Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
первичными силами
космоса, не познав как следует необходимых человеку вещей? Неужели вам
еще не ясно, что каждый шаг на этом пути дается труднее предыдущего,
ибо элементарные основы вселенной надежно скованы в доступных нам
видах материи? Даже пространственно-временная протяженность неудержимо
стремится принять замкнутую форму существования. Вы гребете против
течения, сила которого все возрастает. Чудовищная стоимость, сложность
и энергетическая потребность ваших приборов давно превысили истощенные
производительные силы планеты и волю к жизни ваших людей! Идите иным
путем - путем создания могучего бесклассового общества из сильных,
здоровых и умных людей. Вот на что надо тратить все без исключения
силы. Еще один из древних ученых Земли, математик Пуанкаре, сказал,
что число возможных научных объяснений любого физического явления
безгранично. Так выбирайте только то, что станет непосредственным
шагом, пусть маленьким, к счастью и здоровью людей. Только это, больше
ничего!
Прежде чем научиться нести чужое бремя, мы учимся, как не
умножать это бремя. Стараемся, чтобы ни одно наше действие не
увеличивало суммы всепланетной скорби, постигая диалектику жизни,
гораздо более сложную и трудную, чем все головоломные задачи творцов
научных теорий и новых путей искусства.
Самое трудное в жизни - это сам человек, потому что он вышел из
дикой природы не предназначенным к той жизни, какую он должен вести по
силе своей мысли и благородству чувств.
Всепроникающей культуры, гармонии между деятельностью и
поведением, между профессией и моралью у вас еще нет даже на самой
вершине культуры Ян-Ях, какой считается здесь физико-математическая
наука...
- А у вас, на Земле, не считается?
- Нет. Вершина, куда сходятся в фокусе все системы познания, у
нас история.
Снова поднялся председатель собрания:
- Поворот, какой приняла наша беседа, вряд ли интересен для
собравшегося здесь цвета учености Ян-Ях.
Вир Норин увидел, что его не поняли.
- Лучше познакомьте нас с земными представлениями об устройстве
вселенной,- предложил человек с орденом "Змеи и Планеты" и большими
зелеными линзами над глазами.
Вир Норин подчинился желанию своих слушателей.
Он рассказал о спирально-геликоидальной структуре вселенной, о
мирах Шакти и Тамаса, о сложных поверхностях силовых полей в космосе,
подчиняющихся закону пятиосных эллипсоидных структур, о тройственной
природе волн развития - больших и малых, о спирально-ассиметричной
теории вероятностей вместо линейно-симметричной, принятой в науке
Ян-Ях и не позволяющей обойтись без высшего существа. Вир Норин
говорил о победе над пространством и временем после раскрытия загадок
предельных масс звезд, издавна известных ученым Ян-Ях, как и землянам:
величин Чандрасекара и Шварцшильда, а главное, после исправления
ошибки диаграммы Крускала, когда окончились представления об антимире
как совершенно симметричном нашему миру. На деле между Тамасом и Шакти
имеется асимметрия геликоидального сдвига, и взрыв квазаров не
обязательно отражает коллапс звезд в Тамасе.
Самым трудным было побороть представления о замкнутости
вселенной в себе, в круге времени, замыкающемся на себя и вечно,
бесконечно существующем. Математические формулировки, вроде
преобразования Лоренца, не помогли, а только запутали вопрос, не давая
мысли человека преодолеть все эти "замкнутые на себя" системы, сферы,
круги времен, которые являлись лишь отражением хаоса инфернального
опыта безвыходности. Лишь когда человек смог преодолеть инфернальные
круги и понял, что нет замкнутости, а есть разворачивающийся в
бесконечность геликоид, тогда он, по выражению индийского мудреца,
раскрыл свои лебединые крылья поверх бурного бега времен над сапфирным
озером вечности.
- ...Тогда, и именно тогда мы овладели удивляющими вас
психическими воздействиями и предвидениями, тогда пришли к изобретению
Звездолета Прямого Луча, поняв анизотропную структуру вселенной.
