ны, вихри,
поднятые   стремительным   бегом   вагонов.  Ярко-синяя  полоса  вдали
обозначила ступенчатые  древние  горы,  среди  которых  в  направлении
Индийского  океана  находилось  плоскогорье Реват.  Оно было близко от
станции,  и,  чтобы достичь его,  юным путешественникам не требовалось
ничего,  кроме  собственных,  достаточно тренированных в ходьбе и беге
ног.
      Далекий берег угадывался лишь по оттенкам неба и опускавшегося к
закату  солнца.  Трава  хлестала  по  голым  ногам  путников,  вызывая
обжигающий  зуд,  ветер обвевал их спины сухим жаром.  Восходящие токи
воздуха мерцающей стеной  окружили  кольцевую  гряду  плоских  холмов.
Взобравшись  на перевальную точку,  молодые люди замерли.  Неожиданная
роща громадных секвой  скрывала  центр  плоскогорья.  Тридцать  четыре
широкие  дорожки  -  по  числу  главных  векторов  Великого  Кольца  -
разбегались  из  рощи  к  склонам  окружающих  холмов  из  коричневого
базальта,  отвесно срезанных и покрытых какими-то барельефами. Ученики
не стали рассматривать их,  устремляясь по белому камню главной дороги
к роще.  Только две круглые колонны черного гранита отмечали вход. Под
протянутыми в огромной высоте ветвями секвой ослабло слепящее солнце и
утих  шелест ветра.  Суровая мощь высоченных стволов заставила умерить
шаги и понизить голоса,  как будто ученики проникли  в  отдаленное  от
всего   мира   убежище   тайны.  Они  переглядывались  с  волнением  и
любопытством,  ожидая чего-то необыкновенного.  Но когда они вышли  на
центральную  поляну,  под  прежнюю  неумолимую яркость неба,  памятник
звездолету "Темное Пламя" показался им слишком простым.
      Модель корабля - полусферический купол из темно-зеленого металла
-   рассекалась   грубой   прямой   расщелиной,   точно   разрубленная
колоссальным  мечом.   Вокруг   основания   под   кольцевым   выступом
располагались изваяния людей. Площадка - подножие памятника - состояла
из туго скрученной спирали светлого,  зеркально полированного металла,
врезанного в черный матовый камень.
      Число скульптур   на   каждом   полукружии   разруба   оказалось
неодинаковым:  пять - с западной, восемь - с восточной. Ученики быстро
разгадали несложную символику.
      - Это смерть, разделившая погибших на планете Торманс и тех, кто
вернулся   на   Землю,-   тихо  сказала  Айода,  слегка  побледнев  от
охватившего ее чувства.
      Учитель молча наклонил голову.
      - А те, кто вернулись?
      - Вернувшиеся  жили  недолго  от сверхнапряжения пути и страшных
испытаний.
      В этот   момент  Ларк,  приблизившийся  к  западному  полукружию
скульптур,  поднял перед собой скрещенные  ладони  -  жест  призыва  к
молчанию. Остальные медленно подошли. Учитель остался позади, глядя на
купол звездолета,  вздымавшийся из длинной  тени  рощи  и  похожий  на
сверкающее темное зеркало.  Рядом с разрубом,  несколько отдаленная от
других,  стояла в спокойной подтянутой позе женщина с книгой в  руках.
Легкие  складки  ее костюма с короткой юбкой облегали ее тело.  Только
толстый сигнальный браслет астронавта выше локтя левой руки выдавал ее
отношение  к сверхдальней космической экспедиции.  Она смотрела поверх
книги,  крупные пряди густых волос спадали  на  нахмуренный  в  усилии
мысли лоб.  Та же напряженная дума отражалась в скорбном изгибе полных
губ и черточках вокруг глаз...
      - Сама  Фай  Родис,  командир экспедиции,- шепнула Пуна,  первой
подошедшая к статуям.  В молчании памятника шаги по  гладкому  металлу
казались вызывающе громкими, и ребята сбросили обувь.
      Еще одна женщина стояла боком,  выставив вперед  левое  плечо  и
погрузив  руку  в  пышную  гриву волос жестом не то отвращения,  не то
тревоги.  Ее лицо,  правильно-овальное,  с явно монгольскими  чертами,
было  обращено  на  зрителей.  В  раскосых  глазах  таилось сильнейшее
нервное напряжение.  Казалось,  что Тивиса Хенако,  биолог экспедиции,
вот-вот крикнет: "Смотрите, как это плохо!"
