ества,  позволяющие  избежать
деспотизма   и   обмана.   Результат  невежества  перед  нами.  Мы  на
разграбленной планете,  где социальная  структура  позволяет  получить
образование   лишь  двадцатой  части  людей,  а  остальные  восхваляют
прелесть ранней смерти.  Но довольно слов, я скроюсь на несколько дней
и подумаю над индикатором. Передайте упаковку информации Менте Кор.
      Соль Саин вышел.  Длинная ночь Торманса тянулась медленно.  Гриф
Рифт  думал:  не  было  ли  в  намерении  помочь жителям Торманса того
запретного  и  преступного  вмешательства  в  чужую  жизнь,  когда  не
понимающие   ее  законов  представители  высшей  цивилизации  наносили
ужасающий   вред   процессу   нормального   исторического    развития?
Человечества  некоторых планет отразили эти вмешательства в легендах о
посланцах Сатаны, духах тьмы и зла.
      Рифт стал  ходить  по  кабине,  обеспокоенно  поглядывая на семь
зеленых огней,  как бы спрашивая ответа. Он хотел посоветоваться с Фай
Родис,  но не успел.  Она сама познакомила их с тормансианином низшего
разряда.  Она выбрала удачный момент разговора,  из которого  землянам
сразу стал ясен преступный разрыв информации.
      Нет, неоспоримо право каждого человека на знание и красоту.  Они
не   нарушат   исторического   развития,   если  соединят  разорванные
путеводные нити!  Наоборот, они исправят злонамеренно приостановленное
течение исторического процесса,  вернут его к нормальному пути. Велико
счастье спасти одного человека,  какова же будет радость, если удастся
помочь целой планете!
      И в абсолютном безмолвии ночного корабля его командиру почудился
голос Фай Родис, твердо и ясно сказавший ему: "Да, милый Рифт, да!"
      В легких аварийных скафандрах Нея Холли,  Олла Дез,  Гриф Рифт и
Див Симбел стояли на куполе звездолета.  Высоко над ними белый баллон,
слабо  журча  турбинкой,  удерживавшей  его  против   ветра,   сверкал
зеркалами  электронного  перископа.  Перед  Див Симбелом раскрылась во
всех подробностях окружавшая звездолет местность. Пилот поднял руку, и
Гриф      Рифт     повернул     широко     расставленные     объективы
дальномера-стереотелескопа в направлении, обозначившемся на лимбе. Все
земляне,  поочередно  приникая  к  окошечку дальномера,  согласились с
выбором инженера-пилота.
      Среди бесплодных  обрывов  коричневой  земли,  врезанных в гряду
желтых прибрежных  холмов,  находилась  циркообразная  ложбина,  резко
ограниченная  выступами  опрокинутых  слоев  песчаника.  Обращенная  к
звездолету  сторона  приморской  гряды  подрезалась  крутым   обрывом,
защищавшим  ложбину от ветра.  На мористой стороне холмов к самой воде
спускалась густая заросль кустарника.
      - Место   идеально!   -   сказал  довольный  Симбел.-  Ограждаем
защитными  полями  оба  долготных  края  ложбины  и  еще  со   стороны
хвосто-полярной  вплоть  до  моря.  Зрители  будут  приплывать  ночью,
выходить в кустах и переваливать в долину.
      - А маяк? - спросил Гриф Рифт.
      - Не нужен,- ответила Олла Дез.-  Для  защитного  поля  придется
ставить  башенку,  она же будет служить и передатчиком ТВФ в километре
от "Темного  Пламени".  Поднимем  мачту  со  щелевым  ультрафиолетовым
излучателем, а их пусть снабдят люминесцентными гониометрами.
      Наблюдавшие за  звездолетом  охранники  увидели,  как  спустился
белый  баллон  и  чудовище,  явившееся  из  неведомых  глубин космоса,
заревело. Два протяжных гудка означали вызов представителя охраны.