Звездолеты Прямого Луча идут по осям геликоидов, вместо того
чтобы разматывать бесконечно длинный спиральный путь. И воображение
ученого, основанное на логически-линейных методах изучения мира,
подобно той же спирали, бесконечно наматывающейся на непреодолимую
преграду Тамаса. Только в раннем возрасте, до кондиционирования
человека системой устоявшихся взглядов, прорываются в нем способности
Прямого Луча, ранее считавшиеся сверхъестественными: например,
ясновидение, телеакцепция и телекинез, умение выбирать из возможных
будущих то, которое совершится. Мы на Земле стараемся развить эти
способности в возрасте, когда еще не кондиционирована величайшая сила
организма - Кундалини, сила полового созревания.
Той же всеобщей закономерности подчинено и развитие жизни,
неизбежно, повсюду на разных уровнях времени, приводящей к вспышке
мысли. Для этого необходимо постоянство внутренней среды в организме и
способность накапливать и хранить информацию. Говоря иначе -
независимость от внешних условий существования в наибольшей возможной
степени, ибо полная независимость недостижима.
Чтобы получить мыслящее существо, восходящая спираль эволюции
скручивается все туже, ибо коридор возможных условий делается все
более узким. Получаются очень сложные организмы, все более сходные
друг с другом, хотя бы они возникали в разных точках пространства.
Мыслящий организм неизбежно резко выражен как индивид, в отличие от
интегрального члена общества на предмысленном уровне развития, как
муравей, термит и другие животные, приспособленные к коллективному
существованию. Качества мыслящего индивида в известной мере
антагонистичны социальным нуждам человечества. Хотим мы этого или нет,
но так получилось в становлении земного человека - следовательно, и
вашего. Это не очень удачно для искоренения инферно, но, поняв
случайность, мы пришли к абсолютной необходимости дальнейшего, теперь
уже сознательного скручивания спирали в смысле ограничения
индивидуального разброса чувств и стремлений, то есть необходимости
внешней дисциплины как диалектического полюса внутренней свободы.
Отсюда проистекает серьезность, строгость искусства и науки -
отличительная черта людей и обществ высшей категории -
коммунистических.
Если вместо скручивания спирали общества будет идти разброс и
раскручивание, то появится множество анархических особей (особенно в
облегченных условиях жизни), соответственно пойдет разброс и в
творчестве: раздробленные образы, слова, формы. По широте и
длительности распространения подобного творчества можно установить
периоды упадка общества - эпохи разболтанных, недисциплинированных
людей. В науке Ян-Ях особенно сказался ее разболтанный характер и, как
следствие,- неумение найти верный путь. Отдельные эффекты без
гармонического музыкального строя, оркестрованного с первейшими
нуждами человечества... Незрелым открытиям, не изученным глубоко и
всесторонне, вы придаете надуманную важность, бросаете почти все силы
и средства на то, что впоследствии оказывается в стороне от главного
пути, щеголяя пречислением заумных формул и пустопорожних символов.
Вир Норин остановился, затем сказал:
- Простите, я не хотел касаться социальных вопросов, но, видимо,
мы на Земле не можем мыслить иначе, как имея в виду главную цель -
охрану покоя, радости и творческой работы людей!..
Ученые Торманса встретили окончание речи Вир Норина угрюмым
молчанием. Они сидели, ни словом, ни жестом не выражая своих чувств,
пока он, несколько удивленный реакцией аудитории, спускался с кафедры.
Впрочем, он почувствовал нарастающую неприязнь уже в начале своих
социологических формулировок. Вир Норин поклонился и вышел из зала,
всем своим существом ощущая взрывчатую враждебность привилегированных
слушателей. Прикрыв за собой дверь, он услышал нестройный шум, тут же
усилившийся до крика. Разумеется, провожать его никто не вышел, и Вир
Норин, не терпевший церемоний прощания, даже обрадовался, что
сэкономил время и раньше увидит Сю-Те. Спустя полчаса он подходил к
своему дому. В душе зародилось неясное опасение: плохое назревало в
его грядущей судьбе, и это плохое связано с выступлением в
физико-техническом институте. Да, он произвел впечатление на ученых,
но какое? Он вел себя не так, как нужно, не сумев остаться в рамках
"чистой" науки Ян-Ях. Однако Таэль подчеркивал нужность именно такого
выступления... Надо поговорить с Родис, она сумеет заглянуть в будущее
дальше него...
