   или   гигантскими
экскаваторами - пятьдесят миллиардов кубометров можно вынуть всего  лишь  за
пять лет, а взорвать и того быстрее - за два года.
   Мечта - первый этап проектирования!
   Победоносно кончилась война.
   Проектирование великих гидросооружений перешло в новую фазу.
   Шли годы Волга преградилась плотинами, появились грандиозные гидростанции
на нижней и средней Волге, вслед за ними Чебоксарская, наконец  Братская  на
Ангаре. Волжские воды дошли до реки Урала, а с другой стороны в приуральские
степи пришла сибирская вода Енисея и Иртыша. Морские суда плыли из  Карского
моря вверх по Енисею, через Тургайский канал, через Аральское пресное море в
Каспий и оттуда поднимались до самой Москвы.
   Полосы лесов изменили  облик  страны,  создали  новый  климат.  В  центре
континента возник как бы новый  материк,  материк  плодородия.  Перемены  на
поверхности земли могли бы увидеть наблюдатели с Марса. С каждым  годом  все
богаче становилась страна.
   А инженер Сергей Карцев, верный единой линии  жизни,  склонив  седую  уже
голову над картами, задумывался над выполнением новых заданий.
   Сибирская вода могла оживить все  западные  пространства  среднеазиатских
пустынь, но на восток от них простирались мертвые, голодные степи и каменная
пустыня Гоби, которую ничем нельзя было оросить: не было ни рек, ни снеговых
вершин А между тем и там можно было бы выращивать ценнейшие  культуры,  если
бы удалось  добиться  сочетания  богатства  солнечных  лучей  с  живительной
влагой.
   Как  известно,  гипотеза  Сергея  Леонидовича  Карцева  об   исчезновении
"незаконно" существующих пустынь после орошения  Черных  барханов  потерпела
крушение.
   Но Карцев не сложил оружия и продолжал искать  пути  к  уничтожению  всех
пустынь. Письмо сына об указании Волкова комплексно решать вопрос  изменения
климата пустынь и Арктики повернуло искания Карцева в  новую  сторону.  Если
воду нельзя привести по земле, то нельзя ли принести ее по воздуху?
   Осенью Сергей Леонидович вернулся в Москву и  начал  работать  над  новой
идеей. Он направил правительству докладную записку "О влиянии  незамерзающей
полыньи в полярных морях  на  состояние  земной  атмосферы  и  на  возможное
образование воздушных потоков".
   Сергей Леонидович взял в Гидропроекте  отпуск  и  занялся  приведением  в
порядок своих архивов.  Его  загорелое  лицо,  покрытое  похожими  на  рубцы
морщинами, было теперь  более  сковано,  чем  обычно.  Несмотря  на  внешнее
спокойствие Сергея Леонидовича, его жена Серафима Ивановна отлично  понимала
внутреннее состояние мужа.
   Как всегда, супруги виделись  мало.  Серафима  Ивановна  была  директором
одного из вузов столицы и встречалась  с  Сергеем  Леонидовичем  или  поздно
вечером, или рано утром.
   У супругов Карцевых было заведено утренний кофе пить вместе. В  эти  часы
они всегда вспоминали о сыне, переживали  его  невзгоды.  Вместе  радовались
они, когда с полярной стройки сообщили, что ледяной мол  готов  и  перерезал
Карское море на две части.
   Потом долго ждали вскрытия льдов. И чем дольше ждали,  тем  тревожнее  им
было. Выступление профессора Сметанкина в центральной газете, потребовавшего
уничтожить мол, поразило стариков. С еще большим волнением ждали  они  новых
известий.
   Сергей Леонидович, ожидая Серафиму Ивановну, сидел за столом.  Перед  ним
лежала газета, только что вынутая из почтового ящика.
   Высокая, полная, почти совершенно седая, но быстрая в движениях, - чем то
напоминала сына, - Серафима Ивановна вошла в столовую.
   - Опять налил кофе сам? Ждешь меня, а потом будешь  пить  холодный  кофе.
Дай я тебе налью крепкого и горячего. Газеты вынул? От Волкова  тебе  ничего
нет? - Ее низкий, громкий  голос  звучал  сегодня  несколько  необычно.  Она
решительно выплеснула остывший  кофе  из  стакана  мужа  в  полоскательницу,
налила горячего.
   - Конечно, цикория не положил, - ворчала она. - Ты поедешь в Гидропроект?
Нет? Будешь книгу кончать? Кто бы мне такой творческий  отпуск  предоставил?
Вертишься как белка в колесе. Ну, читай... Как там у Алеши? - решилась  она,
наконец, задать главный вопрос.
