охой воде,  в какую иногда попадает неосторожный
купальщик.  Вместо покоя и свежести приходит чувство отвращения, зуда,
нечистоты.  В  старину  на  Земле  такие  места называли "злой водой".
Везде,  где реки не текли с солнечных гор,  где  ручьи  не  освежались
родниками,  лесами  и  чистым  дождем,  а,  наоборот,  застаивались  в
болотах,  мертвых  рукавах  и  замкнутых  бухтах,  насыщаясь  гниющими
остатками жизни.  Так и в психической атмосфере - тысячелетний застой,
топтание на месте,  накопление недобрых мыслей и застарелых обид ведет
к тому,  что исчезают "свежая вода", ясные чувства и высокие цели там,
где нет "ветра" поисков правды и прощения неудач.
      Вероятно, пребывание  в  плохой  "психической  воде"  и породило
смутное чувство трагического конца.
      Вир Норин вспоминал о катастрофических последствиях, случавшихся
на разных планетах,  в том  числе  и  на  прежней,  докоммунистической
Земле,  когда цивилизация неосторожно поднимала на поверхность вредные
для жизни остатки архаических периодов развития планеты.  Газы, нефть,
соли,    споры   еще   живых   бактерий,   надежно   погребенные   под
многокилометровыми толщами геологических напластований, были извлечены
на  свет  и вновь пущены в кругооборот биосферы,  отравляя воды морей,
пропитывая почву, скопляясь в воздухе. И так продолжалось тысячелетия.
По  сравнению  с  этой  деятельностью  опасная  игра  с радиоактивными
веществами в Час Быка родной планеты перед рассветом высшего  общества
была кратковременной и не такой уж значительной. А здесь, на Тормансе,
люди,  разрушив равновесие природы, принялись за человеческую психику,
разрушая ее отвратительным неустройством жизни.  Подобно нефти и солям
из глубин  планеты,  здесь  из-под  сорванного  покрова  воспитания  и
самодисциплины  поднялись  со  дна  душ  архаические  остатки звериной
психологии - пережитки первобытной борьбы за выживание.
      Но, в  отличие от первобытного зверя,  поведение которого жестко
определялось железными законами дикой жизни,  поведение невоспитанного
человека не обусловлено.  Отсутствие благодарности ко всему исходит из
сознания:  "Мир - для меня" - и является главной ошибкой в  воспитании
детей.  Зато  человек из зависти старается вредить своему ближнему,  а
этот "ближний" приучен мстить во всей силе своего скотского  комплекса
неполноценности.  Так  во  всей  жизни Торманса нагнеталось всеобщее и
постоянное озлобление,  ощущение которого больно хлестало по  чувствам
землян, выросших в доброй психической атмосфере Земли.
      Тем поразительнее для Вир Норина казалась Сю-Те, вся светившаяся
заботой,  добром  и  любовью,  невесть  как  возникшими  в мире Ян-Ях.
Девушка уверяла, что она не одна, что таковы тысячи женщин планеты.
      Это пугало астронавигатора,  потому что страдание таких людей на
жизненном пути было сильнее всех других.  Через глаза Сю-Те Вир  Норин
видел глубину души, поборовшей тьму в себе и отчаянно оборонявшейся от
окружавшего мрака.
      Нелегко прорастали  в  землянине  бдительная  нежность и ранящая
жалость,  некогда так характерные для  его  предков  и  утраченные  за
ненадобностью в светлую эпоху коммунистических эр.
      На третий день за завтраком Вир Норин заметил,  что Сю-Те чем-то
необычайно  взволнована.  Читая  в  ее  открытой  душе,  он  понял  ее
страстное желание увидеть нечто,  о чем она мечтала давно, но не смеет
его просить об этом.  Вир Норин пришел ей на помощь и заговорил как бы
вскользь о том,  что у него сегодня свободное  утро  и  он  с  большим
удовольствием  прогулялся бы вместе с ней,  куда она захочет.  И Сю-Те
призналась,  что она хотела бы съездить в Пнег-Киру,  это недалеко  от
города,  брат писал ей,  что там - место величайшей битвы древности, в
которой погиб какой-то их предок (на  Тормансе  люди  не  знали  своей
родословной), и обещал непременно повести ее туда. Ей хочется побывать
там в память о брате,  но ведь для  одинокой  девушки,  плохо  знающей
столицу, это небезопасно.
