до глубины души гостью в
мягкое кресло. Заметив, что она нервно облизывает пересохшие губы, дал
ей  напиться;  положив  руку на горячий лоб Сю-Те,  успокоил ее и лишь
после этого  вызвал  из-под  кровати девятиножку.  СДФ темно-сливового
цвета тихо загудел,  Сю-Те вскочила,  переводя взгляд с машины на  Вир
Норина со смешанным выражением опаски и восторга.
      Вир Норин принялся было вызывать Таэля,  но нашел лишь дежурного
по связи с  землянами,  из  единомышленников  инженера.  Вир  попросил
дежурного найти ему пристанище среди "джи".
      Окончив разговор,  он переключил СДФ на прием,  уселся  рядом  с
Сю-Те   и  стал  расспрашивать  ее,  пока  не  почувствовал,  что  она
успокоилась и лишь борется с  тяжелой  усталостью.  Ничего  не  стоило
погрузить  в  крепкий  сон девушку,  послушно свернувшуюся клубочком в
кресле.  Сам Вир терпеливо выжидал,  пока заговорит СДФ,  тоже отдыхая
перед  прощением  "мастерской" медикобиологического института.  Прошло
более двух часов.  Раздался едва слышный вызывной сигнал,  и на экране
появился встревоженный Таэль, всегда опасавшийся несчастий.
      Вир Норин тут же получил  адрес.  В  кварталах,  занятых  домами
"джи",  где  жил одинокий профессор Ассоциации Архитектуры,  к услугам
землян нашлось две удобные комнаты. Там обитала в основном техническая
интеллигенция,  среди  которой  немалую  роль  играли  единомышленники
Таэля, из числа смотревших фильмы "Темного Пламени".
      Сю-Те проснулась  и  осматривалась,  натягивая на колени измятое
платье.
      - Идите умойтесь,- весело предложил астронавигатор,- и мы пойдем
обедать,  а потом - на квартиру.
      Комната найдена,  только  она  будет  рядом  с моей.  Это вам не
помешает?
      Сю-Те радостно хлопнула в ладоши.
      - Вовсе нет!  Так скоро?  Ох,  как я долго спала!  Последние две
ночи я ехала, стоя в коридоре, у меня кончились деньги...
      - Так вы очень голодны! Идемте же!
      Они зашли  в большой Дворец Питания,  хорошее,  по меркам Ян-Ях,
здание с оправленными в  железо  стеклянными  дверями  и  отделкой  из
полированного камня.
      Сю-Те, смущаясь своего легкого,  дешевого платья -  в  эти  часы
женщины  обычно носили брюки,- забилась в угол и оттуда с любопытством
следила за незнакомой обстановкой и поведением  столичных  людей.  Вир
Норин  тоже  любил  это  делать  в  свободные минуты.  Им подали обед.
Украдкой поглядывая на свою спутницу,  он удивлялся,  как красиво, без
жадности  и  без  нарочитой  манерности ела эта,  без сомнения,  очень
голодная девушка.  Совсем как жительница Земли.  Вир Норин лишь  после
узнал,   что  Сю-Те  не  получила  воспитания  и  ее  приятные  манеры
объяснялись врожденной душевной деликатностью.
      Недалеко от них, у полированной колонны из серого искусственного
мрамора,  сдвинув несколько столиков, расположилась шумная и развязная
компания молодых людей.  Вир Норин и Сю-Те могли свободно обмениваться
впечатлениями,  не привлекая ничьего внимания. Между столами танцующей
походкой прохаживалась девушка в красно-коричневом платье, на редкость
хорошо сложенная для тормансианки.  Она ходила прямо и гордо, умное ее
лицо  с  задумчивым  и  грустным  выражением было вызывающе накрашено.
Среди посетителей и подавальщиц она производила впечатление  редкости,
но  легкий  налет  вульгарности прикрывал ее изящную манеру держаться.
Ноги девушки в золотых туфлях с высокими  каблуками  ступали  легко  и
вкрадчиво.
      - Смотрите, какие красивые ноги! - воскликнула Сю-Те.
      Астронавигатор покосился  на  маленькие  ступни  своей спутницы,
обутые  в  сандалии-подошвы  с  двумя  ремешками,  сходившимися  между
большими и вторыми пальцами.  Ровные, как у детей, ноги Сю-Те казались
босыми и беззащитными. Она спрятала их под стол и повторила:
      - Смотрите,  как она печальна. Это участь всех красивых девушек.
