- Радиоактивные руды! -  воскликнула  Галя.  -  Их  излучение  ионизирует
воздух, делает его проводящим электричество!
   Учитель кивнул головой:
   - Я так и думал. И еще о магнитной аномалии думал,  о  железе  в  недрах.
Хочу, чтобы наши люди на заводе работали, в домах жили.  Со  вчерашнего  дня
мне это кажется возможным.
   - Почему со вчерашнего дня? - поинтересовался Виктор.
   - Доклад я слышал  вчера  по  радио.  Инженер  Карцев  на  острове  Диком
рассказывал о ледяном моле, о мореходстве вдоль наших берегов круглый год.
   Галя вскочила, но не могла выговорить ни слова.
   - Подождите! - не сдержался Виктор. -  Проект  Алексея?  Уже  обсуждается
всерьез? Вот это бы изменило дело! Нельзя ли пойти к вам,  товарищ  учитель?
Здесь воняет чем-то кислым, шкурами, что ли... Расскажите, что там  говорили
о  проекте.  Неужели  будут  строить?  Тогда  я  первый  подниму  вопрос  об
арктической металлургии.
   - Я буду  рад  показать  вам  нашу  школу  и  интернат.  Вы  там  сможете
отдохнуть.
   Виктор стал суетливо собираться. Добров не упустил момента, чтобы шепнуть
своему начальнику:
   - Виктор Михайлович, а выходит дело, без моих аккумуляторов и открытия бы
не было. Вот так.
   Виктор сделал вид, что не  расслышал.  Галя  прощалась  с  гостеприимными
хозяевами.
   Ваня повел гостей к большому двухэтажному дому,  расположенному  недалеко
от стойбища  оленеводов.  Шумная  ватага  любопытных  ребят  в  кухлянках  с
откинутыми капюшонами мчалась навстречу геологам и учителю.
   Учитель  подробно   пересказал   доклад   Алексея.   Виктора   раздражали
подробности. Какая досада, что нельзя тотчас же радировать!.. Железо и  уран
рядом! Неплохо, если магнитный хребет в Голых скалах будет  носить  название
"Хребет Омулева"!
   Виктор с Добровым ушли вперед. Ваня с Галей  отстали.  Галя  с  волнением
слушала рассказ о выступлении Ходова, который подсчитал,  какое  невероятное
количество энергии потребуется для мола.
   - Уязвимое место проекта, - сокрушенно говорил Ваня.  -  Я,  может  быть,
ошибаюсь. Я только учитель  и  военный  радист...  но  мне  кажется,  Галина
Николаевна, что мол можно построить без всякой энергии.
   Галя остановилась, изумленно глядя на учителя, даже схватила его за руку:
   - Говорите же, говорите! Ведь Алеша Карцев - это наш друг детства. Как бы
я хотела ему помочь!

   Глава одиннадцатая
   В ТУНДРЕ

   Острая снежная крупа била Алексею в лицо. Он жмурился и наклонял  голову.
Постепенно светлые пятна в мутной пелене становились  яснее.  Уже  доносился
грохот порта.
   Будь Алексей в Москве,  он  отправился  бы  бродить  ночью  по  безлюдным
улицам, останавливался бы на площадях  и  набережных,  не  замечая  знакомых
зданий.
   И здесь, в Арктике, не задумываясь  о  последствиях,  Алексей  решительно
свернул  с  дощатого,  ведущего  к  клубу  тротуара.  Ноги  сразу  увязли  в
пружинящем травянистом покрове. Дома остались в стороне. Алексей был  уже  в
тундре. Однако это не остановило его.
   Неужели он не  имеет  права  пройтись?  Побыть  наедине  с  самим  собой,
подумать? И все время идти, убыстряя шаг... Ветер  дул  в  спину  -  это  он
заметил для ориентировки.
