, что  я  ни  секунды  не  лгала  вам,  -  Она  немного  помолчала,
проникновенно глядя мне в глаза. - Кстати, если Ричард  Леклер  работает  на
вас, то почему бы ему не поискать флайер, в котором я прилетела в медцентр?
   Об этом флайере Алена говорила с самого начала -  сперва  полиции,  позже
адвокату Стоянову, а затем мне. Она утверждала, что в тот  день  до  четырех
часов гуляла в Национальном  парке  за  пределами  города,  откуда  прямиком
полетела в медицинский центр. Разумеется,  никаких  записей  об  этом  рейсе
обнаружено не было. Считалось, что в тот  день  Алена  только  раз  нанимала
общественный флайер - когда возвращалась из медцентра домой. Полиция  пришла
к выводу, что до этого при своих передвижениях по  городу  она  пользовалась
подземкой, тщательно избегая попадать в объективы видеокамер.
   - Ричард занимался этим, -  сказал  я.  -  Он  перерыл  все  базы  данных
Управления общественного транспорта, проследил рейсы всех флайеров с утра до
самого вечера, но ничего не нашел.
   Алена облокотилась на стол и прикрыла лицо ладонями.
   - Не понимаю, как это могло произойти. Я вообще ничего не  понимаю.  Я...
иногда мне кажется, что весь мир сговорился против меня. В  такие  минуты  я
боюсь, что даже "детектор правды" не поможет мне доказать свою невиновность,
что его показания будут сфальсифицированы, а наркотик, который  мне  введут,
заставит меня признаться в том, чего я не совершала.
   Следующие несколько минут мы оба молчали. Алена продолжала сидеть, закрыв
ладонями лицо, а я сочувственно смотрел на нее и  думал,  что  действительно
отдал бы все за ее невиновность. Не за доказательства, не за оправдание -  а
именно за невиновность. Но, увы, никакие сокровища мира не в силах  изменить
свершившийся факт...
   Наконец из дверного динамика раздался звонок, предупреждающий, что  время
нашего свидания истекло. Алена тут же отняла от лица руки  и  посмотрела  на
часы.
   -  Сейчас  будет,  обед,  -  сказала  она,  -  а  потом  мы  опять  можем
встретиться. Администрация не станет возражать - ведь вы мой  адвокат,  а  в
суде слушается мое дело.
   - Нет, лучше не надо, - сделав над собой усилие, ответил я. -  Мне  нужно
еще поработать над материалами дела. А кроме  того,  у  меня  есть  дочь,  с
которой в последние дни я почти не вижусь.
   - Да, верно, возвращайтесь к дочери, - со вздохом  согласилась  Алена.  -
Если бы вы знали, как я ей завидую... - Тут она многозначительно улыбнулась.
- Хотя, с другой стороны, я рада, что вы не мой отец. Я совсем не хочу  быть
для вас дочкой.
   Выйдя из ворот тюрьмы, я увидел,  что  на  стоянке  перед  моим  флайером
расхаживает знакомая тучная фигура в длинном плаще и шляпе. Я помахал  рукой
и ускорил шаг.
   - Эй, Рич!
   Ричард остановился и подождал, пока я подойду.
   - Привет, Игорь. Я уже полчаса здесь околачиваюсь.
   - А в чем дело? - спросил я. Мы  не  виделись  со  вчерашнего  дня,  хотя
Ричард обещал, что сегодня зайдет в суд.
   - Хорошие новости. Поехали где-нибудь перекусим, и я тебе все расскажу.
   - Ладно, поехали. Ты, как всегда, без машины?
   - Как всегда.
   Мы влезли в флайер. Ричард  удобно  разместил  свою  центнерную  тушу  на
пассажирском сиденье, затем смерил меня взглядом  и  сказал:  -  Кстати,  ты
чем-то взволнован. Я растерялся, не зная, что сказать. Не говорить же ему  о
последних  словах  Алены  -  глядишь,  еще  неправильно  поймет...  Впрочем,
поймет-то как раз правильно, и в этом вся беда. Поймет даже  больше,  чем  я
скажу. Гораздо больше - и насчет Алены, и насчет меня самого...
   - Я не взволнован, а зол, - наконец нашелся я, - Пытался убедить клиентку
взяться за ум, но она продолжает упорствовать.
   - И правильно делает, - сказал Ричард.  -  Так  было  задумано  с  самого
начала.
   - О чем ты?
