фная надпись из керамитового литья сообщала, что двигатель изготовлен фирмой "Дженерал Урал-Мадрас моторз", да.
     По заказу Министерства Военного Флота, да.
     И установлен на крейсерский транспорт "Румба", да.
     На наш... наш, наш родной транспорт, с которого нас десантировали... я спросил у милитума... три часа двенадцать минут назад!
     И что двигатель этот является собственностью правительства - керамитовый рельеф тоже сообщал. Напоследок, маленькими такими буковками.
     Вот ведь как, оказывается.
     Я вызвал роту, батальон, всех, кто меня слышит.
     О чудо! В кои-то веки мне ответили сразу.
     Сквозь ушераздирающие помехи и хриплый клекот демонов смерти пробился далекий, малость дремотный голос.
     Продиктовал координаты "малой зоны Е" и время до отлета.
     Снова продиктовал координаты "малой зоны Е". И снова - время, уменьшенное на три секунды.
     Пожурил меня за некорректную постановку вопроса и продиктовал координаты "малой зоны Е".
     Я наконец сообразил, что общаюсь с бортовым милитумом десантного катера, мусорящим в эфир по экстренному алгоритму "Всем, кого это касается". И параллельно выдающим элементарные справки.
     Пришлось задать вопрос корректно. Я назвал свой полный идентификационный ключ и спросил, не предусмотрено ли прикрытие для отходящих боевых групп. И не собираются ли они выслать эвакуаторов? У меня, дескать, раненые.
     - Передаю ваш запрос вышестоящей инстанции, - сказал милитум. Больше ничего мне от него добиться не удалось.
     Из увиденного и услышанного следовало, что кроверны крепко надрали нам задницу. Насколько именно крепко, я еще до конца не въехал, но уже начинал въезжать. Я припомнил загадочное падение "Фалькрама" прямо в шахту лифта и подумал, что уже тогда можно было бы озадачиться.
     Ну ничего. Теперь-то я командир, имею право кое о чем спросить.
     - Сержант Гусак!
     - Я, - вяло отозвался тот.
     - Скажите, вы ведь знали, что наверху у наших нелады?
     - Нет.
     - Но догадывались? .
     - Только идиот мог не догадываться. После того как. Целый штурмовик упал. Но у нас выбора не было. Мы имели приказ. Обследовать периметр. Приказ никто не отменил. И мы его. Выполнили.
     У Гусака зуб на зуб не попадал. Неужели он потерял столько крови, что уже начало морозить? Снаружи вроде не заметно...
     - Полностью согласен с вами, сениор. Как думаете, удается нам отсюда ноги унести?
     - Барракуда, теперь ты. Командир. Ты и думай.
     И то верно. Я быстро посоветовался с милитумом насчет оптимального маршрута.
     - Отделение! Слушай мою команду! Нас ожидают десантные катера. Наша задача - пробиться к ним. Координаты зоны эвакуации вы слышали. Но если кто неслышал, повторяю...
     "Малая зона Е" была довольно далеко от того места, где мы вылезли из нашей кроличьей норы. Кроме того, у Зага скисли резервные источники питания глидеров.
     Пришлось ему подсесть на левую ногу к Чену - при мерно так же, как Дюмулье (или псевдо-Дюмулье, один хрен) ко мне каких-то два с половиной часа назад. Ох и давно же это было!
     Даже без большей части своей растерзанной экоброни Заг весил будь здоров. Он сильно перегрузил глидеры Чена. Но все-таки это было куда лучше, чем идти пешком. Так мы могли держать скорость хотя бы семьдесят километров. А без глидеров не дали бы и десяти.
     Мы утвердили своим милитумам маршрут и понеслись.
     Все происходило быстро. О-о-о, очень быстро!
     Брызнула в стороны пластобетонная шрапнель - разлетелся вдребезги угол ремонтного цеха. И, двигаясь не вполне управляемым юзом, перед самым нашим носом пронесся один из "крестоносцев".
     Танк был великолепен и страшен. Темно-оливковое стелс-покрытие на его боках текло и летело брызгами, не выдерживая напора огня, который рвался из дыры в районе кормового отсека. Дым бил куда-то вбок ощутимо материальной, плотной струей. Из такого дыма можно шить брюки и саваны.
