ты хочешь взять меня в жены, полковник, - продолжила Лайна,  -
я приму твою заявку и соглашусь об этом подумать.  Как  ты  смотришь  на
это?
   Зубцов же, бывший вообще-то убежденным холостяком, смотрел сейчас, не
отрываясь,  на  кое-что  иное,  обыкновенно  открываемое   женщинами   в
последний момент обоюдного согласия, теперь же сколь близкое, столь же и
недоступное. И полковник, почти помимо своей воли,  сказал,  в  надежде,
что тогда девушка - ведь действительно девушка, черт побери, -  отдастся
ему, а дальше будь что будет:
   - Хочу. Очень хочу...
   - Ну что же, -  сказала  Лайна,  которая  сейчас  трезвела  с  каждой
секундой, от важности для нее внезапной, на ее взгляд, темы, - если так,
условия мои - испытательный срок; мы будем присматриваться друг к  другу
в это время; если один из нас передумает, он должен сразу же сказать  об
этом другому. Идет?
   - Хорошо... - согласился Зубцов, садясь  рядом  с  Лайной  и  как  бы
дружески обнимая ее за талию.
   Инструктор ничего не имела против такой степени  близости,  будто  не
замечая особого физиологического состояния, не скрываемого полковником.
   -  А  в  бане  мы  с  тобой  будем   вместе   париться,   правда?   -
поинтересовался Зубцов, прикидывая между тем, что уговор на  самом  деле
его пока ни в чем не ущемляет - ведь он всегда мог пойти на попятный.
   - Хорошо, - улыбнулась Лайна. - Если хочешь, я даже не буду  париться
в бане ни с кем иным, если тебе это так важно. И целоваться  с  тобой  я
тоже согласна -  это  очень  милый  земной  обычай,  я  хотела  как  раз
попрактиковаться в этом способе подростковой земной близости. Научишь? -
спросила Лайна, впрочем, вставая и  выходя  в  предбанник,  где  тут  же
завернулась в простынку.
   - Конечно, научу! - зачарованно  откликнулся  Зубцов,  последовав  за
ней.
   Вот так на самом деле развивались отношения между Зубцовым и  гостьей
с Силлура. На следующее утро полковник проснулся с дикой головной  болью
и странными воспоминаниями - что он чуть не трахнул инструктора  и  чуть
не женился на  ней.  Первое  Юрий  Васильевич  восстановил  в  памяти  с
досадой, второе же - с облегчением. Но облегчение было  не  больше,  чем
досада, ничуть. Для всех же прочих Зубцов с  Лайной  стали  чуть  ли  не
супружеской  парой.  А  что  спали  они   по   отдельности,   с   лихвой
компенсировалось тем, что в баню-то они ходили вместе.  И  почти  каждый
день.
   Впрочем, на самом деле лирическая тема отнюдь не была доминирующей не
только в жизни лагеря, но даже и в судьбах Зубцова и Лайны в тот период.
Полковник воспринимал свои платонические, волнующие отношения  с  Лайной
как приятную игру, повышающую его  статус  среди  подчиненных.  Ведь  он
знал, что их не разубедить теперь во мнении, что между  ними  было  все,
что только может быть между истосковавшимися по страстной любви военными
мужчиной и  женщиной;  им  же  самим  ежедневные  волнующие  переживания
воспринимались приятной  отдушиной,  помогавшей  смириться  с  тем,  что
женщина проводит ежедневные многочасовые тренировки его бойцов, объясняя
им тактику ведения охоты на сквирла в условиях  наличия  неограниченного
количества  мини-маячков,  которыми  можно  было  обложить   космическую
саранчу не хуже, чем волка красными флажками. Всю неделю  отряд  Зубцова
избегал прямых столкновений  со  сквирлами,  маяк  же  Бадмаева  работал
исправно,  и  потому  зубастые  твари  тоже  не  могли  навязать  бойцам
открытого противостояния.
 
Глава 7 
КОРОЛЕВА СКВИРЛОВ 
 
   Сегодня же Лайна с многозначительным видом сообщила, что пришла  пора
нанести белгородской популяции сквирлов  решающий  удар;  она  вместе  с
Зубцовым отобрала для операции троих лучших ребят  отряда;  Владимир  же
немало удивился, когда узнал, что он тоже включен в команду по настоянию
полковника.  Юрий  Васильевич  объяснил  свое  решение  так,   подмигнув
Владимиру:
   - Этот парень хоть и ученый, да в душе солдат. Когда все сражались со
сквирлами в неравном ночном бою, врукопашную почти, он весь лагерь  спас
со мною вместе. Мне этого хлопца очень желательно и сейчас рядом с собой
иметь - вдруг еще чего сообразит дельного?