   - Потерпи, Игорь, всему свое время. - Он  постучал  по  приборной  панели
флайера. - Эй, железяка! Где здесь ближайшая забегаловка? Где можно выпить и
сносно перекусить? Чтобы играла тихая, спокойная музыка, было  немноголюдно,
а столики стояли достаточно далеко друг от друга.
   Компьютеру понадобилось всего несколько миллисекунд,  чтобы  запросить  в
справочной нужные данные.
   -  Ближайшее  заведение,  отвечающее  вашим  требованиям,  -  ответил  он
бархатным голосом Юли, - кафе "Мхедриони". Фирменное блюдо - шашлык. Большой
выбор  алкогольных  напитков  от  легких  сухих  вин  до  коньяка  и  водки.
Ориентировочное время в пути - семь минут.
   - Отлично. Поехали,  Игорь.  -  А  когда  я  поднял  флайер  в  воздух  и
переключился  на  автопилот,  Ричард,  хитровато  прищурившись,  спросил:  -
Интересно, чьим голосом разговаривает твой автосекретарь в  конторе?  Как-то
не приходилось слышать.
   - Тоже Юлиным, - ответил я. Он покачал головой: - Ты  просто  помешан  на
дочери, Игорь. Я не спорю, она прелесть, мечта любого отца... но  ведь  надо
же жить и собственной жизнью.
   "Да, надо, - согласился я мысленно. - Но ни черта у меня  не  получается.
Вечно я нахожу что-то не то.
   А на этот раз, кажется, превзошел самого  себя  -  влюбился  в  девчонку,
которой еще не исполнилось семнадцати лет. Мало того - в свою клиентку. Мало
того - в подозреваемую в убийстве..."
   Понятия не имею,  когда  это  случилось.  Возможно,  еще  в  первую  нашу
встречу, как только я увидел Алену. Может быть, позже,  когда  я  обнаружил,
что мне приятно ее общество и что я с нетерпением ожидаю каждого  следующего
свидания. Я долго и упорно скрывал это от самого  себя,  но  бесконечно  так
продолжаться не могло. Рано или поздно я  должен  был  посмотреть  правде  в
глаза и честно разобраться в своих чувствах.
   И вот я посмотрел. Разобрался. А что делать дальше - не знаю...
   Кафе "Мхедриони" оказалось именно  тем  скромным  и  тихим  заведением  с
самообслуживанием, которое  нам  требовалось  для  серьезного  разговора  за
обедом. Мы взяли четыре порции шашлыка для меня и три для  Ричарда,  бутылку
красного вина и расположились за столиком у стены с  красочным  стереопанно,
на  котором  закованный  в  железные  латы  всадник,   больше   похожий   на
западноевропейского рыцаря, чем на грузинского витязя, сражался на фоне  гор
с типично славянским Змеем Горынычем.
   Первым делом Ричард поглотил несколько кусков шашлыка,  затем  раскупорил
бутылку и наполнил наши бокалы вином.
   - Выпьем за победу, - объявил он тост, - которая уже не за горами.
   Я лишь пригубил бокал и сразу вернул его на стол.
   - Так в чем же дело, Рич? Нашел что-то новенькое?
   - Ага. - Ричард отправил в рот еще несколько кусков прожаренного мяса.  -
Помнишь, барышня Габрова упорно настаивала на том, что прилетела в мед-Центр
на флайере?
   - Сегодня она напоминала о  нем.  Спрашивала,  не  копал  ли  ты  в  этом
направлении. - Умгу... - протянул Ричард. - Это ты ей сказал, что я  помогаю
тебе, или она сама узнала?
   - Сама. Она очень умная девушка.
   - Чертовски умная, - охотно подтвердил Ричард. - По сравнению  с  ней  мы
полные идиоты. Она долго терпела нашу тупость, но  наконец  не  вытерпела  и
решила, что без ее подсказки мы не обойдемся. Вчера поздно вечером я получил
весьма любопытное письмо без обратного адреса. Отследить его маршрут по сети
мне не удалось, все концы были умело обрублены, но лично у меня нет  никаких
сомнений, кто его автор.
   - Она?
   - Безусловно. Письмо было коротенькое, всего два предложения. В  нем  мне
советовали обратить внимание на эксперта по фамилии Сверчевский, который еще
на начальном этапе следствия был неожиданно исключен из группы, занимавшейся
убийством  доктора  Довганя,  а  вскоре  после  этого  переведен  в   другой
департамент. Я довольно быстро выяснил, что он уже не  работает  в  полиции:
месяц  назад  он  уволился  и  сейчас  заведует  одной  из  лабораторий   на
орбитальной базе Сицилианского Корпуса, куда его давно пытались  переманить.