     Башня, разворачиваясь на ходу с завораживающей стремительностью, метнулась вправо. Красный крест в белом щите блеснул, казалось, на расстоянии вытянутой руки.
     Пушка выплюнула невидимый заряд энергии - об этом можно было судить только по неприметной вспышке вокруг стабилизирующего кольца на дульном срезе. Куда танк стрелялся не увидел. В этот самый момент мы резко приняли в сторону, чтобы не влететь прямо в исполинский костер, в который на глазах превратилась корма танка.
     Как раз вовремя!
     Турбоплатформа кровернов высадила в танк, кажется, десятикратную норму своего разового бортового залпа.
     Под перепуганное пищание тепловых датчиков мы заскочили в ремонтный цех через пролом, проделанный танком. Милитумы на предельной скорости загнали нас под прикрытие массивного испытательного стенда, на котором был распят горный робот-проходчик - гибрид крота, ужа и ежа.
     Стена белого пламени прошла сквозь стену ремонтного цеха, как сквозь лист бумаги, и прокатилась по всему помещению, надорвавшись только в двух местах - вокруг испытательного стенда.
     Завихряясь в этих точках разрыва, несколько язычков пламени - каждый длиной с анаконду - станцевали вокруг нас пляску маленьких адских лебедей. Пронесло!
     Мы уже поняли, что главное - нигде не задерживаться дольше одного вздоха.
     Вдоль северной стены цеха мы уже пробежались - когда были снаружи. Ее больше не было.
     С восточной стеной нам тоже было по пути. Более того - славно было бы пройти вдоль нее внутри цеха. Но оказалось, что цех кишмя кишит термитами.
     Чен выдал гадам три гранаты, я прикрыл нас экранирующим облаком, и мы пулей взмыли в открытое небо.
     К моему изрядному удивлению, горящий танк все еще был жив. Правда, гордую эмблему батальона с его башни как корова языком слизала. Да и сама башня была больше похожа на подтопленную плазмометом сахарную голову.
     Башню конечно же заклинило - как и приводы вертикальной наводки пушки. Но упертые, как бараны, танкисты загнали нос своей машины на вал... задрали таким образом свою пушку в небеса... и, подрабатывая остатками гравитационной тяги, совместили с чем надо перекрестье, так сказать, своего прицела. Хотя какой там "прицел", какое "перекрестье"!
     Сверкнуло стабилизаторное кольцо пушки. Наушники затопило оглушительным треском - выброс энергии был за пределами критического максимума.
     Далекая турбоплатформа, которую я в первое мгновение принял за черную мушку в собственном глазу, расползлась по небу кудрявым розоватым облачком.
     Виват, "Крестоносцы"!
     Конечно, кроверны не преминули ответить...
     Мы улепетывали прочь из этого пекла в еще худшее пекло и потому не увидели, как именно сгинул этот стопятидесятитонный огарок воинской доблести.
     Но то, что его прикончили, - гарантия. Обломки, которые обогнали нас на первой космической скорости, принадлежали танковой пушке, и ничему иному.
     Дальше нам предстояло пройти через эллинги рекультивации.
     Как я понимаю, компания-владелец Копей Даунинга, равно как и любая другая контора, лакомая до содержимого иноземных недр и околопланетных пространств, согласно Экологическому Кодексу Содружества обязана компенсировать ущерб, наносимый биосфере.
     Или хотя бы делать вид, что она этот самый ущерб компенсирует.
     Угробил миллион гектаров леса - посади рощицу местных березок и рябинок. Отравил море - налей искусственное озеро. Слопал железный астероид - запусти новый. Хоть из говна.
     Копи Даунинга портили в основном почвы. Это мне стало ясно за те семь минут, в течение которых наше отделение - тогда еще целое и невредимое - летело от сожженного леса к заводу. Тогда выяснилось, что лес был последним оплотом местной природы в районе Копей.
     В радиусе тридцати километров вокруг завода поверхность Глокка представляла собой обезвоженную, загаженную, замусоренную полупустыню. Вдали то и дело мелькали существа, подозрительно похожие на мутировавших крыс. Притом - прямоходячих. Кроме этого, ближе к Копям было полно котлованов, готовых поспорить в живописности с хорошим лунным цирком.
