о
шкалой  приемника  и  наткнулся  на  скороговорку  ведущего  о  боксерах   -
участниках матча. - Ага, попал. Они не показывают этот матч  по  телевизору.
Слушай, давай поедем в  Пасифик  Бич  и  поужинаем.  Я  хотел  бы  послушать
репортаж с этой встречи.
   Пенни молча кивнула, и Гордон почувствовал  странное  облегчение.  "Да-а,
очень приятно уходить от собственных проблем и вместо этого слушать, как два
здоровых парня лупцуют друг друга напропалую". Он пристрастился  следить  за
боксерскими матчами лет в десять вместе с отцом. Они часто сиживали в мягких
креслах дома и слушали взволнованные  голоса,  доносившиеся  из  старомодной
магнитолы, стоявшей в углу. Отец тогда уже сильно  растолстел,  и  когда  он
воспроизводил воображаемый удар,  выставляя  вперед  правый  локоть.  Гордон
видел, как перекатывались под  рубашкой  его  жирные  телеса,  а  на  плечах
колыхалось сало. Во время матча отец не замечал ничего вокруг, но  отчетливо
видел все удары и финты, которые описывал комментатор, находящийся за тысячи
миль от него. Пепел от отцовской сигары падал на ковер, образуя серые пятна.
Так происходило почти всегда, и в самый разгар схватки появлялась мать.  Она
ворчала на них из-за мусора и уходила за веником и совком.  Отец  подмигивал
Гордону, когда проходил хороший удар или кто-то из боксеров падал на  ковер,
и сын улыбался в ответ. Он  вспомнил,  что  это  обычно  происходило  летом,
движение транспорта в это время года  на  перекрестке  Двенадцатой  улицы  и
Второй авеню уменьшалось, и в их доме становилось  относительно  тихо,  а  у
отца к концу матча всегда появлялись влажные полумесяцы под  мышками.  Потом
они пили кока-колу. Хорошее было времечко.
   Когда они вошли в "Лаймхаус", Гордон показал на дальний столик и сказал:
   - Слушай, а Кэрроуэйи тоже  здесь.  Какова  сейчас  пропорция  совпадении
наших посещении.
   - Семь из двенадцати, - объявила Пенни. Кэрроуэйев, эту  английскую  пару
выдающихся астрономов, недавно переманили сюда на физический факультет.  Они
находились на переднем крае науки, борясь с недавно открытыми квазизвездными
излучениями.
   Элизабет  в  качестве  наблюдателя  проводила  большую  часть  времени  в
Паломаре, рассматривая наиболее глубокие участки неба в поисках новых тел  с
красным излучением. Красное смещение означало,  что  источник  находится  на
очень большом расстоянии от Земли и обладает невероятно  мощным  излучением.
Бернард, теоретик, считал вполне вероятным, что этот свет шел вообще  не  от
далеких галактик. Он разрабатывал модель, согласно которой  светились  массы
материи, извергнутые нашей Галактикой и удаляющиеся со скоростью, близкой  к
скорости света, что и придавало их излучению красное смещение. Им не хватало
времени, чтобы готовить самим, и они облюбовали этот ресторан, который также
часто посещали Гордон и Пенни. Гордон заметил это, а Пенни вела статистику.
   - Эффект резонанса продолжает удерживаться, - сказал Гордон, проходя мимо
Элизабет. Она рассмеялась и представила их третьему члену компании, довольно
плотному  человеку  с  пронзительным  взглядом.  Бернард   пригласил   вновь
прибывших за свой стол, и вскоре разговор зашел  об  астрофизике  и  красном
смещении. Не прерывая беседы, они заказали самые  экзотические  блюда  меню.
"Лаймхаус" считался второсортным заведением, но в городе он был единственным
китайским рестораном вообще, а ученые  считали,  что  даже  такой  китайский
ресторан лучше первоклассного американского. Гордон неторопливо размышлял  о
том, не является ли это убеждение результатом  интернационализма  вообще.  И
вдруг он сообразил, что  не  запомнил  фамилии  нового  члена  их  компании.
