довольно  неуверенно  вступил  в  разговор
Авель. - Ну что тут такого! Вон их сколько.
   - Замолчи! Разве я не учила тебя с  самого  детства,  что  любая  жизнь
неприкосновенна? Быстро же ты все забыл! Он (Ева указала на меня  пальцем)
- чужой человек. Ему ничего здесь не дорого. Ты тоже хочешь стать бродягой
без семьи и дома?
   - Уж лучше стать бродягой, чем заживо гнить тут, - поспешил я на помощь
Авелю. - Сами прожили всю жизнь, как звери, и ребенка губите. Я ему только
добра хочу. Да и вам обоим тоже. Все ваше останется вам. А вдобавок  будет
теплая одежда, горячая пища, крепкие просторные дома. Ни  один  волк  косо
глянуть на вас не посмеет.
   - Сначала крепкие просторные дома, потом дома еще крепче и  просторней,
а потом дома до неба. А те, кому таких домов не хватит, будут приходить  к
тебе  и  молить  о  крове.  За  это  ты  заставишь  их  делать  грязную  и
унизительную работу. У нас будут горы теплой одежды, сто  горшков  горячей
пищи. А у других не будет  ничего.  Но  мы,  конечно,  не  станем  с  ними
делиться. Разве ты не знаешь, чем все это потом кончается?
   - А откуда ты об этом знаешь? - удивился я.
   - Знаю. Не такие мы глупцы, как тебе кажется.
   - Ничего мне не кажется. Только ты чепуху говоришь. Плохо вы  живете  и
скучно. Вот хоть у Авеля спроси, нравится ли ему такое существование?  Ну,
скажи, Авель.
   - Не нравится, вроде, - пробубнил он. (Молодец, не подвел.)
   - Почему? - спросила Ева страдальческим тоном.
   - Ага! Вам хорошо. Отец никуда не ходил. Ты сама к нему пришла. А я уже
все ноги отбил. Почему я должен за горы идти? Не буду я Дуба слушаться!  -
голос Авеля приобрел истерические интонации.
   - Это злые слова. Ты сказал их не подумав, - Ева  чуть  не  плакала.  -
Давай, пока не поздно, уйдем отсюда.
   - Нет, - ответил Авель и отвел глаза.
   - Ну как, убедилась? - торжествующе сказал я. - На чьей стороне массы?
   Ева молчала, глядя куда-то поверх наших голов.  Крупные,  как  горошины
слезы катились по ее щекам. Я обнял Авеля за плечи и отвел в сторону.  Там
я вручил ему пращу и указал на одиноко лежащий горшок. Неуверенно улыбаясь
Авель взмахнул моим оружием, но сразу выронил шар. Я  ободряюще  подмигнул
ему и повертел рукой над головой, имитируя бросок. Все  время  оглядываясь
на меня, Авель с грехом пополам раскрутил пращу. Пущенный им  снаряд  лег,
примерно, в десяти метрах слева от горшка. Второй - примерно,  на  столько
же справа. Неплохо!  Классическая  вилка.  После  шестого  броска,  горшок
отлетел в  сторону  и  завертелся  волчком.  Таких  успехов  от  Авеля  я,
признаться, не ожидал. Силы, правда, было у него маловато,  зато  ловкости
хватало с избытком. Способный  паренек.  Я  повесил  горшок  на  ветку,  и
учебная стрельба возобновилась. Вскоре мы оба вошли в азарт. Вырывали друг
у Друга пращу.  Торжествующе  орали  при  каждом  попадании,  приходили  в
отчаяние при промахах, бегали наперегонки, подбирая шары.
   Наконец вернулся Адам.  Хоть  он  и  был  порядочно  пьян,  но  все  же
умудрился притащить штук восемь ананасов. Как это у  него  получилось,  не
пойму. Я даже под страхом смерти больше четырех зараз не унесу. Вся  морда
Адама была перемазана соком. Уже успел нажраться, кот шкодливый.