   "Итак, вы потерпели поражение, - горько размышлял он, идя  без  дороги  в
полной темноте. - Так в чем же ошибка? Привык, что у нас  поворачивают  реки
вспять, создают новые моря, меняют лицо Земли. Вот и считал,  что  построить
сто тысяч ветряков -  пустяки!  Люди  же  заинтересованные  хотят  выполнить
замысел с наименьшим напряжением сил".
   Движение было сейчас естественной потребностью Алексея. В быстрой ходьбе,
почти в беге, находила выход кипевшая в нем энергия. Ветер словно  прибавлял
ему сил, пружинящая почва делала его шаг по-особому упругим.
   "Вот в этом и все  дело!  Проектант  должен  идти  по  линии  наибольшего
сопротивления... Пусть ему тяжело, но строителям будет легче!  Думать  надо!
Искать!
   Прежде  чем  приступать  к  знаменитым   стройкам,   советские   инженеры
спроектировали, рабочие на заводах создали невиданные по  мощи  экскаваторы,
исполинские скреперы и другие машины... Не ледяной мол,  а  ветрохолодильные
установки для него нужно проектировать! И завод-автомат для их  изготовления
построить!"
   Подумав о заводе-автомате, Алексей вспомнил о Жене  и  даже  остановился,
зажмурился, замотал головой.
   Женя! Неужели  она  думает,  что  он  ничего  не  замечает?  Считает  его
одержимым... "не от мира сего"!.. Есть другие, которые стоят  обеими  ногами
на земле, вернее на палубе!
   Алексей зашагал, сердито вдавливая ноги в землю.
   Конечно, Алексей с возмущением отверг бы мысль о ревности, это показалось
бы ему диким и унизительным, однако именно ревность владела им сейчас.  Если
Федор, ревнуя Женю еще в Москве, сердился сам на себя, то у Алексея ревность
оказалась  рядом  с  почти  ребяческой  обидой.  Женя,  которой   он   верил
безгранично, которую привык считать  неотъемлемой  своей  частью,  гордая  и
недоступная для  всех  Женя,  отдает  теперь  Федору  что-то  очень  важное,
принадлежавшее прежде только ему, Алексею!..
   Началась пурга. Когда Алексей спохватился, решив, что пора  возвращаться,
он уже не мог определить, откуда ветер. Казалось, он дует отовсюду.  Алексей
стоял в полнейшей темноте, словно потеряв зрение. Становилось  страшно.  Все
вокруг неистово крутилось, вертелось, взлетало  и  падало.  Снег  стегал  по
лицу, залетал в рукава, забивался за воротник, в ботинки.
   Алексей никогда не был трусом, но сейчас ужас  охватил  его.  Он  слишком
хорошо знал, что в Арктике в пургу люди замерзают у  стен  дома,  так  и  не
найдя входной двери. Десяток километров, отделявший его от поселка, в  пургу
равен сотне. Алексей метнулся сначала в одну, потом в другую сторону.  Попал
ногой в воду, провалился по колено. Выбрался и  опустился  в  изнеможении  в
наметенный уже сугроб.
   Алексей зарылся в снег  и  закутался  в  пальто  -  он  слышал,  что  так
поступают оленеводы во время пурги. Однако очень скоро  почувствовал  озноб.
Во что бы то ни стало нужно было перебороть холод и,  самое  страшное,  сон.
Сон,  липкий,  сладкий,  подкрадывался  исподволь,  мутил  сознание.   Алеша
скрежетал зубами, кусал губы, отгонял сон прочь.
   Чтобы не замерзнуть, он напрягал мышцы. В юности  он  увлекался  "волевой
гимнастикой", стараясь развить и мускулы и волю. И сейчас он заставлял  себя
мысленно идти, бежать, взбираться на  скалы.  Ему  становилось  жарко,  силы
оставляли его, он изнемогал  от  усталости,  но  снова  принимался  за  свой
тяжелый труд.
