ше не будешь совершать никаких глупостей, не  посоветовавшись  со
мной?
   - Конечно, отец.
   Лорд  Эомирен  недоверчиво  покачал  головой,  но  он  слишком  устал   и
проголодался, чтобы заново начинать столь тяжелый  разговор.  К  тому  же  в
семье Эомирен повторение никогда не было матерью учения, а молодой лорд  уже
успел доказать всему свету, что является  истинным  отпрыском  этой  славной
фамилии. Со всеми ее достоинствами  и  недостатками.  Так  что  лорд  просто
вздохнул и, положившись на благосклонность святых стихий, молча кивнул:
   - Идите, сын, и постарайтесь впредь быть более благоразумным.
   Лорд-наследник поднялся  с  кресла  и,  коротко  поклонившись,  вышел  из
библиотеки. Лорд недовольно крякнул и, взяв свежий тост, принялся намазывать
икру на хрустящую корочку.
   Когда лорд-наследник пинком распахнул дверь в свои  апартаменты,  молодой
человек с нежным, даже несколько женственным лицом, одетый в  мундир  одного
из гвардейских полков, суматошно вскочил с высокого,  массивного  кресла,  в
котором  дремал,  но,  увидев,  что  это  Эоменик,  усмехнулся   и,   сладко
потянувшись, жеманно произнес:
   - Папашка настучал по попке? Говорил я  тебе,  милый,  не  стоит  столько
пить.
   Маркиз свирепо оскалился и залепил говорившему увесистую пощечину.
   - Молчи, чернь!
   Тот отлетел обратно в кресло и обиженно вскрикнул:
   - Ты что?
   Молодой лорд грубо выругался и зло пнул массивную ножку  стола.  Гвардеец
понял, что хозяин апартаментов не в духе, и  притих.  Если  бы  старый  лорд
видел всю эту сцену, то пришел бы в бешенство от того, что  какому-то  слуге
могла даже в голову прийти  мысль  столь  нагло  вести  себя  в  присутствии
хозяина, но если бы он узнал причину этого, то, вероятнее всего, его  хватил
бы удар. Он был не прав, обвиняя сына в том, что у него до сих  пор  на  уме
задирание женских юбок, ибо за последние  полгода  вкусы  маркиза  несколько
изменились. Но эти изменения вряд ли пришлись бы по  вкусу  лорду  Эомирену.
Несмотря на то, что в окраинных провинциях или даже  в  метрополии  в  среде
простолюдинов отношение к новым привязанностям молодого лорда было  бы  если
не равнодушным, то вполне лояльным, для освященных веками  традиций  великих
домов, общепризнанным ревностным хранителем которых был старый лорд Эомирен,
они считались верхом падения.
   Сил  молодого  лорда  хватило  на  целых  десять   минут.   В   последнем
исступлении, саданув кулаком по  обитой  шелком  стене,  он  неудачно  задел
оттопыренным пальцем руки за стоящую  у  стены  массивную  вешалку  в  стиле
династии Эрегоров, взвыл и, прижав руку к груди, шмякнулся в кресло рядом  с
гвардейцем. Некоторое время они молча сидели, потом Эоменик поднял глаза  на
юношу и, увидев его огорченное лицо, несколько мгновений смотрел на него,  а
потом покаянно покачал головой:
   - Прости, Семиней, я не хотел тебя ударить. Просто я был слишком взбешен,
чтобы осознавать, что творю.
   Молодой человек еще несколько минут сохранял на лице недовольную мину, но
потом, по-видимому, решил, что смешно требовать большего от наследника  рода
Эомирен, тем более что тот в порыве страсти частенько  бывал  намного  более
груб, и, перестав изображать обиду, дал волю своему любопытству:
   - Ладно, но что  такого  сказал  тебе  папашка,  из-за  чего  стоило  так
беситься?
   - Заткнись! - снова  вспыхнул  молодой  лорд,  покоробленный  фамильярным
отношением своего любовника к главе дома Эомиренов, но сдержался  и  пояснил
несколько сварливым  тоном:  -  Дело  не  в  нем.  Я  до  сих  пор  не  могу
успокоиться, когда вспоминаю эту, эту... грязную дрянь. О, как она вертелась
перед императором!
   Молодой человек с нервным смешком  спросил,  изо  всех  сил  стараясь  не
выдать своего беспокойства:
   - Милый, уж не ревность ли это?
   Эоменик вскинул на него изумленный взгляд:
   - Ты думаешь, я способен изменить тебе? Тем более с женщиной?!
