кий глухой рев.  Кто-то огромный пробирался
по тоннелю,  и сзади его жгли огнем. Публика ахнула, когда наружу показалась
чудовищная оскаленная морда,  состоявшая,  казалось,  из  огромной  зубастой
пасти и  двух тусклых гадючьих глаз,  величиной с арбуз каждое.  Раздирая на
спине  чешуйчатую кожу,  хищный динозавр вылез  на  арену  и  сразу встал на
задние лапы.  Его когти взрывали песок,  как трехлемеховые плуги,  а макушка
почти достигала парапета.  Раскачиваясь на ходу и волоча за собой хвост,  он
несколько раз обежал арену по кругу.  Добыча была слишком мелка для него, но
голод взял свое,  и динозавр начал гоняться за людьми, прихлопывая их лапой,
как курица прихлопывает червяков.  Эв опустил глаза и  не поднимал их до тех
пор,  пока вопли жертв,  едва слышные за ревом толпы,  не смолкли.  Динозавр
снова  бегал  по  кругу,  вывалив узкий  язык  и  жадно  поглядывая вверх на
зрителей.  Лишь  кровавые пятна на  песке показывали те  места,  где  смерть
застигла  несчастных.   Юные  римлянки  восторженно  хлопали  в  ладоши.  Их
золотисто-смуглые груди при этом подпрыгивали. Комендант ковырял зубочисткой
во рту.
     - Загнать его в тоннель уже невозможно,  - заметил он. - Скоро начнутся
гладиаторские бои. Это гораздо интереснее.
     После того  как  динозавра расстреляли из  гранатометов и,  разрубив на
части, утащили с арены, из левого тоннеля вышли и построились в шеренгу люди
в   разнообразном  боевом  облачении:   с  маленькими  круглыми  и  большими
прямоугольными щитами, с копьями, мечами и дротиками в руках.
     - Лучшие гладиаторы из императорской школы,  -  пояснил комендант. - Но
сегодня им придется нелегко.
     Из правого тоннеля,  сутулясь, появилось черное волосатое существо. Оно
передвигалось на  двух  ногах и  было  раза  в  три  выше самого высокого из
гладиаторов.  Это был гигантопитек - плотоядная, необычно жестокая обезьяна.
Не обращая внимания на строй ощетинившихся оружием гладиаторов, гигантопитек
медленно пересек  арену  и,  скрытый  стеной,  исчез  из  поля  зрения  Эва.
Несколько легионеров привстали и метнули вниз копья.
     Внезапно они отпрянули, а десятки тысяч человек, заполнивших амфитеатр,
завопили во  весь  голос.  Эв  вскочил  и  увидел  огромные толстые  пальцы,
вцепившиеся в  край парапета.  Камень крошился под  ними.  Каждый ноготь был
величиной с  небольшую черепаху.  Затем  появилась черная,  покрытая пеной и
кровью обезьянья голова.  Всего на долю секунды Эв встретился с ней взглядом
и,  ничего не сознавая,  задыхаясь от немого крика,  бросился бежать.  Сзади
него гигантопитек уже перемахнул через парапет и  ударил кого-то  лапой,  да
так, что брызги через десяток метров настигли Эва.
     Очнулся он  примерно на середине амфитеатра,  сдавленный аплодирующей и
воющей толпой.  Гигантопитека в  упор  добивали из  гранатометов.  Легионеры
оттаскивали в  сторону убитых и  искалеченных.  Из  кучи тел,  отплевываясь,
вылез комендант, уже без венка и в одной сандалии.
     - Вы живы?  -  обрадовался он.  -  Славу Богу. Где мы поужинаем? Я знаю
несколько компаний римской золотой молодежи. Так как?
     - Согласен, - ответил Эв. - А помыться у вас где-нибудь можно?
     - Конечно.  Лучшее общество как  раз  и  собирается в  банях.  Какие вы
предпочитаете, мужские или женские?

