вень
школьных увлечений.
   - Я так и думал, что вам это не по нутру, -  успокаивающим  тоном  сказал
Клифф. - Вы с самого востока?
   - Да.
   - Марлон Брандо. "На берегу" и все в том же духе. Ох, парень, там все так
грязно!
   - Ну, вряд ли все, - заступился за восток Гордон. Каким-то образом  Клифф
попал в самую точку. Гордон одно время держал на крыше голубей, так же как и
Брандо, и приходил потолковать с ними в субботние вечера, когда  у  него  не
предвиделось свиданий, что случалось довольно часто. Через какое-то время он
убедил себя, что свидания  в  субботу  вечером  вовсе  не  являются  центром
мироздания подростка. Потом он избавился от голубей. Они действительно  были
грязными.
   Гордон сказал, что хочет еще вина, и вышел в соседнюю комнату.  Когда  он
вернулся, Пенни и Клифф оживленно вспоминали прошлое: поведение и  одежду  в
стиле  высшей  студенческой  лиги  "Айви  Лиг";   оснащенные   черт-те   чем
автомобили; "Час варьете  с  Тэдом  Маком";  нарочно  дразнящие  собеседника
ответы типа "Я-то  это  знаю,  а  вот  тебе  придется  выяснять";  мороженое
"Силтест", фильмы "Оззи и Харриет" и "Папе лучше знать";  прически  в  стиле
"утиный хвост"; перекрашивание старшеклассниками за ночь водонапорной башни;
девочек, которые жевали в аудитории резинку и покидали первые курсы колледжа
из-за беременности; спектакль "Моя маленькая Марджи"; паршивца-президента на
старшем курсе; платья без завязок, в которые приходилось вставлять кринолин;
одноцентовые булочки; круглые заколки;  выпивки  в  барах,  хозяева  которых
плевать хотели на возраст посетителей; девушек, которые носили  такие  узкие
юбки, что в  автобус  им  приходилось  влезать  боком;  пожар  в  химической
лаборатории; брюки без поясов; а также всякую всячину, которая не  нравилась
Гордону уже тогда, когда он сидел,  погрузившись  в  учебники,  и  мечтал  о
Колумбийском университете. Он  не  видел  причин  тосковать  по  этим  вещам
теперь. Пенни и Клифф вспоминали о бессмысленных  поступках  и  глупостях  с
какой-то мягкой снисходительностью, которой Гордон не мог понять.
   - Все это сильно смахивает на загородный  клуб,  -  сказал  он,  стараясь
говорить шутливым тоном, но подразумевая именно это.
   Однако Клифф уловил в его голосе неодобрение.
   - Знаешь, мы просто хотели развлекаться, пока имелась крыша над головой.
   - Ну, мне кажется, дела не так плохи.
   - А по мне, так нет. Вот попади  туда  в  грязь  по  самый  зад.  Китайцы
откусывают от нас по кусочку, газеты  пишут  только  о  Кубе,  но  настоящие
события происходят там. - Клифф допил вино и налил снова.
   - Понимаю, - холодным тоном сказал Гордон.
   - Клифф, - весело проговорила  Пенни,  -  расскажи  Гордону  про  дохлого
кролика в классе миссис Хоскинз. Клифф принес...
   - Послушай,  друг,  -  медленно  выговаривая  каждое  слово  и  помахивая
указательным пальцем, сказал Клифф, вглядываясь  в  Гордона  так,  будто  он
плохо видел, - ты просто не...
   В этот момент зазвонил телефон. Гордон с облегчением встал и взял трубку.
Выходя из комнаты с трубкой, он заметил, что  Клифф  начал  что-то  тихонько
говорить Пенни, но расслышать ничего не мог.
   Сквозь свист электростатических помех Гордон разобрал голос матери:
   - Гордон, это ты?
   - Да, я. - Он глянул в сторону гостиной и  понизил  голос.  -  Ты  откуда
звонишь?
   - Из дома, конечно, где же мне еще быть?