Оказалось, что это Джон Бойль - знаменитый астрофизик, который провел  много
успешных исследований. Именно такие сюрпризы, как эта  встреча  в  китайском
ресторанчике, являвшемся центром научного мира, делала Ла-Ойю тем,  чем  она
была. Ему очень понравилось, когда Пенни несколько раз сострила, а Бойль  от
души расхохотался, внимательно глядя  на  нее.  Встречи  с  великими  людьми
являлись тем  самым,  что  могло  произвести  сильное  впечатление  на  мать
Гордона, но он решил не  рассказывать  об  этом  Пенни.  Гордон  внимательно
прислушивался к приливам и отливам беседы, стараясь понять, что сделало этих
людей столь выдающимися личностями. Конечно, их острый ум,  та  легкость,  с
какой они относились к политике, и  скептицизм.  В  остальном  они  казались
обычными. Чтобы выявить суть проблемы, он решил  подойти  к  ней  с  другого
конца.
   - Что вы думаете о победе Листана над Паттерсоном? - В ответ непонимающие
взгляды. - Он уложил его за первые две минуты первого же раунда.
   - Извините, я не слежу за такими событиями, - ответил Бойль.  -  Но,  мне
кажется, зрителям очень не понравился такой исход, особенно тем,  кто  купил
дорогие билеты.
   - Место возле ринга стоит сто долларов.
   - Почти  доллар  за  секунду,  -  хохотнул  Бернард,  и  компания  начала
выяснять, сколько времени, в пересчете  на  один  доллар,  затрачивалось  на
различные события,  которые  считались  важными.  Бойль  старался  подобрать
наиболее  дорогие  развлечения,  но  рекорд  побила  Пенни  -   пять   минут
удовольствия,  связанных  с  сексом,  а  в  результате,  если  вы  не  очень
осторожны, весьма  дорогостоящее  дитя,  которое  вам  предстоит  растить  и
воспитывать.
   - Пять минут? - Бойль прищурился. - Весьма сомнительная реклама для  вас,
Гордон.
   За взрывом смеха никто не заметил, как Гордон стиснул  зубы.  Его  и  так
немного шокировало предположение Бойля, что они с Пенни спят вместе,  а  тут
еще  такой  намек.  Подобные  вещи   очень   раздражают.   Однако   разговор
переключился на другое, и Гордон постепенно успокоился.
   Принесли заказанные блюда. Пенни  была  в  ударе:  продолжала  острить  и
каламбурить, явно очаровывая Бойля. Гордон молча  восхищался,  удивляясь  ее
изощренности в словесных баталиях. Он же никак не успевал за  беседой:  пока
он минуту или две раздумывал над тем, чем  бы  таким  оригинальным  поразить
общество, разговор уже переключался на другую тему.  Пенни  заметила  это  и
стала втягивать его в общую беседу, бросая реплики, на которые, она знала, у
него имелся ответ,  веселый  и  остроумный.  В  "Лаймхаусе"  разгорался  шум
беседы, ощущалась острота соуса. Когда Бойль достал свою записную  книжку  и
сделал в ней какие-то пометки. Гордон рассказал,  как  однажды  в  Принстоне
один из физиков  на  вечеринке  записывал  что-то  в  блокнот,  и  Эйнштейн,
сидевший рядом, спросил, что именно. Физик ответил: "Когда у меня  возникает
хорошая идея, я ее записываю, чтобы не забыть. Попробуйте так сделать -  это
очень удобно". На что Эйнштейн, печально улыбнувшись, ответил:  "Сомневаюсь.
За всю мою жизнь мне в голову пришли только две или три хорошие идеи".
   Эта шутка вызвала добрый смех. Гордон широко улыбнулся  Пенни.  Благодаря
ей он теперь полностью освоился в компании.
   После ужина они стали обсуждать, что бы посмотреть в кино.  Пенни  хотела
"В прошлом году в Мариенбаде",  а  Бойль  высказывался  в  пользу  "Лоуренса
Аравийского", аргументируя тем, что поскольку он смотрит кино раз в году, то
фильм нужно выбирать  самый  лучший.  В  результате  четверо  против  одного
проголосовали за "Лоуренса". Когда они покинули ресторан, Гордон на  стоянке
обнял Пенни и, целуя ее, вспомнил, как она пахнет в постели.
   - Я люблю тебя, - сказал он.
   - Милости просим, - ответила она, улыбаясь.
   Потом, когда они лежали рядом, ему казалось, что он как бы поворачивал ее
вокруг оси, в качестве которой выступал луч света, косо падавший из окна,  и
она все время  превращалась  в  разные  существа.  Он  способствовал  этому,
стараясь руками и языком. Она же, в свою очередь, призывала  и  лепила  его.