   ...Пурга  выла,  ревела.  Ветер  закручивал  снег  в  гигантском  смерче,
охватывавшем и тундру и порт острова Дикого,  валил  наземь  колеблющиеся  в
воздухе снежные стены, непробиваемые светом прожекторов.
   На причале у катера стояли  Женя,  Денис,  дядя  Саша.  Сердитые,  словно
посыпанные снегом, волны взлетали на доски причала.
   Алексея не было, и тревога охватила его друзей.
   - Я знаю его, знаю, - твердила Женя. - Он всегда в Москве уходил бродить,
когда с ним что-нибудь случалось. Он и тогда, после провала  диссертации,  в
проливной дождь пошел бродить... один, без меня...
   - Ты думаешь, он ушел в тундру? - спросил Александр Григорьевич.
   - Здесь кругом тундра, - ответила  Женя.  -  Он  ушел...  Что  же  теперь
делать? Такая метель... я не знала, что здесь даже  летом  бывают  метели...
Как я могла отпустить его?
   - То ж можно зараз организовать, - вмешался Денис.  -  Василь  Васильевич
Ходов даст нам три вездехода. Хлопцы наши с нами поедут. Будемо шукать  его,
гудками звать та выстрелами.
   Женя молча пожала Денису руку у локтя.
   Через полчаса три вездехода выехали по трем направлениям в тундру.  Пурга
выла и свистела в ушах, огни фар расплывались в снежной сетке.
   Сжавшись в комок, мужественно борясь с холодом и сном, Алексей не  слышал
ни гудков, ни выстрелов. Он не заснул, он не позволил  себе  заснуть  в  эту
ночь. Когда летящий снег стал серым, Алексей понял, что  наступил  день.  Но
увидеть что-нибудь в несущейся серой мути все равно было нельзя.
   Алексей уже не мог думать ни о проекте, ни о Жене. Все в нем притупилось,
омертвело. Существовала только одна мысль - "выжить". Он должен был бороться
за жизнь и боролся цепко, исступленно, согреваясь неистовой работой мышц.
   К вечеру он все-таки уснул. Проснулся в испуге. Он ослеп... Он ничего  не
видел. Может быть, он уже больше не существует? Может быть, это уже  смерть?
Темнота небытия вокруг...
   Алексей вскочил, и снег посыпался с его спины. Он ущипнул себя за щеку  -
не почувствовал щеки. Ноги повиновались плохо. Он  забыл  о  том,  что  надо
напрягать мышцы. Он просто побежал, ничего не помня, стараясь спастись...  И
бег спас его, вернул сознание. Порывисто дыша, иногда  падая,  поднимаясь  и
снова бросаясь вперед, он все-таки согрел окоченевшее тело.
   Темнота ревела. Она обрушивалась на Алексея, толкала его то в грудь, то в
спину, стремилась свалить наземь, победить.
   Алексей снова сел, закутался в пальто. Он знал историю  матроса-норвежца,
посланного Амундсеном в числе других с места зимовки судна "Мод"  на  остров
Диксон. Единственный из всей группы он почти добрался до поселка  и  замерз,
видя его дома.
   Может быть, не будь пурги, Алексей  видел  бы  сейчас  огни  порта?  Нет,
слишком далеко зашел он, погруженный в свои думы.  Эту  ночь  Алексей  снова
думал о моле. И он более стойко, чем в  прошлые  сутки,  переносил  лишения.
Впрочем, может быть, вообще потеплело. Все-таки было лето. Температура  была
лишь чуть ниже нуля.  Ветер  дул,  казалось,  по-прежнему,  но  снега  стало
меньше.
   Утром Алексей увидел  занесенную  снегом  тундру.  Снег  быстро  стаивал,
оставался лишь в ложбинах и на склонах  холмов.  Голова  кружилась.  Алексей
мучительно хотел есть. Только теперь, когда он перестал бояться  холода,  он
по-звериному захотел есть.