   - Я просто поинтересовался...
   - Не вернулась ли я в Калифорнию, чтобы тебя навестить?  -  В  ее  голосе
явно слышалось раздражение.
   - Нет, нет, что ты! -  Он  запнулся  на  какую-то  долю  секунды,  решая,
произнести слово "мама" или нет, и не стал этого делать,  чтобы  не  услышал
Клифф из специальных войск. - Я совсем так не  думал,  ты  меня  неправильно
понимаешь.
   - Она  с  тобой?  -  Голос  матери  сразу  ослаб,  как  будто  ухудшилась
слышимость.
   - Конечно. А ты чего ожидала?
   - Кто знает, чего можно ожидать  в  наше  время,  сын.  Как  только  мать
назвала его сыном, он понял, что сейчас начнутся проповеди.
   - Тебе не следовало уезжать, не предупредив.
   - Я знаю, знаю. - Ее голос снова ослаб. - Моя кузина Хейзел сказала,  что
я поступила неправильно.
   - А мы так много собирались сделать, показать тебе достопримечательности,
- начал на ходу сочинять Гордон.
   - Я была в таком... - она не могла подобрать слова.
   - Мы могли бы поговорить.., о многом...
   - Успеем. Я сейчас не чувствую себя достаточно хорошо,  но  надеюсь,  что
смогу снова приехать.
   - Ты чувствуешь себя неважно? Мама, что с тобой?
   - Небольшой плеврит, ничего страшного. Я выбросила уйму денег на  доктора
и на анализы, но теперь все в порядке.
   - Слава Богу. Займись своим здоровьем.
   - Это не серьезней, чем ангина, которой ты когда-то болел. Помнишь? Я все
знаю об этих болезнях. Вчера на обед приходила твоя сестра, и мы вспоминали,
как... - И дальше мать обычным  тоном  начала  описывать  события  прошедших
недель: о возвращении в отчий дом блудной сестры; о том, как она сварила щи,
испекла кюгель, приготовила язык со знаменитым венгерским изюмным соусом - и
все это для одного обеда. Затем она вспомнила про "тиатер", о том,  как  две
труппы одновременно поставили Осборновского "Лютера". ("Об  этом  так  много
говорили!") Она никогда не просила отца Гордона о  подобных  развлечениях  -
нечего тратить свои кровные денежки, - но теперь желание приблизить  к  себе
детей  оправдывало  такую  роскошь.  Он  ласково   улыбался,   слушая   этот
непринужденный поток слов из другой жизни  за  три  тысячи  миль  отсюда,  и
думал, знает ли вообще Филипп Рот что-нибудь о Лаосе.
   Гордон представлял себе,  как  мать  на  другом  конце  длинного  медного
провода сжимает трубку так, что ее кулак становится белым. По мере того  как
ее голос смягчался, он чувствовал, что рука перестает напрягаться и костяшки
пальцев приобретают нормальный цвет. В конце  разговора  у  него  улучшилось
настроение. Он повесил трубку и услышал сдавленный крик из гостиной.
   Пенни сидела на софе, обнимая Клиффа за плечи,  а  тот  плакал,  закрывая
лицо руками.
   - Я не хотел... Мы  шли  по  этим  рисовым  полям,  преследуя  группу  из
Патет-Лао, когда они уходили из Вьетнама в сторону Долины кувшинов. Я был  с
дерьмовой ротой регулярных вьетнамских войск - я и Берни;  Берни  из  нашего
класса, ты его помнишь. Пенни? - и вдруг в нас  стали  стрелять  из  ручного
пулемета. Голова Берни дернулась, он сел прямо в грязь,  шлем  упал  ему  на
колени. Он потянулся рукой к лицу, а потом стал доставать что-то из шлема  и
повалился набок. Я тоже бросился на землю, а пулеметные очереди свистели над
нами. Когда я подполз к нему, вода вокруг была розовой. Я посмотрел  на  его
шлем, и до меня дошло, что он пытался достать оттуда свой скальп,  -  волосы
все еще липли к  шлему.  Очередь,  видимо,  прошила  шлем,  пробила  мозг  и
раздробила челюсть. - Клифф говорил теперь спокойнее и отчетливее,  прерывая
свою речь тяжелыми вздохами и вытирая  глаза.  Пенни  обнимала  его  широкие
плечи и шептала что-то успокаивающее. Затем она нежно поцеловала его в щеку.