      Явившийся офицер понял,  что стоявшие на куполе земляне намерены
что-то делать в стороне от корабля.  В этой изрытой оврагами местности
не было ни души,  и офицер подал разрешающий сигнал. Волны пыли и дыма
побежали от звездолета,  превращаясь в отвесную  стену,  закрывшую  от
наблюдения приморские холмы.  Когда дым рассеялся, тормансиане увидели
прямую  дорогу,  пробитую  через  кусты  и  овраги  и  кончавшуюся  на
возвышенной плоскости,  где росли редкие деревья с колючими, обвислыми
ветвями.  Офицер  охраны  решил  сообщить  начальникам  о  неожиданной
активности   землян.   Не   успел  он  связаться  по  радиотелефону  с
Управлением Глаз  Совета,  как  из  недр  "Темного  Пламени"  выползло
сооружение,  подобное низкому,  вертикально поставленному цилиндру, и,
величественно переваливаясь,  отправилось "по только  что  проложенной
дороге.   Через  несколько  минут  цилиндр  достиг  конечной  точки  и
завертелся там, выравнивая каменистую почву. Он вращался все быстрее и
вдруг   стал  расти  вверх,  выдвигая  оборот  за  оборотом  спирально
скрученную  толстую  полосу  белого  металла.   Пока   офицер   охраны
докладывал,  среди деревьев уже поднялась сверкающая башенка,  похожая
на  растянутую  пружину  и  увенчанная  тонким  шестом  с  кубиком  на
верхушке.
      Из звездолета никто не выходил,  башенка стояла неподвижно.  Все
стихло над сухим и знойным побережьем.  И тормансиане решили ничего не
предпринимать.
      В тот  же вечер "Темное Пламя" передал Фай Родис карту местности
и план импровизированного  театра.  Родис  предупредила,  что  владыка
Торманса  напомнил  ей  о  "состязании" в танцах.  Олла Дез обещала за
сутки приготовить свое выступление.
      Даже Соль Саин вышел из своего уединения, когда включили большой
стереоэкран звездолета.
      Во дворце   Цоам   четыре   СДФ   дали  развернутое  изображение
просторной  круглой  комнаты  корабля  и  -  обратной  связью  -  весь
Жемчужный зал дворца.
      Знаменитая танцовщица  Гаэ  Од  Тимфифт   выступила   со   своим
партнером,  плечистым,  невысоким,  с  мужественным  и сосредоточенным
лицом.  Они исполнили очень сложный,  в резких поворотах  и  кружениях
акробатический  танец,  отражавший  взаимную борьбу мужчины и женщины.
Танцовщица была в короткой одежде из  едва  соединенных  нитями  узких
красных лент. Тяжелые браслеты оковами стягивали левую руку. Высоко на
шее сверкало ожерелье, похожее на ошейник. Женщина падала, цепляясь за
партнера,  и  простиралась  на  полу  перед  ним.  В  позе  красивой и
бессильной она лежала на боку,  струной вытянув руку и ногу  и  подняв
умоляющий взгляд.  Покорно отдавая партнеру другую руку, она подгибала
колено,  готовая подняться по  его  желанию,-  открытое  олицетворение
власти мужчины, ничтожества и в то же время опасной силы женщины.
      Искусство и  красота  исполнителей,   безупречная   легкость   и
чеканность труднейших поз,  страстный,  чувственный призыв танцовщицы,
чье  тело  было  чуть  прикрыто   расходящимися   лентами,   произвели
впечатление даже на владык Торманса.  Чойо Чагас, посадивший Фай Родис
рядом с собой, не обращая внимания на угрюмость Янтре Яхах, наклонился
к гостье, снисходительно улыбаясь:
      - Обитатели планеты Ян-Ях красивы и владеют искусством  выражать
тонкие ощущения.
      - Безусловно! - согласилась Родис.- Нам это тем более интересно,
что на Земле отсутствуют мужчины-танцовщики.
      - Что? Вы не танцуете вдвоем?
      - Танцуем,  и много! Я говорю о специальных сольных выступлениях
больших артистов.  Только женщины способны передать  своим  телом  все
волнения,  томления  и  желания,  обуревающие  человека  в его поисках
прекрасного.  Отошли в прошлое все  драмы  соперничества,  уязвленного
самолюбия, порабощения женщины.
      - Но тогда что же можно выразить в танце?
      - У  нас  танец  превращается  в  чародейство,  зыбкое,  тайное,
ускользающее и ощутимо реальное.
      Чойо Чагас пожал плечами.
      - Фай  зря   старается,   подбирая   понятия,   лишь   отдаленно
соответствующие   нашим,-  шепнула  Мента  Кор,  сидевшая  позади  Див
Симбела.
      - Наверное,  Олла  не  получит  признания,-  сказала Нея Холли,-
после того как тут женщину крутили, гнули, чуть не избивали.
      Заструилась мелодия.   Как   бегущая  река  с  ее  всплесками  и
водоворотами.  Потом  замерла,  вдруг  внезапно   сменившись   другой,
печальной  и  замедленной,  низкие звуки словно всплывали из зеркально
тихой, прозрачной глубины.
