ую превратилось непроходимое ледяное поле. Подняв глаза,  он
посмотрел на небо. Острый глаз моряка разглядел над горизонтом черточку.
   - Спускать катер! - скомандовал Федор.
   - Лодка Росова! - передавалось из конца в конец палубы.
   Красавица птица с застывшими в полете крыльями  плавно  снижалась.  Волны
были немалые. Все напряженно смотрели, как искусный летчик  посадит  машину.
Лодка шла над самой водой, стараясь держаться вдоль волны. Вот она коснулась
гребня, подскочила, снова коснулась, гребень  вспенился,  взметнулся  седыми
бурунами. Спущенный из крыла поплавок задел другой гребень, врезался в него.
Еще  мгновение,  и  лодка,  резко  сбавляя  ход,   закачалась   на   волнах,
разворачиваясь, идя навстречу торопливо бегущему к ней катеру.
   Вскоре катер вернулся. Василий Васильевич Ходов и капитан Терехов  стояли
у борта, с  которого  сброшен  был  штормтрап.  Первым  на  палубу  поднялся
худощавый, стремительный в движениях человек с орлиным  профилем  и  жгучими
глазами.
   - Овесян, - представился он.
   Через  реллинги  перелезал  второй  из  прибывших.  Движения   его   были
неторопливы и рассчитаны. Когда он выпрямился, то оказался выше всех.
   - Прошу к капитану, - предложил он Ходову, Терехову и Овесяну.
   Это был Волков.
   Летающая лодка взмыла в воздух и легла на обратный курс.
   Из каюты капитана, где совещались руководители, вышел вахтенный штурман и
объявил на корабле полундру.
   Со всех шлюпок были сняты брезенты, морякам и пассажирам  приказано  было
надеть спасательные средства  и  защитные  очки.  Люди  в  пробковых  поясах
высыпали на палубу и, запрокинув головы, смотрели на небо.
   - Высотный самолет!
   - На какой огромной высоте идет!
   - Ждите, над льдиной развернется парашют.
   - Парашют? - люди тревожно переглядывались. - Неужели взрыв?  Уцелеют  ли
люди на дне?
   Самолет на большой высоте прошел над ледоколом. Люди молча провожали  его
взглядами.

   Глава одиннадцатая
   ПОД ВОДОЙ

   Дядя Саша медленно опускался в воду. Все более темной становилась над его
головой зеленоватая поверхность с бегущими по ней тенями.
   Он думал о людях в кессоне. Там были  и  его  любимцы,  которых  он  знал
детьми. Когда-то он мечтал об их будущем, старался  вообразить,  какими  они
станут.
   Сейчас он представил себе кессон, пустую рабочую камеру, на  дне  которой
брошен инструмент и  электрические  лопаты.  Люди,  собравшись  в  воздушном
шлюзе, смотрят в зеленоватую темноту через широкие  окна,  прислушиваются  к
звукам. Но на дне моря - гнетущая тишина.  Шум  корабельных  винтов  уже  не
доносится сюда.
   Люди понуро сидят у стен. Кое-кто прилег, делая вид, что спит;  некоторые
ходят взад и вперед, словно запертые в клетке. Денис  наверняка  уговаривает
кого-нибудь сыграть с ним в  шахматы.  Шахмат  нет,  и  он  мастерит  их  из
кусочков бумаги, на которых рисует незатейливые фигуры. Едва ли кто станет с
ним играть. Люди безучастно следят за Денисом. Алексей, конечно,  заперся  в
рубке связи, понимая свою ответственность за  случившееся.  Он  мучается  от
сознания, что его желание во что бы то ни стало первым закончить ледяной бык
привело к трагедии...
   "Ах, Алеша, Алеша! Видно, еще мало учила тебя жизнь!.."