Я решил не терять времени даром,  сел  на  ближайший  челнок  и  полетел  на
орбиту, чтобы переговорить с этим Сверчевским. Гм-м... Для пущей важности  я
сварганил судебную повестку от твоего имени - мне не хотелось поднимать тебя
среди ночи. Надеюсь, ты не сердишься?
   - Не сержусь, - ответил я. - И что же он тебе рассказал?
   - О, много интересных вещей! При виде повестки Сверчевский решил, что нам
все известно, и мне даже не понадобилось тянуть его  за  язык.  Он  пел  как
соловей и, самое главное, признал  существование  записи  о  полете  барышни
Габровой из Национального парка в медцентр. Она села  в  флайер  без  десяти
четыре, а вышла из него в шестнадцать двадцать одну.  Короче,  стопроцентное
алиби.
   - Значит, - еще не до конца веря  услышанному,  промолвил  я,  -  она  не
лгала? Она действительно невиновна?
   - Ай,  брось!  -  отмахнулся  Ричард.  -  Конечно,  виновна.  Вне  всяких
сомнений, это она укокошила доктора  -  но  предварительно  состряпала  себе
алиби.
   - Запись сфальсифицирована?
   - А что же ты думал! Даже не одна, а две  записи  -  и  о  том,  как  она
прилетела в парк часом раньше и как улетела обратно. Однако  фальшивка  была
сделана настолько профессионально, что оказалась не по  зубам  экспертам  из
отдела убийств. Тут нужна была помощь специалистов моего профиля...
   - Погоди! - взволнованно перебил я. - Почему же этих записей нет в деле?
   - Вот к этому я и веду. Потерпи немного, Как я уже говорил, подделка была
безупречна, видеоизображение не содержало  никаких  "швов"  и  "накладок"  -
скорее всего, для монтажа подозреваемая использовала реальные записи  своего
полета  по  тому  же  маршруту,  сделанные  несколькими  днями   раньше,   а
впоследствии уничтоженные. Доказать  фальсификацию  такого  высокого  уровня
можно лишь путем тщательного анализа ближайшего сетевого окружения в поисках
следов несанкционированных операций с файлами. Однако заместитель  прокурора
Богданович  решил,  что  это  слишком  сложно  и   ненадежно,   и   попросту
распорядился изъять неудобные для пего записи из базы данных.
   -  Боже  правый!  -  потрясение  воскликнул  я.  -  Следствие  занималось
сокрытием улик?!
   - Совершенно верно. И не просто сокрытием,  а  подтасовкой.  Их  извиняет
только то, что они не сомневались  в  виновности  барышни  Габровой.  Именно
поэтому эксперт Сверчевский согласился молчать,  хотя  и  был  категорически
против таких методов ведения следствия. К тому же он испытывал  нечто  вроде
чувства вины - считал себя в ответе за  то,  что  не  смог  установить  факт
подделки и тем самым толкнул Богдановича на служебное преступление. А тот, я
думаю, никогда бы не пошел на это, если бы не одно обстоятельство  -  скорая
отставка  нынешнего  городского  прокурора  в  связи  с  уходом  на  пенсию,
Богдановича считают главным претендентом на эту должность, однако конкуренты
дышат ему в затылок, и он опасался, что в случае провала такого  простого  и
очевидного дела ему не видать этого назначения как собственных ушей.
   - Невероятно! - произнес я, залпом выпив все вино из бокала. - Просто  не
могу представить, что... А Сверчевский готов дать показания?
   - Да. Насколько я понял, он честный  и  порядочный  человек,  попавший  в
крайне неприятную ситуацию. Он не решался заявить о манипуляциях с  уликами,
так как тем самым погубил бы своего начальника, а вдобавок посодействовал бы
оправданию преступницы, чья вина не  вызывала  у  него  сомнений.  С  другой
стороны, молчание было ему в  тягость,  действия  Богдановича  противоречили
всем его представлениям о правосудии. В конце концов Сверчевский  больше  не
смог работать в полиции и уволился. А когда появился я с повесткой,  он  уже
был  готов  во  всем  сознаться.  У  него,  кстати,  сохранились  копии  тех
злополучных записей.
   - Где они?
   - У меня.
   - А Сверчевский?