     Ясное дело, котлованы не являлись результатами метеоритных или ядерных бомбардировок. Это проседала почва в районах особо активных выемок породы...
     Так вот, в рекультивационных эллингах компания готовила новые плодоносящие земли взамен загаженных. Всякие полезные бактерии и простейшие, а также червячки, жучки и паучки - и притом все сплошь местные, а как же иначе? - освещаемые, обдуваемые и облучаемые специальными машинами, должны были превратить суглинок, смешанный с туфом, в полноценные глиноземы. Чистая алхимия.
     Правда, на пути сюда я что-то не заметил следов этой благородной алхимической деятельности. Допускаю, что начальство Копей планировало осуществить свою алхимию в будущем. На следующей неделе. Через месяц. Допускаю.
     Как бы там ни было, эллинги компания построила. И действительно заполнила разновсяческой гнусью вперемежку с буйной флорой.
     Но первым, что мы увидели, когда вломились в эллинг, был опрокинутый на бок гравилафет плазменной пушки. Первого взвода нашей же роты. Вот они, родные цифирки и родной значок: трезубец с насаженной на него скатообразной рыбкой. Смешно, что эмблемка эта была придумана лет за семьдесят до первой встречи человечества с кровернами.
     Ни противника, ни нашей пехоты, ни трупов поблизости не было. Просто лежит себе выключенный гравилафет без видимых повреждений, и - ничего подозрительного. Если не считать некоторого количества крупных звездообразных следов. Существ или техноматов, оставляющих подобные следы, в базе моего милитума не сыскалось.
     А прямо перед нами высилась стена здешней синюшной зелени, эдакие своеобразные банановые деревья небывалых размеров.
     И плоды были соответствующие - вроде перезревших кабачков в человеческий рост длиной. Сок из кабачков так и струился. Да и вся рекультивируемая почва была завалена переспевшими плодами.
     Ну, бананы-кабачки нам не помощники, а вот с такой дурой, как гравилафет, жить можно!
     Гравилафет тем хорош, что запас мощности у него троекратный. Он может плазменную пушку с двумя пехотинцами расчета тянуть. А может - громадный ротный радар дальнего обнаружения. Или ракетный комплекс ближней противокосмической обороны.
     Вес у обычной спаренной плазменной пушки не такой уж и большой, так что на лафете кроме операторов можно возить еще целое отделение.
     Во время штурмовых бросков так обычно не делают. Чтобы противник не мог одним удачным попаданием угробить все отделение. Но на марше или в особых условиях - пожалуйста.
     Конечно, в нашем случае условия были особые, с индексом "ДУ" - "в Дерьме по Уши".
     Теперь у нас был свой, персональный VIP-транспорт. И слава богу. Потому что индикаторы глидеров уже мигали муторным желтым цветом. И энергий кот наплакал, и перегрев немаленький.
     Дуракам везет. Уверен, если б с нами Зага не было - нашли бы мы хвост от горелого кроверна, а не гравилафет.
     Включили. Милитум проснулся, сказал "Здрасьте" и попросил пароль. Тут уже сержант выручил, наплел всякой тарабарщины. "ОК", - согласился милитум. Машина приняла вертикальное положение и пошевелила стволами пушек.
     Сержант и Заг, как самые опытные, заняли сиденья операторов - соответственно, водителя и стрелка, - а мы с Ченом примостились по бокам.
     Как там Гагарин говаривал? "Наливай"? "Раздевай"?
     - Заводи!
     Удивляло, что в стене псевдобанановых зарослей не виднелось ни малейшего просвета. Стены, прозрачный потолок и самые обычные раздвижные ворота, через которые мы пробрались в эллинг, тоже были с виду более-менее целыми. Правда, ворота заклинило, и в неширокий зазор между створками мы протиснулись не без труда. Особенно туго пришлось мне - мешала спасательная капсула с найденышем.
     Как же сюда попала пушка? И соответственно, куда прикажете двигать нам?
     Вначале я хотел пробить стену и идти по открытой местности. Но встреча с летающими рифами кровернов не входила в мои планы. Поэтому я приказал двигаться на малом ходу вдоль зарослей.
