- Первый  ледяной  остров  намечено  было  воздвигнуть  в  точке,  где  в
последний момент находился  вездеход...  Это  значит,  что  мы  определились
точно, - через силу выговорил Алексей.
   Люди молча смотрели на погибшую машину, стараясь представить себе  участь
покинувших ее людей.
   - Поднимаю кессон, - послышался голос  Нетаева.  -  Дал  знать  наверх  о
находке. Терехов сообщил,  что  водолазы  поднимут  машину  на  поверхность.
Передвигаю кессон на следующую позицию.
   - Подождите! - крикнул Виктор. - Я положу на кабину букет цветов!
   Он тяжело спрыгнул на дно, схватил особенно большую красавицу  хризантему
и закричал от боли. Никто не обратил на него внимания. Вода снова  смыкалась
над погибшей машиной. Виктор выбрался на площадку и со стоном тряс рукой. Он
не знал, насколько опасен ожог. Но он слышал, что местные актинии  почти  не
исследованы, о них рассказывают  легенды.  Этого  было  достаточно  Виктору,
чтобы перепугаться. В любой царапине он готов  был  видеть  общее  заражение
крови. Холодный пот выступил у него  на  лбу.  "Отравлен!  Погиб!.."  Виктор
беспомощно оглядывался  вокруг.  Он  почувствовал  легкое  головокружение  и
скорее сел на площадку. Алексей подошел к нему, осмотрел его  распухшую  уже
руку и покачал головой. Виктор, как в ознобе, передернул плечами.
   - Врача! - почти  беззвучно  пошевелил  он  губами.  Он  забыл,  что  сам
уговорил Алексея не брать врача.
   Подошел Денис и ухмыльнулся.
   - Не смертельно, - гулким басом утешил он.
   - Хоть бы сообщить наверх, - едва слышно произнес Виктор.
   - То  добре!  -  подхватил  Денис.  -  Нам  человек  тут  нужен.  Возьмем
телефониста. А укушенного цветком героя посадим в  телефонную  будку.  Пусть
жалуется по телефону да связь поддерживает.
   - По-моему, ожог актинии не так уж опасен, - сказал Алексей. -  Если  ты,
Витяка, в самом деле сможешь посидеть в рубке связи...
   - Ах, я на все согласен,  -  простонал  Виктор,  раскачиваясь  больше  от
воображаемой, чем действительной боли. - На все  согласен,  лишь  бы  скорее
сообщить наверх. Пусть пришлют врача в водолазном костюме.
   Денис и Алексей переглянулись, пряча  улыбки.  Витяка  был  уверен,  что,
поднимаясь по лестнице, он совершает подвиг.
   Телефонист охотно уступил свое место и  показал  Виктору,  как  управлять
несложной аппаратурой. Рычажок включает микрофон  и  репродуктор,  другой  -
переводит связь на телефон.  Алексей  подождал,  пока  Витяка  едва  слышным
голосом рассказал врачу о своей беде.
   - Крепитесь, молодой человек, -  послышался  в  репродукторе  хрипловатый
голос доктора. - Вам ровным счетом ничего не грозит.  Такие  "ожоги"  опасны
лишь для мелких рыбешек...
   Алексей  улыбнулся,  заметив,  как  вытянулось  лицо  Виктора.   Похлопав
больного по плечу, он заспешил вниз, к работающим.
   Доктор пошел за книгой, чтобы прочитать Виктору, как он того  потребовал,
о хищных актиниях. Витяка  терпеливо  ждал,  уныло  сидя  на  диване.  Снизу
доносился шум работающих механизмов.
   Доктор вернулся и с нескрываемой иронией стал читать.  Взбешенный  Виктор
выключил репродуктор.
   "К черту! Не  желаю  слушать  про  мелкую  рыбешку!  Да,  Виктор  Омулев,
открывший железнорудные и урановые месторождения близ Голых скал,  на  много
месяцев ускоривший разведку дна, не мелкая рыбешка! И очень хорошо, что  все
это знают!"
   Ноющая боль - Виктор вообще не переносил боли - не давала ему  покоя.  Не
желая больше обращаться к насмешливому доктору, Виктор  решил  сам  найти  в
аптечке болеутоляющее лекарство.
   Первое, на что он наткнулся, открыв шкаф аптечки, была бутылка спирта.
   "Спирт... не то! Впрочем...  впрочем,  это  вполне  болеутоляющее.  Нечем
закусить?.." - И Виктор похлопал  себя  по  карманам,  словно  хотел  что-то
найти...
   Вместо стакана Виктор достал пробирку, налил  в  нее  спирта  и  поставил
вместе с бутылкой на стол.