   Володе была очень лестна такая высокая оценка его способностей, и он,
разумеется,  не  стал  отпираться.  В  данном  контексте  это  сочли  бы
трусостью. В планы Лайны  был  посвящен  только  Зубцов,  и  лишь  когда
команда из семи человек, включая Лайну, одетую последние дни в  камуфляж
со  многими  свитерами   внизу,   и   самого   полковника,   подошла   к
переоборудованному  в  пулеметное  гнездо  на  колесах  "газику",   Юрий
Васильевич приступил к разъяснениям.
   - Итак, - начал он, - инструктор Лайна рассказала мне  об  устройстве
семьи сквирлов, которые тут у нас заправляют всем.  Их  семейство  более
всего напоминает муравейник, даже царица в наличии имеется. И вот ее-то,
суку эту, нам следует убить. Тогда эти твари  окажутся  дезорганизованы,
лишившись  единого  командования,  и  не   смогут   вести   сколь-нибудь
согласованные действия. Я ставлю перед нашим отрядом следующую задачу  -
захват царицы сквирлов живой или мертвой. В  случае,  если  нам  удастся
захватить  эту  тварь  в  живом  состоянии,  это  дает  нам   уникальную
возможность выманить преследователей, то есть чуть ли не всю их семью, к
нашему лагерю.  А  это  значит,  -  сказал  полковник,  обводя  взглядом
остающихся  в  лагере,  -  что  вы  все,  под  руководством   академика,
подготовитесь достойно встретить  сквирлов  из  гранатометов  и  тяжелых
орудий. Все, что нужно для засады, у нас имеется, и, думаю, для  вас  не
составит проблем отстреливать сквирлов из укрытий. В  самом  же  крайнем
случае, - добавил полковник, - всегда можно  будет  включить  маяк,  что
удержит существ на расстоянии от лагеря, и позволит нам - а мы  надеемся
в полном составе вернуться в лагерь с царицей сквирлов - производить  их
отстрел. Всем все понятно?
   Остающиеся в лагере ребята, приунывшие было,  что  их  не  взяли  "на
дело", несколько воспряли  духом,  и  на  их  лицах  заиграли  довольные
улыбки. Еще бы - это уж было не так обидно, если они оставались как бы в
засаде. Оказывается, этой ночью Лайна получила с  силлурского  флагмана,
остающегося на орбите, точное расположение входа в  пещеру  белгородской
семьи  сквирлов,  что  позволяло  приступить  к   началу   операции   по
решительной ликвидации этой разбойничьей семейки. В "газике" размещались
кучно,  Лайна  же,  на  стрельбах  демонстрировавшая  неизбывно   лучшие
результаты,  расположилась   около   бронебойного,   последней   модели,
пулемета, узкое, точеное  дуло  которого  смотрело  из  машины  назад  -
предполагалось, что, быть может, экспедиции придется  отстреливаться  от
преследователей. Зубцов курил на  дорожку,  тихонько  переговариваясь  с
Бадмаевым по  поводу  засады,  Владимир  молча  молился.  Все,  конечно,
напускали на себя храбрость и делали  вид,  будто  по  уговору,  что  не
замечают страха соседей. Ринат  Бобров,  который,  разумеется,  сидел  в
"газике", достал из кармана  свой  талисман  -  кастет  своего  дедушки,
бывшего, по утверждению Рината, настоящим  бандитом  с  большой  дороги.
Внучек, кажется, вовсе не давал моральной  оценки  ни  своему  деду,  ни
орудию убийства, которое, по его убеждению,  должно  было  принести  ему
счастье. Ведь дедушка же его дожил до глубокой старости и не  разу  даже
не сидел, опять-таки по рассказам Рината. Автомобиль  был  укомплектован
выписанным специально для этой  цели  беззвучным  двигателем,  чтобы  по
возможности не привлекать внимания сквирла, охраняющего вход в нору.  За
рулем автомобиля сидел сам  полковник,  и  вот  уже  машина,  выехав  из
расположения лагеря, запетляла проселочными дорогами, а  потом  и  вовсе
поехала по полю. Лайна повернулась к Зубцову и, сверившись с распечаткой
карты, сказала полковнику, чтобы тот  держался  чуть  правее.  А  затем,
минуты через две, дала знак остановиться. В машине Зубцов оставил  Ивана
Самойлова и Шамиля Тарзоева,  Лайна  же,  полковник,  Ринат  и  Владимир
вылезли из машины и направились в сверкающую золотом ум ирающих  листьев
березовую рощу неподалеку.