   Семиней жеманно повел плечиком:
   - А почему бы и нет? Я как-то видел ее достаточно близко, и мне  кажется,
подобная самка вполне могла разбудить твои... животные инстинкты.
   Лорд-наследник задохнулся от возмущения:
   - М-м-м-мерзость! Как ты мог даже представить такое?!
   - Ну а тогда в чем дело? - облегченно усмехнулся молодой человек.  -  Что
мешает нам немного отучить эту красотку  лезть  не  в  свое  дело  и  заодно
немного повеселиться?
   Эоменик удивленно уставился на своего любовника, до сего момента  никогда
не проявлявшего инициативы в отношении подобных, достаточно опасных забав, а
тот возбужденно, даже несколько  наслаждаясь  изумлением  своего  любовника,
продолжил:
   - У нее  в  охране  служит  мой  троюродный  братец  -  Смей.  Грубиян  и
редкостная дубина. К тому же, судя по всему, он влюблен в нее по уши.  Когда
появляется у  дядюшки  в  доме,  так  все  разговоры  только  о  ней.  -  Он
возбужденно хихикнул: - Мы могли бы придумать очень славную шутку.  Клянусь,
после нее император вряд ли даже взглянет в ее сторону.
   Молодой лорд несколько мгновений боролся с искушением, потом отрицательно
мотнул головой:
   - Нет, я обещал отцу больше не заниматься авантюрами.
   Семиней с сожалением пожал плечами:
   - Что ж, как хочешь, но зря, было бы славно.
   Эоменик грустно усмехнулся.
   - Ах ты, шалун.
   Молодой человек кокетливо повел плечом.
   - А толку-то, ты  всю  ночь  ругался  и  буянил,  хотя,  клянусь  святыми
стихиями, мы могли бы провести хотя бы часть этого времени более приятно.
   Молодой  лорд  рассмеялся,  а  Семиней,  воодушевленный  этой   реакцией,
вкрадчиво произнес:
   - Хотя и сейчас еще не все потеряно. - И, протянув руку, погладил маркиза
по толстым волосатым пальцам, все еще стиснутым в кулак.
   Свои апартаменты лорд-наследник покинул только перед самым обедом. Полная
событиями ночь и бурное утро требовали дать телу хотя бы небольшой отдых, но
в роду Эомиренов испокон веку рождались крепкие мужчины, и  после  короткого
сна Эоменик чувствовал себя почти в порядке. К тому же отец не терпел,  если
кто-то из членов семьи, находящихся во дворце, не  выходил  к  обеду.  Когда
Эоменик спустился в  зал,  все,  кроме  отца,  были  уже  там.  По-видимому,
отношение отца к его подвигам  на  балу  стало  известно  всем,  потому  что
младший брат, Экант, любимец матери  и  неисправимый  подлиза,  увидев  его,
насмешливо фыркнул и демонстративно отвернулся. Молодой  лорд  вспыхнул,  но
сестра Элайна успела торопливо шагнуть вперед и схватить его за руку:
   - Оставь, Эоменик, ты же знаешь Эканта. - И, заметив, что эти  слова  все
еще его не успокоили, поспешно добавила: - Я знаю, что ты сделал  это  из-за
меня, и благодарю тебя.
   Это было не совсем правдой, но Эоменик  воспринял  ее  благодарность  как
должное и немного остыл.
   Обед прошел в полном молчании, причем, к  удивлению  всех,  лорд  за  все
время обеда никак не продемонстрировал сыну свое раздражение. Так что  когда
все  поднялись  из-за  стола,  дурное  настроение  лорда-наследника  заметно
улучшилось, и жизнь стала казаться не такой черной.
   После  обеда  Эоменик,  чувствуя  потребность  хоть  как-то  вознаградить
Семинея  за  невольную  грубость,  решил  предложить  ему  поездку  в  самый
роскошный универмаг столицы. Тот испытывал непреодолимое влечение  к  модным
тряпкам, которого лорд-наследник, получивший традиционно суровое воспитание,
никогда не понимал.
   Семиней, узнав о планах своего любовника, пришел в полный восторг:
   - Эоменик - ты мой кумир! А сколько я могу потратить?
   Когда  боллерт  плавно  опустился  на   посадочную   площадку   рядом   с
универмагом, Семиней молодцевато выскочил наружу и вытянулся  во  фрунт.  Он
был достаточно умен, чтобы представлять, чем грозит им обоим  даже  малейший
намек  на  то,  что   между   лордом-наследником   великого   дома   и   его
охранником-гвардейцем существуют какие-либо иные взаимоотношения, кроме  как
между слугой и господином.
