а
альпинист-разрядник. Однако, сейчас меня интересовало совсем не это, а то,
что находилось в глубине вертикального колодца.
   Это были совсем не сталагмиты, как я  подумал  вначале,  и  не  бледные
побеги какого-то растения. Нет, это  были  заостренные  деревянные  колья,
слегка наклоненные в сторону входа. На одном из них висел скелет  крупного
зверя - скорее  всего  волка.  Сомкнувшиеся  полукружья  ребер  напоминали
кольца от серсо. Череп отсутствовал начисто.
   Я полежал на краю лаза еще некоторое время, потом набрался  смелости  и
начал кричать: "Эй! Люди! Ау! Выходите! Я ваш друг!" Глухое  неразборчивое
эхо было мне единственным ответом.
   Выбравшись снова на солнечный свет, я почувствовал огромное облегчение.
Хотя в этой пещере, возможно,  и  скрывались  мои  собратья  по  разуму  -
будущие союзники и друзья, оставаться в ней долго не  хотелось.  Очень  уж
там было жутко. Адская щель, да и только. Не хватает лишь лязганья  цепей,
шипения сковород да отсветов горящей серы.
   У того места, где произошла схватка, я задержался. Долгое и  тщательное
изучение следов ничего  не  дало.  Единственной  моей  находкой  оказалась
раздавленная красная ягода. Оставалось загадкой, как  она  попала  сюда  -
нигде поблизости "пьяных" кустов не было видно.
   Я уже собрался уходить, когда почти  случайно  заметил  длинную  палку,
косо торчащую из мха примерно на высоте моего роста.
   Это была стрела, неоперенная, грубо выструганная  стрела.  Наконечником
ей служила отточенная винтовочная пуля.



   10. СУД НАД ЧЕЛОВЕКОМ

   Возле шалаша я нашел только Авеля. После очередного путешествия он  был
серым от пыли и усталости. Хотя время обеда миновало (об  этом  мне  лучше
всяких часов подсказывал желудок), о еде, судя  по  всему,  еще  никто  не
позаботился.
   - Где мать? - спросил я.
   - Пошла, вроде, волка лечить.
   - А она умеет? - удивился я.
   - Умеет. Она всех лечит. И нас, и птиц, и волков. (Почти как в  детской
сказке "Добрый доктор Айболит...")
   - А отец где?
   - Вроде, за едой пошел.
   - Давно?
   - Вроде, уже и вернуться пора.
   - А ты себе ничего подходящего не нашел?
   - Нет, - печально ответил Авель. - Поблизости все  занято.  У  водопада
живет одна, но... - он задумался, подыскивая подходящее слово.
   - Но тебе не нравится? - помог я ему.
   - Вроде, не нравится. Злая... А та, что у Круглого озера живет, ничего,
но к ней уже ходит один парень.
   - Что же будешь делать?
   - Надо, вроде, дальше идти. К большой реке или  за  горы.  Только  туда
пять дней хода в один конец.
   - Ничего, скоро люди будут жить все вместе. Большой кучей. Называется -
город. Там невесту найти проще простого. У меня в твои годы их  было  штук
пять.
   - Когда это еще будет, - вздохнул он.
   - Будет, - сказал я веско. - Может даже и скоро.
   Наконец притопал Адам. Без  ананасов  и,  кажется,  очень  злой.  Жадно
напился воды и буркнул, не глядя в мою сторону:
   - Дуб тебя зовет. Пошли.
   Пошли   так   пошли.   Я   человек   сговорчивый.   Хотя   упорство   и
последовательность,  с  которыми  Адам   продолжал   цепляться   за   свои
заблуждения, уже начинали мне  надоедать.  Надо  его  как-то  переубедить.
Сам-то он, бедняга, вряд ли сознает свое жалкое положение.