      И в противоположность тревоге биолога,  рядом с ней,  астрофизик
звездолета  Тор  Лик  свободно и спокойно облокотился на раму люка,  а
правую руку жестом успокоения и защиты положил  на  плечо  Тивисы.  Он
стоял,  беспечно  скрестив  ноги,  и  от  всей  его фигуры исходила не
физическая,  для этого он был слишком молод и тонок,  а нервная  сила.
Отвернувшись   от   астрофизика   и  склонив  крупную  голову,  первый
астронавигатор Вир Норин простер правую руку перед  грудью  последнего
из пятерки - инженера броневой защиты Гэн Атала.
      Инженер высоко  занес  обе  руки,  держащие  рукоять   какого-то
примитивного  оружия.  Его  длинное лицо с узкими,  близко посаженными
глазами было грозно.  Гэн Атал предстал перед памятью Земли как воин в
усилии битвы с злобным врагом.
      Статуи навсегда  оставшихся  на  безмерно  далекой   планете   и
отдавших  свои  жизни неведомым людям Торманса резко освещались лучами
заходящего солнца,  пробивавшимися через  вершины  секвой.  Скульптуры
восьми  вернувшихся  оказались  в  сумеречной  тени,  точно подернутые
покровом печали.
      Почти на  линии  разруба,  совсем  близко  от  пяти  погибших  и
несколько отступая от всех остальных,  стояли,  крепко обнявшись,  две
женщины.  Одна,  в  полном расцвете сил,  одетая в обтягивающую тонкую
блузку с открытыми плечами и обычные брюки  астронавта.  Она  смотрела
искоса  из-под  опущенных  ресниц,  горькая  улыбка  трогала  короткую
верхнюю губу.  К ней прижалась  невысокая  девушка  в  полном  костюме
звездолетчицы, то есть легкой куртке со стоячим воротником и свободных
брюках.  Она  вся  напряглась  в   полуобороте,   как   бы   сдерживая
прорывающиеся чувства,  и,  упираясь бедром в часть какого-то прибора,
смотрела на зрителей с гневом,  горем и редкой на  Земле  жалостью,  в
упрямом  волевом усилии сжав твердо очерченный крупноватый рот.  "Врач
Звездного Флота   Эвиза  Танет  и  антрополог-лингвист  Чеди  Даан"  -
прочитали ученики на постаменте,  медленно  передвигаясь  к  следующей
скульптуре.  Командир  и  самый  ответственный  специалист  корабля  -
инженер аннигиляционных установок Гриф Рифт  был  изображен  в  кресле
пилота,  с руками,  лежащими на условно намеченном пульте. Он повернул
высоколобое,  полное суровой  решимости  лицо,  исчерченное  морщинами
раздумья и воли, от приборов к другим статуям, как если бы он внезапно
собрался сказать своим товарищам  нечто  очень  важное.  И  не  только
важное - недобрая весть была ясно выражена художником в лице инженера.
      Рядом, тоже  сидящий в кресле,  выставив вперед руку с браслетом
астронавта,  инженер пилотных устройств Див Симбел нагнулся,  не сводя
глаз с Гриф Рифта. Он был изваян в профиль, боком к зрителю. Массивная
голова с крепко сжатыми челюстями в противоположность остальным, очень
живым скульптурам,  казалась каменно неподвижной на склоненной могучей
шее. Правая рука сжимала рукоять прибора - Див Симбел ждал сигнала.
      Три женские  статуи  на  конце  полукружия передавали совершенно
иное настроение.
      Второй астронавигатор   Мента  Кор  сидела,  уютно  свернувшись,
поджав под себя ноги, в углу чего-то вроде глубокого дивана. Ее широко
открытые  глаза  под  низкими бровями были устремлены вдаль над лентой
вычислительной машины.  Она держала ленту обеими руками почти вплотную
к  губам  полуоткрытого  в задумчивости рта.  Тонкое мастерство сумело
выразить торжествующую уверенность.  Очевидно, астронавигатору удалось
разрешить что-то очень трудное.
      Нея Холли - инженер биозащиты,  такая же юная,  как  Чеди  Даан,
присела  на краешек выступа,  нагнувшись вперед и опираясь заложенными
назад руками на короткие рычаги.  Резко  повернув  голову  влево,  она
смотрела  как  бы  на  внезапно  появившегося врага.  Суровая смелость
выражалась во всей ее гибкой фигуре,  одетой  в  блузу  с  засученными
рукавами,  расстегнутую на груди. Ноги, обнаженные по всей длине, были
перекрещены в явном усилии,  и левая, закинутая выше правой, упиралась
в  педаль.  Небрежные  пряди  волос  спадали  на правое плечо,  щеку и
частично прикрывали лоб.