   Руку он все время баюкал, как малого ребенка.
   "В самом деле, может быть, поможет?" - решился Виктор и залпом выпил  всю
пробирку.
   Дух захватило у него, из глаз полились слезы. Он сидел с  открытым  ртом,
забыв про больную руку. Однако это длилось лишь  мгновение.  Когда  ощущение
ожога в горле прошло, снова появилась боль в руке. Виктор злобно налил  себе
вторую пробирку и залпом выпил и ее.
   Все это время репродуктор был выключен. Виктор тупо смотрел на телефонный
аппарат, который приглушенно трещал.
   "Сейчас, сейчас". Машинально кладя на стол трубку, Виктор думал о  своем:
"Появится или не появится снова боль?"
   "Утихла, проклятая! - отметил про себя Виктор. - Сейчас мы ее добьем! А в
медицинском мире возьмем патент... да, да... патент на новый способ утоления
боли... Что она мигает? Что она надо мной насмехается? - ловил  ускользающую
мысль Виктор, глядя  на  сигнальную  лампочку  аппарата.  -  Может  быть,  я
смертельно ранен! А никому нет до этого дела!.."
   Виктор возмущенно махнул рукой  и  опрокинул  бутылку.  Остатки  жидкости
разлились по столу небольшой  лужицей.  Виктор  уронил  голову  на  руки.  В
затуманенном сознании усмехалась лампочка. Виктор шаловливо подмигнул  ей  в
ответ.
   Трубка назойливо трещала. Если бы Виктор мог соображать, если  бы  прижал
ее к уху, он услышал бы размеренный голос Федора:
   -  Передайте  Карцеву.  Туман  затянул  все  вокруг.  Только  что  в  нем
обнаружены близкие ледяные поля. Целесообразно прекратить работу  и  поднять
кессон. Почему не отвечаете?
   В арктической природе  перемены  происходят  с  поразительной  быстротой.
Виктор, как никто другой, знал это, но  он  уже  не  слышал  предупреждений.
Шуршание в трубке прекратилось. Виктор подпер рукой голову, но глаза закрыл.
   "А что, если близка смерть?" - горестно думал он.
   Снова что-то затрещало в трубке.
   "Черт возьми! Не дают покоя!" - со злобой подумал Виктор,  хотел  встать,
но задел больную руку и повалился снова на стул, махая рукой и охая.
   - Последние минуты, -  слышался  в  трубке  голос  Федора.  -  Преступное
легкомыслие. Приказываю от имени начальника немедленно подняться.
   "Подняться?" До слуха Виктора дошло это последнее слово, но он отнес  его
не к кессону, а к себе.
   - Пожалуйста! Могу подняться,  если  вам  так  хочется,  -  заплетающимся
языком произнес он вслух.
   Он еле стоял на ногах, держась больной рукой, не замечая этого,  за  край
стола.
   "Что они там бормочут? Ничего не слышно! А почему не слышно? Потому,  что
репродуктор не  включен.  Захочу  и  включу!"  -  глубокомысленно  рассуждал
Виктор, стараясь удержать равновесие. Он еле дотянулся - опять больной рукой
- до рычажка и включил репродуктор. Блаженная и глупая улыбка расползлась по
его мясистому лицу.
   "...какое принято решение? - гремел репродуктор. -  Доложите  немедленно,
какое принято решение товарищем  Карцевым?  Ждать  больше  невозможно.  Льды
надвигаются".
   До сих пор Виктор только слышал, что сильное потрясение может протрезвить
человека. Сейчас он проверил это на себе,  хотя  в  тот  момент  даже  и  не
подумал об этом.  С  холодной  четкостью  его  затуманенное  сознание  вдруг
восприняло страшный смысл услышанных слов.
   - Пов-повторите сообщение... - лепетал он в микрофон.  -  Я  не  мог  его
передать... по болезни...
   Федор четко повторил то, что напрасно говорил  уже  несколько  раз.  Льды
вынырнули  из  тумана.  Первые  льдины  уже  проходят  над  кессоном.  Нужно
подняться.
   - На Алексея Карцева и на вас лично ложится ответственность за прерванную
связь, - жестко закончил Федор.
   - Я не мог, я не мог... честное слово, - сбиваясь, заговорил  Витяка.  Им
владел  теперь  страх  действительно  надвигающейся  гибели.  Все   недавние
преувеличенные страдания были позабыты. - Я же терял сознание!
   - Не теряйте по крайней  мере  времени!  -  повелительно  крикнул  Федор.
Виктор никогда не слышал, чтобы он повышал голос. - Передайте предупре...