   Дядя Саша не имел семьи. Была у него в юности большая любовь, да неудачно
все получилось. После этого он и в Арктику уехал. Оказался однолюбом. И  все
нерастраченные чувства достались Феде, а потом Алеше и его  друзьям.  И  эта
любовь тоже была на всю жизнь.
   ...Над головой плыли неясные тени. Со всех  сторон,  и  сверху  и  снизу,
Александра Григорьевича окружала вода.
   Мысленно усмехнувшись, он подумал, что вот океановед  попал,  наконец,  в
свою стихию. Это дало толчок его мыслям, и он стал думать о воде.
   "У самого дна вода должна быть теплее.  Любопытно  будет  проверить  это.
Атлантические воды, впадающие в Карское море с севера, должны стремиться  по
дну пройти в южную часть моря. Но ведь об этом  самом  и  твердит  профессор
Сметанкин, хватаясь за спицу уже начавшегося вращаться маховика.
   Профессор Сметанкин! Дмитрий Пафнутьевич! Ярость его  всегда  неистощима.
Дмитрий Пафнутьевич остается самим собой. Говорят, что  человек  сам  делает
свою судьбу. Горькая у профессора  Сметанкина  судьба.  Жена  ушла  от  него
вместе с детьми, и дети ничего общего не имели с отцом. Всегда непреклонный,
он отказался от них, уже взрослых. И теперь остался один, ко всем нетерпимый
и хотя честный в стремлениях, но злобный,  желчный.  В  своих  суждениях  он
педантичен и искренен...
   Хватит ли тепла,  которое  Нордкапское  течение  принесет  через  Карские
ворота? Если говорить начистоту, то никто сейчас  не  может  этого  сказать.
Прав ли в своих предупреждениях Сметанкин?
   Он был бы прав, если б не  было  решения  строить  сначала  опытный  мол.
Настаивать  на  прекращении  опытного  строительства  неверно.  Оно   должно
обогатить новыми данными географическую науку,  ревнителем  которой  показал
себя профессор Сметанкин.  Нельзя  ограничивать  эту  науку  изучением  лишь
существующего.  Надо  менять  лицо  Земли,  пробовать  менять  его,  изучать
результаты. Вот в чем не правы вы, Дмитрий Пафнутьевич! Я  представляю,  как
будете вы потрясать  скрюченными  пальцами,  если  отгороженная  часть  моря
замерзнет..." Океановед, как в ознобе, передернул плечами, взглянул  наверх.
"Темно. Так же будет и тогда... все наверху будет затянуто льдами".
   "Ну, это мы еще посмотрим! Современная наука всесильна!  -  бодро  сказал
сам себе Александр Григорьевич. - Кстати, посмотреть надо, куда мы плывем".
   Перед спуском дядя Саша тщательно сверился по радиопеленгу. Он  отчетливо
представлял, в каком направлении надо искать кессон. Кроме того, он надеялся
на вделанные в его шлем гидрофоны, подобные тем, которые подслушивают в море
шум моторов подводных лодок.
   Океановед включил гидрофоны. До слуха  его  донеслись  какие-то  странные
металлические звуки. Он никак не ожидал получить сигнал так скоро. Слышались
удары, напоминающие выстрелы пушек и даже  пулеметные  очереди.  Создавалось
впечатление, что где-то идет бой. Не задумываясь над природой  этих  звуков,
дядя Саша двинулся вперед. Он прикрепил себя ремнем к подводной электрокаре,
включил  аккумуляторный  мотор  и  медленно,  со   скоростью   неторопливого
пешехода, стал передвигаться под водой. Гул мотора мешал ему, и  он  изредка
останавливался, чтобы свериться с направлением.
   Подводное путешествие и звуки, напомнившие бой, вызвали в  памяти  другую
картину.
   Много лет назад пробирался он в водолазном костюме  по  дну  реки.  Нужно
было взорвать бык железнодорожного моста в тылу у гитлеровцев. Тогда он  шел
со своим другом Иваном Григорьевичем Тереховым. Пришлось пройти по дну  пять
километров. Он получил за ту операцию свой первый орден.