   - Все принес? - спросил я строго.
   - Нет. Еще осталось. (Сомневаюсь  я  в  этом.  Вон  как  у  него  брюхо
раздулось.)
   - А что тебе на это дуб сказал?
   - Ничего. Молчал.  (Ага,  подействовала,  значит,  взбучка.  Мигом  все
фантазии из головы выскочили.)
   - Ладно. Ананасы от нас никуда не  убегут.  Пусть  полежат  до  завтра.
Сегодня другая работа намечается.
   До поздней ночи мы лепили новые снаряды. Потом Адам показал место,  где
он спрятал мою одежду. Сорочка и остатки штанов уже ни на что не годились,
зато брючный ремень был в отличном состоянии.  Праща  из  него  была  даже
лучшая, чем из галстука. Количество  наших  артиллерийских  стволов  таким
образом сразу удвоилось.
   На обратном пути мы встретили Еву. Она шла куда-то,  прижимая  к  груди
мертвую птицу. Нам она не сказала ни слова. Мы ей тоже.



   12. НОЧНАЯ ДИВЕРСИЯ

   Ужинать пришлось уже в полной  темноте.  Потом  мы  с  Авелем  Обсудили
некоторые вопросы тактического  характера.  Адам  за  последние  несколько
часов как-то слинял, затих и отошел на задний план. Хотя на  его  аппетите
это совсем не отразилось. Без видимых усилий он съел еще  два  ананаса,  а
оставшиеся притопил в холодном родничке. Похвальная  предусмотрительность.
Со временем, возможно, назначу его старшим по тылу.
   Спал я плохо,  опасаясь  двух  вещей:  внезапного  нападения  волков  и
дезертирства Адама. За Еву я не опасался.  Не  способна  она  на  коварные
поступки. Или я ничего не понимаю в  людях.  Бродит,  наверное,  по  лесу,
убивается с горя. Жалко ее, но что поделаешь. Со временем она меня поймет.
Я ведь ей только добра желаю.
   На ночную рыбалку мы отправились все втроем. Адам пошел по привычке.  Я
пошел с секретной целью. Авель пошел потому, что пошел я. Родитель  больше
не был для него авторитетом.
   От Адама я решил по  возможности  не  отходить  ни  на  шаг.  Ведь  он,
как-никак, единственное здесь коммуникационное средство.  Радио,  почта  и
телеграф  в  одном  лице.  Буду  следить  за  ним  до  тех  пор,  пока  не
удостоверюсь в его полной лояльности. Или пока не заставлю сделать  что-то
такое, после чего обратной дороги для него уже не будет.
   Пока отец с сыном загоняли рыбу в сеть,  я  занялся  поисками  пиджака.
Прямо скажу, работенка не из приятных. Искать серый пиджак в  ночном  лесу
то же самое,  что  черную  кошку  в  темной  комнате.  Раз  пять  я  терял
направление и трижды падал в яму (по-моему - в одну и ту же!) Когда я  все
же наткнулся на него, то перепугался чуть ли  не  до  смерти.  Ветер,  или
какая другая сила, забросил пиджак на самую верхушку куста,  где  на  фоне
звезд он смотрелся форменным висельником.
   Зажигалка, к счастью, оказалась в полном порядке.
   Ориентируясь на хлопки по воде, я вернулся к реке.  Адам,  кряхтя,  уже
вытаскивал сеть. Улов был хоть и не рекордный, но вполне приличный. На сей
раз за дележку взялся я. Шесть средней величины рыб как всегда полетели за
кусты. (Теперь я уже знал для кого они предназначаются.) Мелочь и  крупная
- обратно в реку. Двух  примерно  полуторакилограммовых  лещиков  я  велел
отнести к шалашу,  чем  снова  поверг  Адама  в  великое  смятение.  Чтобы
предотвратить возможную попытку  мятежа  и  придать  убедительности  своим
действиям, я, словно бы  случайно,  щелкнул  зажигалкой  перед  самым  его
носом. Как ни странно, бледно-голубой язычок  пламени  ничуть  не  испугал
Адама, и, кажется, даже не заинтриговал.