   Голос в репродукторе прервался. Тщетно  щелкал  Виктор  рычажками.  Ни  в
репродукторе, ни в телефонной трубке не было слышно характерного фона.
   В ужасе Виктор опустился на диван. "Связь прервана!  Проклятые  инженеры!
До сих пор не могли изобрести способ подводной радиосвязи!" - еще  успел  он
возмутиться.
   Хмель слетел с Виктора бесследно, исчезла и боль в руке. Им владел теперь
живой страх. Ему хотелось куда-то бежать, кричать, рвать на себе одежду.  Он
в отчаянии откинулся на спинку  дивана.  Через  верхнее  окно  виднелась  не
зеленая, как минуту назад, а черная, словно  нефть,  вода.  В  прояснившемся
сознании тяжелым молотом стучали мысли:
   "Значит, льды уже над кессоном. Теперь не подняться! Неужели смерть?  Он,
Витяка,  он,  геолог  Омулев,  который  подавал  такие  надежды,  не   будет
существовать!.. Через несколько  часов  он  будет  лежать  на  этом  диване,
судорожно  глотая  воздух,  раздирая  рубашку  на  груди,  задыхаясь...  Это
невозможно! Почему именно он должен умереть?! Как он раньше не подумал,  что
в кессоне опасно? Можно было и не спускаться!"
   Снова, как пьяный, встал он с  дивана.  Ноги  подгибались.  Лоб  покрылся
испариной. Пот стекал на веки глаз.
   Виктор поплелся к лестнице, чтобы рассказать всем о грозящей гибели.  Все
его существо протестовало. Он готов был  кричать.  Шум  работающих  в  такую
минуту механизмов казался ему кощунством.

   Глава десятая
   ВО ЛЬДАХ

   Льды  надвигались  на  гидромонитор.  Ветер  пригнал  их  из-под  полюса,
матерые, старые, лютые, видавшие виды льды, с рубцами и  морщинами  торосов,
следами ледовых боев. Холодная ледяная броня,  равнодушная  к  любым  ударам
стали, тупо надвигалась на корабли.
   Федор Терехов приказал кораблям-холодильникам  и  транспортным  пароходам
отходить на юг. Одновременно он дал приказ шести ледоколам из  других  групп
прийти на помощь гидромонитору.
   Гидромонитор уже отнесло от места, где лежал на  дне  кессон.  Предстояло
прорваться к северу, но действовать надо было  только  вместе  с  остальными
ледоколами. Такие льды не под силу даже гидромонитору.
   Ходов  прилетел  на  вертолете.  Начальник  строительства   был   взбешен
"поступком" Алексея. Щеки его провалились больше обычного, под кожей  ходили
желваки. Сойдя на палубу, он скомандовал подбежавшему радисту:
   - Телевизор... связь с Москвой, с Волковым, немедленно!
   - Невозможно, Василий Васильевич.
   Ходов взглянул на небо:
   - Так ведь есть луна для отражения ваших ультракоротких волн.
   - У нас она видна, а в Москве еще не взошла.
   - О, черт!.. Тогда прямой разговор. Неужели не догадались сами установить
связь?
   - Я и хотел вам доложить, Василий Васильевич, товарищ Волков у микрофона.
Ждет вас.
   - Так чего же вы молчали?
   Он прошел в радиорубку.
   - Поля страшные,  товарищ  Волков,  -  сразу  сказал  он  в  микрофон.  -
Допускаю, что ледоколам не выдержать такого боя. Люди - на дне...
   - Понимаю, - спокойным голосом ответил Николай Николаевич.
   - Примем все меры, товарищ Волков, но... - Хорошо. Все ясно.  Бейтесь  со
льдами. Я поговорю сейчас с физиками.
   - Я понял вас, но считаю долгом напомнить: здесь  мелко,  около  двадцати
метров... Слой воды может не предохранить кессон.
   - Думал и об этом. Принимайте меры. Я сообщу вам, что  мы  предпримем  со
своей стороны, однако надейтесь только на себя.
   Ледокол содрогнулся. Ходов ухватился рукой за край стола. Палуба под  ним
стала  покатой,  накренилась  от  носа  к  корме.  Снаружи  через  переборки
донеслось шипение, словно пар вырвался из предохранительного клапана.
   - Что там у вас? - спросил Волков.
   - Началось, - коротко ответил Ходов.
   Когда он вышел на  палубу,  шум  и  свист  обрушились  на  него.  Прямой,
несгибающийся, будто деревянный, шагая непомерно широко,  направился  он  на
капитанский мостик.