     Ужин,  начатый в полночь на квартире коменданта,  закончился только под
утро третьего дня в гроте на берегу моря.
     Всю  дорогу  до  аэродрома,  наскоро отрезвленный водой  со  льдом,  Эв
страдал от головной боли, расстройства желудка и мучительного стыда. В среде
римской  золотой  молодежи,   как   выяснилось,   бытовали  такие   нравы  и
практиковались такие развлечения,  о которых умалчивали даже малозастенчивые
античные авторы.
     Темпоральный бомбардировщик был  полностью снаряжен и  готов  к  рейду.
Лишь в кабине, вновь соединенный со своими электронно-механическими членами,
Эв  обрел ясность ума  и  точность движений.  Он  без  труда прошел Блошиный
Заповедник,   Алтафер,   Решето,   Тибет  и   еще  какое-то  трансцендентное
пространство,  где справа и слева от бомбардировщика, почти смыкаясь над ним
в вышине,  вставали похожие на протуберанцы столбы раскаленного газа.  Затем
он чуть не погиб в  Джокере,  загадочная природа которого не могла допустить
существования в  нем каких-либо материальных тел.  Далее же  один за  другим
пошли мало отличимые друг от друга миры,  ни один из которых не подходил для
выполнения задания.
     Минуло немало времени и  немало пространств,  прежде чем  он,  совершив
запутанную петлю в  мировом континиуме,  вернулся в  Первичное пространство.
Так  глубоко  в  прошлое он  еще  никогда не  забирался.  Много  Эв  повидал
пространств,  но мир Архейской эры был не менее удивителен и грозен, чем мир
Тибета или  второго Ненормального.  Воды океана кипели,  как серная кислота.
Молнии в десятки километров длиной с грохотом пробивали мрак.  Кругом ревели
циклоны.  Смерчи  сшибались  друг  с  другом  и  неслись  дальше  в  бешеном
круговороте.   Опаленные  жарой  и  радиацией  осколки  суши  торчали  среди
фосфоресцирующих волн,  как сломанные зубы.  В атмосфере не содержалось даже
признаков  кислорода,  преобладали  метан,  аммиак  и  углекислый  газ.  Уже
миллионы лет в  этой адской кухне варилось то,  что со временем должно стать
Жизнью.
     Первый контейнер рухнул вниз,  как  сошедший с  рельсов железнодорожный
вагон,  и,  разорвавшись, выбросил огромное облако мельчайших частиц, каждая
из  которых должна была  вскоре сконденсировать вокруг себя  капельку влаги,
благодатным  дождем  упасть  на  океан,  войти  в  состав  зарождающихся там
органических соединений и  спустя миллиарды лет неузнаваемо изменить природу
и  людей.  Пятнадцать других контейнеров Эв  сбросил через  равные интервалы
времени,  следуя точно по экватору планеты. Оставалось вернуться в будущее и
полюбоваться на плоды своей работы.
     Как обычно,  бомбардировщик возвратился в  ту  же  точку пространства и
времени, которую покинул. Вначале он не поверил своим глазам. Эв ожидал чего
угодно:  ожившей сказки или  кошмарных видений,  цветущего сада или  изрытой
воронками пустыни,  мира добра и  братства или страны песьеголовых людоедов.
Он ожидал всего, но только не этого...
     Все  так  же  ревели  ураганы,  по-прежнему извергались вулканы и  били
молнии.  Только  суши  стало  больше,  а  океана  меньше.  Жесткое солнечное
излучение насквозь пронизывало атмосферу,  в  которой не было заметно следов
какой-нибудь  жизнедеятельности.   С   помощью  сотен  подвижных  оптических
элементов,   установленных  в  обшивке  бомбардировщика,   и  через  систему
искусственных   нейронов,   передававших   изображение   непосредственно   в
зрительные центры мозга,  Эв  видел земную поверхность на  тысячи километров
вокруг. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что этот мир мертв,
всегда был мертвым и таковым останется до скончания времен.
     "Как же это могло случиться?" - сохраняя спокойствие, подумал Эв.
     Компьютер тут же услужливо подсказал,  что, вероятнее всего, рассеянные
над   Первичным  Океаном  вещества  каким-то   образом  помешали  химическим
веществам соединиться в  нужной  последовательности и  безвозвратно оборвали
хрупкую  цепочку  перехода  от  неживого к  живому.  После  этого  компьютер
потребовал  новых  распоряжений,   но  Эв  молчал,   тупо  глядя  на  быстро
приближающуюся береговую линию.  Затем неожиданно для  самого себя изо  всей
силы рванулся,  как  будто что-то  толкнуло его  изнутри.  Кресло мягко,  но
настойчиво придержало его,  и  тогда Эв  обеими руками ухватился за  шлем  и
сорвал его вместе со всеми контактами,  клочьями волос и кусками кожи. Сразу
несколько  игл,  словно  жалящие  змеи,  метнулись в  него,  но  разлетелись
вдребезги под  ударами  шлема.  Эв  встал,  обрывая  десятки  соединительных
кабелей и круша все, до чего только мог дотянуться.
     Потерявший управление бомбардировщик тяжело плюхнулся на  мелководье и,
взрывая песок, по инерции выполз на берег. Пилотская кабина, как лифт, пошла
по  горизонтальному  тоннелю  к  левому  борту  и  остановилась,   когда  ее
прозрачная стена оказалась на одном уровне с  обшивкой.  Внизу шумели волны,
разбиваясь о  матово-черный,  покатый борт  бомбардировщика.  Боль пробудила
Эва,  вернув ему сознание.  Он вытер кровь со лба,  глянул на расстилавшийся
кругом безжизненный мир и осознал,  наконец,  что отныне и на веки вечные он
единственный Человек на Земле.
     Только что он убил четыре миллиарда людей,  которые жили в одно время с
ним,  миллиарды, которые жили до него, и триллионы, которые еще не родились.
Царь Ирод,  Тамерлан, инквизиция, конквистадоры, Гитлер не истребили столько
жизней,  сколько он.  Самый страшный преступник не сумел бы сделать то,  что
сумел сделать он:  умертвить всех младенцев, растоптать всех матерей, отнять
пищу у всех стариков.  На бесчисленных кострах,  разведенных им,  сгорели не
только Бруно  и  Жанна,  сгорел дикарь,  смастеривший первое колесо,  сгорел
финикиец,  создавший письменность, сгорели Гомер, Шекспир, Дарвин, Эйнштейн.
Сгорели,  погибли,  распались,  не  родились.  Никогда больше не набухнут по
весне  почки,  никто  не  полюбит  и  не  зачнет.  Земля  останется голой  и
каменистой,  молнии будут впиваться в ее тело,  будто в наказание за великий
грех, и так будет продолжаться бесчисленное количество лет, пока не погаснет
солнце.
     Так и не отыщет он своих детей и жену... Вспомнив о детях, он застонал.
Медленно, не отрывая взгляда от бушующих волн, снял скафандр. Потом набрал в
грудь  побольше воздуха,  поднял стенку кабины и  выбрался на  борт.  Внизу,
метрах в  двадцати,  то  исчезал,  то  появлялся в  кипении волн серый песок
пляжа.  Теплая, пахнущая сероводородом волна накрыла его и тут же откатилась
назад.  Уже  почти задыхаясь,  Эв  с  трудом пополз вслед за  ней туда,  где
подступающий прилив  водоворотом крутился  у  прибрежных  камней.  Следующая
волна подхватила его,  легко приподняла и потащила в глубину -  в бесплодное
лоно океана.  Спустя секунду мутный подводный сумрак сомкнулся над тем,  что
еще совсем недавно было человеческим телом и чему суждено было, распавшись и
преобразовавшись,  через  много-много лет  дать  начало новой Жизни,  новому
Разуму, на этот раз, возможно, бессмертному...