   Предположим, что дело было так. Рос Адам в глуши, вдали от людей.  Мать
и отец, конечно же, учили его каким-то простейшим правилам поведения.  Что
можно, что нельзя. Что полезно, а что  вредно.  И  при  этом  для  большей
убедительности приговаривали: "Дуб так велел... Не будешь  слушаться,  дуб
тебя забодает". Или что-то в этом  роде.  Жизнь  здесь  несложная.  В  ней
свободно можно обойтись десятком элементарных истин.  И  эти  истины  -  а
лучше сказать, заповеди, от постоянной долбежки намертво  спаялись  в  его
мозгу с представлением о всесильности Дуба. Даже после того, как родителей
не стало, их нравоучения продолжали звучать в сознании Адама как реальные,
поступающие со стороны команды.
   Поскольку связать их с кем-нибудь, кроме  дуба,  было  нельзя,  Адам  в
конце  концов  обожествил  дерево.  Создал,  так  сказать,  себе   кумира.
Банальный  случай  самогипноза.  Невежество  порождает  предрассудки,  как
сказал... Не помню кто именно так сказал, но сказано правильно.  Любопытно
было бы глянуть, как поведет себя  Адам  в  сложной  обстановке,  когда  и
собственным умом пораскинуть надо.
   Вскоре мы добрались до дуба и уселись в его тени. Адам, надувшись,  как
индюк,  многозначительно  молчал.  Общался  со  своим  боженькой.   Видно,
когда-то папа водил его сюда, чтобы припугнуть. Вроде, как на исповедь.  И
этот жалкий фарс он хочет сейчас повторить со мной.  Нет,  такой  номер  у
него не пройдет! Видел я храмы посолидней. И нигде на меня ни божий страх,
ни божья благодать не снизошли. А он меня дубом напугать хочет. Смех да  и
только!
   - Дуб спрашивает, чего  тебе  не  хватает?  -  прервал,  наконец,  Адам
затянувшееся молчание.
   - "Жигулей" одиннадцатой модели, телевизора, еды нормальной, квартиры с
удобствами... - начал перечислять я.
   - Говори только о том, что я понимаю. Чего тебе не хватает?
   - Тогда всего хватает, спасибо.
   - Зачем же ты все время чего-то ищешь? Сегодня ты был там,  куда  людям
ходить нельзя.
   (Кто мог выдать? Никто меня у камней не видел. Кроме  птиц.  Неужели  и
они здесь к делу приставлены? Доносчики проклятые!)
   - Я не ребенок, - сказал я как можно более твердо. - Куда хочу, туда  и
иду. Нечего мне указывать. Я человек вольный.
   - Что значит - вольный?
   - Ни от кого не завишу.
   - Так не бывает. Каждый от  кого-то  зависит.  Дуб  нас  кормит,  волки
защищают. И им без нас не обойтись.  Каждый  должен  делать  то,  что  ему
положено. Только тогда все будет хорошо. (Ну прямо как в детском саду.)
   - Послушай, кто все это говорит? Ты или дуб?
   - Дуб. Я передаю тебе его слова на понятном тебе языке.
   - Тогда спроси, что будет, если я не стану слушаться его советов.
   - Тебе придется уйти.
   - Куда? К другому дубу?
   - Нет. Если какой-нибудь Дуб отказал человеку в  гостеприимстве,  скоро
об этом узнают и другие Дубы.
   - Сурово. Мошек не трогаете, а человека на голодную смерть обрекаете.
   - Дубы никогда никому не делали вреда. Они могут принять  любого.  Даже
чужака, как ты. Даже подземника. Только во всем надо следовать их советам.
   - Лучше голодному  под  кустом,  чем  сытому  в  клетке!  (Утверждение,
конечно, весьма спорное.)
   - Говори понятней.
   - Скажи, что я подумаю.
   - Думай. Но еды пока не получишь.
   - Перебьюсь.