Гордон неожиданно понял, и это резануло его по сердцу, что  когда-то,  в  те
розовые школьные дни,  она  спала  с  Клиффом.  Между  ними  возникла  былая
близость.
   Клифф поднял голову и увидел Гордона. Он  слегка  встрепенулся,  а  потом
грустно покачал головой.
   - Начался этот чертов дождь, - сказал  он  отчетливо,  как  бы  решившись
досказать все до конца, безразлично кому. - Они не могли  прислать  за  нами
вертолет. Эти сволочи, вьетнамские летчики, не хотели летать под  огнем.  Мы
застряли в бамбуковой роще,  куда  нам  пришлось  перебраться.  Патет-Лао  и
Вьетконг загнали нас туда. Мы  с  Берии  считались  советниками,  и  в  наши
обязанности не входило отдавать приказы. Мы  были  прикомандированы  к  этой
роте, так как предполагалось, что ей  не  придется  вообще  соприкасаться  с
противником. Все думали, что с началом сезона дождей они исчезнут.
   Клифф поднял бутыль с "Бруксайдским"  и  налил  себе  еще  стакан.  Пенни
сидела рядом с ним, сложив руки на груди. Ее глаза  блестели.  Гордон  вдруг
осознал, что стоит навытяжку со сжатыми кулаками между кухней и гостиной. Он
заставил себя сесть в кресло-качалку.
   Клифф выпил полстакана, вытер рукавом глаза  и  вздохнул.  Постепенно  он
овладел собой, и когда снова заговорил, в  голосе  его  сквозила  усталость,
будто с каждым произнесенным словом уходила часть его эмоций:
   - Этот командир вьетнамской разведроты просто прилип ко мне, не зная, что
делать. Собрался уходить этой же ночью. Рисовые  поля  покрыло  туманом.  Он
хотел, чтобы я с десятком вьетнамцев пошел на  разведку.  Я  пошел.  У  этих
мальцов имелись винтовки М-1, и они были испуганы до предела. Не  успели  мы
пройти сотню метров, как первый напоролся ногой на  что-то  и  начал  орать.
Немедленно раздалась пулеметная очередь, и мы подались  назад  в  бамбуковую
рощу.
   Клифф откинулся на софе и  небрежно  обнял  Пенни,  тупо  уставившись  на
бутыль.
   - Из-за дождя появляются грибки, которые растут  прямо  в  ваших  носках.
Ноги становятся белыми. Я пытался 1асиуть, но ногам сделалось  так  холодно,
что, казалось, они отмерзли. И я проснулся с лишаем на языке. - Он на минуту
замолчал.  Пенни  сидела,  открыв  рот,  но  ничего  не   говорила.   Гордон
почувствовал, что слишком энергично раскачивается в кресле, и замедлил темп.
   - Сначала я думал, что это лист или еще что-то, и  попытался  избавиться.
Но у меня ничего не вышло. Тогда один из вьетнамцев придавил меня к земле  -
я вскочил, начал бегать кругами и орать. Эта дрянь,  командир  роты,  решил,
что в наши ряды проник враг. А вьетнамец положил мне на язык сапожный крем и
вытащил лишаи - маленькую мохнатую штучку. Целый день я  чувствовал  привкус
сапожного крема и до сих пор вздрагиваю, вспоминая это.  К  полудню  нам  на
помощь пришел батальон и отбил вьетконговцев. - Он взглянул  на  Гордона.  -
Только когда мы вернулись на базу, я снопа вспомнил о Берни...