   У борта, из длинного ствола,  похожего  на  зенитное  орудие,  вырывалась
тонкая струя, врезавшаяся в лед. Там, где она его касалась, вверх вздымались
клубы пара, словно струя была из расплавленной стали.
   Ходов взбежал по трапу. На мостике стоял Федор Терехов. Ветер рвал на нем
брезентовую куртку. Его сощуренные глаза, направленные  на  грозное  ледяное
поле, словно примерялись, прицеливались. Сейчас капитан отнюдь  не  думал  о
спасении людей, погребенных на дне, не вспоминал  даже  о  друге.  Он  видел
перед собой только противника - льды. Ожесточенно спокойный,  он  вступал  в
бой, уверенный в своих силах, расчетливый, ловкий и упорный.
   В другое время он никогда не пошел бы на штурм такого льда, но сейчас...
   - Вперед, до полного! - скомандовал он.
   Штурман, стоявший у ручки телеграфа, тотчас перевел ее. Корпус  ледокола,
перед тем отступившего для разбега, задрожал от предельного напряжения.  Все
быстрее вращались винты. Вскипала вода за кормой. Со всего  разбега  налетел
корабль на край ледяного поля. В буфете кают-компании  задребезжала  посуда.
За кормой бесновался водоворот.
   Ледяная стена преградила ледоколу путь. Но он, упершись в ее кромку,  все
лез вперед. Его нос был уже на снегу. Со звоном  шипели  гидромониторы.  Две
гигантские раскачивающиеся шпаги рассекали лед. Но они не могли пробить  его
на  всю  глубину.  Если  метровый,  даже  полутораметровый   лед   полностью
разрезался водяной стру„й, то паковый, толщина которого была не  менее  трех
метров, лишь надрезался.
   На подпиленную льдину ледокол вползал  подобно  допотопному  бронтозавру,
выбиравшемуся из лагуны. Тысячетонной тяжестью налегал он на ледяную  броню,
силясь продавить ее.  Лед  словно  напрягался  из  последних  сил,  стараясь
выдержать непомерный груз, но водяные шпаги наносили  ему  тяжелые  раны,  и
ослабленная броня не выдерживала. Трещины лучами  разлетались  от  пропилов,
бороздя поверхность льда. Ледяное поле проваливалось под ледоколом. Вновь  и
вновь шипели струи, распиливая не тронутый еще лед.
   - Назад, - командовал Терехов.
   Бурлила вода за кормой, в панике ныряли и выскакивали  из  воды  разбитые
льдины. Ледокол отходил для нового разбега.
   Выбирая себе наиболее трудную  часть  поля,  Терехов  штурмовал  лед.  Он
указывал по радио другим шести ледоколам  более  легкие  для  штурма  места.
Ходов наблюдал за борьбой, и румянец горел на  его  худом  лице.  Он  крепко
сжимал холодные поручни, не замечая, что был без перчаток.
   То отступая,  то  кидаясь  вперед,  все  семь  кораблей  общими  усилиями
откалывали от края ледяного поля кусок за куском.
   Исчезла обычная сдержанность Терехова. Глаза его горели, лоб был  мокрый.
Говорил  он  отрывисто,  казалось,  спокойным  голосом,  но  в  этом  голосе
чувствовалось внутреннее напряжение и радость борьбы. Федор быстро перебегал
с одного конца  мостика  на  другой  и  снова  приглядывался,  прицеливался,
выбирал.
   Как опытный  полководец,  наносил  он  удары,  мысленно  намечал  будущие
трещины, подобные стрелкам на  штабных  картах  наступления.  Да,  это  было
наступление! Федор бил вглубь, чтобы где-то там  сошлись  бегущие  с  разных
сторон от штурмующих кораблей трещины. Он окружал этими трещинами нетронутые
белые пространства, как  в  прорыв,  направлял  в  образовавшиеся  расщелины
гигантские стальные машины, брал огромную льдину в клещи, изолировал  ее  от
ледяного поля и последним ударом уничтожал.
   В ушах стоял свист, скрежет, гул схватки.  И  невольно  вспоминалась  ему
первая его встреча  со  льдами,  когда  затирали  они  несчастную  резиновую
лодочку...
   Оглянувшись, он увидел бородатое лицо дяди  Саши.  Парторг  строительства
стоял на капитанском мостике. Как и Ходов, он любовался схваткой,  переживал
все перипетии борьбы, ни на минуту не забывая о людях в кессоне.  Дядя  Саша
верил в Федора. Немало выдержал Федор боев, немало нанес поражений  ледяному
врагу. Но сейчас сильнее были льды.
   Терехову лишь казалось, что наступает он. На самом деле поле теснило его.
Несмотря на то, что ледоколы откалывали льдину  за  льдиной,  все  безмерное
поле двигалось на юг.