   "По солнцу определить север, потом идти к  морю",  -  решил  Алексей.  Он
заставил себя идти, но ноги подкашивались. Вскоре он свалился на влажную  от
тающего снега землю. Обледеневшее ночью пальто теперь стало мокрым.
   Алексей снова поднялся на ноги, и первое, что он увидел, были нарты.
   Шесть оленей, запряженных  веером,  мчались  прямо  к  нему,  держа  свои
развесистые рога параллельно земле. Тонкий, высокий юноша, стоя  на  нартах,
взмахивал хореем.
   Алексей не мог сдержать слез. Нарты поравнялись с ним, юноша соскочил  на
землю, и Алексей, видимо к величайшему удивлению юноши, обнял  и  расцеловал
его, прижал нежную щеку к своей онемевшей, покрытой щетиной щеке.
   - Алеша, ты? С ума  сойти!..  -  низким  грудным  голосом  сказал  юноша,
отстраняясь от Алеши.
   Мохнатая трехлапая собака с лаем прыгала вокруг них.
   - Тише ты, Гекса! - прикрикнул на нее юноша. - Слышишь, Алеша, как  я  ее
назвала? Гекса! Перестань!..
   Только тут Алеша узнал Галю Волкову...
   Галя! Мечтательница Галя, которая еще в детстве хотела совершить  подвиг,
как Зоя, но только чтоб никто об  этом  никогда  не  узнал.  Алексей  всегда
чувствовал стеснение в ее присутствии, и  что-то  недосказанное  было  в  их
отношениях. Но сейчас Алексей даже не вспомнил об этом.
   - Заплутался я, - сказал он хрипло и добавил: - Дня два ничего не ел.
   - Оленина у нас есть, но, к сожалению, только  сырая,  -  сойдя  с  нарт,
предложил второй спутник, к которому ласкалась собака.
   - Давайте! - только и мог выговорить Алексей.
   Как быстро меняется  состояние  человека!  Вскоре  сытый,  согревшийся  в
меховой малице учителя Вани Алексей, поглаживая мохнатую лайку,  рассказывал
не о злоключениях двух последних ночей, а о... ледяном моле.
   Так уж устроен человек. Сильное физическое напряжение  может  затуманить,
отодвинуть на второй план работу мысли, но  стоит  напряжению  ослабнуть,  и
вновь человек поднят над ощущениями тела высокой своей мыслью, если  владеет
она человеком, как всепоглощающая страсть.
   Друзья сидели у костра, который тихий учитель развел из предусмотрительно
захваченного им плавника.
   Выслушав  рассказ  о  "поражении"  Алексея  в  клубе  полярников,  Виктор
свистнул:
   - А я-то думал, что тебе, Алексей, пора  ставить  заявочный  столб,  чтоб
прибить к нему дощечку с твоим именем.
   - Оставь, - строго сказала Галя,  сводя  прямые  брови.  -  Дело  в  том,
Алеша... Если мы с Витякой отправились на  остров  Дикий,  чтобы  как-нибудь
добраться до своей базы, то вот учитель... - она указала на Ваню, -  это  он
подарил мне собаку... Так вот, он поехал с нами из-за тебя.
   -  Из-за  меня?  -  искренне  удивился  Алеша,  с  трудом  одолевая  сон,
подкрадывавшийся к нему вместе с теплом костра.
   - Дело в том, Алеша... Ваня находит, что ледяной мол можно построить  без
всякой энергии, бесплатно...
   - Что? - сон с Алексея как крылом смахнуло. Уж не смеются ли над ним?
   - Вы меня простите, товарищ Алеша Карцев, - сказал учитель. -  Это  очень
просто, если разобраться. Я имею в виду, что мол лучше строить не  летом,  а
зимой.
   - Почему зимой?
   Виктор посмеивался:
   - Гексе лапу, оказывается, белый медведь откусил.  Надо  тебе  рассказать
про три зимовки на острове Врангеля.
   - При чем тут остров Врангеля? - почти рассердился Алексей.