   Следующие полчаса прошли в молчании. Я ждал, пока уйдет Адам. А он ждал
подаяния от дуба. Вот резкий порыв ветра качнул крону, и три ананаса почти
одновременно  шлепнулись  на  землю.  Адам  быстро  подобрал  их   и,   не
оборачиваясь, ушел. Да-а, с его удачей только по грибы  ходить!  Упало  бы
четыре, либо два, утер бы я тогда ему нос! А так,  похоже,  остался  я  не
только без еды, но и без пристанища.
   Вот ведь как все нескладно получается. Что бы ни случилось, все  против
меня оборачивается. Одним  невезеньем  это  не  объяснишь.  Покорить  меня
хотят, объездить! Кто? Может, действительно  есть  в  этом  мире  какой-то
высший разум? Да и вообще, что это за штука такая - разум?  Разумен  ли  я
сам? Разумны ли люди вообще? Некоторые да, спорить не буду. Хотя бы тот же
профессор, что установку эту - будь она неладна - придумал. Или наш  Авдей
Кузьмич. Не голова, а энциклопедия. Ему бы настырности немного - далеко бы
пошел... А другие людишки своим разумом пользуются только для того,  чтобы
себе брюхо набить. Хуже волков живут. Хотя при чем здесь  волки?  Привыкли
мы все на них валить. Дескать, человек человеку - волк. Волк  никогда  над
своим глумиться не станет. Мне один лесник совершенно  серьезно  объяснил,
что волки не из озорства стадо целиком вырезают, а потому, что о  стариках
своих и щенятах заботятся, которые охотиться не  могут  и  потому  падалью
питаются. Даже шакалы своего раненого товарища не бросят, будут ему  прямо
в глотку мясо совать. Нет такого  чувства,  вплоть  до  любви,  жалости  и
сострадания, которое звери не могли бы испытать. Правильно, чувства еще не
разум. Но и разум без чувств - не разум. Опасное устройство.
   Тут я даже сплюнул от досады. Ну и мысли мне в голову лезут.  Гнать  их
надо. Не самокопанием сейчас нужно заниматься, а делом. Ведь так всю жизнь
в сладких грезах под дубом пролежать можно. Что ни говори, а непростые они
существа - растения. Если, конечно,  в  целом  взять.  Везде  живут.  И  в
пустыне, и на вечной мерзлоте и возле химических комбинатов, где даже мухи
не водятся. Умеют растения  приспосабливаться  ко  всяким  неблагоприятным
условиям. А что значит - приспособиться? Выработать в себе новые, полезные
свойства? Уйти под землю или наоборот  -  вытянуться  к  солнцу,  заменить
листья на колючки, стать бродягой, как перекати-поле?
   А если предположить, что на этой планете растениям, пытавшимся  уцелеть
в новых и, скорее всего, неважных условиях, не оставалось ничего  другого,
как обзавестись разумом? Ну, конечно, совсем не таким, как у нас.  Темным,
загадочным. Непостижимым. Ведь даже представить трудно, о чем может думать
такой вот столетний дуб.
   Постепенно деревья захватили контроль  не  только  над  всей  остальной
природой, но и над людьми. Сговорчивых и слабовольных превратили в  рабов,
остальных загнали  под  землю,  лишили  пищи,  травят  волками.  Непонятно
только, как люди так легко сдались. Ведь, если судить по моим находкам,  в
те  времена  уже  существовало  огнестрельное  оружие.  А  значит  -  была
промышленность, была армия. И все же обдурили как-то людей  бесчувственные
деревяшки!  Полная  власть  над  природой  обернулась  полным  бесправием.
Борьба, ясное дело, еще не закончена. Но пока она складывается явно  не  в
пользу людей.  Изменит  ли  что-нибудь  мое  вмешательство?  Говорят,  что
личность в истории ничего не решает. Но это мы еще  посмотрим!  Все  равно
другого выхода у меня нет. Либо в  стремя  ногой,  либо  в  пень  головой!