      Отвечая ей,  в  глубине импровизированной сцены,  разделенной на
две половины - черную и белую,- появилась нагая Олла Дез.  Легкий  шум
послышался  из  зала  дворца  Цоам,  заглушенный  высокими  и  резкими
аккордами,  которым золотистое тело Оллы отвечало в  непрерывном  токе
движения.  Менялась  мелодия,  становясь  почти грозной,  и танцовщица
оказывалась на черной половине сцены, а затем продолжала танец на фоне
серебристой   белой   ткани.   Поразительная   гармоничность,  полное,
немыслимо высокое соответствие танца и музыки,  ритма и игры  света  и
тени захватывало,  словно вело на край пропасти, где должен оборваться
невозможно прекрасный сон.
      Увлеченные поэзией   невиданного   танца,   жители  Торманса  то
похлопывали по ручкам кресел,  то недоуменно пожимали плечами,  иногда
даже переговаривались шепотом.
      Медленно угасал свет.  Олла Дез растворилась в  черной  половине
сцены.
      - Другого  я  и  не  ожидала!  -  воскликнула  Янтре   Яхах,   и
собравшиеся зашумели, поддакивая.
      Чойо Чагас метнул  на  жену  недовольный  взгляд,  откинулся  на
спинку кресла и сказал, ни к кому не обращаясь:
      - Есть нечто нечеловеческое,  недопустимое в такой открытости  и
силе чувств. И опасное - оттого, что эта женщина столь непозволительно
хороша.
      Фай Родис  видела,  как  вспыхнули  щеки  сидевшей  рядом  Чеди.
Девушка посмотрела на нее с мольбой,  почти приказывая:  "Сделайте  же
что-нибудь!"
      "Тупость никогда не должна торжествовать - последствия неизменно
бывают   плохими",-  мелькнула  в  голове  Родис  фраза  из  какого-то
учебника. Она решительно встала, поманив к себе Эвизу Танет.
      - Теперь   мы   станцуем,-  спокойно  объявила  она,  как  нечто
входившее в программу.
      Чеди обрадованно всплеснула руками.
      - С меня достаточно! - едко сказала Янтре Яхах, покидая зал.
      За ней   покорно  поднялись  еще  пять  приглашенных  во  дворец
тормансианок. Но Чойо Чагас лишь удобнее устроился в кресле, и мужчины
сочли  долгом остаться.  Впрочем,  земляне,  смотревшие из звездолета,
увидели,  что женщины Торманса во главе с женой владыки притаились  за
серебристо-серыми драпировками.
      Фай Родис и Эвиза Танет  исчезли  на  несколько  минут  и  потом
явились в одних скафандрах,  каждая неся на ладони прикрепленный к ней
восьмигранный кристалл со звукозаписью.  Две  женщины:  одна  -  цвета
воронова крыла,  другая - серебристо-зеленая,  как ивовый лист,  стали
рядом,  высоко подняв руки с кристаллами.  Необычный ритм,  резкий, со
сменой   дробных   и  затяжных  ударов,  загрохотал  в  зале.  В  такт
ритмическому грохоту танец начался быстрыми пассами простертых вперед,
на зрителей, рук и резкими изгибами бедер.
      От рук с повернутыми  вниз  ладонями  опускались  на  тормансиан
волны  оцепеняющей силы.  Повинуясь монотонному напеву,  Эвиза и Родис
опустили руки,  прижав их  к  бокам  и  отставив  ладони.  Медленно  и
согласованно  они  начали  вращаться,  диковато  и  повелительно глядя
из-под насупленных бровей на  зрителей.  Они  крутились,  торжествующе
поднимая руки.  Посыпались удары таинственных инструментов,  созвучные
добавила:
замерли. Сжатые рты обеих женщин приоткрылись, показав идеальные зубы,
их  сияющие  глаза  смеялись  победоносно.  Они  торжественно   запели
протяжный   древний  иранский  гимн:  "Хмельная  и  влюбленная,  луной
озарена,  в шелках полурасстегнутых и с чашею вина...  Лихой  задор  в
глазах ее,  тоска в изгибе губ!" Гром инструментов рассыпался дробно и
насмешливо,  заставив зрителей затаить дыхание.  Неподвижные  тела  из
черного  и  зеленого  металла вновь ожили.  Не сдвигаясь с места,  они
отвечали музыке переливами всех поразительно послушных и сильных мышц.