   Терехов попросил парторга строительства передать распоряжение.  Александр
Григорьевич сбежал по трапу. Он сам решил  возглавить  бригады  подрывников,
используя старый опыт сапера. Под его командованием подрывники сошли на лед,
чтобы силой взрывов расчистить ледоколам путь.
   Взлетел в воздух первый фонтан льда и черного дыма. Взрывы следовали один
за другим, словно била по льду невидимая  артиллерия,  словно  бомбили  поле
незримые самолеты.
   Семь ледоколов рвались в наступление, как гигантские танки. Но  все  было
напрасно... Необозримое ледяное поле отодвигало место схватки на юг.
   Снег запорошил капитану виски. Терехов словно поседел за короткий час. Он
стоял против ветра и смотрел вдаль на бескрайные ледяные поля. Но  не  такой
это был человек, чтобы сдаваться, отступать.
   И снова с шипением, свистом, звоном бросался  на  лед  стальной  великан,
рубил врага обнаженными мечами струй, давил его, топтал,  крушил  на  части,
рвался вперед, вперед...
   По трапу взбежал радист  Иван  Гурьянович.  Его  китель  был  расстегнут,
волосы растрепаны. Ходов спокойно взял из его дрожащей руки радиограмму.
   - От штурма льдов отказаться, - своим обычным  скрипучим  голосом  сказал
он.
   Терехов подумал, что он ослышался.
   - Прекратить штурм  льдов,  -  все  тем  же  голосом  повторил  Ходов.  -
Передайте мой приказ и всем остальным ледоколам.
   Федор сразу осунулся. Ни на кого не глядя, подошел к  микрофону  и  отдал
приказ об отступлении. Ледяной бой кончился.  Замерли  стальные  воины.  Они
теперь казались притихшими, обессиленными. Как подбитые танки,  стояли  они,
не двигаясь, вместе с ледяным полем дрейфуя к югу.
   Потом ледоколы развернулись и стали удаляться. Один лишь  гидромониторный
ледовый богатырь стоял недвижно, словно окаменев в разгар ожесточенной сечи.
   - Что вы медлите, прошу прощения? -  сердито  спросил  Ходов.  -  Что  вы
медлите, я вас спрашиваю?
   К Ходову подошел парторг строительства.
   - Василий Васильевич, надо сообщить группе Карцева, как им вести себя,  -
сказал он.
   Федор взглянул на него исподлобья:
   - Связи с ними нет.
   - Надо доставить письмо.
   Федор смотрел себе под ноги.
   - Вы правы. Письмо необходимо, - сказал Ходов. - Но как его доставить?
   - Доставить письмо берусь я, - сказал парторг.
   - Вы? - резко обернулся Федор.
   - Да, я. Я здесь самый опытный водолаз. Я спущусь в воду  и  доберусь  до
кессона.
   - Погибнуть с ними хотите? - мрачно спросил Федор.
   - Федя, - сказал дядя Саша, пристально глядя на Терехова. - Если бы ценой
гибели можно было спасти людей, то многие бы  вызвались  сделать  это.  Речь
идет о другом. Я парторг ЦК. Я получил по радио разрешение.
   - Прошу прощения, - прервал Ходов, оглядываясь на штурмана и рулевого.  -
Нам удобнее будет обсудить этот вопрос в салоне капитана.
   ...Через двадцать минут человек в легком водолазном костюме спускался  по
веревочному трапу с борта ледокола.
   Водолазный костюм был снабжен баллонами со сжатым  воздухом,  достаточным
для  дыхания  в  течение  нескольких  часов.  Для  перемещения  по   дну   в
распоряжении водолаза имелась подводная аккумуляторная электрокара.  Держась
за нее и управляя ею, можно было плыть под водой.
   Моряки и строители, стоя у реллингов, не спускали глаз с круглого  шлема,
еще видневшегося над водой.
   С тревогой смотрел на исчезающий шар и капитан корабля Федор Терехов.  На
дно, под лед, уходил еще один дорогой, может быть, самый дорогой человек...
   - Прошу вас развернуться и в  срочном  порядке  следовать  на  юг.  Важна
каждая минута, - сказал ему Ходов.
   Терехов почти с неприязнью посмотрел на него.
   Флагманский  ледокол,  расталкивая  битые  льды,  устремился   вслед   за
отступавшими кораблями. Федор Терехов  стоял  на  обзорном  мостике,  откуда
обычно изучал льды, прежде чем вступить с ними в бой.
   Теперь, скрестив руки на  груди,  он  мрачно  смотрел  на  далекую  белую
полоску, в котор