   Поднявшись  на  этаж,  обслуживающий  лордов,   Эоменик   в   присутствии
лебезящего управляющего  небрежным  тоном  отдал  указания  своему  слуге  и
ленивым  шагом  направился  в  роскошный  кафетерий.  Судя  по  всему,   ему
предстояло провести здесь довольно много времени.  Семиней  никогда  не  мог
удовлетворять свои пристрастия достаточно быстро.
   Кафетерий  был   практически   пуст.   Несколько   одиноких   посетителей
принадлежали к высшему чиновничьему слою, к которому любой лорд  априори  не
мог испытывать ничего, кроме презрения, а уж тем более  лорд-наследник  дома
Эомирен, так что шансы скоротать время за легкой беседой были равны нулю. Но
делать было нечего, и Эоменик мужественно выдержал полтора часа.
   Когда  он  наконец  спустился  к  боллерту,  Семиней   встретил   его   с
подозрительно загадочным выражением лица. Глаза его восторженно сверкали,  и
было видно, что ему  не  терпится  поделиться  какой-то  новостью.  Эоменика
охватило тревожное предчувствие. Всю дорогу до дома он мучился сомнениями по
поводу того, что же могло так  развеселить  Семинея,  а  когда  они  наконец
очутились за плотно прикрытыми дверями его  апартаментов,  Семиней  радостно
рассмеялся и, залихватски швырнув свертки с покупками на пол, гордо  вскинул
подбородок и произнес:
   - Я видел нашу роковую красавицу.
   - Где?
   Молодой человек шаловливо вскинул голову:
   - Она примеряла костюмы для верховой езды.
   Эоменик подался вперед.
   - Она тебя не заметила?
   Семиней злорадно усмехнулся:
   - Еще как заметила! Мы были друг от друга на расстоянии  вытянутой  руки,
и, клянусь темной бездной, вряд ли наша  встреча  доставила  ей  столько  же
удовольствия.

   3
   На следующий день Эсмиель проснулась довольно поздно.  Особых  планов  не
было, а после вчерашнего буйного веселья все тело ломило.  К  тому  же  утро
было  серым,  дождливым,  и  даже  Трегги,  ужасно  породистый  гончий  лис,
известный всему дому своим веселым нравом, только тихонько  подошел,  лизнул
ее в щеку и мрачно удалился в свой любимый  угол,  где  грустно  растянулся,
разбросав длинные, мощные лапы на пушистом ковре. Короче, день ни на что  не
годился, кроме как поплакать и потосковать о загубленной молодой  жизни.  Но
плакать девушке решительно не хотелось.  После  вчерашнего  вечера  осталось
сладостное ощущение какой-то приподнятости, даже счастья,  какового  ей  уже
очень давно не приходилось испытывать. А посему ей было решительно наплевать
на погоду. За последние два года она  уже  привыкла  сама  формировать  свое
настроение. После того как Эсмиель покинула институт, изрядно попортив кровь
преподавательницам  своим   неуемным   характером   и   рано   прорезавшейся
самостоятельностью  во  взглядах  и  суждениях,  она  вдруг   с   удивлением
обнаружила, что  внезапно  оказалась  полностью  предоставлена  самой  себе.
Девушка рано осталась без родителей - мать умерла при родах, а отец, адмирал
и командир эскадры, геройски погиб в битве при Тавории. Тетушка, назначенная
императором опекуншей сироты, скончалась перед самым выпуском, так что после
двенадцати лет неусыпного контроля она вдруг оказалась совершенно  свободной
от чьего-либо  внимания.  К  этому  прилагалась  яркая  красота  и  огромное
богатство. То есть на нее внезапно рухнула голубая мечта любой юной  девушки
любого мира. А много ли на свете людей, которые смогут выдержать немедленное
и полное воплощение собственно голубой мечты? Эсмиель выдержала, хотя  и  не
без потерь. То, что делала Эсмиель, было бы вполне приемлемо,  если  бы  она
хотя бы внешне соблюдала приличия, ну, скажем, что ей стоило бы, отправляясь
в  путешествие  по  планетам-провинциям,  взять  в  сопровождающие  одну  из
родственниц или хотя бы женатого родственника - дядю или кузена. А выходка с
участием в межорбитальных гонках, когда она почти две недели находилась одна
в компании двадцати мужчин своего экипажа? Да мало ли чего можно вспомнить?!