   Теперь предстояло пройти больше, но в  его  распоряжении  была  уже  иная
техника. Держась за ручку электрокары, плыть было легко.
   Совсем близко от дяди Саши мелькнула быстрая тень. "Нерпа, - подумал  он,
- верно, за своего  приняла".  Зверь  скользнул,  почти  задев  человека,  и
испуганно бросился прочь.
   Звуки в гидрофоне слышались  все  сильнее.  Пришлось  ослабить  усиление,
чтобы не оглохнуть. Дядя Саша делал все неторопливо. Он опять думал о  своих
молодых  друзьях  в  кессоне.  Выдержат  ли  они?  Надо  прибавить  им  сил,
поддержать. Он твердо знал, что нужен им.
   У дяди Саши  был  электрический  прожектор,  но  он  берег  его,  экономя
аккумуляторы. Зеленоватая тьма стала сразу густой, потеряла цвет. Дядя  Саша
понял, что над ним лед.  Но  он  не  боялся  темноты  и  одиночества.  Звуки
напоминали ему, что под водой он не один.
   Наконец дядя Саша зажег прожектор.  Луч  вырвал  из  темноты  мелькнувшую
впереди рыбу и гнавшуюся за ней нерпу. Теперь, кроме  металлических  звуков,
ясно слышались и голоса людей. Дядя Саша  стал  шарить  лучом.  Он  наполнил
водой  балластный  баллон,  чтобы  опуститься  на  дно.  Вот  и   "подводная
черепаха"!.. Как потонувший колокол, лежал кессон на дне, окруженный светлым
ореолом.
   Дядя Саша подплыл к панцирю "черепахи", отыскал иллюминатор  командирской
рубки. В освещенном окне он увидел лицо Нетаева. Тот  не  замечал  водолаза.
Дядя Саша приблизился вплотную к стеклу и постучал в него.
   - Войдите, - сказал командир кессона,  никак  не  ожидавший,  что  стучат
снаружи, из воды.
   Благодаря гидрофонам дядя Саша отчетливо все слышал, однако  его  слышать
не могли. Он  опять  настойчиво  постучал  в  окно.  Теперь  Нетаев  заметил
водолаза в шлеме с гидрофонами и сразу понял все.
   - Опускайтесь на дно. Я сейчас приподниму кессон, и вы  войдете  снизу  в
рабочую камеру, - спокойно сказал Нетаев.
   "Молодец  парень!"  -  подумал  океановед,  оценив  молодого  моряка   по
достоинству.
   Выполняя указание, дядя Саша опустился на дно,  к  самому  ножу  кессона,
которым тот вошел в ил. Водолаз слышал голоса людей и недоумевал. Почему они
в рабочей камере? Что они там делают?
   Колокол  стал   приподниматься.   Дядя   Саша,   нагнувшись,   пролез   в
образовавшуюся щель и выпрямился. Его окружили ошеломленные люди, стоящие по
колено в воде с электролопатами, отбойными молотками и трубчатыми коленами в
руках.
   Парторг строительства понял, что все они,  столько  часов  пробывшие  под
водой, совершенно неуверенные в своем спасении,  оказывается,  не  сидели  в
унылом отчаянии, как он представлял, а продолжали работать!
   Старый полярник моргал затуманившимися глазами. Руки потянулись  к  лицу,
но помешал шлем.  Люди  шумели  около  него.  Десятки  рук  старались  снять
водолазный шлем.
   - Руки прочь! - послышался  голос  Алексея.  -  Разве  вы  не  понимаете?
Снимете шлем - и смельчаку конец.
   Дядя Саша оглянулся на голос и увидел Алешу. Он был бледнее обычного,  но
внешне спокоен.
   - Здесь давление около двух атмосфер, а у него под шлемом  нормальное,  -
говорил он, подходя к водолазу. - Поможем  товарищу  подняться  в  воздушный
шлюз. Мы снизим там давление и постепенно подготовим товарища.