      Вир Норин и Сю-Те влезли в битком  набитый  вагон  общественного
транспорта,  двигавшийся в дыму,  с ревом,  частыми рывками и толчками
из-за нервного,  а скорее грубого нрава  водителя.  Сквозь  запыленные
окна  виднелись длиннейшие однообразные улицы,  кое-где близ дома были
посажены низкие полузасохшие  деревца.  В  машине  стояла  невыносимая
духота.  Изредка,  после громкой перебранки,  открывали окна,  в вагон
врывалась  горячая  пыль,  снова  начиналась  ругань,  и  окна   опять
закрывались.  Вир  Норин  и  Сю-Те стояли,  стиснутые со всех стороны,
цепляясь за  протянутые  поверху  палки.  Астронавигатора  оттерли  от
спутницы.  Он  заметил,  как  Сю-Те  изо  всех сил старается отойти от
молодого человека с  широким  носом  и  асимметричным  лицом,  который
бесстыдно прижимается к ней.  Стоявший перед нею другой, совсем юноша,
с глубоко сидящими глазами  фанатика,  спиной  подталкивал  девушку  к
своему товарищу.  Сю-Те встретилась взглядом с Вир Норином,  вспыхнула
от стыда и негодования и отвернулась,  не желая вмешивать землянина  в
стычку с пассажирами. Может быть, у нее слишком живо было воспоминание
о наглом дежурном  из  гостиницы,  которому  пришлось  тогда  униженно
целовать ее ногу.  Астронавигатор в долю секунды понял все, вынул руку
и рванул нахального  парня  назад  от  Сю-Те.  Тот  обернулся,  увидел
высокого,  сильного человека,  смотревшего без злобы,  и, выругавшись,
попытался было освободиться.  Но его схватила не человеческая рука,  а
стальная машина - так ему показалось.  С животным страхом тормансианин
почувствовал,  как пальцы впиваются в мышцы все глубже, передавливая и
парализуя  сосуды  и  нервы.  В голове у него помутилось,  подкосились
колени,  и парень взвыл в ужасе:  "Не буду, простите, больше не буду!"
Вир  Норин  отпустил  нахала.  А  тот  заорал  на весь вагон,  что его
чуть-чуть не убили из-за девчонки, которая копейки не стоит.
      К удивлению  Вир Норина,  большинство пассажиров приняло сторону
лгуна. Все принялись кричать, угрожать, размахивать кулаками.
      - Выйдем скорее! - шепнула побледневшая Сю-Те.
      И они,  растолкав людей, вышли на пустынной, раскаленной солнцем
окраине. Сю-Те предложила идти дальше пешком. Ее маленькие ноги шагали
резво и неутомимо.  Она пела землянину старые  песни  и  боевые  гимны
давних  лет,  резко  отличавшиеся от рваной мелодии распространенных в
столице   песен.   Иногда   Сю-Те   останавливалась,   чтобы    танцем
проиллюстрировать  мелодию,  и он любовался ее фигурой и отточенностью
движений.  По сухой предгорной равнине они незаметно прошли оставшиеся
двенадцать    километров   до   каменной   гряды,   поросшей   старыми
редколистными деревьями,  почти не дававшими  тени.  Закатная  сторона
гряды обрывалась в широкую впадину дна высохшего озера. Слабый ветерок
вздымал там бурые столбы пыли.
      Обелиск из  голубоватого  камня,  расписанный  черными,  глубоко
врезанными  знаками,  стоял  на  границе  поля  стародавней  битвы,  а
неотделанные глыбы камней,  разбросанные повсюду, означали места общих
погребений.  Их было много.  Обширное поле,  простиравшееся  почти  до
горизонта,  некогда  было изрыто траншеями и валами.  Время уничтожило
их,  медленно растущие деревья  Торманса  сменились  не  один  раз  на
удобренной  трупами  почве,  и  теперь  в тонкой сетке теней на сухой,
пыльной земле торчали только камни. Не осталось ничего напоминавшего о
ярости  гигантской битвы,  море страдания раненых,  ужасе побежденных,
сброшенных в топкое озеро. Безотрадная местность, полумертвые деревья,
потрескавшаяся земля...
      Жаркий ветер шуршал в ветвях,  какие-то зеленые  насекомые  вяло
ползали  у  корней.  Сю-Те  выбрала большой,  пирамидально заостренный
камень с изломами,  отсвечивавшими буро-красным цветом засохшей крови,
и  опустилась перед ним на колени.  Приложив пальцы к вискам и склонив
голову,  она шептала молитвы. Вир Норин ждал, пока она исполнит обряд.
Когда девушка встала, он спросил:
      - Кто бился здесь и кто кого победил?