   Клифф пробыл у них до поздней ночи. По мере того как он выпивал стакан за
стаканом сладкое вино, его рассказы становились все более  ностальгическими.
Пенни сидела на софе, поджав ноги и изредка  покачивая  головой,  взгляд  ее
где-то блуждал. Гордон время от времени задавал  вопросы,  понимающе  кивал,
бормоча что-то одобрительное, но не очень прислушиваясь к рассказам Клиффа и
наблюдая за Пенни.
   Прощаясь, Клифф совсем развеселился, пошатываясь от выпитого  вина;  лицо
его раскраснелось и вспотело. Вдруг он наклонился к Гордону, поднял с хитрой
улыбкой палец вверх и произнес:
   - Отправьте этого заключенного в самую глубокую темницу.
   Гордон нахмурился: определенно вино размягчило мозги этого человека.
   - Это из Тома Свифта, - подсказала Пенни.
   - Что? - раздраженно спросил Гордон. Клифф вяло кивнул.
   - Ну, это шутка... Игра слов, - ответила Пенни, взглядом  умоляя  Гордона
пропустить это мимо ушей и закончить вечер на  веселой  ноте.  -  Ты  должен
продолжить диалог.
   - Ну... - Гордон почувствовал себя не в своей тарелке. - Я не могу...
   - Моя очередь. - Пенни похлопала Клиффа по плечу, отчасти для того, чтобы
он тверже держался на ногах. - А как насчет "Я многое  узнал  о  женщинах  в
Париже"?
   Клифф заливисто расхохотался, подмигнул ей и зашаркал к выходу.
   - Оставьте это вино себе. Гордон, - проговорил он. Пенни проводила Клиффа
до двери. В слабом свете висевшей над косяком лампы Гордон увидел, как Пенни
на прощание поцеловала его. Клифф улыбнулся в ответ и ушел.
   Он бросил бутыль "Бруксайдского" в ящик для мусора и прополоскал стаканы.
Пенни убирала со стола остатки запеченной картошки.
   - Я не хочу, чтобы ты приводила сюда своих  старых  приятелей,  -  сказал
Гордон.
   - Что? - Она резко повернулась в его сторону, глаза ее расширились.
   - Ты слышала.
   - Почему?
   - Мне это не нравится.
   - Да?.. А почему тебе это не нравится?
   - Ты живешь со мной, и я не хочу видеть здесь никого другого.
   - Господи, между мной и Клиффом ничего нет.  Он  пришел  просто  так.  Мы
очень давно не виделись.
   - Не надо было с ним так много целоваться.
   - Боже мой, - закатила глаза Пенни. Ему  стало  жарко,  и  он  неожиданно
почувствовал, что теряет уверенность. Сколько же он выпил? Не так уж много.
   - Я знаю, что говорю. Мне все это не нравится. Он  мог  тебя  неправильно
понять. Вы вспоминали школьные дни, ты его обнимала...
   - Господи, "неправильно понять". Эта фразочка словно из "Гарри в  средней
школе". Откуда это в тебе, Гордон?
   - Ты его провоцировала.
   - Ни черта я его не провоцировала.  У  него  душа  изранена.  Я  пыталась
как-то его успокоить. Слушала, что он говорил. Как только Клифф  постучал  в
нашу дверь, я поняла, что у него что-то застряло внутри, что-то, чему  армия
не дает выйти наружу. Он почти умирал от этого. Гордон. А Берн и - его друг.
   - Да? Ну хорошо. И все-таки мне это не нравится. - Его злость прошла,  он
пытался другим способом доказать свою правоту. А в чем, собственно, дело? Он
почувствовал угрозу со  стороны  Клиффа  с  самого  начала,  как  только  он
появился. Если  бы  мать  могла  видеть  по  телефону,  она  бы  знала,  как
охарактеризовать поведение Пенни. Она бы... Гордон остановил поток мыслей  и
перевел взгляд  на  торчащую  из  мусорного  ящика  бутыль  "Бруксайдского",
которая одиноко ждала своей участи. Он взирал  на  Пенни  и  Клиффа  глазами
своей матери, своим нью-йоркским нутром, и понял, что упустил  что-то  самое
главное. Разговор о войне вывел его из равновесия, он не был уверен  в  том,
что все понял правильно, а теперь требовал объяснений от Пенни.