    Брайдер Юрий Михайлович, Чадович Николай Трофимович.
    Против течения



     --------------------------------------------------------:)
     Брайдер Ю., Чадович Н. "Против течения"
     Книга: Брайдер Ю., Чадович Н.
     Собрание сочинений, Том 1, "Телепатическое ружье"
     Издательство "Эридан", Минск, 1994
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 29 августа 2001
     --------------------------------------------------------:)


     Издательство "Эридан", Минск, 1994


     Было  почти  семь  двадцать,  когда  Гиб,  держа  под  мышкой  пакет  с
завтраком,  спустился в  метро.  Каждое утро на этой станции собирались все,
кто из района Девятой кольцевой ездили на работу в  Двадцать Третий закрытый
сектор.
     Минут десять Гиб бегал по перрону,  прежде чем ему удалось втиснуться в
переполненный,  набитый,  как  солдатская могила  после  решающего сражения,
вагон.  Едва только электричка тронулась,  как стоящий рядом с Гибом мужчина
вытащил из кармана сложенную вчетверо газету и,  прикрывая ею лицо, тихо, но
внятно произнес:
     - Не хотите ли развлечься?
     - Нет,  -  покачал головой Гиб и  попытался пробиться поближе к выходу.
Интересно, почему подобные типы цепляются именно к нему.
     - Мы  гарантируем исполнение самых сокровенных ваших желаний.  К  вашим
услугам -  любой год, любое место. Если захотите, на время станете султаном,
пиратом, папой римским - кем угодно!
     - Нет, - отказался Гиб, - пропустите, мне скоро выходить.
     - Подумайте.  Плата умеренная, - без прежнего энтузиазма сказал мужчина
с  газетой.  -  Обслуживание на  самом высоком уровне.  На еду и  снаряжение
скидка. Возьмите на всякий случай вот это.
     Толпа  вынесла Гиба  на  перрон.  Он  машинально взглянул на  квадратик
белого картона, который сжимал в руке.