   Но Виктора уже нельзя было одержать.
   - Поучительная и героическая история, мой друг.  Остров  Врангеля,  самый
северный и самый восточный наш остров, был открыт  лейтенантом  Врангелем  в
прошлом веке. А вот после Великого Октября англичане вздумали отторгнуть его
от молодой Советской республики. На остров высадились канадцы и подняли  над
ним британский флаг. Наши, узнав о том,  сели  на  канонерку  и  отправились
изгонять захватчиков. И был на той  канонерке  отец  нашего  Вани,  коренной
житель дальних мест.
   Учитель кивнул головой. Алексей ничего не понимал. Галя  нервно  теребила
на Гексе шерсть, но Виктор уже вошел в роль рассказчика
   - Захватчики были не из храброго десятка. Едва прослышали  они  про  нашу
канонерку, как сели  на  свое  суденышко  и  удрали  в  Канаду.  На  острове
поселились наши, и отец Вани с ними. Ваня, какие там морозы бывают?
   - Семьдесят градусов случается, - ответил учитель.
   - Бррр!.. Ты, Алеша, сейчас особенно это поймешь, едва не замерзнув ночью
при минус пяти шести градусах. Так вот, однажды наши на острове остались без
угля. Ни один корабль не смог  пробиться  через  непроходимые  льды.  Хотели
вывезти зимовщиков на самолетах. Так ведь нет!  Отказались!  И  прожили  без
топлива. Можно понять, как они ждали, когда разожгут,  наконец,  хоть  такой
вот огонь. Но и в следующее лето ни один пароход не смог к ним подойти.
   Алексей слушал с интересом, хотя и не понимал, к чему все это ведет.
   - Опять их хотели вывезти на самолете, и снова они отказались.  Ване  все
это отец рассказывал. Только через три  года  пришел  к  ним  корабль.  Вот,
бледнолицый брат мой, какие традиции у жителей острова Врангеля. Вот  почему
Ваня, который считает эти традиции своими, додумался до того, чтобы  строить
твой мол зимой, в открытом море, прямо на льду, опуская трубы под лед  и  не
боясь ветров и морозов, а, напротив, используя их. Эврика!
   - Батареи радиаторов надо поставить выше льда, товарищ Алеша, -  вмешался
учитель. - Холодильный раствор будет в них охлаждаться холодным ветром, и по
трубам холод этот на дно унесет.
   - Бесплатно охлаждаться, без затраты энергии, - вставила сияющая Галя, не
спускавшая глаз с лица Алеши, которое сначала побледнело, а теперь покрылось
краской.
   - Я так думаю,  товарищ  Алеша.  Если  фронт  работ  сразу  на  все  моря
распространить, так, честное  слово,  в  одну  зиму  холодом  Арктики  можно
заморозить ваш мол. Замечательное будет дело,  честное  слово.  Я  потому  и
хотел вас разыскать.
   Алексей молча притянул  к  себе  Ваню,  крепко  сжал  его  в  объятиях  и
поцеловал.

   Глава двенадцатая
   СРЕДИ ЛЬДОВ

   Женя стояла на палубе ледокола и с горьким  чувством  смотрела  на  льды.
Вспоминались детские годы, впервые виденные  льды.  Они  казались  ей  тогда
сказочными, похожими то на вычурные старинные  корабли,  то  на  причудливые
изваяния... Даже ледяных лебедей видела она в изумрудных бассейнах прогалин.
Теперь мрачные торосистые поля осадили  корабль.  Его  словно  выбросило  на
занесенную снегом сушу, но он еще бился, стальной гигант, вода за его кормой
кипела, клокотала над мощными винтами. Из-под них вылетали ледяные  обломки.
И ломались льдины от могучих ударов  крепкого  форштевня,  трескались  поля,
раскалывались до ближних торосов, за которыми второй  линией  обороны  лежал
неоглядный, нетронутый  лед,  будто  сполз  туда  с  доисторической  равнины
мрачный ледник. Бросаться кораблю на десятиметровую его толщину - все  равно
что кидаться на скалы.