      - Она  мне  нравится  больше  всех,-  шепнул Ларк стоявшей рядом
подруге.  Та промолчала,  отрицательно качнув головой,  и показала  на
третью   звездолетчицу.   Почти  обнаженная,  с  вызывающим  сознанием
особенной силы своего тела,  она выпрямилась с высоко поднятой грудью,
обхватив  ладонями  немыслимо тонкую талию и опустив глаза.  Старинная
короткая прическа обрамляла ее суживавшееся к заостренному  подбородку
лицо.  Всезнающая,  неласковая усмешка играла на ее губах с ямочками в
углах рта. Одно плечо прикрывали тонкие складки высеченного из черного
камня шарфа,  перекинутого из-под руки за спину. Может быть, скульптор
был влюблен в этот образ,  во всяком случае, Олла Дез, инженер связи и
съемки,  воплотилась  в  поразительно  живую статую,  полную чувства и
женственности.
      Но помещенный  за  Оллой  на  конце  полукружия  последний  член
экипажа звездолета Соль Саин не  смотрел  на  нее.  Высунувшись  из-за
пульта   машины,   инженер-вычислитель  сощурился  в  нежной  усмешке,
избороздившей  лукавыми  морщинками  его  худое  лицо.  Казалось,   он
старался заглянуть на ту сторону памятника, где стояла самая близкая и
любимая, теперь навсегда скрытая от него.
      Солнце окончательно   село,  купол  погас,  и  тропическая  ночь
подкралась внезапно. Но тотчас же, подчиняясь присутствию посетителей,
автоматически  вспыхнули  лампы оранжевого света,  скрытые в кольцевом
козырьке  над  статуями.  В  искусно  перекрещенных   лучах   изваяния
сделались еще живее,  в то время как все кругом исчезло в непроглядном
мраке. Ученики затаили дыхание - они словно остались наедине с героями
"Темного Пламени". Несколько минут ожидания, и звездолетчики вздохнут,
улыбнутся и протянут руки своим потомкам.  Но время  шло,  и  застылая
неподвижность фигур тяготила все больше.  Может быть,  впервые чувство
неизбежности смерти,  невозвратной утраты проникло глубоко в  сознание
молодых людей.
      Кто-то шумно вздохнул.  Кими потер виски,  решительно  шагнул  к
статуе  Фай  Родис  и  склонился  перед  ней жестом прощания,  едва не
наткнувшись на угол каменной книги,  которую она держала перед  собой.
Его товарищи разбрелись,  останавливаясь в задумчивости перед наиболее
понравившимися  изваяниями.  Другие,  отойдя  подальше,  рассматривали
скульптурную  группу  целиком.  Большинство учеников задержалось перед
западной группой. Эти люди так и  не  вернулись  на  милую  Землю,  не
прикоснулись снова к ее целительной природе, не увидели в предсмертные
часы ни единого человека родной планеты. Мир Торманса, находившийся на
не доступном ничему,  кроме ЗПЛ,  расстоянии, казался еще безнадежнее,
опаснее и тоскливее,  чем  мертвые  планеты,  обнаруженные  у  близких
солнц, или миры непонятной жизни на экранах Великого Кольца.
      Молодые люди   прониклись   настроением   тех   времен,    когда
отправление  первого  ЗПЛ  было подобно нырку в неведомую бездну.  Они
забыли про то,  что жертва Земли на  Тормансе  не  была  напрасной,  и
стояли  перед  памятником,  как  провожавшие "Темное Пламя" более века
назад в его никем еще не пройденный путь,  полные  смутной  тревоги  и
вполне реального сознания великой опасности экспедиции.
      Учитель добился  своего  -  ученики  подготовились  к  просмотру
"звездочки" Дома Истории, стереофильма с описанием экспедиции, большей
частью снятого на натуре.  Другие события были восстановлены по записи
памятных  приборов и рассказам вернувшихся членов экспедиции.  Молодым
людям  пришлось  напомнить  о  необходимости  возвращения.   Несколько
человек предложили переночевать на месте, но большинство приняли совет
учителя - возвратиться ночным поездом,  чтобы  завтра  же  просмотреть
"звездочку", которая потребует дня с перерывом на отдых.