Значит, заметано: сегодня начинаю. Зла я никому не хочу,  даже  волкам.  С
тезисом дуба (или Адама?) о том, что каждый должен  делать  свое  дело,  я
полностью согласен. Но вот какое это дело и  как  его  следует  исполнять,
решать будем только мы - люди!



   11. ЗАВАРУХА В РАЮ

   Как я и предполагал, возле ямы с глиной в этот час никого не оказалось.
Шарики мои, уже почти высохшие, лежали  в  траве  кучкой,  как  пасхальные
яйца. Рядом дозревали небрежно сляпанные горшки.
   Я думаю, дуб совершил крупную ошибку,  разрешив  людям  делать  горшки.
Одежду носить нельзя, металл и камень  обрабатывать  нельзя,  гуртом  жить
нельзя - все верно, так  и  положено  поступать  с  побежденными.  В  этом
аспекте и горшки полагалось бы запретить. Пусть бы лакали воду из лужи.  В
любом деле важна система. А горшки в существующую систему не укладываются.
Значит, слабинка получается, трещинка. А ведь самая маленькая  трещинка  в
системе может оказаться для нее роковой. Конечно, уж если империи дубов  и
волков суждено погибнуть, то не  от  горшков.  Но  им  тоже  отводится  не
последнее место. Не горшкам, само собой, а тому, из  чего  они  сделаны  -
глине. Ведь совсем не игрушки я здесь лепил утром, а  снаряды  для  пращи.
Чтобы каменный топор или лук  там  соорудить  и  материал  соответствующий
нужен, и сноровка, и терпение, и время. А у меня как раз ничего этого нет.
Зато пращу могу запросто сделать. В  детстве  мы  такими  игрушками  часто
баловались. Для чего, спрашивается, у меня на шее галстук  болтается?  Это
же готовая праща! Тем более, что галстук широкий, как лопата.
   Взвесил я глиняный шар на ладони.  Годится.  Не  завидую  тому,  в  чью
черепушку он угодит. Набив шарами первый попавшийся горшок, я отправился к
дубу.
   Будто предчувствуя недоброе, дуб шумел как-то тоскливо,  я  бы  сказал,
по-осеннему. Небо и солнце по-прежнему сияли, как на театральной декорации
к последнему акту оперы "Снегурочка".
   "Главное не расслабляться, - подумал  я.  -  Иначе  скрутит  меня  дуб.
Человек я по природе впечатлительный".
   Не теряя  времени  попусту,  я  быстро  вложил  глиняный  шар  в  петлю
галстука, раскрутил его над головой и швырнул в крону  дуба.  Промахнуться
было  невозможно,  ананасы  сидели  на  ветках  густо,  как  яблоки  сорта
"китайка". Однако праща, это оружие слабых телом, но сильных умом и духом,
почему-то отказалась повиноваться мне. Шар полетел не вверх, а куда-то  за
спину. Второй разбился о ствол дуба. Третий засыпал меня сбитыми листьями.
Четвертый, вырвавшись из пращи уже на первом обороте, едва не раскроил мою
собственную  голову.  После  десяти  или  пятнадцати  бросков,  я   собрал
уцелевшие шары и присел перевести дух.
   В кроне дуба тревожно галдели птицы.  Из  кустов  выскочила  козочка  и
недоуменно поглядела в мою сторону. На душе  у  меня  вдруг  стало  гадко,
словно я сгоряча обидел старика или  ребенка.  Эх,  заварил  я  кашу!  Ну,
обтрясу я этот дуб, а что дальше? На планете их, наверное, сотни тысяч.  И
вообще - к чему все это? Дикарь я. Варвар, заехавший верхом  в  прекрасный
храм.
   Хорошо, хоть никто меня не видит. От стыда можно сгореть. С отвращением
я отбросил подальше мое импровизированное оружие. Напиться бы с горя!..  А
что - это идея. Взглядом я отыскал  ближайший  куст  с  красными  ягодами.
Много не буду. Лизну только и все. С лечебной целью.