   - Идите, - сказал я немного погодя. - Я вас догоню. Авелю я еще  шепнул
на ухо: - Следи, чтобы не удрал.
   Дождавшись, когда шаги отца и сына затихли, я залез в  кусты  и  ощупью
отыскал рыбу. Когда я приподнял первую, ее  чешуйки  заиграли  в  звездном
свете, как осколки зеркала. Обдирая пальцы о мелкие острые зубы, я засунул
руку в пасть рыбы, рывком вырвал пищевод, а затем и внутренности вместе  с
плавательным пузырем. Потом стал плотно  набивать  опустевшее  чрево  рыбы
"пьяными" ягодами. Скоро я с головы до ног был  измазан  рыбьей  кровью  и
слизью. Ядовитый сок щипал кожу на пальцах. Я  успел  обработать  подобным
образом  уже  четыре  рыбины,  когда  поблизости  раздалось   приглушенное
рычание. Кто-то из серых солистов  уже  пробовал  свои  голосовые  связки.
Постепенно усиливаясь, звук поднимался все  выше  и  выше,  превращаясь  в
тоскливый, леденящий душу вой. И тут  же  издалека  откликнулись  еще  два
волка.
   Всего через минуту я был уже далеко от  речки.  Зажигалку  прихватил  с
собой.
   Своих спутников я нагнал возле большого камня. Полная тишина  стояла  в
этот предрассветный час. Перекличка волков стихла, ночные птицы  вернулись
в свои гнезда, а дневные еще не просыпались. Весь остаток пути я  проделал
буквально на нервах. Случайный шорох бросал меня в  пот,  я  шарахался  от
каждого куста.
   Мы уже выбрались из лощины, когда позади раздался жуткий  пронзительный
визг. Визг боли, страха, ненависти. Так визжат сбитые машиной собаки. Ага,
подумал я. Взяло кота поперек живота! Не по вкусу вам моя начинка!
   У реки творился уже сущий ад - там выли, лаяли, клацали зубами, рычали.
Можно было подумать, что сторож загробного мира, трехголовый Цербер, вновь
сорвался со своей цепи.
   Оставшийся до шалаша путь мы проделали бегом. Звуки у  реки  постепенно
стихали. Там больше не выли и не рычали, а только жалобно скулили.



   13. ВОТ ВЕДЬ КАКОЙ НЕВАЖНЫЙ СУП ПОЛУЧИЛСЯ!

   С самого утра навалилась куча забот. Каждую минуту можно  было  ожидать
атаки волков. Я вовсе не был уверен, что  все  они  передохли,  попробовав
"фаршированной рыбки". Да это, впрочем, и не входило в мои планы. Я просто
хотел предупредить волков, что шутить не  собираюсь.  Первым  делом  возле
шалаша был разведен большой костер. Всю поляну мы окружили кольцевым валом
из веток, которые можно было поджечь в любую минуту.  Для  этого  пришлось
обломать все ближайшие кусты. Для растопки предназначалась сухая трава  от
подстилки.
   Сырое ломье горело  неважно,  нещадно  дымило  и  стреляло  искрами.  Я
приказал таскать от ямы еще не просохшие шары и небольшими партиями кидать
в костер. Спустя полчаса они приобретали в огне кирпичный цвет и  каменную
твердость. Рядом стоял самый большой из евиных горшков, в котором  плавала
предназначенная для  ухи  рыба.  Как  только  Авель  выкатывал  из  костра
очередной раскаленный  шар,  я  деревянной  рогулькой  подхватывал  его  и
отправлял в горшок. Вода закипела, хотя и не очень скоро.