   За последнюю неделю осень уже полновластно  вступила  в  свои  права.
Потеплевший климат перенес листопад Черноземья аж  на  начало  ноября  -
воздух был свеж и прозрачен, деревья же, приберегавшие напоследок  самые
яркие краски, теперь радовали глаз изысканной нарядностью.  Сколько  уже
написано было о красоте невзрачной средней полосы, вдруг оборачивающейся
такими царскими, роскошными красками в самый, казалось бы, печальный час
своей ежегодной участи! Для деревьев настало время почти умереть,  чтобы
в далеком "потом", почти из ничего, из голых черных столбов в белом поле
возродиться  вновь  через  долгие  полгода   подпольного,   подснежного,
невероятного существования среди  убивающего  душу  ноября  и  трескучих
зимних морозов. И вот, почти умирая, они слали  свой  прощальный  привет
тем, кто должен был прожить ночной сектор года, не впадая в спячку,  как
медведи, деревья и ежики,  а  наблюдая  все  фазы,  участвуя  в  них  на
трезвую, ну или почти трезвую голову. В руках у Владимира и Рината  были
автоматы, укомплектованные недавно завезенными патронами, способными, по
утверждению Зубцова, прошить броню даже у исполинского сквирла. У самого
полковника  на  плече  висел  гранатомет,  тот  самый,  из  которого  он
виртуозно взял лошадиное чудище, намеревавшееся расправиться  с  Володей
возле  сломанного  маяка;  Лайна  же  была   вооружена   длинной   узкой
штуковиной, явно инопланетного  происхождения.  Почва  под  ногами  была
сухой и черной - чернозем вырастил все, что ему полагалось,  вот  только
достался в этом  году  урожай,  увы,  космической  саранче,  а  нелюдям.
Небольшой отряд беззвучно ступал по засохшим  стеблям,  двигаясь  скорее
осторожно, чем быстро, и потому картина  безмятежной  философской  осени
действовала умиротворяюще не только на Владимира.
   - "Унылая пора, очей очарованье", - услышал Володя у  себя  над  ухом
задумчивый женский голос.  Владимир  ошалело  обернулся  и,  разумеется,
увидел Лайну. - Мне нравится Пушкин, -  негромко  пояснила  она.  Думаю,
такой великий  поэт,  как  он,  мог  родиться  лишь  в  стране  с  таким
чудовищным, не пригодным для жизни; климатом, как ваша. И в то же  время
русская осень - фантастическое зрелище, думаю, вы тут все в душе  поэты,
если не переехали отсюда куда-нибудь  в  Африку  или,  какое-либо  иное,
более пригодное для жизни место! Володя  задумался,  как  тут  ответить.
Отряд тем временем вошел в рощу,  где  статные  березы  соседствовали  с
такими нарядными сейчас осинами, и золотые монеты листьев зашуршали  под
подошвами десантных башмаков.
   - В чем-то вы правы, - сказал наконец Володя. - Но  боюсь,  на  нашей
планете все места малопригодны для жизни, каждое по-своему, а потому, на
мой взгляд, у нас тут почти везде могут рождаться настоящие поэты.
   - Занятно, - задумчиво отозвалась Лайна, восторженно проводив глазами
лист, сорвавшийся с ветки. - Вы интересный собеседник.
   Впрочем, она тут же уткнулась в распечатку карты и, видимо,  придя  к
какому-то выводу, ускорив шаг, нагнала Зубцова и тронула его  за  плечо.
Полковник махнул рукой Владимиру и замыкавшему шествие Ринату, чтобы все
остановились. Дальше Лайна пошла одна, держа на изготовку свое  странное
короткое ружье. Володя так и думал уже, что она сейчас - еще шаг или два
- растворится в  березах,  оплакивающих  листопадом  умирающее  лето,  и
потеряется из виду. Но  нет.  Внезапно  девушка  замерла,  будто  увидев
диковинную бабочку, и, легко взмахнув ружьем, приставила его к глазу.  А
дальше Володя увидел  тонкий  голубой  лучик,  словно  пламя  зажигалки,
только длинное-длинное и тонкое, как луч солнца, и Лайна махнула  рукой,
подзывая остальных. Лишь поравнявшись с Лайной, да и то не сразу, увидел
Владимир мишень, мастерски пораженную  силлурианкой.  Возле  неприметной
дыры,   косо   уходящей   в    землю,    лежал    исполинский    сквирл,
противоестественно  чужеродный  в   такой   пушкинской   осени,   и   из
разрубленного наискось черепа вытекала малиновая гадость, словно разбили
банку с вареньем. Этот экземпляр действительно был лошадиным -  размером
с доброго коня, лежал он на боку доисторическим реликтом, и не  верилось
даже, что еще пару минут назад он был жив  и  способен  откусить  голову
любому, даже вот Ринату.