     Эллинг был настолько широким, что в нем спрятался бы целый крейсер. Выяснилось, что с того места, где мы нашли пушку, просто невозможно было заметить оросительный канал, проходящий через эту искусственную чащобу из одного конца эллинга в другой.
     Над этим-то каналом мы и полетели.
     Над этим-то каналом мы и засекли ходячую стрекошвейку.
     Вот дрянь!
     Учили меня, учили, ага. Знал я, знал, что ее в некоторых батальонах еще называют "призрачным сверчком". И что в большинстве случаев этот синтетический техномат в буквальном смысле невидим.
     И не только визуально - тепловые, магнитные, ультразвуковые датчики тоже бессильны. Обнаружить стрекошвейку можно, тупо врезавшись прямо в нее, что бывает очень-очень редко.
     Либо при помощи тяжеленного квантометрического оборудования, которое могут позволить себе только танки и спецмашины.
     Либо - "по косвенным признакам".
     Страшно было до ужаса. Потому что мы обнаружили дьявольский техномат именно по косвенным признакам.
     Заросли на том конце канала вдруг рассыпались серым пеплом. Почти сразу же вслед за этим из них, пятясь раком, выступили два пехотинца. Они двигались пешкодралом глидеры были выключены. Их "Сьюздали" лупили вверх - в пустоту, клянусь! - короткими, но частыми, отчаянными очередями. Хрупкий потолок эллинга разлетался на куски величиной с мегапиццу из сети закусочных "Ням-ням".
     Раздался громкий стрекот - ну точь-в-точь кузнечик.
     Гусак - бывалый бродяга, ничего не скажешь! - мгновенно сообразил, чем пахнет, и уронил лафет в оросительную канаву.
     Мы с Ченом оказались по горло в воде, но Гусака это не взволновало.
     Одного из пехотинцев резко развернуло к нам лицом. Я поначалу не сообразил, что именно вижу, - соображалка моя прокрутила несколько холостых оборотов.
     Но потом понял: я вижу ровный ряд дырок, пересекающих экоброню бедолаги от наплечника до подвздошья. Сквозь дырки виднелись беленькие ворота эллинга.
     Второй пехотинец упал, где стоял, - его даже не крутануло.
     Заг, которому особого приглашения не требовалось, навел пушки примерно в ту же точку, куда только что пытались засадить по полному боекомплекту погибшие пехотинцы.
     - Замрите, - еле слышно прошептал Гусак.
     Стрекошвейка нас все-таки не заметила - уж больно увлеклась расстрелом этих двоих. Это ее единственное слабое место: будучи сама невидима, она не очень-то хорошо засекает цели. Особенно в боковых секторах обзора.
     И все равно эта дрянь небось посреди банановых зарослей уже целое отделение положила! И уж почти наверняка - расчет той самой пушки, на которой мы все сейчас сидели...
     Новая туча пепла взметнулась вверх и повисла в воздухе. А вслед за тем вода в канале возле убитых пехотинцев всколыхнулась. Похоже, техномат вышел из укрытия полакомиться.
     Я чуть не ахнул, когда половина тела одного из убитых пехотинцев на моих глазах растворилась в пустоте. Разумеется, вместе с экоброней.
     - Огонь, - приказал Гусак.
     Он снова принял командование - и правильно. Я слова не мог вымолвить от страха. Кроме того, у меня не было опыта в таких гнилых раскладах.
     Все мы выстрелили почти одновременно. Чен выпустил гранату, я - очередь из "Сьюздали". Жахнули плазменные пушки - Заг мгновенно перебросил стволы из прежней точки прицеливания в новую. - Не стрелял только Гусак - ему было несподручно, с водительского-то места.
     Зато Гусак сразу же дал "вверх" и почти одновременно "самый полный вперед". От такого обращения машина наша недовольно зарычала. И рванула так, что я едва удержался на скользкой от тины подошве грави-лафета.
     Над условно поврежденной стрекошвейкой мы прошли так высоко, что едва не зацепили перекрытия эллинга. Ничего внятного я так и не успел увидеть. Единственное - я наконец понял, почему тела убитых операторов пушки исчезли бесследно.
     И еще я понял, что бывают ходячие стрекошвейки. Которые оставляют неглубокие звездообразные следы.