   Алексей взглянул в стекла шлема.
   - Дядя Саша? Вы? - оторопел он.
   И Алексей обнял водолаза в  его  мокром,  неуклюжем  костюме.  Дядя  Саша
передал Алексею герметический футляр с письмом. Денис повел водолаза в шлюз.
   - Тут у нас кое у  кого  руки  опустились  было,  -  говорил  он  тихо  в
гидрофон. - А он нам сказал: "Ну как, ребятишки? Будем умирать  лежа,  чтобы
остатки воздуха протянуть, или встретим помощь стоя, заканчивая  работу?"  И
как взялись мы опять! На душе полегчало. А как  там,  наверху?  Льду  много?
Подыматься скоро? Нам еще трошки осталось. Мы ведь почти весь фундамент  для
каркаса острова подготовили.
   Дядя Саша остался один в шлюзе. Давление снизили, и он снял шлем.  Теперь
он был один и мог безбоязненно достать платок и вытереть глаза.
   Стрелка манометра стала двигаться. Давление повышалось. В окно  Александр
Григорьевич увидел оживленные лица людей, прильнувших  к  шлюзу  со  стороны
рабочей камеры.
   Дядя Саша улыбнулся. Он знал, что им сказать.

   Глава двенадцатая
   НА ЛЬДИНЕ

   По дрейфующему с  севера  ледяному  полю,  над  которым  через  несколько
мгновений должен был появиться высотный самолет, шли три человека и собака.
   Они не шли, - они бежали, часто  падая  и  снова  поднимаясь,  задыхаясь,
глотая ртом воздух. Они махали руками, хотя никто не мог их увидеть.
   Зато они видели. Они видели ледоколы  у  края  ледяного  поля,  отчетливо
видели их мачты. Спасенье! И  вдруг  по  непонятной  причине  корабли  стали
уходить.
   Ни разу за время тревог и лишений отчаяние не овладевало людьми  в  такой
степени, как сейчас. Спасение было так близко! Это были корабли, встретиться
с которыми они рассчитывали, рискнув покинуть остров, и вот теперь...
   Галя, - это были она и ее друзья, - оказалась слабее всех. Она упала и не
могла встать. Матвей Сергеевич вернулся, Ваня же далеко убежал вперед  и  не
оглядывался.
   - Посидим, отдохнем немного, - сказал механик, усаживаясь рядом с  Галей.
- Вернутся они, непременно вернутся.  Неужто  льдов  испугались?  Хотя  льды
паковые. Вы сами их,  Галина  Николаевна,  выбирали,  чтобы  покрепче  были.
Сколько мы полей послабее мимо острова пропустили...
   Галя лежала, тяжело дыша. Гекса подбежала к ней и улеглась рядом, положив
рыжую морду на передние лапы. Галя ласково посмотрела на собаку.
   - На этот раз ты, собачище, не поможешь, - через  силу  усмехнулась  она.
Вспомнилось, как лежали они с Матвеем Сергеевичем и Ваней  на  снегу,  боясь
взглянуть друг на друга, признаться, что все кончено. Тогда Гекса  бросилась
от людей, и Галя подумала, что собака снова испугалась.
   Но Гекса, не добежав до мачты бывшей радиоантенны, принялась рыть  лапами
снег. Галя долго наблюдала за  ней,  но  потом,  догадавшись,  в  чем  дело,
добралась до нее и стала  помогать.  Вскоре  Галя  почувствовала  под  рукой
доску. Она поняла. Это была крыша! Конек крыши!
   Значит, дома целы! Их лишь занесло снегом так, что не было видно...  Ведь
прошло столько лет с тех пор, как отсюда ушли люди.
   Ваня и Добров дорылись до дверей. Это оказался склад.  Когда  дверь  была
открыта, путники обнаружили у самого входа жирный окорок.  Матвей  Сергеевич
вынул свой нож и отрезал первый кусок. Он отдал его Гексе.