   - Тоже. Я отвез его к себе домой и поручил заботам жены. Он  хотел  сразу
пойти к судье и во всем покаяться, но я  все  же  убедил  его  подождать  до
завтра. Боюсь, тебе не удастся придержать этого свидетеля  в  рукаве,  чтобы
предъявить его в психологически подходящий момент.  Придется  действовать  в
лоб.
   Я налил себе еще вина и задумчиво посмотрел сквозь полный бокал на свет.
   - Теперь это не имеет значения, Рич. Дело уже выиграно.
   - Ты так думаешь?
   - Я не просто думаю, я это знаю. Фальсификация со стороны обвинения одной
из улик автоматически ставит под вопрос и все остальные улики, а  по  закону
любое  сомнение  должно  трактоваться  судом  в  пользу  обвиняемого.   Наше
процессуальное  право  очень  строго  в  этом  отношении.  Даже   если   моя
подзащитная будет осуждена, апелляционный суд отменит приговор  и  освободит
ее с формулировкой "в виду  противоправных  действий  обвинения".  Ведь  это
почище всяких там процедурных нарушений - а сколько заведомо виновных  людей
было оправдано из-за несоблюдения  мелких  формальностей.  Что  же  касается
повторного расследования... - Я покачал  головой.  -  Не  припомню  в  нашей
уголовной практике такого случая, когда после прекращения  дела  или  отмены
приговора суда человека вторично привлекали бы к ответственности  за  то  же
самое преступление. В принципе это  возможно,  но  на  деле  невыполнимо.  И
совершенно не важно,  сумеет  ли  следствие  установить  факт  подделки  тех
записей. Это уже вопрос не доказательств, а чистой процедуры.
   - Если тебя интересует мое мнение, то нет, не сумеет, - сказал Ричард,  -
Теперь уже никто не сумеет, даже я. К самим записям не придерешься -  тут  я
целиком доверяю  выводам  специалиста,  каким  является  Сверчевский;  ну  а
вторжение  в  базу  данных,  если  оно  произведено  умелым  хакером,  можно
обнаружить лишь по горячим следам. К тому же там после  твоей  клиентки  уже
поработали ребята из отдела убийств, - а в сети они ведут себя  как  медведи
на пасеке. Так что теперь это гиблое дело. Я рассеянно отпил глоток вина.
   - Послушай, Рич. А может... - Я замялся и, кажется, покраснел. - А  может
ли быть так, что эти записи - настоящие?
   Он удивленно посмотрел на меня.
   - А тогда пистолет с пальчиками твоей клиентки, получается,  ненастоящий?
И окурок с ее слюной. И комлог, по  которому  она  звонила  секретарше.  Да,
конечно, я понимаю: после того,  как  обнаружилось,  что  следствие  сокрыло
часть улик, мало того - прибегло к подтасовке, ты  можешь  утверждать  перед
присяжными, что и остальные материальные  доказательства  сфальсифицированы.
При таких обстоятельствах я бы, пожалуй, голосовал за  невиновность  барышни
Габровой - но не потому, что считаю ее невиновной, а из-за наличия тех самых
сомнений, которые должны трактоваться в пользу обвиняемого. А  еще  -  чтобы
государство не зарывалось. Если сейчас оно  осудит  действительно  виновного
человека, прибегнув к незаконным методам, и это сойдет ему с рук, то  дальше
оно станет подтасовывать улики против тех, кто только кажется ему  виновным.
- Ричард умолк и быстро слопал последние куски шашлыка, запив  их  большущим
глотком вина. Затем удовлетворенно откинулся на спинку кресла и  закурил.  -
Такова моя позиция как гражданина. Но если меня  спросят  как  полицейского,
могли ли быть  сфальсифицированы  улики,  указывающие  на  виновность  твоей
клиентки, то я без колебаний отвечу "нет". Не могли и не были. Она  в  самом
деле укокошила доктора - и теперь выйдет сухой из воды,  благодаря  дремучей
глупости и карьеризму Богдановича. Гм-м... Хотя я совсем не  удивлюсь,  если
окажется,  что  факт  подделки  тех  записей  изначально   был   недоказуем.
Сверчевский говорит, что она гениально  подготовила  себе  алиби.  Настолько
гениально, что потом расслабилась и сваляла дурака с остальными уликами.  Ей
чуть не  удалось  совершить  идеальное  преступление...  А  впрочем,  почему
"чуть"? Ведь удалось же!
   Я горько вздохнул и выпил оставшееся в  бокале  вино.  Поморщился.  Встал
из-за стола, сходил к стойке бара  и  вскоре  вернулся  обратно  с  бутылкой
водки.
