ный всем обитателям саванны.
   - Давайте перейдем к официальной  части,  -  сказал  Сергей,  вместе  с
креслом передвигаясь чуть-чуть ближе к столу. - Согласно имеющимся у  меня
полномочиям я принимаю контроль над базой геологоразведывательного  отряда
"Оникс-2". Прошу передать мне служебную документацию, ключи от помещений и
табельное оружие.
   - Все в свое время, - Карстенс налил себе стакан воды  и,  сморщившись,
выпил. - Итак, все карты раскрыты. Я получил хороший урок. За это спасибо.
Вы правы почти во всем. Камни действительно  стали  для  меня  наркотиком.
Благодаря им я открыл в себе массу пороков. И совсем этого  не  стесняюсь.
Оказывается, именно в пороках и заключается вся  прелесть  жизни.  Сколько
лет было потеряно зря. С детских лет  мне  вдалбливали  рабскую  мораль  -
делай так, а не иначе! Уважай старших, заботься о младших, мой руки  перед
едой, не забывай говорить  "спасибо".  А  я  ненавидел  чванство  старших,
презирал  сопли  младших,  вместо  спасибо  мне  хотелось   заорать:   "Да
подавитесь  вы  всем  этим!".  Меня  считали  трудным   ребенком.   Лечили
психотерапией, гипнозом, электросном. Навязывали друзей, заставляли играть
в командные игры. И постепенно я стал таким,  как  все.  А  может,  просто
научился притворяться. Не знаю. Формально я  был  свободен,  но  душа  моя
угасала в клетке условностей - Эй, что это вы там переглядываетесь?
   - Вам показалось, - сказал Сергей, чувствуя, что его  голосу  недостает
убедительности. За секунду  до  этого  он  принял  новый  сигнал  Гарпага,
означавший, что схватка неизбежна. Медленно, по  сантиметру,  по  два,  он
перемещался к тому краю стола, на котором лежал отбойник.
   - Настоящую  свободу  я  получил  только  здесь!  Благодаря  камням!  -
продолжал Карстенс. Речь его постепенно  приобрела  прежний  повелительный
тон, на скулах вновь появились малиновые пятна румянца. - Камни  дали  мне
уверенность и силу. Это сейчас! А  в  будущем  они  обещали  бессмертие  и
власть над миром. Вы только что рассказали здесь про императора-сардакана,
которого никто не мог победить. А что мешает землянину также стать  высшим
существом? Называйте меня как хотите  -  сардаканом  или  дьяволом,  но  я
сейчас именно тот, кем хотел быть всегда. Да будет  вам  известно,  что  в
моих жилах течет кровь древних завоевателей, великих воинов,  для  которых
существовал только один закон - собственная воля, которые родились на свет
для того, чтобы править толпами глупой черни! Камни прекрасно поняли это и
подчинились мне. Это я повелеваю ими, а не они мной. В шебаутах  я  открыл
новые, никому не известные свойства! Все ваши бхайлавы, вместе взятые,  не
знают и десятой доли того, что знаю я! Кого вы захотели обмануть,  глупцы!
Я с трудом сдерживал смех, когда вы  явились  ко  мне  со  своей  дурацкой
бутылкой. Я нарочно Притворился побежденным, сломленным, и вы попались  на
это. Я же просто водил вас за нос! Мне пытались  навязать  чужую  волю,  а
вышло так, что я навязал вам  свою!  И  даже  за  язык  никого  тянуть  не
пришлось! Сами все рассказали! А ведь всерьез  собирались  уничтожить  мои
шебауты. Куда уж вам! Смотрите! - Карстенс рывком распахнул  сейф.  -  Они
целехоньки! И сосуд с живой водой закупорен как положено. Не вам  тягаться
со мной! На этой планете еще не было колдуна, равного  мне!  Но  пока  это
тайна! И все, причастные к ней, должны умереть...
   Сергей изо всех сил оттолкнулся  от  подлокотников  кресла  и  бросился
вперед. От стола его отделяло  всего  метра  три,  не  больше,  но  прыжок
почему-то получился долгим,  очень  долгим...  Утратив  власть  над  своим
телом, он медленно плыл куда-то, словно гонимая ветром пушинка. Заваленная
всяким хламом поверхность стола, тускло  поблескивающий  ствол  отбойника,
угловатая громада сейфа  скоро  растворились,  канули  в  туман,  и  перед
Сергеем  остались  только  холодные  и  пустые,  как   космический   мрак,
беспощадные глаза Карстенса.