Может быть, ей надо сказать утешение, как и мне?
      Астронавигатор промолчал,  подумав,  что  Сю-Те недаром обратила
внимание именно на  эту  девушку.  И  та  и  другая  выделялись  своей
серьезностью  среди  других молодых женщин с их нервной крикливостью и
кривляньем, считавшимися модными в столице Торманса.
      - Я чувствую,  ты совсем необыкновенный человек.  Может быть,- в
глазах Сю-Те мелькнул испуг,- переодетый "змееносец"?
      - Вы  когда-нибудь слыхали,  чтобы хоть один "змееносец" помогал
первым встречным? - улыбнулся Вир Норин.
      - Никогда! - обрадовалась девушка.- Но почему ты не говоришь мне
"ты", как принято у нас? Почему?
      - Объясню потом.
      Конец обеда прошел в молчании.  Притихшая  Сю-Те  пошла  за  Вир
Норином  в  поисках дома с обещанным жильем.  Они заблудились в старой
части  города,  с  тесными,  кривыми  улочками.  Вир  Норин  остановил
прохожего "кжи".
      - Поднимайся направо,- сказал тот,- увидишь кварталы серых домов
вроде бы из кирпича. Как залают собаки, можно считать, что пришел.
      В кварталах домов "джи" Вир Норин и раньше видел  немало  собак,
которых на поводках прогуливали женщины.  В других местах города он не
заметил никаких домашних животных. Для землянина не было сомнения, что
собаки  завезены  сюда  с родной планеты,  их поразительное сходство с
темными не могло быть случайным.
      - Здесь слишком много собак! - удивилась Сю-Те.- Зачем они?
      - Наверное,  у  долгоживущих  есть  время,  чтобы  уделять   его
животным. Мне всегда собаки казались пленниками тесных домов и комнат,
годных разве что для кошек...
      - И для человека,- вставила Сю-Те.
      - Да,  к  сожалению.  Наиболее  восторженными  любителями  собак
иногда бывают одинокие неврастеники или обиженные чем-то люди. Для них
привязанность собаки служит опорой,  как бы убеждая их,  что и они для
кого-то   высшие   существа.   Удивительно,  насколько  многолико  это
стремление быть высшим существом! Опасность, недооцененная психологами
древности!
      - Нашими психологами в древности? Ты знаешь историю?
      - Немного.
      - Как бы мне хотелось знать ее побольше!  История была для  меня
самым интересным предметом в школе...
      Хозяин квартиры  оказался  дома.  Высокий,  старый  "джи"  низко
поклонился астронавигатору, осторожно пожал руку Сю-Те. В темной узкой
передней Вир Норин обратил  внимание  на  массивную  входную  дверь  с
несколькими сложными замками.
      - Это не против ворья,- пояснил хозяин,- они,  если захотят, все
равно вломятся.
      - Неужели?
      - Конечно.  Я думаю,  не многие отдают себе отчет, насколько мы,
"джи",  беспомощны перед хулиганами и ворами.  Обороняться нам нельзя.
Даже если бы имели оружие!  Приходится отвечать за причиненное увечье,
если бы на тебя даже нападали с ножом.  Меня удивляет,  как  еще  мало
"кжи"   используют   предоставленные   им   государством  возможности:
врываться в квартиры, избивать, оскорблять.
      - Зачем же государству поощрять безобразия?
      - Очень просто. Это дает разрядку недовольным жизнью и видимость
свободы.  Воры не так страшны, они ограничатся кое-какими вещами. Куда
опасней "глаза владыки"!  Они подбирают ключи,  шарят по  квартирам  в
надежде найти запрещенные книги, песни, личные дневники, письма.
      - И это все запрещено?
      - Вы с неба свалились?!  Ах,  простите,  в самом деле...- Хозяин
смешался.
      Вир Норин попросил отвести их в комнаты.
      Квадратные, задрапированные коврами и занавесями, они показались
Сю-Те очень уютными.  Выбрав по настоянию хозяина комнату, выступавшую
-  в  виде  фонаря  -  на  улицу,  она  с  трудом   сдерживала   слезы
благодарности.
      - Я знаю,  молодые девушки любят мечтать,  наблюдая идущую  мимо
жизнь,- неожиданно ласково сказал профессор.
      - У вас есть дочери? - спросила Сю-Те.