   Готовая уха представляла собой довольно  непривлекательное  зрелище.  В
мутной  коричневой  жиже  болтались  кверху  брюхом  распухшие  белоглазые
рыбины. Адам нехотя принял предложенный ему кусок, с отвращением пожевал и
тут же выплюнул. Авель ел старательно, через силу глотал и даже  заставлял
себя при этом не морщиться. В конце концов он  подавился  костью  и  долго
натужно перхал. Я объяснил ему, что уху нужно есть осторожно. Что  же  они
думают - в их речке филе плавает? Без костей рыбки не бывает.
   Все, что осталось в горшке, пришлось доесть мне самому. Сказать честно,
недоваренная рыба, да еще без соли и приправ, не самое лучшее из того, что
я едал в своей жизни. Ананасы, к примеру, значительно вкуснее.
   Неожиданно затрещали  ветки.  Кто-то  лез  через  наше  заграждение.  Я
вскочил, держа в одной руке пращу, а в другой горящую  головешку.  Однако,
это была всего лишь Ева.
   Она молча прошла в шалаш, отобрала там несколько пучков целебной  травы
и так же молча пошла обратно. Лицо ее очень осунулось за ночь, но от этого
стало еще привлекательнее.
   - Куда ты? - не очень уверенно спросил ее Адам.
   Дойдя до баррикады, она остановилась и, ни на кого не глядя, сказала:
   - Одноухий издох. Малыш до полусмерти искусал Звездочку и сам утонул  в
болоте. Кто-то из вас отравил их. Но Старик и  Красавка  невредимы.  Скоро
они будут здесь. Кто не хочет изведать их клыков пусть идет со мной.
   Чувствуя, что Адам весь напрягся при этих словах, я ласково  обнял  его
за шею и прошептал: "Тихо! Стоять!"  Он  слабо  рванулся,  но  мои  пальцы
впились в его плечо, как когти.
   - А ты не хочешь остаться с нами? - спросил я Еву. - Разве  волки  тебе
дороже людей?
   - Вы не люди. Люди так не поступают. Даже подземники до такого  никогда
бы не додумались. Тот мир, из которого ты пришел, - страшный. Иначе ты  не
умел бы делать все эти подлые штуки.
   Тут мое терпение лопнуло.
   - Глупая баба! Ты никогда ничего не поймешь! Иди к своим волкам! Скажи,
пусть поторопятся. У нас найдется чем их встретить!
   - Хорошо, - сказала она. - Я ухожу. Сын, ты идешь со мной?
   - Нет, - буркнул Авель  и  принялся  складывать  пирамиду  из  глиняных
шаров.
   Ева легко вскочила на кучу веток и исчезла. И почти в тот же  момент  я
услышал близкое глухое рычание. Седой волчище единым махом взлетел на наше
укрепление. Где-то рядом раздался звонкий голос волчицы. Я сунул головешку
в сухую траву, и огонь, гудя, начал кольцом расползаться вокруг поляны.  В
лицо дохнуло жаром. Адам, прикрывая голову от  роящихся  в  воздухе  искр,
бестолково метался возле шалаша. Эх, вояка! Ему бы только с тараканами  на
печи сражаться! Авель без остановки швырял куда-то в дым глиняные снаряды.
   Неожиданно из пламени прямо передо  мной  возникла  белая  волчица.  Ее
прыжок был грациозен и точен. Я метнул ядро,  конечно  же  промахнулся  и,
понимая, что уже не успею перезарядить пращу,  схватил  первый  попавшийся
под руки предмет - палку, которой мы шевелили  в  костре  угли.  Падая  на
колени, я успел выставить ее вперед на манер рогатины.  Твердый  и  острый
конец палки вошел волчице точно в то место,  где  углом  сходятся  грудные
кости.