   - Слушай, - начал он. - Я сожалею. Я... -  Он  поднял  руки,  но  тут  же
беспомощно уронил их. - Знаешь, я, пожалуй, прогуляюсь.
   Пенни пожала плечами, и он прошел мимо нее к двери.
   На улице было прохладно, пахло морем, туман окутывал старые дубы. Он  шел
по ночной Ла-Ойе. Его лицо горело.
   На Ферн Глен  внимание  Гордона  привлекла  какая-то  фигура.  Лакин.  Он
огляделся по сторонам и скользнул в свой "остин-бентли". В доме, из которого
вышел Лакин, на окне затрепетали венецианские занавески и  показался  силуэт
женщины. Гордон знал этот дом.  Здесь  жили  две  студентки  старших  курсов
гуманитарного факультета. Он улыбнулся про себя, когда  лакинский  "бентли",
мягко урча, проплыл мимо. Почему-то это маленькое свидетельство человеческой
слабости развеселило его.
   Гордон долго шагал мимо  заколоченных  летних  коттеджей  с  пожелтевшими
газетами на ступеньках. Иногда все-таки попадались  дома,  в  которых  горел
свет. Лаос, Клифф и то, о чем он говорил - о  вещах  реальных  и  важных,  а
также о грязи и печальных событиях, - все это Гордон медленно перебирал  про
себя, перемежая мыслями о Пенни и о его далекой, но тем  не  менее  реальной
матери.  Экспериментальная  физика  казалась,  не  более  чем  разгадыванием
кроссвордов  по  сравнению  с  этими   проблемами.   Далекая   война   могла
перекатиться через океан и обрушиться на  этот  берег.  В  его  одурманенном
вином мозгу всплыл  пирс  Скриппса,  выступавший  далеко  в  океан  рядом  с
университетским городком. Его использовали в качестве разгрузочной  площадки
для амуниции, танков и людей.  Но  тут  он  спохватился.  Конечно,  алкоголь
путает его мысли. Этому густо застроенному району Ла-Ойи не  могли  угрожать
люди в темных одеждах, борющиеся против правительства Дьема. Просто  в  этом
нет никакого смысла.
   Гордон повернул к дому.  Видимо,  он  слишком  переволновался  сегодня  -
Клифф, Вьетконг, Лакин. Волны не сметут берега за одну ночь. А что  касается
неясных сообщений, что кубинцы выбрасывают удобрения в океан и  убивают  там
жизнь, - это маловероятно. Скорее всего - просто паранойя.
   Этой ночью он был уверен, что дела обстоят именно так.

Глава 14

22 марта 1963 года

   Гордон взял с лабораторного стола и раскрыл "Сан-Диего знион".  Он  сразу
же пожалел, что не купил "Лос-Анджелес аймс", так как "Юнион" в его  обычной
буколически-пасоральной  манере  уделил  много  места   описанию   свадебной
церемонии  Хоуп  Кук  -  недавней  выпускницы  Института  Сары  Лоуренс,   и
кронпринца Сиккима Палдена Тонула Намгиала. "Юнион" просто  захлебывался  от
восторга, что американская девушка выходит замуж  за  человека,  который  на
днях может стать махараджей. Стоящую новость опубликовали на первой странице
в виде короткой заметки: смерть Дейви Мура.  Гордон  нетерпеливо  перелистал
страницы, чтобы попасть в спортивный раздел, и был удовлетворен, когда нашел
там более подробный рассказ. Сахарный Рамос послал Мура в нокаут  в  десятом
раунде их схватки за звание  чемпиона  в  весе  пера,  которая  проходила  в
Лос-Анджелесе. Гордон запоздало  пожалел,  что  не  достал  билеты.  Он  так
замотался с классами и с исследовательской работой, что все остальное отошло
на второй план, а когда вспомнил, билеты были уже проданы. Значит, Мур  умер
от кровоизлияния в мозг, не приходя в сознание. Еще одно пятно на  репутации
бокса.  Гордон  вздохнул.  В  прессе   появлялись   вполне   предугадываемые
комментарии профессионалов, требующих вообще покончить с этим видом  спорта.