      - Была...  Умерла  во  Дворце Нежной Смерти:  оказалась "кжи" по
способностям и не захотела воспользоваться моим правом.
      - Каким? - тихо спросил Вир Норин.
      - Правом сохранить одного человека из моей семьи,  даже если  он
"кжи".  Для ухода за будущим стариком,  еще нужным для государства.  И
вот не осталось никого...
      Вир Норин переменил тему разговора,  попросив позволения попозже
привести СДФ, чтобы не привлекать внимания.
      Хозяин одобрил эту осторожность.
      - А вас,  Сю-Те,- сказал Вир Норин,- я попрошу не ходить никуда,
пока не получите карточки для полноправного житья в столице.
      - Не беспокойтесь!  Я присмотрю за ней и никуда не  выпущу  вашу
птичку. Верно, она похожа на гитау?
      Вир Норин признался, что понятия не имеет об этом существе.
      - Маленькая, с черно-пепельными головкой и хвостом, грудка у нее
вишневая, спина и крылья ярко-синие, лазурные. Неужели не видели?
      - Нет!
      - Простите старика! Я все забываю, что вы не наш.
      Вир Норин заметил, как вздрогнула Сю-Те.
      До института Вир Норин добрался уже после  наступления  темноты.
"Мастерская" еще только собралась. Как всегда, приход землянина вызвал
нескрываемое любопытство, в среде ученых оно было особенно острым.
      Вир Норин  помнил  предупреждения  Таэля.  На  каждом  собрании,
помимо тайных агентов Совета Четырех,  могли быть установлены  приборы
для  записи  речи  и  подслушивания  разговоров.  Бедность ресурсов не
позволяла  проделывать  это  на   каждом   собрании,   но   там,   где
присутствовал земной гость,  звукозапись производилась наверняка. И он
решил не вызывать разговоров, опасных для собеседников.
      К удивлению    астронавигатора,    присутствующие    вели   себя
непринужденно и высказывались довольно резко. Наслушавшись о произволе
олигархов,  Вир  Норин даже встревожился.  За такие речи ученых должны
были  немедленно  упрятать  в  тюрьму.  Лишь  позднее  до  него  дошла
психологическая тонкость политики Чойо Чагаса:  пусть выговариваются -
они все равно не  могут  не  думать  о  положении  общества,  -  пусть
разражаются  пустыми  речами,  зато  не будут создавать конспиративных
организаций,  борьба с которыми привела бы к нежелательным изъятиям из
среды ценных для государства интеллигентов.
      Первым выступил молодой,  аскетического вида  ученый  с  гневным
огнем  в глазах и выступающим подбородком.  Он говорил о бесполезности
дальнейшего развития науки:  чем шире становится  ее  фронт  и  глубже
проникновение в  тайны  природы,  тем  больших  усилий  и материальных
затрат  требуется  для  каждого  шага.  Быстрые  продвижения  одиночек
невозможны.  Познание  оказалось  слишком  многосторонним,  все  более
сложные  эксперименты  замедляют  ход  исследований  и,  кроме   того,
громоздят горы неиспользуемой информации. При малой затрате средств на
науку нет никакой надежды,  что она сможет разрешить стоящие перед ней
задачи,  проникнуть в глубокие противоречия биологических механизмов и
социального развития.  Выходит,  они,  ученые, получают от государства
привилегии за то,  чего сделать не могут, то есть являются паразитами,
живущими  на  ренту   приобретенных   званий.   Раздробленное   знание
углубляется  в вопросы,  практически уже ненужные,  потому что резервы
планеты исчерпаны.  Ученый закончил призывом отказаться  от  жреческой
амбиции  и  обратить  свои взоры к небу,  откуда появляются звездолеты
могучих цивилизаций,  сумевших не разграбить доставшуюся им природу, и
прежде всего - землян, братски похожих на людей Ян-Ях.
      Сидевший около Вир Норина заместитель директора покачал  головой
и шепнул:
      - Опасная речь, очень опасная.
      - Ему что-нибудь угрожает?
      - Серьезные последствия.
      - Он будет наказан государством?
      - Не думаю. Но коллеги не простят ему такого саморазоблачения.