   - Это я убил капитана  Уолкера.  Он  мешал  мне.  Постоянно  одергивал,
запрещал носить камни. Потом я устроил  аварию  космического  корабля,  на
котором  должен  был  прилететь  инспектор.  Дал  неверные  ориентиры  для
посадки. Я в то время уже ничего не боялся. Камни  стали  моими  надежными
союзниками.
   - Ваши преступления тяжелы, -  с  трудом  ворочая  языком,  пробормотал
Сергей, которому казалось, что полет в черной бездне все еще продолжается,
хотя на самом деле он стоял  в  двух  шагах  от  стола,  уронив  голову  и
раскинув в стороны руки, словно распятый  на  невидимом  кресте.  -  Но  я
думаю, что Космический трибунал  учтет,  что  совершая  их,  вы  не  могли
отвечать за свои действия.
   - Трибунал учтет?! - захохотал Карстенс. - Трибунал  ничего  не  учтет.
Живыми вы отсюда не уйдете. Что ж, спектакль окончен!  Второй  раз  Сергей
Коробкин от меня не спасется! А уж по косматым я никогда не  промахивался.
Напрасно стараешься, рыжая обезьяна! - это относилось  уже  к  Гарпагу.  -
Можешь пялиться на меня, как удав, до конца своей жизни, то есть еще минут
пять. Это тебе уже не поможет.
   - Я думал... вы просто больной человек... -  какая-то  сила  сдавливала
грудь Сергея, и не позволяла ни пошевелиться, ни даже глубоко вздохнуть. -
Тронувшийся с ума от одиночества... одурманенный шебаутами... Я хотел  вам
помочь...  Спасти...  Я  ошибся.  Вы  даже  не  человек...   Вы   выродок,
чудовище...  Никому,  никогда  не  желал  смерти,  но   вас   задушил   бы
собственными руками...
   - Жаль, - Карстенс облизал сухие губы и взял со  стола  отбойник.  -  Я
хотел еще поболтать с вами. Гости у меня  бывают  не  часто.  Но  если  вы
спешите - так и быть, начнем!
   Ствол отбойника дернулся в сторону Сергея, но, стремительно  метнувшись
через всю комнату, Гарпаг успел принять  концентрированный  гравитационный
удар на себя. Огромное тело бхайлава словно переломилось и, как  тряпичная
кукла, отлетело к стене. Отбойник щелкнул, снова встав на боевой взвод.
   - Получил чужое, косматый, сейчас получишь и свое, - прорычал Карстенс,
обходя стол. - Как же, я прекрасно помню твоего сына. Он был первым,  кого
я заставил искать камни и первым, кто подох здесь...
   Старик застонал и приподнял голову. И  столько  ненависти  было  в  его
взгляде, что Карстенс подавился словами. В наступившей тишине негромко, но
отчетливо, прозвучало короткое страшное заклинание, то самое, что  некогда
погубило императора Дракса, и хотя тогда его одновременно  произнесли  все
хейджи, все кайтаки, все воруму, все горные  шамарро  и  лесные  аджуны  -
несколько миллионов отчаявшихся мужчин, безутешных вдов, голодных детей  -
а теперь только один  изувеченный,  умирающий  старик,  это  нисколько  не
убавило его силы.
   В следующий момент в сейфе  что-то  оглушительно  треснуло.  Со  звоном
отлетела дверца. Стенки сейфа перекашивались и оплывали,  как  будто  были
сделаны  из  воска,  а  не  из  прочнейшего  в  Галактике  композиционного
материала. Карстенс выронил отбойник и захрипел -  мучительно  и  страшно,
словно глотнул  концентрированной  серной  кислоты  и  теперь  пытался  ее
отхаркнуть. Схватившись за грудь, на которой расплывалось влажное  голубое
пятно, он, сшибая кресла, попятился в угол. Одежда  на  нем  разваливалась
клочьями, сквозь пальцы сочилось уже не голубое,  а  ярко-алое.  От  сейфа
осталась только куча праха, из которого торчали осколки каменного сосуда.
   Сергей вышел, наконец, из оцепенения и бросился к телу Гарпага.  Старик
шептал что-то, но слов его нельзя было уже разобрать. На могучем торсе  не
было заметно никаких повреждений, но Сергей знал, что гравитационный  удар
оставляет следы только внутри - эмболия сосудов, разрывы легких,  обширные
кровоизлияния.
   - Потерпи, - взмолился Сергей. - Сейчас я помогу тебе. Должна же где-то
здесь остаться хоть капля живой воды.