"ТЕМПЕР-ТАКСИ.  ПУТЕШЕСТВИЕ ВО  ВРЕМЕНИ.  САМОЕ ГРАНДИОЗНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
ВАШЕЙ ЖИЗНИ. БЕЗОПАСНОСТЬ ГАРАНТИРОВАНА.
     Наш адрес: Старый Центр. Второй сектор. Набережная, 226"

     Он  скомкал карточку и  бросил  ее  под  ноги.  Над  эскалатором горело
световое табло:
     "Двадцать Третий сектор временно закрыт для лиц, не имеющих сертификата
формы 6. Будьте готовы к проверке документов".
     Над  крышами домов  в  сером  дождливом небе  висели  желтые патрульные
дирижабли.  Только что  закончилась очередная облава.  На  всех перекрестках
стояли агенты иммиграционного бюро,  вооруженные газометрами и  шок-ружьями.
Они равнодушно созерцали несущуюся мимо них толпу,  каждый третий в  которой
был спекулянтом,  каждый десятый -  незарегистрированным иммигрантом из  бог
знает каких веков, а по крайней мере половина не имела сертификатов формы 6.
До Гиба донесся бубнящий шепот какого-то старика:
     - Настоящий товар!  Только  у  нас!  Подлинная картина  Рубенса,  вчера
доставленная из  прошлого!  Краска на  ней еще не просохла.  Есть заключения
экспертов! Только у нас!
     Все  здания на  этой  улице  были  похожи друг  на  друга.  Невзрачные,
сейсмически  устойчивые  бетонные  коробки  не  выше  трех-пяти  этажей.   В
вестибюле  одного  из  них  Гиб  сдал  охраннику  контрольный жетон,  быстро
переоделся и  после короткого обыска,  рентгена и  взвешивания на скоростном
лифте спустился под землю.  В узком,  обшитом бронированными листами туннеле
его встретил другой охранник,  знавший всех служащих в лицо. Он молча кивнул
Гибу и шагнул в сторону.  Квадратный стальной люк, ведущий в активную камеру
стационарного темпера, бесшумно поднялся.
     Вся бригада - шестнадцать крепких, тренированных и еще не старых мужчин
- была уже в сборе. Гиб поздоровался и сел на свободное место с краю. Спустя
несколько минут из своей каморки показался врач с  опухшим ото сна лицом.  В
руках его была коробка со шприцами.
     - Все  здоровы?  -  спросил  врач.  -  Приготовьте  кислородные  маски.
Темпоральный переход начнется через пять минут.  Сегодня он  продлится три и
одну десятую секунды. Расслабьтесь и не волнуйтесь.
     - Мы не волнуемся, - сказал бригадир и буркнул себе под нос: - Тебя бы,
клизма, хоть раз туда послать...

     Большая океанская баржа,  оборудованная для подводных работ,  в полдень
покинула укромную бухту на  побережье острова Тортю и  медленно двинулась на
северо-запад  -  навстречу испанской эскадре,  которая несколько суток назад
вышла из Веракрус и сейчас держала курс на Картахену.
     Высоко  в  небе  кружил  разведывательный вертолет.  Изображение с  его
телекамер передавалось на  монитор,  установленный на  верхней палубе.  Гиб,
проверив работу своего сепаратора,  пошел взглянуть на испанские корабли. На
экране  то   появлялись,   то  пропадали  несколько  десятков  белых  точек,
выстроившихся неровной линией.
     Вертолет снизился,  и  Гиб  увидел  неуклюжий,  глубоко сидящий в  воде
галеон  и  идущий  параллельным курсом конвойный фрегат,  команда которого в
этот момент выполняла какие-то маневры с парусом.
     - Золото!  -  ухмыльнувшись,  заорал в  ухо Гибу один из  водолазов.  -
Испанское золото!
     - Вижу,  -  ответил  Гиб,  стараясь  перекричать грохот  опробуемых  на
холостом ходу лебедок и сепараторов.
     - Был тут эксперт из иммиграционного бюро, - продолжал орать водолаз. -
Все ходил,  вынюхивал.  Потом наш бригадир сунул ему,  сколько положено, так
тот и  говорит:  "Раз это золото все равно утонет и  будет лежать на  дне до
самого Судного дня,  то его можно поднять.  От этого,  -  говорит,  -  вреда
никому не будет.  А раз так, то, выходит, мы действуем по закону". Что ты об
этом думаешь?
     - Ничего,  - ответил Гиб. Водолаз был незнаком ему. Его разговорчивость
раздражала Гиба.
     - Гляди,  гляди!  -  закричал водолаз,  указывая на  экран  пальцем.  -
Пираты! Наконец-то!
     Изображение резко ушло в сторону,  мелькнуло небо,  потом опять море, и
Гиб увидел на экране свою баржу - маленькую, как спичечный коробок. Вертолет
возвращался.
     Над морем прокатился далекий глухой гул.  Это грянули бортовые канонады
пиратского флагмана. История шла своим чередом.