   Видели вы в кино, как умирают люди или животные?  Выстрел,  удар  ножа,
молниеносный выпад шпагой - и жертва бездыханно падает ниц. Ну, разве  что
ногой  дрыгнет.  В  жизни  все  почему-то  выглядело  иначе.  Как  бы   ни
распорядилась судьба в дальнейшем, и сколько бы лет я  еще  не  прожил  на
свете (на том или на этом - безразлично), мне уже никогда не забыть долгих
и мучительных конвульсий волчицы, густой  яркой  крови,  хлынувшей  из  ее
пасти вместе с обильной розовой пеной, ее до жути  разумного,  молящего  о
жизни взгляда.  Я  понимал,  что  возле  моих  ног  умирает  враг,  но  не
чувствовал ни торжества, ни удовлетворения.
   Резкий могучий удар, опрокинул меня как кеглю. Жесткая щетина  наждаком
рванула кожу на  ладонях.  Что-то  тяжелое,  темное,  судорожно  хрипящее,
навалилось сверху, закрыло небо. Блеснули клыки, готовые вонзиться  мне  в
горло.
   - Помогите! - заверещал я не своим голосом.
   И мне помогли. Меня не бросили.
   Слева подскочил Адам и  ткнул  горящей  головешкой  прямо  в  ощеренную
волчью пасть. Справа хлопнула праща Авеля, посылая  в  волка  смертоносный
снаряд.
   Запахло паленым и тяжесть, прижимавшая меня  к  земле,  сразу  исчезла.
Одновременно раздался негромкий чмокающий звук -  это  закаленный  в  огне
глиняный шар тюкнул Адама в висок. Приседая и заваливаясь  на  бок,  глава
райского семейства сделал несколько нетвердых шагов в сторону и повалился,
задрав бороду.
   "Дурачится! - почему-то подумал я. - Напугать  меня,  наверное,  хочет.
Ведь ничего же не случилось!"
   Я склонился над Адамом  и,  всем  нутром,  ощущая  падение  в  какую-то
холодную пропасть, понял - нет, не дурачится.
   Один глаз Адама бессмысленно глядел в небо, второй  был  прикрыт  слабо
дергающимся веком. Из уха вытекла тоненькая струйка крови.
   Тихо на цыпочках подошел Авель, посмотрел из-за моего плеча на  отца  и
стал медленно пятиться прямо в костер. Если бы  я  не  подхватил  его  под
руку, он, наверняка, упал бы в огонь.
   Бой угас как-то  сам  собой.  Вокруг  полыхало  пламя.  Дым  ел  глаза.
Беззвучно рыдал Авель. Седой волк, облизав морду  своей  мертвой  подруги,
исчез в дыму.



   14. ПОДЗЕМНИКИ

   Как здесь принято поступать с покойниками, я не  знал.  Да  и  спросить
было не у кого. Ева ушла. Авель, не выпуская  из  рук  злополучную  пращу,
оцепенело сидел в сторонке. Пришлось  мне  исполнять  похоронный  обряд  в
одиночестве.
   С помощью острой палки я кое-как снял дерн и принялся руками разгребать
теплую, слегка влажную землю. Мне очень мешали  тонкие,  но  прочные,  как
рыболовная  леска,  корни.  Некоторые  даже  пришлось  перегрызть  зубами.
Несколько раз я в отчаянии бросал работу, но вскоре опять возобновлял  ее.
От груды углей, в которую превратился костер, тянуло нестерпимым жаром.  В
воздухе хлопьями носился пепел. Вокруг тлела трава, кое-где  кусты  начали
заниматься огнем.  Работа  моя  продвигалась  медленно.  Я  ковырял  землю
палкой, а потом ладонями выбирал разрыхленный грунт. На  глубине  примерно
метра цвет и структура почвы резко изменились.  Пошла  темно-серая,  почти
черная труха, которую легко подхватывал и уносил ветер. Без сомнения,  это
была самая обыкновенная зола. Я продолжал  расширять  и  углублять  яму  и
вскоре мне начали попадаться головешки, раздробленные кости, полуистлевшее
тряпье, насквозь проржавевшие куски металла. Затем моя палка наткнулась на
что-то твердое. С великим трудом, чуть не срывая ногти, я извлек на  белый
свет несколько кирпичных обломков, полуобгоревшую человеческую  челюсть  с
запломбированным зубом и дюжину  небольших,  размером  с  косточку  вишни,
шариков, судя по всему - свинцовых. На такие шарики я вдоволь  насмотрелся
еще в детстве, когда вместе с окрестной пацанвой выплавлял на  заброшенном
стрельбище свинец из пистолетных и автоматных пуль,  которыми  в  изобилии
была напичкана там земля.