   - Это был охранник, - пояснила Лайна. -  Из  гнезда  сквирлов  всегда
есть тайный подземный ход, на крайний случай. Это делает сквирлов  почти
неуязвимыми, пока лаз не найден. В случае нападения на гнездо они всегда
успевают вынести через него свою царицу, и все  начинается  сначала.  Но
когда пещера найдена, она часто служит сквирлам дурную службу. Через нее
можно добраться прямиком до их матки. Если  бы  они  были  разумными,  -
сказала Лайна, трогая носком ботинка когтистую  лапу,  -  то  меняли  бы
тактику в зависимости от обстоятельств. Но они не могут, - добавила она,
и Владимиру показалось даже, что в голосе ее он слышит нотки  сочувствия
к поверженному врагу, - они подчиняются инстинкту. Итак, проход  открыт,
- подытожила Лайна, -  если  все  будет  в  порядке,  минут  через  пять
состоится аудиенция у ее величеством королевой.
   Лайна обвела команду пристальным взглядом своих небесно-голубых глаз.
   - Предупреждаю сразу, - сказала она, -  королева  очень  опасна.  Это
мягкий белый  червяк.  Но  она  обладает  разумом.  Который  подчиняется
инстинкту. Понимаете? И к тому же способна к телепатии. Так что  следите
за собой. Итак, вперед...
   Пещера была сухой и темной. Она полого уходила  под  землю  и  вскоре
свернула так, что, даже обернувшись назад, нельзя было увидеть ни  капли
света в конце туннеля. Двигались на ощупь. Владимир знал, что у Лайны  и
Зубцова были фонари, но скорее всего  сейчас  их  пускать  в  дело  было
нельзя. Ход был  в  меру  широким.  Если  расставить  руки,  можно  было
коснуться  противоположных  стенок,  да  голова  порой  зацеплялась   за
какой-нибудь торчащий сверху корень. В  пещере  отвратительно  пахло,  и
запах, казалось, сгущался с каждым  шагом.  Через  минуту  Володе  стало
казаться, что, судя по смердящему духу, разлитому вокруг, он мог в любую
минуту наткнуться на труп какого-нибудь  животного,  а  то  и  человека.
Внезапно Владимир  почувствовал,  что  его  худшие  подозрения,  похоже,
подтвердились - он споткнулся обо что-то мягкое, податливое и, казалось,
расползшееся с нестерпимой вонью под его башмаком.
   Смрад от неудачного  шага  Владимира  стал  концентрированнее  раз  в
десять. Володя попробовал было дышать ртом, но тут же оставил попытку от
почти зрительного образа,  как  ему  в  открытый  рот  наползают  черви.
Владимир почувствовал, что еще минута такого путешествия, и его стошнит.
Собственно, будь он один и в безопасности, его бы уже вырвало, и не раз.
Сейчас же он сдерживался исключительно из осторожности, и,  удивительное
дело,  инстинкт  самосохранения  оказался  сильнее  рвотного   рефлекса.
Внезапно впереди появился свет  -  это  Лайна  с  Зубцовым  одновременно
зажгли  фонари.  Володя  сперва  увидел  лишь  белое  пятно,  но  зрение
стремительно подстраивалось под новое, точнее, появившееся освещение,  и
Володя рассмотрел нечто фантастическое  и  незабываемое.  Подземный  ход
вывел возглавляемый полковником отряд в небольшой зал  почти  правильной
сферической  формы  метров  четырех  в  диаметре.  В  центре  возвышался
пригорок из сваленных в кучу коровьих и лошадиных голов,  среди  которых
Владимир с ужасом разглядел  две  или  три  -  понять  было  сложно,  на
осмысление  увиденного  оставалось  не  более  секунды  -   человеческие
обкушенные головы, в запекшейся крови и ошметьях волос.  Куча  ощерилась
зубами, словно это был последний  ярус  обороны  царицы  -  а  она,  как
выяснил позже Володя, питалась почти  исключительно  мозгами,  отчего  и
была  самой  умной  в  своем  племени.  Из  всего  же  этого   насколько
омерзительного,  настолько  же  и  страшного  нагромождения  вскрытых  и
опустошенных черепных коробок разного вида и давности произрастало нечто
живое, белое и пульсирующее, будто гигантский опарыш.  Владимир  испытал
столь отчетливый приступ омерзения, что с  трудом  сдержал  свою  правую
руку, страстно желавшую всадить очередь в  эту  леденящую  душу  гадину.