Ему казалось, что в ее уверенных движениях и проявлениях страсти он  находит
отголоски ее прошлых привязанностей. Странно, но это не тревожило его,  хотя
по всем правилам следовало бы ее ревновать. До него доходило отражавшееся от
Пенни эхо других мужчин. Но их нет, а он рядом, и этого ему достаточно.
   Гордон слегка задыхался и еще раз напомнил себе о том, что должен  почаще
бегать по берегу. Он  внимательно  всматривался  в  лицо  Пенни,  освещенное
тусклым светом уличного фонаря, который проникал в спальню. Простые и  ясные
черты, влажные спутанные волосы, упавшие на щеку. В ее  биографии  тоже  как
будто бы не было  ничего  особенного:  выпускница  литературного  факультета
университета, хорошая дочь рантье из Окленда, то лирически  настроенная,  то
очень  практичная,  с  такими  политическими  взглядами,  которые  позволяли
одновременно оценить по достоинству как Кеннеди, так и Голдуотера. Временами
она вела себя то совершенно бесстыдно, то робко, то  опять  изощрялась,  как
шлюха. Пенни поразило его сексуальное невежество, но каждый  раз,  когда  он
неожиданно  становился  совершенно  неуправляемым,   она   удивлялась,   чем
поддерживала его уверенность в себе, а потом, когда он  лежал  обессиленный,
успокаивала его, и рядом с ней Гордон чувствовал себя настоящим мужчиной.
   Кто-то тонким голоском выводил песенку Петера,  Пауля  и  Мэри  "Лимонное
дерево".
   - Черт возьми, как ты хорош, - сказала Пенни. - По  десятибалльной  шкале
ты заслуживаешь одиннадцать очков.
   Гордон наморщил лоб, обдумывая сказанное, а потом решил:
   - Нет, мы оба ничего. Нельзя отделять игру от игроков.
   - Ого, как ты умеешь анализировать!
   Гордон нахмурился, вспоминая то, что случалось на Восточном  побережье  с
тамошними  непростыми  девицами.  Там  царствовал  оральный  секс,   который
требовал сложных предварительных переговоров,  с  прерывающимся  началом,  с
пустыми словами, но которых было достаточно: "Как  насчет  того,  чтобы  мы,
ну..." или "Если хочешь знать, это как раз то, что тебе нужно...",  а  потом
резкий переход к соитию - неловкие  позы,  будто  вы  состоите  из  сплошных
локтей, страх пошевельнуться, показаться неловким. С теми  бойкими  девицами
все так и случалось. С Пенни - никогда.
   Гордон посмотрел на Пенни, а потом на деревянную стену у нее  за  спиной.
Его лицо стало сосредоточенным, как будто он пытался решить сложную  задачу.
Да,  конечно,  ему  следовало  бы  сейчас  разговаривать  как  многоопытному
мужчине, но он понял, что не нужно лгать и говорить неправду.
   - Нет, - сказал Гордон решительно. - И не я, и не ты. Мы оба.
   Пенни засмеялась и ткнула его в бок.

Глава 8

14 октября 1962 года

   Гордон перебирал почту, торчавшую из отверстия его почтового  ящика.  Вот
реклама нового мюзикла  "Остановите  шар  земной  -  я  здесь  хочу  сойти",
посланная его матерью. Вряд  ли  он  сможет  посетить  это  представление  в
Нью-Йорке при открытии сезона осенью.  Гордон  бросил  проспект  в  мусорный
ящик. Какое-то общество, назвавшее себя "Граждане за приличную  литературу",
в ярко раскрашенном буклете критиковало излишества, которые  позволили  себе
автор "Карпетбеггеров"  и  Миллер  в  "Тропике  рака".  Гордон  с  интересом
прочитал отрывки. В этом канкане выпирающих ляжек, сокрушительных оргазмов и
гимнастических упражнений, которые тоже почему-то  называют  сексом,  он  не
нашел ничего, что могло бы  разрушить  нормальные  отношения  полов.  Однако
генерал Эдвин Уокер считал иначе, а Барри  Голдуотер,  выступивший  с  видом
знатока, в тщательно подобранных выражениях  заявил,  что  пороки  в  личной
жизни могут привести к эрозии общественного поведения и морали. Как  обычно,
проводилась аналогия между США и Римской  империей  периода  упадка.  Гордон
посмеялся и тоже выбросил эту брошюру. Здесь, на западе,  совершенно  другая
цивилизация. Никакие цензоры не станут приставать к ученым, выясняя их вклад
в науку  в  университетах  Восточного  побережья.  Всем  известно,  что  это
безнадежное дело не стоит почтовых расходов.  Наверное,  местные  простофили
считают, что сравнение с Римской империей  произведет  впечатление  даже  на
ученых. Гордон просмотрел последние  выпуски  "Физикал  ревью",  отмечая  те
статьи, которые собирался прочитать позже. Там же  ему  попалась  интересная
статья Клаудии Зиннес по поводу ядерного резонанса,  в  которой  приводились
как будто бы  довольно  четкие  значения  -  старая  группа  в  Колумбийском
университете поддержала свою репутацию.