     Во всех тактических наставлениях, выпущенных до операции на Глокке, сообщалось, что техноматы с аморфной структурой перемещаться не могут в силу специфики своих свойств. Их, дескать, тогда сразу же можно будет увидеть, воздух вокруг них засветится, исказится и "оконтурит" движущийся техномат.
     Какое там! Эта стрекошвейка замечательно двигалась, была снабжена дополнительным дезинтегратором, и при этом ее ровным счетом ничто не оконтуривало.
     Если так пойдет дальше, мы проиграем войну.
     За нашей спиной растекались расстрелянные из плазменных пушек ворота эллинга.
     Впереди все тонуло в клубах подозрительно красной пыли, подымающейся высоко-высоко и затмевающей солнце напрочь.
     По бокам без движения лежали Несколько наших в расквашенной экоброне. Вряд ли имело смысл останавливаться, чтобы проверить у них пульс.
     В глубокой воронке с остекленевшими краями горел танк, развернутый кормой к Копям Даунинга.
     "Эге, не одни мы пытались отсюда улепетнуть", - это было первое, что я успел подумать.
     "Может, хоть эта пылюка нас прикроет?" - такой была вторая мысль.
     И точно. Десантный катер, до отлета которого, если верить сладчайшему голоску, оставалось девяносто секунд, находился где-то там - в недрах завихряющегося красного бурана. Либо за ним - тут милитум был бессилен что-либо подсказать, не хватало данных.
     Сержант Гусак твердой, деревенеющей рукой направил гравилафет ровнехонько по касательной к густым потокам летучей мути.
     Мой лидар сразу же "ослеп", что, впрочем, неудивительно - мы находились внутри разболтанной в воздухе горы красной глины. Твердые частички этой глины благополучно заглушили все:- и лазер, и звуковой радар, и термосенсоры. И - на закуску - радиосвязь.
     Единственное, что работало, - инерциальная навигационная система. Она зависела только от спидометра и компаса.
     Гусак знал главное - какой курс держать, иначе сгинули б мы посреди этой мути. Как, полагаю, многие другие наши товарищи.
     Впрочем, кто знает? Может, к тому моменту на всем Глокке вообще не осталось живых людей, кроме нас.
     Здесь, внутри пыльной бури - как потом выяснилось, искусственной, - ветер был такой, что пушка еле-еле тянула. Ее все время норовило увести вбок или утащить наверх.
     Армейское - значит отличное. Думаю, мало найдется в Галактике летательных аппаратов, которым хватило бы мощности удерживать курс в подобной болтанке.
     Ну ничего. Кое-как продержались. И внезапно выскочили в кубатуру, заполненную чистым-чистым, прозрачнейшим воздухом.
     Момент истины.
     Мы находились внутри круга метров трехсот в диаметре. Вокруг бесновались потоки пыли, но здесь было спокойно, как в гробу.
     В центр круга входила... как бы это получше выразиться... водяная труба. То есть столб из чистой воды. Столб сечением с наш гравилафет. Он уходил ввысь насколько хватало глаз и исчезал... честное слово, не знаю где.
     Думается, в каком-то исполинском летательном аппарате, космическом водовозе, а?
     Но каждая атмосфера имеет предел прозрачности, а объект этот, водовоз, находился по ту сторону этого предела. Так что видно его не было.
     Кроверны накачивали Глокк водой. Своей водой.
     Вот так вот. Тогда я даже подумал, что тот странный кроверн в биоскафандре и свора монстров, которые на нас напали в аварийном контуре, тоже спустились прямо из космоса по этой трубе.
     Хотя трубы никакой не было. Одна лишь вода. Которую удерживало... я бы сказал - силовое поле... сказал бы, если б сам себе верил.
     Мне представить просто страшно, какая для этого нужна энергия. Да Фратрия, местное солнце, столько за месяц не нажигает, вот что!
     Все оставшееся место между стенами из пыли и трубой было занято. Во-первых, конусами цвета оловянной бронзы, расположенными в вершинах правильного шестиугольника. Во-вторых, наполовину вылезшими из земли червь-танками.
     Червь-танков было не меньше дюжины.
     Рядом с ближайшим из них я успел заметить раздавленный корпус десантного катера земной модели.
     Широко