   Пальцами я раздавил одну  ягоду  и,  морщась,  облизал  ладонь.  Прошло
несколько минут, но никакого дурмана  я  не  ощущал.  Наоборот,  в  голове
прояснилось. И чего это я так  расклеился?  Из-за  дуба?  Ах,  он,  колдун
проклятый! Чуть-чуть не околпачил! Ну, я его сейчас...
   Первый же бросок  в  новой  серии  оказался  удачным.  Глиняный  снаряд
расколол один из ананасов. Меня,  как  из  ведра,  окатило  теплым  соком.
Сверху посыпались аппетитные ломти. Я подбирал их с земли и тут же  лопал.
Пища Придала мне новые силы.  Глиняные  снаряды  один  за  другим  улетали
вверх. При каждом удачном броске я орал и прыгал, как обезьяна. Со стороны
меня, наверное, можно было принять за сумасшедшего. Вокруг, истекая соком,
грудами  лежали  ананасы  -  и   совершенно   целые,   и   треснувшие,   и
превратившиеся в кашу.
   Так  я  и  появился  перед  шалашом  -  весь  перемазанный   соком,   с
галстуком-пращой, небрежно завязанным на шее, и двумя плодами под мышками.
   - Привет вам дуб передавал, - сказал я.  -  Ешьте  на  здоровье,  трусы
несчастные!
   Первый ананас я сунул Авелю. Тот растерянно отступил, но я почти  силой
стал запихивать мякоть ему в рот. И  он  начал  есть.  Сначала  осторожно,
будто опасаясь какого-то подвоха, потом торопливо и жадно, с  хлюпаньем  и
чавканьем. Затем настала очередь Адама.
   - Лопай! - повелительно сказал я, вручая ему ананас.
   - Дуб дал их тебе? - спросил он, держа плод  на  вытянутых  руках,  как
мину.
   - Ну да! Буду я у вашего дуба что-то просить. Взял сколько надо и  все.
Ешь! Там их много валяется.
   Адам  стоял  в  полном  оцепенении.  На  его  глазах  рушились  идеалы,
осквернялись кумиры, рассыпался в прах символ веры. Очевидно он ждал,  что
подо мной вот-вот разверзнется земля, или с неба на мою  непутевую  голову
обрушится молния.
   - Так будешь ты есть или нет? - спросил я, вплотную подходя к нему.
   В ответ Адам промычал что-то нечленораздельное и  отрицательно  покачал
головой. Ананас вывалился из его рук.
   И тут я совершил крайне неэтичный, но совершенно необходимый  в  данной
ситуации поступок. Развернулся и правой (правда не сильно) врезал Адаму по
роже. Ева, внимательно  наблюдавшая  за  нами  с  противоположной  стороны
поляны, вскрикнула. Авель перестал чавкать. Один  Адам  ничего  не  понял.
Бегемот толстокожий! Я снова размахнулся и (прости,  дорогой!)  -  залепил
ему  вторую  оплеуху.  Он  инстинктивно  закрыл  лицо  руками   и   сквозь
растопыренные пальцы со страхом и изумлением  вылупился  на  меня.  Нельзя
было терять ни секунды. Если он опомнится и  даст  мне  сдачи,  я,  скорее
всего, даже костей не соберу.
   - Ну-ка, бегом к дубу! - заорал я, занося над его головой кулак. - Чтоб
здесь мигом ананасы были. Иначе я из тебя компот сделаю!
   Что такое компот Адам, конечно,  не  знал.  Однако,  он  стал  каким-то
пепельно-серым, втянул голову в плечи,  быстро-быстро  закивал  головой  и
убежал на полусогнутых ногах.  Не  бойся,  дурень!  Ведь  это  для  твоего
собственного блага делается!
   И все же зря я его одного к дубу отпустил. Слабое он существо,  хоть  и
весит под центнер. Обдурит его дерево. Как младенца обдурит.