На какое-то мгновение он задумался: а не правы ли они?
   - Вот новый материал, - раздался над ухом голос Купера.  -  Я  в  течение
недели получал хорошие резонансные кривые, и вдруг - на тебе!
   - Вы его расшифровали?
   - Конечно. Почему-то очень много повторов. Гордон прошел за Купером к его
рабочему месту, где на столе лежали  развернутые  лабораторные  тетради.  Он
вдруг почувствовал, что надеется  на  то,  что  все  это  окажется  ерундой,
простыми помехами. Тогда ему сразу стало бы гораздо легче.  Не  пришлось  бы
беспокоиться о каких-то посланиях:  Купер  смог  бы  спокойно  работать  над
экспериментальным подтверждением своих тезисов, и Лакин остался бы  доволен.
У него  сейчас  и  так  хватало  сложностей,  и  ему  хотелось,  чтобы  этот
спонтанный резонанс развеялся как дым. Их письмо в "Физикал  ревью  леттерс"
вызвало интерес, и никто не критиковал их работу. Может, лучше оставить  все
как есть?
   Но надежды растаяли, когда он увидел записи,  сделанные  четким  почерком
Купера: TPANSWBPRY 7 FROM CL 998 CAMBE 1998 3 ZX RA 18 5 36 DEC 30  29.2  RA
18 5 36 DEC 30 29.2 RA 18 5 36 DEC 30 29.2 Этот таинственный напев из букв и
цифр занимал целых три страницы,  а  затем  следовало:  ДОЛЖНО  ПОЯВИТЬСЯ  В
ТАХИОНОВОМ СПЕКТРЕ 263  КЕЛЬВИНА  ПИК  МОЖНО  ПРОВЕРИТЬ  РЯДОМ  НАПРАВЛЕННЫХ
ИЗМЕРЕНИЙ  СЛЕДУЕТ  ZPASUZC  AKSOWLP  ПРОБОЙ  В  ПРЯМОУГОЛЬНЫХ  КООРД  MZALS
SMISSION ИЗ 19BD 1998  COOPGHQE  После  шла  полнейшая  бессмыслица.  Гордон
изучал информацию, полученную Купером.
   - Остальное выглядит как простой набор включений и  отключений.  Там  нет
никакого кода.
   Купер кивнул и почесал ногу ниже своих обрезанным под шорты джинсов.
   - Просто точки и тире, - пробормотал Гордон.
   - Забавно, - снова кивнул Купер.
   Гордон заметил, что в  последнее  время  Купер  ограничивался  получением
данных и воздерживался от высказывания своего мнения. Возможно, столкновение
с  Лакиног,  научило  его  тому,  что  агностическая  позиция   -   наиболее
безопасная. Казалось, Купер вполне доволен,  что  само  писец  регистрировал
обычные резонансные сигналы: они служили теми самыми кирпичами,  из  которых
будут ело жены его тезисы.
   А вот в этих первоначальных RA и DEC, -  Гордон  погладил  подбородок,  -
что-то похожее на астросигналы.
   - Хм-м, - позволил себе высказаться Купер, - может быть.
   - Конечно, Right ascention - прямое восхождение, а DEC  -  declination  -
склонение. Это координаты, фиксирующие место в пространстве.
   - Может быть.
   Гордон с раздражением посмотрел на Купера.
   - Своя рубашка ближе к телу. Послушайте, я хочу во всем разобраться. А вы
продолжайте измерения.
   Купер кивнул и отвернулся, явн