      - Предание  говорит  о  сражении  между  владыками  головного  и
хвостового полушарий.  Погибли  сотни  тысяч  людей.  Победил  владыка
головного,  и  на  всей планете установилась единая власть.  Эту битву
называют победой мудрости над темными хвостовыми народами.
      - Ваши предки участвовали в сражении на стороне побежденных?
      - Да.
      - А если бы победили они, а не головные? Изменилась бы жизнь?
      - Не знаю.  Зачем ей меняться?!  Столица была бы  в  Кин-Нан-Тэ,
наверное.  Дома  бы  строили по-другому,  как принято у нас,  башнями.
Может быть, мои предки стали бы "змееносцами"...
      - И вы хотели бы принадлежать к этой верхушке?
      - Ой,  нет!  Вечно бояться,  оглядываться,  презирать все и быть
всеми ненавидимой?  Может быть,  я просто невежественная и глупая,  но
мне не хотелось бы так жить. Лучше никак...
      Это "лучше  никак"  пронизывало все сознание молодых тормансиан,
принадлежавших к классу "кжи", и обусловливало неискоренимый фатализм.
"Зачем?" - казалось им непобедимым аргументом.
      Вир Норин  еще  раз  обвел  взглядом  выжженное  плато.  Могучее
воображение  заполнило  его  грохотом боевых машин,  воплями и стонами
сотен тысяч людей,  штабелями  трупов  на  изрытой  каменистой  почве.
Вечные вопросы:  "Зачем?  За что?" - на этом фоне становились особенно
беспощадными.  И обманутые люди,  веря,  что сражаются за будущее,  за
"свою"  страну,  за своих близких,  умирали,  создавая условия для еще
большего возвышения олигархов, еще более высокой пирамиды привилегий и
бездны угнетения. Бесполезные муки, бесполезные смерти...
      Со вздохом Вир Норин обратился к спутнице:
      - Пойдемте, Сю-Те!
      Землянин и тормансианка спустились с холмов. Вир Норин предложил
срезать  напрямик  изгиб  старой дороги,  держа направление на круглый
холм с заброшенным зданием,  серым  и  приземистым,  смутно  маячившим
вдали.  Они быстро дошли до холма.  Астронавигатор заметил,  что Сю-Те
устала,  и решил сделать привал в тени  развалин.  Сю-Те  улеглась  на
землю,  подперев голову руками.  Вир Норин увидел,  что она пристально
разглядывает стену и хмурит лоб в  усилии  припомнить  забытое.  Сю-Те
вскочила и обошла вокруг развалин. Затем долго рассматривала надписи и
барельефы с изображением огромной руки,  протянутой жестом  участливой
помощи. Чуть успокоившись, она снова села рядом с Вир Норином, охватив
колени руками,  в позе,  живо напомнившей ему Чеди, и долго в молчании
смотрела вдаль,  на миражи голубых озер,  которые скрывали пыльный дым
над городом Средоточия Мудрости.
      - Сколько тебе лет? - вдруг спросила Сю-Те.
      - По вашим годам,  которые гораздо короче,  чем  на  Земле,  сто
шестьдесят, или сорок два по счету Белых Звезд, одинаковому с земным.
      - У вас это много или мало?
      - Для  прежней  Земли,  на  вашем  уровне развития,  это средний
возраст,  не молодой и не старый. Теперь он сдвинулся в молодость. Мне
двадцать  два  -  двадцать  три года,  а Родис - двадцать пять.  У нас
долгое детство.  Не инфантильность,  а именно растянутое детство  -  в
смысле восприятия мира. А сколько вам?
      - Восемьдесят,  или двадцать по счету Белых Звезд. Я приближаюсь
к  нашему крайнему возрасту,  и мне осталось пять лет до того времени,
когда я войду во Дворец Нежной Очерти. А тебя давно бы отправили туда.
Нет, я говорю глупости, ты ведь ученый и здесь жил бы долго, ты "джи"!
      - Никак не могу представить себе этот ужас!
      - Никакого ужаса нет.  В этом есть даже хорошее.  Мы не проводим
детство в душных  школах,  как  будущие  "джи",  которых  там  пичкают
ненужными для жизни знаниями. И мы не болеем, умирая в цвете сил...
      - Вы огорчены, Сю-Те? Посмотрите мне в глаза!
      Сю-Те перевела на Вир Норина печальный взор,  как бы говоривший:
"Я вижу весь свой жизненный путь до конца".
      - Нет,-  медленно  сказала  она,- мне хорошо,  просто второй раз
сегодня я встретилась с древней смертью.