Как вода под порывом ветра, оживали внезапно и мимолетно руки и плечи,
живот и бедра.  Эти короткие вспышки слились в один непрерывный поток,
превративший  тела  Эвизы  и  Родис  в  нечто  неуловимое и мучительно
притягательное. Музыка оборвалась.
      - Ха! - воскликнули Эвиза и Фай, разом опуская руки.
      К ужасу оцепеневших за портьерами женщин,  Чойо  Чагас  и  члены
Совета  Четырех под влиянием гипнотической музыки наклонились вперед и
вывалились из кресел,  но тут же вскочили, сделав вид, будто ничего не
произошло,  и  неистово  забили ладонями о подлокотники,  что означало
высшую похвалу.
      Родис и Эвиза выбежали.
      - Как  можно!  -  укоризненно  сказала  Олла  Дез,   внимательно
наблюдавшая за диким танцем.
      - Нет, это великолепно! Смотрите, тормансиан как шоком поразило!
- вскричал Див Симбел.
      В самом деле,  зрители во дворце Цоам выглядели растерянными,  а
женщины,  вернувшиеся на свои места, вели себя тихо, как пришибленные.
Однако,  когда появились Фай Родис и Эвиза  Танет,  их  приветствовали
гулкими ударами по креслам и одобрительными возгласами.
      Родис повернулась к товарищам в звездолете, на пальцах показала,
что  батареи  разрядились,  и  выключила  СДФ.  Олла Дез тоже прервала
передачу с "Темного Пламени" и сказала:
      - Родис иногда ведет себя как школьница третьего цикла.
      - Но ведь они на самом деле были  великолепны!  -  запротестовал
Гриф Рифт.- Я не сравниваю их с вами.  Вы - богиня танца, но только на
Земле.
      - Безусловно,  я  побеждена  здесь,-  согласилась Олла.- Родис и
Эвиза  умело  воспользовались  воздействием  ритмов  на   подсознание.
Совместное ритмическое пение,  верчение в древности считали магией для
овладения  людьми,  так  же  как  военные  маршировки   и   совместную
гимнастику   у   йогов.  Тантрические  "красные  оргии"  в  буддийских
монастырях, мистерии в честь богов любви и плодородия в храмах Эллады,
Финикии  и Рима,  танцы живота в Египте и Северной Африке,  "чарующие"
пляски Индии,  Индонезии и Полинезии в прежние  времена  оказывали  на
мужчин не столько эротическое, сколько гипнотическое воздействие. Лишь
много позднее психологи разобрались в сочетании зрительных  ассоциаций
- ведущего чувства человека в его ощущении красоты, прочно спаянного с
эротикой,   сотнями   тысячелетий    природной    селекции    наиболее
совершенного.  Гибкость и музыкальность женского тела недаром издревле
сравнивалась с пляской змей.  Будучи историком, Фай Родис отобрала все
гипнотическое  из  древних танцев,  и эффект оказался неотразимым,  но
когда она успела обучить Эвизу?
      - Следовательно,   нельзя   обвинять   Родис   в  легкомыслии  и
необдуманности действий. Этот танец она, видимо, готовила давно, чтобы
показать их родство с нами,- убежденно сказал Гриф Рифт.

      Вне стен  садов  Цоам  на  втором уступе предгорий рос небольшой
лесок,  деревья  в  нем  до  такой  степени  были  похожи  на   земные
криптомерии,  что  даже издалека они вызывали у Родис приливы тоски по
родной планете.  Криптомерии росли  вокруг  ее  школы  первого  цикла.
Первый  цикл  был  самым  трудным  в  детской  жизни.  После свободы и
беспечности нулевого цикла наступала пора строгой  ответственности  за
свои поступки. Маленькая Фай часто убегала в тень криптомериевой рощи,
чтобы выплакаться.
      И сейчас,   оказавшись   за  пределами  дворца,  на  прогулке  с
инженером Таэлем,  Родис бросилась к дереву и прильнула к его  стволу,
пытаясь уловить родной запах смолы и коры, нагретой солнцем. Скафандр,
выключив свойственное землянам обостренное осязание окружающего  кожей
всего  тела,  не дал ей почувствовать живое дерево,  а от ствола пахло
лишь пылью.
      Чувство безвыходности, забытое со времен инфернальных испытаний,
стеснило грудь Родис,  и она опустила голову,  чтобы Эвиза  и  Вир  не
прочитали  в ее лице ностальгию.  Родное дерево обмануло.  Сколько еще
предстояло  здесь  обманов,  прежде  всего  среди  людей,   совершенно
подобных земным и столь отличных душевно!