   А Федя по-прежнему спокоен, тверд.  В  такого  можно  верить!  Каждый  из
находящихся на корабле вручил ему свою судьбу. И она, Женя, тоже.
   Но как нехорошо все получилось с Алешей!.. Какой горький осадок!..  Может
быть, потому и кажется все таким мрачным вокруг?
   ...Измученная, две ночи не спавшая, возвращалась  Женя  на  вездеходе  из
тундры, так и не найдя Алеши. Почти одновременно  с  ней  пришли  в  порт  и
другие вездеходы с дядей Сашей и Денисом.
   В бухте на рейде стоял "Северный ветер". Корабль Федора!.. У Жени сжалось
сердце. Это из-за потерявшегося  Алеши,  конечно!  Около  вездеходов  стояли
нарты. Олени равнодушно косились на машины.
   Небритый, осунувшийся Денис встретил Женю.
   - Добре! Вин на ледоколе, - сказал он, раскрывая объятия.
   Женя тогда не выдержала, заплакала, прижалась к широкой груди Дениса.
   Когда катер подошел к борту "Северного ветра", у Жени  едва  нашлось  сил
подняться  по  сброшенному  штормтрапу.  Она  представляла  себе  смущенное,
виноватое лицо Алексея, робкий его взгляд. Она готова была  припасть  к  его
груди и снова расплакаться.
   Но получилось все по-иному.
   Алеша, радостный, счастливый, облокотившись на поручни, оживленно  болтал
с другой женщиной, высокой, тонкой, стоявшей  к  Жене  вполоборота.  Алексей
настолько был занят своей собеседницей, что даже не помог обессилевшей  Жене
выбраться на палубу. Это сделал Витяка, каким-то  чудом  оказавшийся  здесь.
Женя сквозь слезы улыбнулась брату.
   Но Алеша, Алеша! Сияющий, даже ликующий, подошел он к ней, держа за  руку
другую женщину. Пусть она и оказалась Галей, все равно он не  мог,  не  имел
права так вести себя!
   В тот миг Женя не только  возмущалась  легкомыслием  Алексея,  не  только
негодовала, видя его "блаженное"  выражение  лица,  она  в  тот  миг  просто
ненавидела этого самодовольного человека, как про себя  назвала  она  Алешу,
переполошившего весь порт и  "нежно  воркующего"  теперь  с  Галей.  Она  не
подумала, что спасенный от гибели человек может просто радоваться  жизни.  О
необычайной же новости, сделавшей проект Алексея еще  более  реальным,  она,
конечно, ничего не знала.
   Женя едва поздоровалась с  подругой  и  наговорила  Алексею  очень  много
ненужных и резких слов. Она не смогла бы теперь повторить их даже  мысленно.
Но тогда она бросала ему все  это  в  лицо.  Глаза  Алексея,  всегда  яркие,
засветились недобрым, до боли обидным для Жени  огоньком.  Это  была  ссора.
Первая ссора. Галя смотрела почти с испугом. Витяка, посмеиваясь, шепнул ей:
   - Львица! Роскошная сцена!
   Смущенный Денис совсем некстати вспомнил про письмо Майка. "Тому хлопцу ж
ответить треба. Всем гамузом, сообща". Славный, он просто хотел  отвлечь.  А
тут еще подошел Федор, спокойный, невозмутимый. Галя зачем-то потащила  всех
на корму, где был "мостик юных капитанов". Говорила, что они  все  в  сборе,
как когда-то.
   Жене казалось немыслимым даже вспоминать о прежнем, детском. Да, все  они
снова здесь, на корме корабля: Федор, Денис,  Витяка,  Алеша,  она,  Галя...
даже Гекса - нелепо так назвать собаку! Но как все теперь сл