Дурные предчувствия Вир Норина сразу же исчезли, когда он увидел
Сю-Те. Никогда он не представлял, сколько истинного счастья можно
испытать на краю опасности вот в такой маленькой комнате. Лицо Сю-Те
было озарено беззаветной любовью, и Вир Норин чувствовал, как дороги
ему каждый ее жест, смешливые морщинки, манера ходить, ее странный
нежный голос, ни высокий, ни низкий, ни звонкий, ни глухой. Сю-Те
всегда умела внести новое, нечаянное в их разговор, внезапно переходя
от сияющей радости к тревожным думам о будущем, от самозабвенной,
почти яростной страсти до печального сосредоточения в себе. Иногда,
словно пробуждаясь, Сю-Те смотрела на Вир Норина, как в бездну жизни,
готовая и душу и тело бросить туда, отдать все до последнего вздоха.
Порой призраком беды вдруг вставало перед ней темное будущее,
возникало пронзительное чувство хрупкости ее счастья со странным
пришельцем из межзвездных пространств, непостижимым для ее ума, и
тогда Сю-Те бросалась к астронавигатору и замирала, прильнув к нему с
закрытыми глазами, едва дыша.
Она часто пела и начинала обычно с проникновенно-печального, а
потом с задором пускалась в сложную вязь ритмического танца. Она
поверяла ему детские мечты, рассказывала свои юные переживания с
тонкостью чувств и наблюдений, доступных не всякой женщине Земли. И
снова пела, засматривая в будущее, как в темную реку, медленно текущую
в неизвестную даль. И ему хотелось тогда забыть обо всем, чтобы
подольше оставаться с Сю-Те, в щедрости ее любви, и самому отдавать
себя столь же безоглядно. Невозможная мечта: слишком сложна была
ситуация на чужой планете, где он сделался катализатором нарождающихся
сил сопротивления и борьбы за человеческое существование, за выход из
инферно! Предстояло еще пережить тяжкий момент, когда звездолет со
всеми его друзьями уйдет на родную планету. Ожидание мучило Вир,
Норина, хотя впереди было еще немало дней совместной работы с Родис и
частых встреч по СДФ с экипажем звездолета.
Так думал Вир Норин, но он ошибся.
После того как он покинул институт, из толпы спорящих вышел
низкорослый человечек с кожей настолько желтой, что походил на
больного. Он был вполне здоров, просто принадлежал к этнической группе
обитателей высоких широт головного полушария. Нар-Янг уже заработал
себе двойное имя, будучи известным астрофизиком. Он поспешил в кабинет
на четвертом этаже института, заперся там и, ободряя себя курительным
дымом, принялся за вычисления. Лицо его то кривилось в саркастической
усмешке, то расплывалось в злобной радости. Наконец он схватил записи
и поехал в приемную Высшего Совета, где находился переговорный пункт
для вызова наиболее ответственных сановников по не терпящим
отлагательства делам государственного значения.
На видеоэкране появился надменный "змееносец".
Окрыленный открытием, Нар-Янг потребовал соединить его с
Владыкой. Тайна, которую он раскрыл, настолько важна и велика, что он
может доверить ее лишь самому Чойо Чагасу.
"Змееносец" из глубины экрана долго всматривался в астрофизика,
обдумывая что-то, и наконец его злое и хитрое лицо выразило подобие
улыбки.
- Хорошо! Придется подождать, сам понимаешь.
- Конечно, понимаю...
- Так жди!
Экран погас, и Нар-Янг, опустившись в удобное кресло, предался
честолюбивым мечтам. За такое донесение его наградят орденом "Змеи и
Планеты", званием Познавшего Змея, дадут красивый дом на берегу
Экваториального моря. И Гаэ Од-Тимфифт, знаменитая танцовщица, которой
он давно домогается, станет уступчивой...