Однако особых проблем у нее  не  было.  Она  не  стала  героиней  ни  одного
скандала, не растратила капитал, не устраивала бурных оргий, и вся неприязнь
по отношению к ней была вызвана  скорее  завистью  молодежи  и  раздражением
старших, чем какими-то более серьезными причинами. "Леди Эсмиель ведет  себя
неподобающим образом", и  точка!  И  вот  наконец  похоже,  в  глухой  стене
отчуждения наметилась трещина.
   Эсмиель  спрыгнула  с  кровати  и,  быстро  накинув  на  плечи   длинный,
прозрачный пеньюар, протанцевала в ванную комнату. Прежде чем  принять  душ,
девушка скинула пеньюар и рубашку и долго рассматривала себя в зеркало.  При
этом  у  нее  в  ушах  гудел   нудный   и   противный   голос   институтской
воспитательницы: "Эсмиель, как ты можешь быть такой  бесстыдной,  немедленно
оденься, что подумают другие девочки, если увидят тебя в таком  виде!"  -  и
то, что все эти занудности вот уже четыре  года  не  имели  к  ней  никакого
отношения, только прибавило ей хорошего настроения.
   После скудного завтрака она на три часа заточила себя в  тренажерный  зал
(ничего не поделаешь - расплата за вчерашние пирожные), из которого выползла
совершенно обессиленная, но страшно собой довольная. Больше до обеда  делать
было решительно нечего, поэтому после душа она некоторое время повалялась  в
постели, просто наслаждаясь покоем.  В  голову  лезли  нескромные  мысли  по
поводу кузена вперемешку с воспоминаниями  о  том  гвардейском  капитане,  с
которым она познакомилась  на  курорте.  Эсмиель  рассердилась  на  себя  и,
решительно поднявшись с постели, подошла к  зеркалу.  Еще  раз  окинув  себя
критическим  взглядом,  она  показала  язык  своему   отражению,   а   потом
пробормотала, подражая голосом густому басу леди Эноминеры:
   - Да, милочка, тебе уже двадцать четыре, пора бы уж и  рожать.  -  И,  не
удержавшись, фыркнула, а потом быстро оделась и сбежала вниз.
   К обеду принесли свежую почту. Когда горничная вывалила  перед  ней  кучу
конвертов, девушка изумленно распахнула глаза и весело рассмеялась.  Похоже,
после вчерашней ночи высший свет сделал  вывод,  что  она  заняла  вакантное
место нового  увлечения  императора,  а  потому  большинство  хозяек  модных
салонов спешили ухватить кусочек ее ставшего  столь  драгоценным  времени  и
лечь костьми, но добиться от нее непременного  посещения  их  блистательного
заведения. Эсмиель принялась разбираться  в  ворохе  посланий.  Судя  по  их
количеству, стена отчуждения, окружавшая ее  последние,  два  года,  рухнула
окончательно, но девушку это сейчас совершенно не интересовало,  она  искала
нечто другое. Ожидания ее не обманули,  и  в  большом  официальном  почтовом
конверте обнаружилось не менее официальное приглашение на завтрашнюю  конную
прогулку по аллеям Садов Эоны,  однако  на  его  обратной  стороне  знакомым
нервным почерком было написано: "Эй ты, покатаемся?" Эсмиель издала победный
вопль, отшвырнула остальные приглашения и, взлетев на третий этаж, ворвалась
в свою гардеробную. Легким прикосновением отключив дезинфектор, она не стала
дожидаться, когда деокомплекс приведет в  норму  воздух  в  гардеробной,  и,
морща носик от запаха озона, принялась лихорадочно перебирать  свои  костюмы
для верховой езды. Спустя полтора часа Эсмиель  укрепилась  во  мнении,  что
все, что у нее есть, не лезет ни в какие рамки и просто жизненно  необходимо
срочно  обновить  гардероб.  Сердито  отшвырнув  последний  из   примеренных
костюмов, девушка  несколько  мгновений  колебалась  между  срочным  вызовом
своего портного и посещением магазина, но потом вызвала горничную.
   Через  сорок  минут  Эсмиель  в  сопровождении  горничной  уже  торопливо
выпорхнула  из  боллерта  напротив  распахнутых  дверей   самого   шикарного
универмага столицы. Прибытие ее боллерта,  украшенного  гербом  королевского
дома, естественно, не могло остаться незамеченным. Ее встретил  сам  старший
управляющий. Противный дородный тип с крашеными волосами. Она  прервала  его
бурное приветствие и резко приказала:
   - Мне нужен костюм для верховой езды, что вы мне можете предложить?