   Гордон вздохнул.  Может  быть,  ему  следовало  остаться  в  Колумбийском
университете для постдокторской исследовательской работы, а не  замахиваться
так рано на должность доцента. Ла-Ойя представляла собой  мощную  структуру,
рвущуюся к конкуренции и всемирной славе.  В  местном  журнале  существовала
ежемесячная подборка, озаглавленная "Университет на пути к величию",  полная
мишуры  и  фотографий  профессоров,  взирающих  на   сложные   приборы   или
раздумывающих над не менее  сложными  уравнениями.  Калифорния  стремится  к
звездам, Калифорния выходит на передовые  рубежи  науки,  Калифорния  меняет
доллары на мозги. Университет заполучил на должность президента Герба Йорка,
который раньше  замещал  директора  в  отделе  министерства  обороны.  Затем
появились такие киты, как Гарольд Урия и Мейерз, а  потом  и  специалист  по
ядерной теории Кейт Брюкнер. И теперь ручеек талантов превратился  в  мощный
поток.  В  этой  стремнине  должность  доцента   представлялась   достаточно
перспективной, чтобы служить приманкой для молодого ученого.
   Гордон шел по коридору третьего этажа, вглядываясь в таблички  на  дверях
кабинетов. Розенблат - теоретик в области физики плазмы. Считалось,  что  он
лучший в мире специалист этого профиля.
   Маттиас - просто маэстро сверхнизких температур - человек, который  побил
рекорд по обеспечению сверхпроводимости при наивысшей  рабочей  температуре.
Кролл и Сул, Пиччиони и Фейер - с каждым из этих  имен  связаны  глубочайшие
проникновения в тайны природы  -  или  блестящий  расчет,  или  великолепный
эксперимент. И в конце коридора светилась табличка с фамилией "Лакин".
   Гордон постучал.
   - Что, получили мою записку? - улыбнулся Лакин, открыв дверь и  пропуская
Гордона вперед. - Чудесно. Мы должны принять решение.
   - Да? А в чем дело? - спросил Гордон, усаживаясь за стол напротив Лакина,
ближе к окну. Во дворе бульдозеры срывали эвкалиптовые  деревья,  освобождая
место для нового химического корпуса.
   - Выдаваемый мне  ННФ  грант  на  исследования  предстоит  возобновить  в
ближайшее время.
   Гордон отметил про себя, что Лакин не сказал "наш грант", хотя все они  -
он, Шелли и Гордон - являлись исследователями по данному  гранту.  Лакин  же
подтверждал целесообразность расходов  или,  как  говорили  в  секретариате,
выступал в качестве ГИ  -  главного  исследователя.  В  этом  и  заключалась
разница между ним и остальными.
   - Но ведь предложение насчет возобновления гранта не  требуется  подавать
до Рождества, - возразил Гордон. - Зачем же начинать так рано?
   - Я говорю не о том, чтобы написать, а о том,  чтобы  решить,  о  чем  мы
будем писать.
   - Ваши эксперименты с локализованным спином... Лакин  покачал  головой  и
нахмурился.
   - Они все еще  прорабатываются.  Я  не  могу  предлагать  их  в  качестве
основной темы.
   - Результаты, полученные Шелли...
   - Да, они многообещающие. Хорошая работа. Однако в них  пока  нет  ничего
необычного. Сегодня они фактически продолжают предыдущие исследования.
   - В таком случае остается моя работа.
   - Да, ваша. - Лакин сложил руки на столе, где  все  выглядело  невероятно
аккуратно: листы бумаги подровнены один к одному,  карандаши  лежали  строго
параллельно друг другу.
   - Но у меня до сих пор нет ясности.
   -  Я  передал  вам  проблему  ядерного  резонанса  вместе  с  талантливым
студентом Купером, чтобы ускорить работу. Я ожидал, что вы  получите  полный
набор данных в срок.
   - Вы же знаете, какие сложности возникли у нас с шумами.