Дверь с грохотом распахнулась. Ворвались двое здоровенных
"лиловых". За спинами их маячил бледный дежурный по приемной. Прежде
чем астрофизик опомнился, его вытащили из кресла и, заламывая руки
назад, потащили к выходу. Испуганный и возмущенный Нар-Янг закричал о
помощи, угрожая пожаловаться самому Чойо Чагасу. Удар по голове, на
миг затуманивший зрение, оборвал его излияния. Опомнившись уже в
машине, бешено прыгавшей по неровной дороге в гору, ученый попытался
спросить схвативших его людей, куда и зачем его везут. Крепкая
пощечина прекратила вопросы.
Его вытолкнули из машины перед глухими воротами темно-серого
дома, обнесенного чугунной стеной. Сердце Нар-Янга затрепетало в
смешанном чувстве страха и облегчения. Жители столицы боялись
резиденции Ген Ши, первого и самого грозного помощника Чойо Чагаса.
Астрофизика рысью погнали вниз, в полуподвальный этаж. В ярко
освещенной комнате ошеломленный Нар-Янг зажмурил глаза. Одно мгновение
потребовалось охранникам, чтобы срезать с его одежды застежки, снять
пояс, распороть снизу доверху рубашку. Подтянутый, суховатый ученый
превратился в жалкого оборванца, уцепившегося за свои постыдно
сползающие брюки. Жестокий пинок в спину - и, дрожа от страха и
ярости, он оказался у большого стола, за которым сидел Ген Ши. Второй
на планете владыка улыбался приветливо, и Нар-Янг почувствовал
уверенность.
- Мои люди перестарались,- сказал Ген Ши.- Я вижу, вам неточно
передали приказ,- обратился он к "лиловым",- привезти не преступника,
а важного свидетеля.
Ген Ши помолчал, разглядывая желтокожего астрофизика, потом тихо
сказал:
- Ну, выкладывай сообщение! Надеюсь, ты решился потревожить
месте Эвиза обратила внимание на старую "джи" с тяжелой коробкой на
улыбки Ген Ши приободрившийся было Нар-Янг зябко поджал пальцы на
ногах.
- Сообщение важное настолько, что я изложу его лишь самому
великому,- твердо сказал он.
- Великий занят и повелел два дня его не тревожить. Говори, да
побыстрее!
- Я хотел бы видеть владыку. Он разгневается, если я скажу
кому-нибудь другому.- Ученый опустил глаза.
- Я тебе не кто-нибудь,- угрюмо сказал Ген Ши,- и не советую
упорствовать.
Нар-Янг молчал, стараясь преодолеть страх. Они не посмеют ничего
ему сделать, пока он владеет тайной, иначе она погибнет вместе с ним.
Астрофизик молча помотал головой, боясь выдать словами свой
испуг. Ген Ши так же молча закурил длинную трубку и дымящимся концом
ее показал в угол комнаты.
Мигом к Нар-Янгу подскочили "лиловые", содрали с него брюки;
другие охранники сняли чехол с предмета, стоящего в углу комнаты. Ген
Ши лениво встал и приблизился к грубому деревянному изваянию умаага.
Прежде этих животных, ныне почти вымерших, разводили на планете Ян-Ях
для езды верхом и в упряжке. Морда умаага была оскалена в зверской
усмешке, а спина стесана в виде острого клина.
"Лиловый" спросил:
- Простое сиденье, владыка, или?..
- Или! - ответил Ген Ши.- Он упрямый, а сиденье требует времени.
Я спешу.
"Лиловый" кивнул, вставил рукоятку в лоб деревянной скотины и
стал вращать. Клиновидная спина, точно пасть, стала медленно
раскрываться.
- Что ж, надевайте ему стремена! - спокойно сказал Ген Ши,
выпуская клубы дыма.