   - Ничего не трогай, - неожиданно ясным  голосом  произнес  Гарпаг.  Его
пронзительные зеленоватые глаза  быстро  тускнели,  превращаясь  и  мутное
стекло. - Уходи отсюда... Быстрее... Здесь нет больше  живой  воды...  Вся
она стала мертвой...



   Юрий Брайдер, Николай Чадович.
   Каин еще не родился

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ад на Венере". Минск, "Эридан", 1991.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 25 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   ПРОЛОГ. "ЖУРНАЛИСТ" И "УЧЕНЫЙ"

   Отыскал я, значит, нужный кабинет, постучал вежливо и вхожу. В приемной
никого: седьмой час, секретарша,  понятное  дело,  уже  отбыла.  В  полном
соответствии с трудовым законодательством. Тогда  я  по  ковровой  дорожке
прямиком к следующей двери. Опять стучу, опять вхожу.
   - Здравствуйте, -  говорю  с  порога.  -  Журнал  "Эврика".  Заведующий
отделом горизонтов и проблем науки Авдей Сычев.
   На самом деле по паспорту я Саша  Анохин.  Александр  Васильевич,  если
хотите. Для своих - просто Саня. В редакции я всего вторую  неделю.  Самое
ответственное дело, которое мне там пока доверяют - это откупорить тюбик с
клеем. Даже при  галстуке  и  в  очках  "Сенатор"  вид  у  меня  не  очень
импозантный. Об этом, кстати, мне и Авдей Кузьмич на инструктаже  говорил.
А  еще  он  сказал:  "Ты,  Санька,  главное,  не  тушуйся.  Внешность-дело
второстепенное. Самый толковый журналист, которого я  знал,  больше  всего
был похож на грузчика из бакалейной базы".
   И  точно!   Хозяин   кабинета   (судя   по   табличке   на   дверях   -
член-корреспондент,  доктор  физико-математических  наук   и   профессор),
услыхав  фамилию  автора  знаменитой  статьи  "Мои  встречи   со   снежным
человеком", чуть не подпрыгнул в своем кресле.
   - Рад, очень рад! - воскликнул он с таким энтузиазмом, словно перед ним
предстал, по крайней мере,  директор  универсама  "Центральный".  -  Давно
мечтаю познакомиться!.. Хотя, признаться, я представлял вас себе несколько
иным...
   Ну вот, начинается! Со слегка обиженным видом  я  полез  во  внутренний
карман пиджака, где у меня кроме проездного  билета  на  автобус,  газовой
зажигалки "Ронсон" (взятой, как и очки, для солидности) да всяких  бумажек
ничего не имелось. Прием, конечно, наивный. На милицию и персонал  детских
учреждений давно не действует. Но с научной  и  творческой  интеллигенцией
иногда проходит.
   Так и есть - профессор вскочил, руками замахал:
   - Ну что вы, что вы! Садитесь, прошу вас!
   Я  присел,  и  хотя  волнение,  вкупе  с  чужими  линзами,  мешало  мне
сосредоточить взор на чем-либо определенном, все же отметил про себя,  что
профессор удивительно молод. Ну от силы  лет  на  десять  старше  меня.  А
может, и того не будет. Интересно, когда же это он все успел? Ведь говорил
же я себе тысячу раз - брось без дела шататься  по  улицам  и  в  выходные
спать до обеда, берись за ум... Тоже мог бы уже профессором стать. Или,  в
крайнем случае, завотделом горизонтов и Проблем... Как Авдей Кузьмич.
   - Если  не  возражаете,  приступим  к  делу,  -  эту  фразу  я  заранее
отрепетировал дома перед зеркалом.
   Профессор кивнул и для чего-то приподнял лежащую перед ним  папочку.  В
кресле он сидел как-то странно - боком. То ли еще не привык к нему, то  ли
уже успел заработать в нем геморрой.
   Я тем временем небрежным жестом раскрыл блокнот. Все  вопросы,  которые
настоящий Авдей Сычев собирался задать профессору,  были  записаны  там  в
столбик. Под каждым вопросом оставались  три  чистых  строки  для  ответа.
Профессор славился своим лаконизмом не менее, чем  любовью  к  парадоксам.
Глядя поверх очков, я прочел первый вопрос: "Ваша точка зрения на истинное
положение человечества во Вселенной?"
   Профессор отодвинул папочку еще дальше, и я увидел, что под  ней  лежит
какая-то бумага. Ученый посмотрел сначала в эту бумагу, потом  в  потолок,
потом снова в бумагу и, наконец, глубокомысленно изрек:
   - Наука -  попытка  человека  внести  некий  порядок  в  хаос  природы.