   Наевшись, они сутки пролежали без движения - во сне или в обмороке. Потом
хотели дать о себе знать, но их ждало новое разочарование  -  автоматической
метеостанции на острове не оказалось.
   Продовольствия в складе было мало. До лета жили на скупом пайке. С весной
пришла новая беда. Каждый час с берега доносился  грохот.  Грунт  таял...  В
море валились глыбы... В доме уже нельзя было  жить.  Перебрались  в  шалаш.
После одного из обвалов дома не стало.
   Помощи ждать было неоткуда. Очевидно, никому  в  голову  не  пришло,  что
геологи прошли пешком двести километров через  торосы.  Дважды  они  слышали
звук самолета. Первый был еще в полярную ночь, конечно, из числа  поисковых,
второй, много позже, из числа летавших в ледовую разведку. Оба  раза  остров
был покрыт густым туманом.
   Геологи могли рассчитывать только на себя. Галя  поддерживала  товарищей.
"Нужно выждать, еще немного выждать. Откроется  навигация.  На  трассе  мола
начнутся работы. Работы не могут не начаться. Мы пойдем по дрейфующему льду,
выбрав поле понадежнее. При той плотности работ, которая намечалась, нас  не
смогут не заметить. Это не шанс на спасение, это спасение наверняка, на  все
сто процентов!" Добров и Ваня верили ей. Они привыкли во всем полагаться  на
нее.
   Когда настал полярный день, Галя с товарищами не  раз  выходила  на  край
припая, смотрела на дрейфовавшие мимо поля.  Она  все  не  решалась.  То  ей
казалось, что корабли еще не вышли на трассу мола, то поля представлялись ей
ненадежными, могли разломаться, растаять.
   А продовольствие кончалось. И вот Галя  решилась.  Несколько  дней  назад
геологи с Гексой перешли на приставший к острову паковый лед, который  в  ту
же ночь оторвало ветром и понесло на юг. Северный ветер дул им в спину.  Они
шли, шли на юг, шли к друзьям... с последней надеждой на спасение.
   Когда они увидели корабли на горизонте, то все словно сошли с ума.  Гекса
прыгала и лаяла. Люди бежали к кораблям, падали и  поднимались,  не  замечая
ушибов. Спасение было близко,  и  вдруг,  когда  можно  было  уже  различить
снасти, корабли стали удаляться.
   В полном изнеможении и отчаянии лежала Галя на снегу. Добров мрачно сидел
подле нее.
   Ваня бежал назад, размахивая руками.
   - Самолет! Самолет! - кричал он.
   Галя  села.  Как  осунулось  ее  лицо!  Подурнело,   постарело.   Темные,
обведенные кругами глаза смотрели на небо.
   - Самолет-то высотный! - воскликнул радостно Ваня.
   Матвей Сергеевич замотал головой:
   - Не заметит, не надейся... Высота-то какая!..
   - Куда это он летит? - спросила Галя. - Уж  не  случилось  ли  чего...  в
мире?
   - Нет. Один не полетел бы, - заявил Добров.
   Самолет приближался. Геологи не  знали,  с  какой  целью  появился  здесь
самолет.
   Самолет шел почти над самой стоянкой  геологов.  Галя  откинулась  назад,
опершись о снег руками. Гекса умными глазами  смотрела  на  хозяйку  и  тихо
повизгивала. Видимо, волнение людей передалось и ей.

   ...Тысячи глаз со всех кораблей напряженно следили за небом,  но  парашют
под самолетом не появлялся.
   По палубе гидромонитора, расталкивая всех встречных,  бежал  радист  Иван
Гурьянович.  Он  взлетел  на  мостик  и,  задыхаясь,  протянул   радиограмму
Терехову.
   - На льду обнаружены три человека и собака.  Их  рассмотрели  с  самолета
через приборы. Выполнить задание не могут, - громко сказал Федор.