   Управляющий в приступе рвения от желания угодить столь высокородной особе
буквально взвился на месте:
   - О леди! Как раз сегодня у нас огромный выбор костюмов.  Мы  только  что
получили несколько эксклюзивных моделей с  улицы  Ремиоли.  (На  этой  улице
находились  самые  знаменитые  и  респектабельные  Дома  моделей   империи.)
Разрешите мне лично проводить вас. - И он умудрился одновременно  чудовищным
образом изогнуть свой позвоночник в умопомрачительно угодливом поклоне  и  в
то же время сделать приторно-радушный жест в сторону арки VIP-гравилифта.
   Спустя полтора часа непрерывных примерок девушка  наконец  отобрала  пять
костюмов, которые в общем-то заслуживали  некоторого  внимания,  но  главная
трудность состояла в том, что для завтрашней прогулки ей  нужен  был  только
один из них. Она помучилась еще некоторое  время,  но  так  и  не  пришла  к
однозначному мнению, а посему не мудрствуя лукаво решила купить все  пять  и
хорошенько подумать над этим вопросом уже дома. Отправив горничную  вниз  со
свертками, Эсмиель оделась и, достав косметичку, собралась привести  себя  в
порядок, как вдруг почувствовала, что в примерочной кто-то  есть.  Несколько
мгновений она не обращала на  это  внимания,  решив,  что  зашел  кто-то  из
персонала,  но  вошедший  почему-то  молчал.  Девушка  замерла  и   медленно
обернулась. Рядом с ней стоял молодой мужчина с холеным, немного женственным
лицом, одетый в изящно пригнанный мундир одного  из  гвардейских  полков,  и
сверлил ее злобным взглядом. У  Эсмиель  испуганно  сжалось  сердце,  и  она
отшатнулась, но незнакомец был готов к этому. Он шагнул вперед и, схватив ее
за волосы, зажал ей рот, потом притянул ее вплотную к своему лицу  и,  обдав
перегаром, злобно прошипел:
   - Не верти хвостом перед императором, сучка, а  то  ведь  не  так  сложно
попортить личико. - Произнеся это, он больно рванул ее за волосы и опрокинул
на  колени.  Несколько  мгновений  насильник  держал  ее  так,   наслаждаясь
страданием, написанным  на  ее  лице,  а  потом  снова,  рванув  за  волосы,
отшвырнул в сторону. Эсмиель откатилась к стене, больно стукнувшись  локтем,
но не вскрикнула, а замерла у стены, зажмурив глаза и оцепенев от  ужаса.  В
примерочной еще несколько мгновений слышалось его распаленное дыхание, потом
скрипнули сапоги, и все стихло.  Когда  она  наконец  собралась  с  духом  и
осмелилась открыть глаза, в комнате уже никого  не  было.  Девушка  обмякла,
судорожно всхлипнула, потом приподнялась на дрожащих руках и села  у  стены,
подтянув ноги и обхватив руками колени. Несколько мгновений она молча сидела
с помертвевшим лицом, а потом спрятала голову в коленях и разрыдалась.
   Домой она приехала совершенно больная. Верный Смей  уловил,  что  хозяйка
чем-то сильно огорчена, но спросить ни о чем  не  решился.  Эсмиель  охватил
приступ горячей благодарности к нему и за искреннюю тревогу,  разлившуюся  в
его глазах, и за то, что не нужно ничего объяснять. Но потом пришла мысль  о
том, насколько  она,  оказывается,  одинока,  если  единственным  человеком,
который искренне тревожится за нее, является охранник-простолюдин. И на  нее
вновь накатила горечь. Ведь для леди  совершенно  невозможно  поплакаться  в
жилетку охраннику.
   Когда за кормой боллерта бесшумно захлопнулись массивные ворота  усадьбы,
Эсмиель  откинулась  на  подушки,  с  удивлением  осознав,  что  всю  дорогу
просидела забившись в. дальний угол салона и напряженно согнувшись.  Отослав
недоумевающую и перепуганную горничную, она поднялась к себе  в  спальню  и,
забравшись  в  теплую  постель,  принялась  тихонько   плакать   над   своей
беззащитной и загубленной молодой жизнью.
   Однако на  следующее  утро  Эсмиель  поднялась,  полная  решимости.  Этот
насильник в примерочной впервые за долгие  годы  заставил  ее  почувствовать
себя беззащитной, и ей совсем не понравилось это