     Когда баржа прибыла к  месту отгремевшего сражения,  над  морем еще  не
рассеялся пороховой дым. Множество деревянных обломков, три пустых бочонка и
перевернутая шлюпка колыхались на  волнах,  отмечая то  место,  где под воду
ушли два сцепившихся в абордаже корабля.
     Двенадцать последующих часов они  работали,  не  разгибаясь.  Водолазы,
разбитые на  три  группы,  сменяли друг друга через каждые сорок пять минут.
Вертолет летал низко над морем,  рассеивая отпугивающий акул порошок.  Уже в
сумерки с  одним из водолазов произошел несчастный случай,  и он задохнулся,
прежде чем подоспела помощь. Тело засунули в пластиковый мешок и положили на
штабеля золотых слитков.
     К концу смены Гиб так отупел,  что сепаратор чуть не оторвал ему правую
руку.
     Обратное перемещение они перенесли особенно тяжело. Всем дали кислород,
у многих шла носом кровь.
     Была глубокая ночь,  когда Гиб вернулся домой. Ада уже спала. Когда Гиб
разделся и лег рядом, она сонно пробормотала:
     - Что так поздно, милый? Ты нашел ужин?
     - Спи, - отозвался он. - Я не хочу есть.

     ...  Вопль  людей,  утонувших четыреста лет  назад,  вновь пронесся над
морем.  Пушки  трехпалубного  фрегата  грохотали  все  громче.  Каждый  залп
отдавался в  голове  Гиба,  как  удар  дубины.  Он  знал,  что  кругом летят
раскаленные ядра,  а  абордажная команда уже  приготовилась всадить крючья в
борт баржи,  но продолжал изо всех сил,  задыхаясь, бросать в приемный лоток
сепаратора кашу из ила,  золотого лома, кораллов и человеческой плоти - все,
что доставлял на поверхность полуторакубовый ковш подъемника.  Грохот вокруг
все усиливался, и когда он, наконец, стал нестерпимым, Гиб проснулся.
     В дверь стучали руками и ногами.
     Некоторое время Гиб лежал неподвижно,  весь в холодном поту, уверенный,
что все это лишь продолжение сна.
     - Милый,  что там случилось?  Пойди посмотри,  что им надо,  -  сказала
жена.
     Гиб  встал.  Сердце его  колотилось,  а  руки  никак не  могли нашарить
задвижку замка. Обдав Гиба холодом, в комнату ввалились люди в мокрых плащах
и блестящих шлемах.
     - Вы что,  оглохли? - закричал тот из них, чей вид был особенно грозен.
- Думаете,  у  нас  нет  других дел,  кроме  как  торчать под  вашей дверью?
Собирайтесь быстро!
     - Что случилось?  -  оторопел Гиб.  - Я ничего не сделал. Это ошибка. Я
сейчас принесу документы...
     - Молчать! Сам ты ошибка! Идиот безмозглый. В сегодняшнем дне тебя нет!
Ты не существуешь,  понял?  Даже если тебя убить -  ничего не изменится. Это
все  равно,  что  выстрелить в  пустоту.  Всю  ночь мы  носимся по  городу и
вылавливаем таких, как ты. Одевайся. Вещей брать нельзя!
     - У меня жена...
     - Жена останется. Быстрее! Разговаривать с тобой - уже преступление!
     "Уж лучше бы меня на самом деле убили,  - думал Гиб, натягивая брюки. -
Почему именно я? Почему мне так не везет в жизни?"
     На пороге спальни появилась Ада, придерживая руками полы халата.
     - Гиб! - воскликнула она. - Что случилось? Пощадите его, он ни в чем не
виноват!
     - Вернитесь  в  комнату!  С  ним  нельзя  разговаривать.  У  вас  будут
неприятности.
     - Не трогайте ее! - закричал вдруг Гиб. - Собаки, я плевал на вас! Ада,
жди меня, я скоро вернусь!
     Его выволокли на лестницу и там ударили чем-то тяжелым по голове. Когда
Гиб пришел в  себя,  его с  закованными руками тащили по  мокрому асфальту к
гондоле патрульного дирижабля,  висевшего низко над улицей напротив дома.  В
тесной камор