   Николай  Николаевич  обернулся.  Лицо  его  было  спокойно,  только  губы
побелели.
   - Возможно ли, чтобы это... они?
   - Они! Уверен! - радостно сказал Федор, крепко пожимая руку Волкову.
   - Вертолет, немедленно! - командовал Ходов.  -  Прошу  прощения,  Николай
Николаевич, но вам нельзя лететь. Подождите здесь.
   - Жаль, дяди Саши нет! Был бы счастлив! - сказал Федор.
   Вертолет поднялся с борта гидромонитора и стал набирать высоту. Он  летел
по направлению к белой полоске на горизонте. Через полчаса он уже вернулся и
застыл над ледоколом, медленно снижаясь.
   Толпа моряков собралась  на  корме.  Люди  сидели  на  реллингах  верхней
палубы, забрались даже на ванты, на подъемную стрелу.
   Открылась дверца вертолета. Из нее выскочила трехлапая собака и запрыгала
около людей, стараясь лизнуть каждого в лицо.
   Затем на палубу сошла Галя. Она была встречена криком торжества.
   Увидев Николая Николаевича, в первый момент она потеряла дар речи,  потом
бросилась к нему на грудь и заплакала. Он снял с нее шапку и  долго  смотрел
ей в лицо, потом повел ее в салон капитана.
   - В тяжелую минуту нашлась ты, Галенька,  -  сказал  Николай  Николаевич,
когда  Галя,  раскрасневшаяся,  с  поблескивающими  глазами,  кончила   свой
рассказ. Галя насторожилась. Ее похудевшее лицо теперь еще больше напоминало
лицо юноши.
   Николай Николаевич подошел к Гале, положил ей руку на голову и заглянул в
глаза.
   - Мы с тобой друзья... Я многое знаю, чего ты даже мне не говорила.  Будь
стойкой. Я не хочу от тебя скрывать...
   - Что случилось, папа?
   -  Ледяное  поле,  которое  доставило  вас  к  нам,  это   ледяное   поле
одновременно скрыло под собой кессон с близкими,  очень  близкими  нам...  и
тебе, особенно тебе, людьми.
   - Алеша! - вскрикнула Галя. Лицо ее побледнело. Она закрыла глаза, плотно
сжала губы и крепко вцепилась в руку отца. - Так вот почему он  не  встречал
меня... Алеша...
   - Галя, я не стану скрывать... - начал Волков.
   Галя замотала головой.
   - Не надо... Я все  поняла.  Он  остался  там,  подо  льдом,  и  ледоколы
бессильны.
   Волков кивнул головой,  придерживая  дочь  за  плечи.  Она  ослабла  вся,
поникла и,  не  стесняясь,  заплакала.  Открылась  дверь.  Галя  вздрогнула,
отвернулась.
   - Высотный самолет! - крикнул радист и исчез.
   Галя смотрела теперь на отца широко открытыми, еще влажными глазами.
   - Зачем самолет? - тревожно спросила она.
   Волков сжал Гале руку выше локтя:
   - Крепись, девочка! Иду на мостик.

   Глава тринадцатая
   В ВОЗДУХЕ

   Высотный самолет летел так высоко,  что  казался  недвижным.  Можно  было
подумать, что он  еще  далеко  от  ледяного  поля,  но  под  ним  неожиданно
раскрылся ярко-зеленый парашют.
   Все, кто был на  борту  ледокола,  переглянулись.  Казалось,  что  сейчас
произойдет что-то страшное.  Но  ничего  не  происходило.  Парашют  медленно
спускался.
   - Встать за прикрытия! - послышалась отданная в  рупор  команда  капитана
Терехова. - К спуску шлюпки! Быть готовым к воздушной волне. Не смотреть  на
парашют. Надеть темные очки.
   Галя не могла оторвать глаз от зеленого пятнышка на фоне