      - Как? И это памятник? Что тут было?
      - Не памятник,  а храм.  Был в эпоху Голода и Убийств знаменитый
врач Рце-Юти.  Он изобрел средство Нежной Смерти.  Его последователи и
помощники построили  этот  храм  Руки  Друга  над  бездонным  колодцем
незапамятной   древности.   Рце-Юти  сказал  всем  слабым,  мучительно
больным, усталым от жизни, преследуемым и запуганным: "Приходите сюда,
и  я успокою вас - дам вам нежную смерть.  Она придет к вам ласковой и
прекрасной,  юной и зовущей.  Лучшего на планете сейчас никто дать  не
может, и вы сами убедились во лжи пустых обещаний".
      И множество людей приходило к нему. В первой комнате они смывали
с  себя  грязь  дороги,  сбрасывали  одежды и нагие вступали во второй
сводчатый зал, где в ласковом сне умирали незаметно и безболезненно...
Бездонный   колодец   поглощал  их  тела.  Исстрадавшиеся,  потерявшие
надежду, здоровье, близких не переставали приходить, восхваляя мудрого
врача. Это было давно...
      - И из этого благодеяния  возникла  государственная  обязанность
умирать.  Дворцы Нежной Смерти,  деление народа на "кжи" и "джи" - мог
ли предвидеть мудрец Рце-Юти такие ужасные последствия?
      - Не знаю,- беспомощно ответила Сю-Те.
      - И не надо.- Вир Норин  погладил  ее  растрепавшиеся  от  ветра
волосы.
      А она потянулась к его  лицу,  и  ее  вздрагивающая,  осторожная
ладонь,   казалось,   коснулась   самого   сердца   Вир   Норина.  Ему
представились гигантские темные стены инферно,  окружавшие  Сю-Те,  за
которыми для нее не было ничего, никакой опоры для ее веры, ее души.
      Усилием воли он поборол видение, улыбнулся и сказал ей об ее уме
и очаровании и о том, как она нравится ему.
      Сю-Те взглянула на него, доверчивая и сияющая, и встала упруго и
быстро,  как  жительница  Земли.  Они  пошли  к  сумрачному городу,  и
звенящий голос тормансианки разнесся по пустынной равнине:
      "Свой последний год живу на свете,  в городах других не побывав,
никого хорошего не встретив..." - звонкая  летящая  мелодия  напомнила
Вир Норину что-то очень знакомое, слышанное еще в раннем детстве.

                                 ГЛАВА XIII. КОРАБЛЮ - ВЗЛЕТ!

      Вир Норин расстался с Сю-Те на перекрестке улицы, которая вела к
небольшому  заводу  точных приборов,  где работало много друзей Таэля.
Сю-Те хотела повидаться с одним из них, чтобы устроиться на работу.
      Она вернулась домой возбужденная - все складывалось в согласии с
ее мечтами.  Но вскоре радость угасла,  захлестнула мучительная тоска,
когда  она  узнала,  что  срок  пребывания  землян на Ян-Ях подходит к
концу.  Только двое их осталось в городе Средоточия  Мудрости,  а  все
другие уже находились в звездолете.
      Вир Норин в этот вечер долго ждал,  когда она  выйдет  из  своей
комнаты,   но   Сю-Те  не  появлялась.  Не  понимая  ее  настроения  -
психическая интуиция не подсказывала ему ничего  плохого,-  Вир  Норин
наконец сам постучал к девушке.
      Сю-Те сидела,  положив голову на  вытянутые  вдоль  стола  руки.
Выражения  лукавой  виноватости,  свойственного ей,  когда она считала
себя в чем-то неловкой или признавалась в слабости,  не возникло на ее
лице при виде Вир Норина.  Да, Сю-Те в самом деле походила на грустную
птицу - гитау. Она вскочила, забеспокоилась, чтобы удобнее усадить Вир
Норина,  а сама опустилась прямо на пол, на твердую подушку, и долго в
безмолвии смотрела на своего земного друга.  Вир Норину передались  ее
чувства: она думала о нем и о близкой разлуке.
      - Скоро твой звездолет улетит? - спросила она наконец.
      - Скоро.  Хочешь  полететь  с  нами?  -  вырвался у него вопрос,
который не следовало задавать.
      На лице  девушки  спокойная печаль сменилась жестокой внутренней
борьбой.  Глаза Сю-Те  налились  слезами,  дыхание  прервалось.  После
долгого молчания она с трудом произнесла:
      - Нет...  Не думай,  что я неблагодарна,  как многие из нас, или
что...  я  не  люблю  тебя.- Ее смуглые щеки потемнели еще сильнее.- Я
сейчас вернусь!