Поскольку никакого хаоса не существует, а имеется высший, недоступный  нам
пока порядок - наука является не чем иным, как самообманом.
   По мере того, как профессор говорил, голос его становился все  менее  и
менее уверенным. Закончив, он выжидательно посмотрел на меня, и уже совсем
растерянно спросил:
   - Ну что - не то?
   - Не то... - не менее растерянно пробормотал я.  -  Про  науку  у  меня
вопросы в конце.
   Вот так да! Вот так профессор! Попал, как говорится, пальцем в небо.
   - Тогда попробуем что-нибудь другое...  -  он  снова  уткнулся  в  свою
бумажку. - Может быть это: "В настоящее время человек  представляет  собой
основной дестабилизирующий фактор среды"?  "Человека"  можно  заменить  на
"человечество", а "среду" - на "Вселенную". Подходит?
   - Подходит.  Одну  минуточку...  Записываю...  Так,  следующий  вопрос:
"Расскажите коротко о главных направлениях ваших исследований?"
   - Сейчас, сейчас... -  вся  его  шпаргалка  была  покрыта  размашистыми
неразборчивыми  строчками,  и  профессор,  кривясь  и   морщась,   пытался
разобраться в них. - Ага!  Вот:  "Следует  уяснить,  что  с  точки  зрения
многомерного мироздания наша Вселенная не что иное, как сверхтонкий  блин,
один из бесконечного множества точно таких  же  или  почти  таких  блинов.
Причем каждая мини-Вселенная как бы свернута по отношению к любой  другой,
что полностью исключает какие бы то ни было взаимные влияния.  Цель  нашей
работы - заглянуть, а  если  удастся,  то  и  проникнуть  за  естественную
границу нашего мира, проще говоря - в иное пространство".
   - Подтверждаются ли ваши идеи практически?"
   - Безусловно! - профессор оторвался, наконец, от бумажки.  -  Установка
для исследования сопредельных пространств уже действует.
   - Тогда еще вопрос: "Что означает в философском плане..."
   - Подождите, пожалуйста! - взмолился вдруг мой собеседник.  -  Вот  тут
все написано. Ответы на любой ваш вопрос. Только  очень  уж  неразборчиво.
Можете пользоваться.
   - Так значит, вы не профессор? - дошло, наконец, до меня.
   - Нет, я здесь лаборантом работаю, - сознался парень, и кончики ушей  у
него при этом покраснели. - Профессор час  назад  улетел  на  симпозиум  в
Сидней. Уж извините, товарищ Сычев, что так получилось.
   Ага, подумал я. С тобой все ясно! Видать, в юные годы  тоже  по  улицам
любил шататься, науку игнорировал - так и остался  у  серьезных  людей  на
побегушках. Нечего теперь расстраиваться, сам виноват.
   - Анохин моя фамилия, - сказал я. - А зовут Саней. И я под чужого  дядю
сегодня работаю. Авдей  Кузьмич  тоже  улетел.  Правда,  не  в  Сидней,  а
поближе. Свидание у него с любимой женщиной. В редакции он  никому,  кроме
меня, не доверяет. Говорит: "Один только  ты,  Санька,  под  меня  еще  не
копаешь."
   - Володя,  -  представился  лаборант.  -  Насчет  Сиднея,  я,  конечно,
пошутил. Профессор дома спит. Сутки напролет работал. Знаете ведь,  как  у
них со временем.
   Тут нам обоим сразу полегчало" Я узел  на  галстуке  расслабил  и  очки
снял. А он в кресле развалился и ноги на журнальный столик положил.
   - Что же тогда получается? - чуть не хохочу я. - Ты не настоящий! Я  не
настоящий! Может и установка ваша не настоящая?
   - Ну нет! - успокоил он меня. - Тут все как надо. Испытано, одобрено  и
защищено патентами. У шефа, считай,  уже  Нобелевка  в  кармане.  Было  бы
желание,  можно  хоть  сейчас  -  ф-ф-р-р  -  и  улететь  в   сопредельное
пространство.
   - И был там уже кто-нибудь?
   - Ты что! Мы же о нем почти ничего не знаем. Так черт знает куда  можно
попасть. Ведь там все иное может оказаться: и гравитация, и время, и  даже
структура материи.
   - Может, хоть кота или собаку запускали?
   - Исключено! А вдруг в том пространстве люди всего с  палец  величиной?
Представляешь, что наш кот может натворить?
   - Выходит, изобрели машинку, а она ни туда ни сюда?