      Неохотно, часто оглядываясь, ученики собрались и пошли по дороге
сквозь  рощу.  Едва  последний человек сошел с площадки подножия,  как
освещение памятника погасло.  Модель звездолета и статуи  его  команды
исчезли  во мраке,  будто провалились в черную бездну антимира Тамаса.
Слабым фосфорическим сиянием засветились края  дороги.  Путники  могли
уверенно  идти и в непроглядной тьме рощи,  и под звездным небом через
перевал круга холмов.
      В сосредоточенном  молчании  они  пришли  к  станции.  Привычная
обстановка  Спиральной  Дороги,  свет  и  множество   людей   ослабили
впечатление,  и  молодежь  принялась  возбужденно обсуждать увиденное.
Вопрос:  кто кому больше понравился - горячо  дебатировался,  пока  не
пришел поезд и усталые путешественники не прилегли на мягких сиденьях.
      - А все-таки те пять,  что погибли,  лучше вернувшихся, и это не
случайно! - твердил Кими, устраиваясь поудобнее.
      - Вовсе нет!  - возразила свернувшаяся калачиком Пуна.- Мне Гриф
Рифт показался самым глубоким, твердым и умным!
      - Зачем тогда он остался в корабле?
      - Кто же,  кроме него, мог справиться с аннигиляцией? Неужели ты
не понял,  что "Темное Пламя" погиб бы на Тормансе или  в  пути  и  мы
никогда ничего не узнали бы!
      - Это так! И все же...
      - И все же я хочу спать и не спорить с тобой.  Тем более что все
по-разному отнеслись к людям экспедиции.  Дальве в восторге от боевого
Гэн Атала и Неи Холли, а ты не сводил глаз с Фай Родис и Див Симбела.
      - Увидим, кто лучше! - возразили с другого ряда кресел.- Завтра,
после "звездочки".
      - Увидим! - сонно пробормотала Пуна, но неугомонный Кими подошел
к учителю,  устроившемуся в заднем конце салона.  Юноша жестом спросил
разрешения и получил утвердительный наклон головы.
      - Вы,  с  опытом  жизни и углубленным пониманием,- сказал Кими,-
кого из них вы избрали бы своим другом?
      - Ты думаешь о товарищах в подвигах или же менторе?
      Кими покраснел и опустил глаза.
      - Понимаю.  Но  в  выборе подруги не может быть подражания,  и я
тебе не пример.
      - Нет, конечно. Но я хотел узнать... думая о верности суждения и
вкуса. Мы все так разошлись...
      - И   хорошо.  Независимость  суждения  мы,  учителя,  стараемся
воспитать в вас с первых шагов  в  жизни.  Потом,  после  определенной
суммы знаний, возникает общность понимания.
      - И вы?..
      - Я, если бы мог выбирать, выбрал бы Фай Родис.
      - О, да! И я...
      - Или Оллу Дез!
      - Почему же?  - недоуменно воскликнул юноша.- Они такие  разные,
совсем непохожие.
      - В этом и дело. Видишь, я предупредил тебя. Пора спать, и мы не
будем  начинать сложного разговора.  Но скоро тебе придется узнать уже
не разумом,  а чувством всю неизбежную полярность ощущений, диалектику
жизни,  гораздо  более сложную и трудную,  чем все головоломные задачи
творцов теорий в науке и новых  путей  искусства.  Помни  всегда,  что
самое трудное в жизни - это сам человек,  потому что он вышел из дикой
природы не предназначенным к той жизни,  какую он должен вести по силе
своей мысли и благородству чувств.
      Учитель умолк  и  ласково  подтолкнул  Кими  к  его  месту.  Эти
заключительные  слова  много  раз  возникали в памяти юноши в те часы,
когда "звездочка" памятной машины стала развертывать повесть о планете
Торманс в почти подлинной жизни экранов ТВФ.

     ГЛАВА I. МИФ О ПЛАНЕТЕ ТОРМАНС

      - В заключение позвольте рассказать о происхождении названия.  В
пятом   периоде  ЭРМ  в  западной  сфере  мировой  культуры  нарастало
недовольство  цивилизацией,  выросшей   из   капиталистической   формы
общества.  Многие  писатели  и  ученые  пытались  заглянуть в будущее.
Предчувствие художников внедрялось тревогой  в  думы  передовых  людей
перед  близящимся  кризисом в те годы,  когда назревавшие противоречия
заканчивались военными конфликтами.  Но с изобретением дальних ракет и
ядерного   оружия  опасение  за  грядущую  судьбу  человечества  стало
всеобщим и,  разумеется,  отразилось  в  искусстве.  В  Доме  Искусств
хранится  картина  тех  времен.  Короткая  подпись  под ней совершенно
понятна  нам:  "Последняя  минута".  На  обширном  поле  рядами  стоят
гигантские  ракеты,  подобные  высоким  крестам на старинном кладбище.