   Да, судя по всему, нешуточные дела творились здесь несколько веков тому
назад. Все это в корне меняло уже  сложившееся  у  меня  представление  об
истории планеты и о причинах деградации людей. Конечно, огонь  сопутствует
любым  катастрофам,  но  он  бессилен  против  кирпичных   зданий.   Здесь
поработало что-то другое: порох, динамит, а может и плутоний. Волки, а тем
более  дубы,  к  этому  пожару  скорее  всего,   были   непричастны.   Так
добросовестно умеет уничтожить себе подобных один только человек.
   Значит, здесь когда-то уже был город, здесь уже  жили  люди,  познавшие
чудеса прогресса: искусные оружейники, хитроумные изобретатели взрывчаток,
гениальные исследователи внутриядерного распада. Голый и нестриженый  Адам
был их прямым потомком.
   Спустя полчаса похороны  были  завершены.  Поскольку  никакого  другого
обелиска под рукой не оказалось, я водрузил в изголовье горшок, в  котором
до этого варил уху. Думаю, впоследствии в него можно будет ставить  букеты
цветов.
   Над покойником полагалось сказать несколько прощальных слов, но у  меня
на такое просто язык не поворачивался. Да и что я мог  сказать  об  Адаме,
безвредном малом, лентяе и любителе покушать, моем невольном  спасителе  и
моей нечаянной жертве. Да-да,  если  говорить  откровенно,  не  Авель  был
виновен в его смерти, а один только я. Это я внес  смятение  в-их  простые
души, я разрушил странный, но по своему гармоничный союз деревьев, людей и
животных. Впрочем, дороги назад все равно уже нет.  События  вышли  из-под
моего контроля, точно так же, как и полыхавший вокруг лесной пожар.
   - Поднимайся, - сказал я Авелю.  -  Ты  же  мужчина.  Слезами  горю  не
поможешь.
   Авель встал и, шатаясь как пьяный,  подошел  к  холмику  свежей  земли.
Постояв немного, он направился к шалашу, для чего-то поднял и расставил по
своим местам  разбросанную  утварь,  потом  все  тем  же  вихляющим  шагом
двинулся обратно к могиле и тут наткнулся на труп волчицы.
   И парня прорвало! С хриплым воем набросился он на  тело,  стал  топтать
его ногами, хлестать пращой. Я едва-едва сумел оттащить его в сторону.
   - Прекрати! - кричал я, тряся за плечи худое легкое  тело.  -  Прекрати
немедленно!
   Безразличие овладело Авелем так же внезапно, как и ярость. Он  обмяк  и
застыл, уставясь в одну точку. Я попробовал ветками сбить огонь с травы  и
кустов, но мне это не удалось. Нужна была помощь и как можно скорее. А где
ее искать - у дуба, у мифических подземников, у Евы?
   - Пойдем, - сказал я Авелю. - Попробуем найти твою мать.
   Лес был полон дыма. До вечера  оставалось  еще  порядочно  времени,  но
казалось, уже наступили сумерки. Через каждую сотню шагов я останавливался
и, сложив руки рупором, звал Еву. Авель плелся где-то позади. Я не понукал
его, понимая, что сегодня с него будет мало толку.
   Мы миновали  три  сросшихся  дерева,  стороной  обошли  лощину,  и  уже
подходили к большому камню, когда за очередным поворотом я увидел длинную,
немного сутулую человеческую фигуру.
   Незнакомец  стоял  спиной  ко  мне,  склонив  набок  маленькую  голову,
покрытую чем-то вро