      Перед столом,  где  заседал  совет  "мастерской",  встал  другой
ученый, бледный и хмурый, чеканивший слова с ядовитой насмешкой:
      - Нельзя  призывать  на  помощь другие цивилизации космоса.  Они
явятся завоевателями,  и мы сделаемся их рабами. Это предвидел великий
Ино-Кау  в  Век  Мудрого  Отказа,  то есть в момент первого контакта с
инопланетными культурами.  Пусть простит земной гость, но таков взгляд
реалиста, а не романтического мечтателя!
      - Я не удивляюсь!  - подал реплику Вир Норин.- На Земле,  еще  в
Эру Разобщенного Мира, знаменитый китайский ученый Янг требовал, чтобы
мы не отвечали на вызовы,  если они придут с других планет.  В это  же
самое время немецкий астроном Хернер заявил,  что в установлении связи
с другими мирами он видит последнюю возможность избежать всепланетного
самоубийства.  Он  подразумевал  войну  с  использованием страшнейшего
оружия, изобретенного к тому времени наукой.
      Заместитель директора    института,   взяв   слово,   перечислил
благодеяния,  внесенные в биологическую  медицину  учеными  института:
лекарства,  особенно  галлюциногенные наркотики,  и методы перестройки
психики.
      - Вот  реальное  опровержение инсинуаций первого оратора,  будто
наука не результативна в социальных делах.  Она имеет прямое отношение
к благам для человечества.
      - Простите чужеземца,- вмешался Вир Норин,- каким образом?
      - Информация,  как  бы  обширна  она  ни  была,  сама по себе не
порождает мудрости и не помогает человеку  одолеть  свои  затруднения.
Безмерная людская глупость не дает возможности понять истинную природу
несчастий.  С помощью наших аппаратов и химикалий мы вбиваем  в  тупые
головы  основные  решения  социальных  проблем.  По заданию великого и
мудрого Чойо Чагаса  мы  создали  гипнотического  змея,  раскрывающего
замыслы   врагов   государства.  Наш  институт  изготовил  машины  для
насыщения воздуха  могущественными  успокоителями  и  галлюциногенами,
ничтожное  количество  которых  способно  изменить  ход  мыслей самого
отчаявшегося человека и примирить его с невзгодами и даже смертью...
      - Да,  но  наука  не  сумела  даже  выяснить смысл существования
человека,- вдруг перебил заместителя директора новый оратор, человек с
редкой и узкой бородкой,  похожий на древних монголов.- Люди не больше
понимают цель жизни, чем ужасные животные суши и океана, исчезнувшие с
лица  планеты  Ян-Ях,  поэтому  я  не  склонен торжествовать,  как наш
высокоуважаемый начальник.  В глазах  невежественных  людей,  будь  то
"кжи" или высшие слои общества,  наука всегда права, разбивая издревле
установившиеся представления.  Они думают,  что  наука  сама  по  себе
наиболее благородный инструмент человека,  извращенная только скверной
его натурой, что она самая эффективная сила жизни. Короче говоря, в их
представлении мы должны всегда идти только научным путем - магическим,
превращающим ученого в волшебника и оракула!  Какая ирония!  Нужно  ли
говорить,  какой  горький  урок  получили благодаря этому предрассудку
народ и вся в целом планета Ян-Ях!
      Разрыв между  народом  Ян-Ях  и наукой был настолько велик,  что
породил  полную  некомпетентность  большинства  людей,  относящихся  к
ученым  с  суеверным  опасением.  А  мы платим им отсутствием малейшей
заботы о судьбе народа.
      Заместитель директора  подал  знак председательствующему,  и тот
прервал оратора:
      - Второй  раз  в  этот  вечер выступления принимают недопустимую
форму  клеветы  на  науку  и  ее  честных  тружеников.  Давайте  лучше
послушаем  нашего  гостя,  его  мнение  о  науке,  оценку  сегодняшних
высказываний, хотя они не пошли по нужному направлению.
      Вир Норин  встал,  извинился,  если неточно понял говоривших,  и
сказал,  что попытается изложить мнение землян о науке в  самых  общих
чертах.
      - Наука не знает и не может знать всей необъятности мира. И вера
в то,  что она уже нашла решение всех проблем,  приведет к катастрофе.