   Ричард пораженно уставился на меня: - Игорь, ты что?!
   - Будем праздновать завершение дела, - с напускным весельем ответил я,  -
А что - гулять так гулять!
   В тот вечер я так напился, что бедному Ричарду пришлось тащить меня домой
на собственном горбу...
   Наутро я  проснулся  совершенно  разбитый,  с  адской  головной  болью  и
тяжестью  в  желудке,  однако  таблетка  антиабстинента   вернула   меня   в
человеческое состояние. Успешно избежав объяснения с дочерью по поводу своей
вчерашней пьянки, я слетал к Ричарду домой, забрал из-под его опеки эксперта
Сверчевского и вместе с экспертом отправился  в  Нью-Ванкувер,  чтобы  одним
ударом покончить со всем этим делом.
   Как я и  ожидал,  мое  заявление  о  противоправных  действиях  обвинения
произвело эффект разорвавшейся бомбы. Богданович  пытался  протестовать,  но
делал это слишком неубедительно - он сразу понял, что его карта бита, и уже,
наверное,  представлял  себя  перед  Большим  жюри  отвечающим   на   весьма
нелицеприятные  вопросы.  Судья  Савченко  отклонил  все  его  возражения  и
разрешил мне вызвать свидетеля.
   Сверчевского и вправду не  пришлось  тянуть  за  язык.  Он  чистосердечно
признался в своих и чужих грехах, ничего не скрывая  и  не  предпринимая  ни
малейших попыток обелить самого себя. Сидевшая рядом со мной  Алена  слушала
эту покаянную речь со странной смесью радости и недоверия. Раз за разом  она
тихо шептала что-то вроде: "Я же говорила вам! Я  же  говорила..."  И  слова
эти, со всей очевидностью, были адресованы мне.
   Когда Сверчевский закончил говорить, судья Савченко задал  ему  несколько
вопросов, затем потребовал передать в  распоряжение  суда  копии  записей  и
объявил в заседании трехчасовой перерыв.  Я  был  готов  к  такому  решению,
поэтому сразу после его оглашения  извинился  перед  Аленой,  сославшись  на
срочные дела, и под этим предлогом позволил конвоирам немедленно увести ее в
комнату для обвиняемых. Сейчас у меня не было ни малейшего желания обсуждать
с ней случившееся и выслушивать от нее дежурные  заверения  в  невиновности,
теперь уже подкрепленные показаниями Сверчевского.
   Минут за двадцать до истечения времени перерыва меня разыскал по  комлогу
пристав и сообщил, что судья хочет поговорить со  мной.  Когда  я  пришел  в
судейский кабинет, там  уже  находились  Богданович  и  его  шеф,  городской
прокурор  Тейлор.  Богданович  запальчиво  убеждал  судью,   что   показания
Сверчевского не стоят  и  выеденного  яйца,  а  предъявленные  им  записи  -
фальшивка от начала до конца. Тейлор  угрюмо  молчал  и  смотрел  на  своего
подчиненного с таким видом, словно у того на голове росли ослиные уши.
   Заметив  меня,  судья  Савченко  жестом  прервал   монолог   Богдановича,
предложил мне сесть, а потом сказал. - Теперь мы можем поговорить  серьезно.
В присутствии защитника я хочу услышать от обвинения  четкий  и  однозначный
ответ:  располагает  ли  оно  убедительными   доказательствами   того,   что
предъявленные суду копии записей из  базы  данных  Управления  общественного
транспорта являются сфальсифицированными?
   Богданович выразился в том смысле, что все остальные улики  неопровержимо
свидетельствуют об этом и что подсудимая  ни,  как  не  могла  находиться  в
флайере, если в то самое время  убивала  доктора  Довганя,  -  и  прочее,  и
прочее. Терпеливо выслушав его, судья посмотрел  на  Тейлора:  -  А  вы  что
скажете, советник? Тейлор устало пожал плечами: -  Я  лишь  два  часа  назад
узнал об этом безобразии, - он бросил испепеляющий взгляд на Богдановича,  -
и еще не успел составить определенного мнения.
   - Однако вы имели возможность переговорить с членами следственной группы,
- строго заметил судья, - Что они вам сказали?
   Прокурор немного помолчал.
   -  Боюсь,  -  неохотно  признался  он,  -  доказательства  имеются   лишь
косвенные, основанные на других уликах.
   - Вы прекрасно понимаете, что этого мало. Такую ситуацию  закон  трактует
достаточно определенно: если в деле  присутст