   Сергей Леонидович прекрасно знал, сколько материнской тревоги  скрыто  за
привычными интонациями и фразами. Он начал читать тем всегда намеренно тихим
голосом, который заставлял  собеседника  переспросить  и  потом  внимательно
слушать следующие фразы.
   - "Льды вскрылись севернее ледяного мола... Корабли вышли в обход мола...
Неутешительные прогнозы океанологов. Изучение льдов Карского моря  в  новых,
созданных молом условиях обогащает науку..."
   - Приговор судебный сыну родному вот так же, наверное, читают,  таким  же
голосом, - сердито сказала Серафима Ивановна и полезла в карман за  платком,
чтобы вытереть глаза.
   Сергей Леонидович отложил газету:
   - Приговор не только ему.
   - Знаю. Всем, кто в заблуждение его ввел,  уверил,  что  хватит  тепла  у
течения...
   У матери сын никогда не бывает виноват. Серафима Ивановна во всех  других
вопросах умела быть объективной, но здесь, когда дело касалось ее Алеши, она
оставалась прежде всего матерью, готовой, взъерошив перья, кинуться хоть  на
льва. И сейчас в  том,  что  не  вскрываются  в  отгороженном  канале  льды,
виноваты были у Серафимы Ивановны все, кроме Алеши.
   - Приговор, Сима, еще и мне, - печально закончил Сергей Леонидович.
   - Тебе? Это еще что за новость! Ты-то тут при чем?
   Сергей Леонидович стал аккуратно складывать  газету.  По  его  виду  жена
поняла, что он скажет сейчас что-то очень важное. Она никогда не  спрашивала
мужа, если он чего-то не договаривал, а не рассказывать  о  некоторых  своих
делах он мог месяцами. И уж она-то знала, что если он начнет говорить, то...
   - Ты знаешь, Сима, - ровным голосом сказал Сергей Леонидович, -  я  подал
докладную записку в Совет Министров.
   Серафима Ивановна кивнула головой.
   - Но ты не знаешь, что было в этой записке.
   - Ждала, когда скажешь.
   - И я ждал... ждал, когда меня позовут. Только после этого хотел тебе все
рассказать.
   - Благодарю за внимание и доверие, - с укором сказала Серафима Ивановна.
   В соседней комнате зазвонил телефон. Серафима Ивановна вышла из столовой.
   - Кто говорит? - громко кричала она в трубку. - Что?  Кто?  Позвать  его?
Может быть, что передать? Как?  Волков  просит  приехать?  В  котором  часу?
Спасибо, спасибо, не беспокойтесь, обязательно передам.
   Она показалась в  дверях,  высокая,  громоздкая.  Сергей  Леонидович  все
слышал сам. Он уже поднялся со своего места, слегка побледневший.
   - Чистая глаженая рубашка на  верхней  полке.  Ты  опять  перепутаешь.  Я
сейчас тебе ее достану. Ордена наденешь?
   - Зачем ордена? Не торжественный прием ведь.
   - А ты говорил - приговор.
   - За тем и вызывает, чтобы объявить. Объявить,  что  Алешина  полынья  не
вскрывается.
   - Значит, из-за Алеши вызывают?
   - Нет, из-за меня.
   - Никогда, Сережа, не прошу... Рассказывай сейчас же.
   - Хорошо, - согласился Карцев.
   - Я тебя сама отвезу и стану ждать в машине. По дороге все и расскажешь.
   - А как у тебя в вузе?
   - Да обойдутся один раз без меня, если и у сына и мужа... такое дело... -
Серафима Ивановна махнула полной рукой, отвернулась  и  стала  опять  искать
платок по карманам своего жакета мужского покроя.
   Сергей Леонидович, сразу осунувшийся,  постаревший,  подошел  к  зеркалу,
чтобы посмотреть, достаточно ли чисто он выбрит.

   Глава третья
   ЗАДУЮТ ВЕТРЫ

   Серафима  Ивановна  Карцева  была  настолько  же   по-женски   чуткой   и
сердобольной,  насколько  по-мужски  энергичной  и  деятельной.   Относиться
пассивно к неудаче или несчастью, своему или чужому  -  все  равно,  она  не
могла. Алешину беду она переживала особенно глубоко еще и  потому,  что  она
означала крушение надежд Сергея Леонидовича.
   Карцев сел в машину рядом с женой.
   - Извини уж, - сказала она, - кружным путем повезу.
   Машина плавно покатилась по мостовой. По обе стороны  тянулись  гранитные
стены парапета, отделявшего от мостовой приподнятые  тротуары.  Над  головой
один за другим проносились мосты поперечных улиц.
   -  Не  могу  поверить,  чтобы  полынья  не  вскрылась,