Так  могут  думать  лишь  ослепленные  догматизмом  или  некритическим
энтузиазмом люди.  Ни одно из открытий,  ни один из величайших законов
не  окончательны.  Думают  о  полноте  и  законченности  науки  обычно
догматические умы в математике,  но ведь это одно и то же, как если бы
историк решил,  что история завершена.  Чем  больше  развивается  наше
знание,  тем  больше  загадок природы встает перед нами.  Беспредельно
богатство самых привычных явлений, неисчерпаемое в своем разнообразии,
в  извилистых  путях исторического развития.  Мы на Земле представляем
науку  как  необъятную  работу,  устремляющуюся  вдаль  на   миллиарды
парсеков и в будущие поколения на тысячи веков. Так сложна и загадочна
вселенная,  что с прошедшими тысячелетиями развития науки мы  утратили
заносчивость  древних  ученых  и  приучились  к  скромности.  Одно  из
основных положений,  которому мы учим наших детей,  гласит:  "Мы знаем
лишь ничтожную часть из того, что нам следует знать..."
      Легкий шум удивления прошел по комнате, но ученые умели слушать,
и Вир Норин продолжал:
      - Природа,  в  которой  мы  живем  и  частью  которой  являемся,
формировалась   сотни   миллионов   лет,   через   историческую  смену
уравновешенных систем.  В ее настоящем виде  эта  сложность  настолько
велика и глубока,  что мы не можем играть с природой, пользуясь весьма
ограниченными научными данными.  Выигрыш будет очень редок, случаен, а
проигрышей - без числа.  Очень давно на Земле люди, поддаваясь желанию
брать что-то без труда и усилий,  за ничто,  играли на ценности. Одной
из  распространенных  игр  была  рулетка:  легко  вращавшееся колесо с
перегородками, окруженное неподвижным лимбом. На колесо бросали шарик,
и  остановка  колеса  или  шарика  - об этом не сохранилось сведений -
около определенных цифр на  лимбе  приносила  выигрыши.  Иначе  деньги
забирал владелец машины. В те времена люди не имели никакого понятия о
законах этой игральной машины  и,  хотя  подозревали  всю  случайность
совпадений,   продолжали   играть,   проигрывая  все  имущество,  если
своевременно не уходили из игорного дома.
      Так и нам нельзя играть с природой, которая миллиарды лет играет
сама наугад, ибо это - ее метод, подмеченный еще семь тысячелетий тому
назад  в  Древней  Индии  и названный Раша-Лила - "божественная игра".
Наша задача найти выход из игорного дома природы. Лишь соединение всех
сторон человеческого познания помогло нам подняться выше этой игры, то
есть выше богов Индии. Мы могли и не успеть, ибо в сгущавшемся инферно
нашей планеты Стрела Аримана могла бы причинить непоправимый ущерб.  Я
употребил термин,  возможно,  непонятный вам,- сгущение инферно. Чтобы
не  вдаваться в объяснения,  определим его так:  когда человек неумело
проявляет  мнимую  власть  над  природой,  он   разрушает   внутреннюю
гармонию,  добытую ценой квадрильонов жертв на алтаре жизни. "Когда мы
поймем,  что васильки и пшеница составляют единство,  тогда мы возьмем
наследие  природы  в добрые,  понимающие ладони",- сказал один ученый.
Таково, в самых общих словах, отношение к науке на Земле.
      Что я  могу сказать о вашей науке?  Три тысячелетия назад мудрец
Эрф Ром писал,  что наука будущего должна стать не  верой,  а  моралью
общества,  иначе она не заменит полностью религии и останется пустота.
Жажда знаний должна заменить жажду поклонения.  Мне кажется, что у вас
эти  соотношения как бы вывернуты наизнанку и даже кардинальный вопрос
о вечной юности вы сумели решить ранней смертью. Какой я видел науку в
институтах  и  на  сегодняшней  дискуссии?  Мне  кажется,  главным  ее
недостатком является небрежение к человеку,  абсолютно недопустимое  у
нас  на Земле.  Гуманизм и бесчеловечность в науке идут рядом.  Тонкая
грань разделяет их,  и нужно быть очень чистым  и  честным  человеком,
чтобы не сорваться.  Мало того, по мере развития гуманизм превращается
в бесчеловечность,  и наоборот,- такова диалектика  всякого  процесса.
Спасение жизни любыми мерами превращается в жестокое издевательство, а
ДНС тогда становится благодеянием,  однако в ином обороте,  кто  будет
спорить  о  бесчеловечности  ДНС?  Вы  ставите  опыты  над животными и
заключенными,  но почему не идете вы через психику,  которая  безмерно
богаче  и  шире  любого  химического  средства?  Почему  н