   - Гордон, я дал вам эту  работу  не  случайно,  -  сказал  Лакин,  слегка
улыбнувшись. У него на лбу собрались морщинки, и весь он, казалось,  излучал
дружелюбие. - Я полагал, что это будет хорошим  стартом  для  вашей  научной
карьеры.  Я  знаю,  что  раньше  вам  не  приходилось  работать  с  подобной
аппаратурой.  Проблема,  которую  вы  излагаете  тезисно,  считалась   более
определенной.  Однако  строгие  результаты  будут  опубликованы  в  "Физикал
ревью", и это, безусловно, поможет нам возобновить грант. От этого зависит и
ваше положение на факультете.
   Гордон посмотрел в окно на работавшие во дворе машины, потом взглянул  на
Лакина. "Физикал ревью леттерс" - очень престижный  физический  журнал.  Там
публиковались наиболее выдающиеся и сенсационные материалы, причем в течение
ближайших недель после получения в отличие от  "Физикал  ревью",  где  ждать
публикации приходилось очень долго, как и в других журналах.  Информационный
потоп заставлял  настоящего  ученого  сокращать  область  своего  чтения  до
нескольких журналов, которые к  тому  же  становились  все  толще  и  толще.
Получить информацию в наше время - попытка  напиться  из  пожарного  шланга.
Поэтому ученый начинает пользоваться  аннотированными  сообщениями  "Физикал
ревью леттерс", давая себе слово, что в свободное  время  прочтет  подробный
развернутый отчет в других журналах.
   - Все правильно, - мягко сказал Гордон. - Но у меня  нет  подходящих  для
публикации результатов.
   - Ошибаетесь. Такая информация у вас есть, - горячо возразил Лакин. - Вот
этот эффект шумов. Очень интересно.
   Гордон нахмурился.
   - Несколько дней назад вы говорили, что это результат нестабильной работы
техники.
   - Я тогда несколько погорячился и  неправильно  оценил  те  трудности,  с
которыми вам пришлось столкнуться. - Лакин провел длинными пальцами по своей
редеющей шевелюре, откидывая ее назад и обнаруживая  лысеющий  скальп,  цвет
которого контрастировал с загорелым лбом. -  Шумы,  которые  вы  обнаружили.
Гордон, не являются простыми помехами. После некоторых размышлений я  пришел
к выводу, что это новое физическое явление.
   Гордон посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Он  просто  не  верил
своим ушам.
   - Какой еще эффект? - спросил он, растягивая слова.
   - Этого я не знаю. Что-то нарушает обычный процесс ядерного резонанса.  Я
предлагаю назвать это "спонтанным резонансом", просто для того, чтобы  иметь
рабочее название этого явления. -  Лакин  улыбнулся.  -  Впоследствии,  если
эффект будет иметь очень важное значение,  как  я  подозреваю,  его  назовут
вашим именем, Гордон. Как знать?
   - Но, Исаак, мы не понимаем сути этого эффекта. Как же  мы  можем  давать
ему такое рабочее название? Спонтанный резонанс означает, что внутри  самого
кристалла что-то заставляет магнитные спины переключаться с вращения в  одну
сторону на противоположную, и наоборот.
   - Это так и происходит.
   - Но в действительности не известно, что там происходит.
   - Это единственно возможный механизм, - сказал Лакин спокойно.
   - Может быть.
   - Вы все никак не можете оценить  эту  возню  с  сигналом,  так  ведь?  -
спросил саркастически Лакин.
   - Мы продолжаем изучать их, и Купер сейчас получает новую информацию.
   - Чепуха. Вы зря расходуете рабочее время этого студента.
   - По-моему, это не так.
   - Я боюсь, что ваше мнение не  является  единственным  фактором,  который
здесь играет роль, - заявил Лакин, неотступно глядя на Гордона.
   - То есть?
   - У вас нет опыта такой деятельности. Все надо закончить к  определенному
сроку. Возобновление гранта ННФ имеет большее значение, чем ваши возражения.
Мне не хотелось бы говорить столь прямо, но...
   - Да, понимаю. Вы имеете в виду интересы всей группы.
   - Я мог бы обойтись и без подсказок. Гордон заморгал и отвернулся к окну.
   - Извините.
   Наступило молчание. Рычание вгрызающихся в  землю  бульдозеров  отвлекало
Гордона.  Он  посмотрел  в  окно  и  увидел  стену  палисандровых  деревьев.
Механические  челюсти  ра