Низко  нависло  мутное,  бессолнечное  небо,  угрожающе   прочерченное
острыми пиками боевых головок - ужасных носителей термоядерной смерти.
Люди,  трусливо оглядываясь, как бы сами в страхе от содеянного, бегут
гуськом  к  черной пещере глубокого блиндажа.  Художник сумел передать
чувство страшной беды,  уже неотвратимой, потому что в ответ на гибель
миллионов   невинных   людей   оттуда,  куда  нацелены  крестообразные
чудовища,  прилетят такие же ракеты.  Погибнут не те,  которые бегут в
блиндаж,  а  изображенные на другой стороне диптиха мужчина и женщина,
юные и  симпатичные,  преклонившие  колени  на  берегу  большой  реки.
Женщина прижимает к себе маленького ребенка, а мальчик постарше крепко
уцепился ручонками за отца. Мужчина обнимает женщину и ребят, повернув
голову  назад,  туда,  где  из  накатывающегося облака атомного взрыва
высунулся гигантский меч,  занесенный  над  жалкими  фигурками  людей.
Женщина не оглядывается - она смотрит на зрителя,  и бесконечная тоска
обреченности на ее лице гнетет каждого,  кто  видит  эту  картину.  Не
менее  сильно  выражена  беспомощность  мужчины  -  он знает,  что все
кончено, и только хочет, чтобы - скорее.
      Настроения, аналогичные   отраженным  в  картине,  среди  людей,
исповедовавших  христианскую  религию  и  безоговорочно  веровавших  в
особенные,   мистические,  как  называли  тогда,  силы,  стоявшие  над
природой,  появились еще  раньше,  после  первой  мировой  войны  ЭРМ.
Моралисты   давно   увидели   неизбежность   распада  прежней  морали,
исходившей из религиозных догм, вместе с упадком религии, но в отличие
от  философов-диалектиков  не видели выхода в переустройстве общества.
Примером такой реакции на действительность для нас стала сохранившаяся
от  этого  периода  небольшая  книга  Артура  Линдсея о фантастическом
путешествии  на  некую  планету  в  системе  звезды  Арктур.  Конечно,
путешествие  мыслилось  духовно-мистическим.  Ни  о  каких звездолетах
техника того времени еще не могла и думать.  На  воображаемой  планете
происходило  искупление  грехов  человечества.  Мрачная,  полная тоски
жизнь,  обрисованная автором,  удивляет богатством  фантазии.  Планета
называлась  Торманс,  что  на  забытом  языке означало "мучение".  Так
родился  миф  о  планете  мучения,  который  затем  был   использован,
насколько можно судить,  и художниками, и писателями многих поколений.
К мифу о Тормансе возвращались не раз,  и  это  происходило  всегда  в
периоды кризисов,  тяжелой войны,  голода и смутного будущего. Для нас
планета Торманс была лишь одной из многих  тысяч  сказок,  канувших  в
небытие. Но всем известно, что семьдесят два года назад мы получили по
Великому Кольцу первое известие о странной планете красного  солнца  в
созвездии  Рыси.  Историк  Кин  Рух,  извлекший  из-под  спуда  времен
первоисточник мифа,  назвал новую планету Тормансом - символом  тяжкой
жизни людей в неустроенном обществе.
      Глубокий голос Фай Родис умолк,  и в зале Совета  Звездоплавания
на минуту наступила тишина.  Затем на трибуне появился худой человек с
непокорно торчащими рыжими волосами.  Его хорошо знала вся планета - и
как  прямого потомка знаменитого Рен Боза,  первым осуществившего опыт
прямого луча и едва не погибшего при этом,  и как теоретика  навигации
ЗПЛ.  Люди,  видевшие  памятник Рен Бозу,  считали,  что Вел Хэг очень
похож на прадеда.
      - Вычисления закончены и не противоречат гипотезе Фай.  Несмотря
на колоссальную удаленность Торманса,  вполне возможно,  что те  самые
три  звездолета,  которые  ушли  с  Земли в начале ЭМВ,  достигли этой
планеты.  Представим,  что  корабли  попали  в  область  отрицательной
гравитации, провалились в  нуль-пространство  и  оттуда,  естественно,
соскользнули  наз