      Сю-Те скрылась  в  стенном  шкафу для платья,  который служил ей
вместо комнаты для переодевания.
      Вир Норин  смотрел  на  пеструю  вязь ковра,  думая об ее отказе
лететь на Землю.  Природная мудрость,  никогда  не  покидавшая  Сю-Те,
удерживает ее от этого шага.  Она понимает, что это будет бегством, на
Земле для нее утратятся цель и смысл  жизни,  только  что  появившиеся
здесь, ей будет очень одиноко.
      Чуть слышно стукнула дверца шкафа.
      - Вир!  - услышал он шепот, обернулся и замер.
      Перед ним во всей чистоте искреннего  порыва  стояла  обнаженная
Сю-Те.   Сочетание  женской  смелости  и  детской  застенчивости  было
трогательным.  Она  смотрела  на  Вир  Норина  сияющими  и  печальными
глазами, будто сожалея о том, что не может отдать ему ничего большего.
Распущенные черно-пепельные волосы спадали  по  обе  стороны  круглого
полудетского   лица  на  худенькие  плечи.  Юная  тормансианка  стояла
торжественная,  ушедшая в себя,  как бы исполняя некий обряд. Приложив
ладони к сердцу, она протянула их сложенными к астронавигатору.
      Вир Норин понимал,  что,  по канонам Ян-Ях,  ему отдавали  самое
заветное,  самое  большое,  что  было в жизни у молодой женщины "кжи".
Такой жертвы Вир Норин не мог отвергнуть, не мог оттолкнуть это высшее
для Торманса выражение любви и благодарности.  Да он и не хотел ничего
отвергать. Астронавигатор поднял Сю-Те, крепко прижав к себе.
      Времени до рассвета осталось немного.  Вир Норин сидел у постели
Сю-Те.  Она крепко спала, подсунув обе ладони под щеку. Вир смотрел на
спокойное и прекрасное лицо своей возлюбленной.  Любовь подняла ее над
миром Ян-Ях,  а сила и нежность Вир Норина сделали недоступной страху,
стыду или смутной тревоге,  уравняв с земными сестрами. Он заставил ее
почувствовать собственную красоту,  лучше понимать тонкие переходы  ее
меняющегося облика.  А она? Она разбудила его память о прекрасных днях
жизни...
      Перед Вир   Норином   непрерывной  чередой  проходили,  уводя  в
бесконечную  даль,  памятные  образы  Земли.   Заповедная   долина   в
Каракоруме,  в бастионах лиловых скал, над которыми в непосредственной
близости сияли снежные пики.  Там,  у реки  цвета  берилла,  неумолчно
журчавшей  по черным камням,  стояло легкое,  парящее в воздухе здание
испытательной станции.  Дорога вниз шла плавными извилинами через рощу
исполинских   гималайских   елей   к   поселку  научного  института  -
прослушивания  глубинных  зон  космоса.  Астронавигатор  очень   любил
вспоминать  годы,  проведенные  на  постройке  новой обсерватории,  на
степном бразильском  плоскогорье,  низкие  облеты  безбрежных  Высоких
Льяносов   с  огромными  стадами  зебр,  жирафов  и  белых  носорогов,
перевезенных сюда из Африки;  кольцевые насаженные леса Южной Африки с
голубой  и  серебристой листвой,  серебряно-синие ночи в снежных лесах
Гренландии;  сотрясаемые  грозным  ветром  здания  одиннадцатого  узла
астросети на берегу Тихого океана.
      Еще один   узел   на   Азорских   островах,   где    море    так
бездонно-прозрачно  в  тихие  дни...  Поездки  для отдыха в святые для
любого землянина древние храмы Эллады, Индии, Руси...
      Ни малейшей  тревоги  о  будущем,  кроме  естественной  заботы о
порученном деле,  кроме желания стать лучше,  смелее,  сильнее, успеть
сделать  как  можно  больше на общую пользу.  Гордая радость помогать,
помогать без конца  всем  и  каждому,  некогда  возможная  только  для
сказочных  халифов арабских преданий,  совсем забытая в ЭРМ,  а теперь
доступная каждому. Привычка опираться на такую же всеобщую поддержку и
внимание.  Возможность  обратиться  к  любому  человеку мира,  которую
сдерживала только сильно развитая деликатность, говорить с кем угодно,
просить  любой  помощи.  Чувствовать вокруг себя добрую направленность
мыслей и чувств,  знать  об  изощрен