      Инженер Таэль под  разными  предлогами  провел  перед  землянами
около   сотни   сотоварищей   и  знакомых.  Несмотря  на  удивительную
однородность  группы,  гости  с  Земли  посоветовали  исключить  около
тридцати человек.  Такой высокий отсев вначале ошеломил Таэля. Земляне
объяснили,  что они  отметили  не  только  прямых  носителей  зла  или
скрывающих поврежденную,  неполноценную психику завистников, но и тех,
чьи  стремления  к  знанию  и  духовной  свободе   не   были   сильнее
естественных для нетренированного человека недостатков психики.
      Спустя восемь дней людей Торманса  собралось  достаточно,  чтобы
начинать   сеансы.  К  удивлению  землян,  это  были  только  "джи"  -
долгоживущие:  техническая интеллигенция,  ученые, люди искусства. Фай
Родис потребовала,  чтобы пригласили и "кжи" - краткоживущую молодежь.
Инженер Таэль смутился.
      - Они  не  получают  достаточного  образования,  и  мы  почти не
общаемся с ними. Поэтому я не знаю заслуживающих доверия... А главное,
зачем это им?
      - Я напрасно потратила время на  вас,-  сурово  сказала  Родис,-
если вы до сих пор не поняли, что будущее может принадлежать или всем,
или никому.
      - У  них классовое угнетение хуже,  чем у нас при феодализме!  -
воскликнула Чеди.- Отдает рабским строем!
      Тормансианин побагровел,  губы его задрожали, и он устремил свои
фанатические глаза на Родис с такой собачьей преданностью  и  мольбой,
что Чеди стало неловко.
      - Действительно, у нас резко разделены заслуживающие образования
и  необразованные.  Но ведь они выбираются по реальным способностям из
всей массы рождающихся детей. И они вполне счастливы, эти люди "кжи"!
      - Совершенно так же,  как и вы,  "джи". Вы занимаетесь избранным
делом,  творите, делаете открытия. Тогда к чему ваши поиски и душевные
томления?  Нет, я вижу, что мы достигли еще немногого. Это мой промах!
Прогулки отменяются, и мы с вами займемся исторической диалектикой.
      Испуг, доходящий до отчаяния, не исчезал с лица Таэля.
      "Он ждет беспощадной  расправы  за  каждую  ошибку,-  догадалась
Чеди.- Вероятно, здесь это способ обращения с людьми".
      Несмотря на  все  препоны,   показ   фильмов   состоялся   через
шестнадцать дней.
      В жаркой ложбине,  где стебли полусухой травы, колеблемые слабым
ветром,   были   единственными  признаками  жизни,  появился  близкий,
ошеломительно реальный мир Земли.
      Гриф Рифт  и Олла Дез воспользовались изгибом защитного поля как
внутренней поверхностью экрана и,  меняя кривизну, создали под обрывом
холма большую сцену.
      Для обитателей планеты Ян-Ях все было  необычайным:  плавание  -
украдкой   на  низких  надувных  плотах  по  темному  морю,  внезапное
появление   светящихся   знаков   на    гониометре    от    невидимого
ультрафиолетового  маяка,  высадка  под прибрежными кустами,  подъем в
гору с ориентиром на размытое светящееся пятнышко какого-то  звездного
скопления,  поиски  двух  невысоких деревьев,  между которыми пролегал
вход в  запретную  теперь  для  всех  других  ложбину,  необыкновенный
рассеянный  и  мрачный  свет,  исходивший  ниоткуда  и  озарявший  дно
котловины  с   бороздами   промоин,   между   которыми   рассаживались
взволнованные посетители. Это настолько отличалось от монотонной жизни
Ян-Ях,  с   ее   отупляюще   однообразной   работой   и   примитивными
развлечениями, что создавало непривычную атмосферу нервного подъема.
      Внезапно из непроницаемой тьмы защитного поля  возникал  круглый
зал звездолета,  где шестеро землян приветствовали гостей на их родном
языке. Вначале все пришельцы далекого мира казались тормансианам очень
красивыми,  но одинаковыми. Мужчины - высокие, с решительными крупными
лицами,  серьезные до суровости.  Женщины - все с чеканно  правильными
мелкими  чертами,  идеально  прямыми  носами,  твердыми  подбородками,
густоволосые  и  крепкие.  Лишь  когда  глаз  привыкал  к  этим  общим
особенностям,  обитатели  Ян-Ях  замечали  индивидуальное разнообразие
землян.
      Кто-нибудь из  звездолетчиков,  чаще  всего  Олла  Дез,  коротко
поясня