   - Почему же? - парень, вроде, даже обиделся. - Эксперименты идут полным
ходом. Строго по плану. Из сопредельного пространства  уже  получена  одна
молекула газа. Изучается.
   - А глянуть на нее можно?
   - На молекулу?
   - Нет, на вашу установку.
   - А мы, считай, прямо в ней и находимся. Тут на каждом этаже  ее  узлы.
Но все основное, конечно, под землей... Ключи  от  главного  зала  я  могу
взять... Да только посторонних туда водить не положено.
   - Какой я посторонний? Я же пресса!  Нас  даже  в  роддом  без  халатов
пускают.
   - Ну если так... Только чур - об этом никому!
   - Что за вопрос, коллега!
   Лифт оказался прямо в профессорском кабинете. В смежной комнате.  Очень
удобно. Через пару минут мы были там, где нужно. Гляжу - коридор бетонный,
как в бомбоубежище, а в  самом  его  конце  одна-единственная  дверь.  Мой
парень прямо к ней подошел и сначала какие-то кнопочки потыкал. В окошечке
над дверью шестизначный номер  загорелся.  Понятно  -  сенсор.  У  меня  в
телевизоре такой есть. Только уже давно не работает.
   После этого лаборант ключ достал  и  в  замочную  скважину  вставил.  Я
такого ключа отродясь не видал - обыкновенная гладкая пластинка  длиной  с
палец. Ясно сразу - с большим секретом замок. А  парень,  видно,  молодец,
раз профессор ему не только свои каракули доверяет, но и ключи тоже.
   В общем, заходим мы в этот самый главный зал. Холодно. И пахнет  как-то
странно - не то горелой изоляцией, не то канифолью.  А  может  озоном.  Я,
правда, сам этого газа никогда не нюхал, но моя родная жена как  только  в
лес хотя бы на полметра  зайдет,  так  сразу  и  вещает:  "Ох,  чудненько!
Оз-зон!"
   - Верхний свет не горит. Но не очень темно. Глазки зеленые на  приборах
мигают, всякие экраны от потолка до  пола  светятся.  Когда-то  я  в  этом
хозяйстве  неплохо  разбирался.  Как-никак  почти  три   года   в   кружок
радиолюбителей ходил.  Любой  телевизор  мог  разобрать.  Теперь,  правда,
подзабыл многое. Хотя резистор от транзистора отличу.
   - Ну вот, любуйся! - сказал лаборант и  по  залу  гордо  так  прошелся.
Вроде как петух по курятнику. Рисуется. Профессором себя воображает. - Это
центральный пост управления. Здесь регистрационно-следящий комплекс. А там
- контактная площадка. Оси  пересечения  пространств  как  раз  на  ней  и
находятся.
   Смотрю - в дальнем конце зала на толстенных пружинах какая-то платформа
установлена. Никелированная вся. Сразу видно, без халтуры  сделана.  А  на
ней чего только нет! Какие-то баллоны,  аппараты,  кабели,  штучки  всякие
непонятные. Глаза разбегаются!
   - А поближе посмотреть можно? - спрашиваю я почему-то шепотом. Понимаю,
что никуда он от меня, голубок, уже не денется. Как  говорится:  "Влез  по
пояс - полезай по грудь."
   - Если только посмотреть... - замямлил он.
   Ломается. Можно подумать, что он девица, а я хахаль.
   - Но только руками ничего не трогать! Обещаешь?
   - Что за вопрос! Обещаю!
   И вот я уже на площадке. Жаль, фотоаппарата нет. Запечатлел бы кадр для
потомства: "Александр Анохин лично осматривает первую модель установки для
исследования сопредельных пространств!"
   Постоял я немного на площадке, и вдруг такая тоска меня разобрала. Ведь
глупости все это. Детство. Как сейчас помню, было тогда мне лет  пять  или
шесть, залезешь, бывало, в кабину машины, руль  покрутишь,  побибикаешь  -
удовольствие! А потом придет шофер, сгонит тебя с сидения, заведет мотор и
укатит куда-то в светлые дали. А ты останешься - маленький,  сопливый,  со
всеми своими детскими неприятностями на душе.  Вот  так  и  здесь!  Придет
время и встанет на это место кто-то вышколенный, натренированный,  щелкнет
вот этим тумблерочком, нажмет вот эту кнопочку, а еще лучше - эту... такая
она   красивая,   красненькая,   отрапортует    четко:    "К    выполнению
государственного задания готов!" - и сиганет в другое измерение. А пока он
там прохлаждается, ему одних  командировочных  по  триста  рублей  в  день
начислять будут. Семье дачу двухэтажную дадут, а каждому  родст