Существо же, в отличие от прочих  сквирлов,  вовсе  лишенное  не  только
брони,  но  и   вообще   сколь-нибудь   плотных   покровов,   напоминало
исполинского глиста или личинку  сумасшедшего  размера  мухи.  Оно  было
размером с человека и явно являлось самкой. Прежде всего  это  ощущалось
обонянием - среди запаха тления, буквально  пропитавшего  все  вок  руг,
Владимир невольно различил  зовущий,  пронзительный  аромат  распаленной
страстью женской плоти, издаваемый царицей. А потом, приглядевшись -  да
и глаза привыкли к освещению, - рассмотрел, что обращенная  вверх  часть
существа  обрамляется  несколькими  массивными  выростами,  более  всего
напоминающими   налитые   молочной    нежностью    женские    груди    с
кроваво-красными, будто ободранными, сосками на концах.
   Подняв  взгляд  выше,  на  верхнее   утолщение,   Владимир   обалдело
обнаружил, что смотрит в упор во вполне разумные, совсем женские  томные
глаза,  обрамленные  тяжелыми  ресницами  и  словно  густо  подведенными
фиолетовыми мазками косметики. Вот только мазки эти  были  живые  -  это
сосуды пульсировали и перекатывались под кожей у царицы, напоминавшей  -
как ни чудовищно это звучит - патологическую  помесь  между  женщиной  и
каким-то особенно омерзительным гельминтом, из тех, что бывают  увенчаны
всякими там крючками или присосками. Но  не  женскими  же  грудями,  как
здесь!  Страшнее  всего  было  то,  что  существо   обладало   чарующим,
парализующе-томным взором -  когда  оно  смотрело,  Владимиру  казалось,
будто самая искусная гейша делает ему самый  изысканный  массаж  лица  и
затылка - такими сладострастными иголочками покрывалась волосистая часть
головы. Эта дрянь, в  общем-то,  представляла  собой  какую-то  пугающую
пародию на женственность, доведенную до своей запредельной,  извращенной
крайности. Володя, так же как и Ринит, оказались  не  готовыми  к  этому
зрелищу и изумленно замерли, переступив порог зала. Зубцов же светил  на
царицу фонарем и тоже  бездействовал.  То  ли  и  его  загипнотизировало
омерзительное существо, то ли так было условлено  у  него  с  Лайной,  -
Володя так  никогда  и  не  узнал  этого  достоверно;  Лайна  же  резким
движением набросила на верхушку существа  мешок,  который,  стало  быть,
принесла в подземелье с собой, и затянула петлю смывавшей его веревки на
теле царицы там, где, будь она женщиной, у нее была бы шея.  Дьявольские
чары  искрящегося  сладострастными  иголочками  взгляда  развеялись,   и
Владимир опять увидел королеву сквирлов как она есть. Существо принялось
извиваться, словно от удушья,  что  смотрелось  весьма  захватывающе:  в
равной мере  отталкивающе  и  притягательно,  как,  к  примеру,  мог  бы
смотреться обнаженный женский труп, грациозно исполняющий танец  живота.
Она  страдает,  внезапно  подумал  Володя.  Ей  нужна   помощь!   Царица
застонала, и Володя мурашками по телу ощутил  проникающую  гипнотичность
этого стона. Вообще все происходящее было более че м чудовищно.
   - Она страдает, - вдруг услышал Володя. Это сказал стоявший  рядом  и
зачарованно глядящий на пленение царицы Ринат. "Только еще  не  хватало,
чтобы он съехал", - подумалось Володе.
   Тем временем Зубцов ухватил царицу за  эротично  извивающийся  гибкий
стан и резким движением выдернул ее тело из кучи черепов.
   - Чего стоишь как истукан, - злобно прошипел он  в  адрес  Рината.  -
Помогай тащить эту суку, включайся!
   Амбал,  словно  пробудившись  ото  сна,   потряс   головой,   отгоняя
наваждение