Прежде чем охранники схватили его, Нар-Янг понял свою участь. В
народе давно уже ходила молва о страшном изобретении Гир Бао,
предшественника Ген Ши, с помощью которого могли добиться любого
признания у мужчин. Их сажали верхом на умаага, и деревянные челюсти
на спине изваяния начинали медленно сдвигаться. Дикий ужас сломил все
упрямство и человеческое достоинство астрофизика. С воплем "Все
скажу!" он пополз к ногам Ген Ши, вжимаясь в пол и моля о пощаде.
- Отставить стремена! - скомандовал владыка.- Поднимите его,
посадите, нет, не на умаага - в кресло! И Нар-Янг, проклиная себя за
низость доноса, дрожа и захлебываясь, рассказал, как сегодня утром
земной гость проговорился на заседании физико-технического института,
не догадавшись о выводах, какие ученые Ян-Ях сделают из обрисованной
им картины вселенной.
- И ты один нашелся умный?
- Не знаю...- Астрофизик замялся.
- Можешь называть меня великим,- снисходительно сказал Ген Ши.
- Не знаю, великий. Я сразу же пошел чертить и вычислять.
- И что же?
- Звездолет пришел из невообразимой дали космоса. Не меньше
тысячи лет потребуется, чтобы сообщение отсюда достигло Земли, две
тысячи лет на обмен сигналами.
- Это значит?! - полувопросительно воскликнул Ген Ши.
- Это значит, что никакого второго звездолета не будет... Я ведь
присутствовал в качестве советника на переговорах с землянами... И
еще,- заторопился Нар-Янг,- показанное нам заседание земного совета,
разрешавшее уничтожить Ян-Ях,- обман, блеф, мистификация, пустое
запугивание. Никого стирать с лица планеты они не будут! У них нет на
это полномочий!
- Ну, такие дела возможны и без полномочий, особенно если далеко
от своих владык,- подумал вслух Ген Ши и вдруг грозно ткнул пальцем в
ученого: - Никто об этом не знает? Ты никому не проговорился?
- Нет, нет, клянусь Змеем, клянусь Белыми Звездами!
- И это все, что ты можешь сообщить?
- Все.
Опытное ухо Ген Ши уловило заминку в ответе. Он поиграл
изломанными, как у большинства жителей Ян-Ях, бровями, пронизывая
жертву безжалостньм взглядом.
- Жаль, но все же придется прокатить тебя на умааге. Эй, взять
его!
- Не надо! - отчаянно завопил Нар-Янг.- Я сказал все, о чем
догадался. Только... Вы помилуете и отпустите меня, великий?
- Ну? - рявкнул Ген Ши, сокрушая последние остатки воли ученого.
- Я слышал разговор двух наших физиков, случайно, клянусь Змеем!
Будто они разрешили загадку защитного поля землян. Его нельзя
преодолевать мгновенными ударами вроде пуль или взрыва. Чем сильнее
удар, тем больше сила отражения. Но если рассечь его медленным напором
поляризованного каскадного луча, то оно поддается. И один сказал, что
хотел бы попробовать свой квантовый генератор, недавно изготовленный
им в рабочей модели.
- Имена?
- Ду Бан-Ла и Ниу-Ке.
- Теперь все?
- Полностью все, великий. Более я ничего не знаю. Клянусь...
- Можешь идти. Дайте ему иглу и плащ, отвезите куда надо.
К натягивающему брюки Нар-Янгу подошли "лиловые".
- Еще двоих за этими физиками! Нет, берите только Ду Бан-Ла. С
женщиной придется возиться, они всегда упорнее!
Старший из "лиловых", низко кланяясь, исчез за дверью. Другие
подвели ученого к выходу. Едва он ступил за порог, как офицер в
черном, молча стоявший в стороне, выстрелил ему в затылок длинной
иглой из воздушного пистолета. Игла беззвучно вонзилась между
основанием черепа и первым позвонком, оборвав жизнь Нар-Янга, так и не
успевшего научиться простой истине, что никакие условия, мольбы и
договоры с бандитами невозможны. Остатки старой веры в слово, чест