   Догнать Адама не составило труда. Его бег больше всего напоминал прыжки
на месте. Даже со спины было заметно, как отчаянно он трусит.
   - Чего трясешься? - спросил я, поравнявшись с ним. - Страшно?
   Он только скосил на меня глаза и что-то  слабо  вякнул.  Отпускать  его
таким к дубу, конечно же, нельзя. Не  вернется.  А  если  вернется,  то  с
волками. Нужно было срочно прибавить Адаму смелости.
   - Стой! -  сказал  я,  сорвав  с  куста,  возле  которого  мы  как  раз
пробегали, горсть спелых красных ягод. - Ну-ка, прими!
   Сунь я Адаму в лицо горящую головешку, и тогда, наверное,  его  реакция
не была бы столь бурной.
   - Брось! - закричал он. - Нельзя!
   - Почему нельзя? - спросил я, спокойно надкусывая ягоду. - Отравлюсь?
   - Нет, перестанешь быть человеком.
   - Иногда это совсем неплохо.
   Адам хотел еще что-то сказать, но  я,  изловчившись,  залепил  его  рот
горьким красным месивом. Оставив плюющегося и сморкающегося  Адама  одного
на тропе, я с чувством выполненного долга пошел обратно.
   - Доволен? - спросила Ева, когда я вернулся к шалашу. -  Думаешь,  твоя
взяла? Дуб обидеть нетрудно. Вот только про волков ты забыл.
   - А это видали! -  я  изо  всей  силы  раскрутил  пращу.  Глиняный  шар
просвистел над поляной и пробил крышу  шалаша.  -  Пусть  только  сунутся!
Никто нам теперь не страшен! Есть будем сколько захотим и когда захотим! А
завтра (это я  обратился  уже  к  Авелю)  сходим  к  водопаду  и  доставим
девчонку, которая тебе приглянулась, сюда.
   - Не к водопаду, а к озеру, - поправил Авель. Он был восхищен и испуган
одновременно. Не мог оторвать глаз от пращи.
   - Правильно, к озеру. Поставим здесь дом, да не такой, а в  два  этажа,
из бревен. Все вместе будем жить. Э-э... на зло надменному  соседу,  здесь
будет город заложен... Назовем его в честь вашего папочки  Адамоградом.  А
ты, Ева, будешь королевой, - я церемонно поклонился ей. - Королева, если у
вас есть какие-либо желания, приказывайте. Будет исполнено в сей же миг.
   - У меня только одно желание. Вернуть тот день, когда ты пришел.  Пусть
бы тебя лучше разорвали волки. Пусть бы ты утонул. Я  знаю,  так  говорить
нельзя, но иначе не могу. Пока  ты  здесь,  нам  не  будет  счастья.  Уйди
куда-нибудь! Я тебя об этом очень прошу.
   - Увы,  моя  королева,  -  дурашливо  ответил  я.  -  Как  председатель
правящего кабинета, военный министр и начальник контрразведки  я  не  могу
оставить вас в сей грозный час.
   Слова мои, конечно же, до нее не дошли. Не скоро еще  на  этой  планете
появится кабинет министров, армия и контрразведка. Чтобы как-то  заполнить
тяжелую паузу, я с разбойничьим свистом начал крутить над  головой  пращу.
Ева  смотрела  на   меня   с   жалостью   и   брезгливостью,   словно   на
буйнопомешанного. Глиняный шар пролетел через всю поляну и задел  одну  из
птичек. Только перья от нее полетели.
   - Зачем ты это сделал? - спросила Ева таким тоном, словно заранее  была
уверена, что я ничего не пойму. - Разве она тебе мешала?
   - Прости, пожалуйста. Я не хотел. Случайно получилось.
   Я действительно был расстроен случившимся.
   - Случайно? Разве можно убить случайно? Не брал бы в руку эту  штуку  -
не было бы никакой случайности!
   - Да перестань ты, мать,  -