ь, сообщил  пожелание  владыки  Анданора  прочим  служителям  Бога
землян. Он сказал, чтобы Владимир передал  через  знакомого  священника,
что те из них, кто откажется участвовать в церемонии, будут казнены.
   Владимир подошел к батюшке, протянув  ему  свои  сложенные  вместе  -
правая поверх левой - ладони для благословения.  Тот  тепло  благословил
Владимира,  и  Володя  как-то  вдруг  выпал  из  помпезного  великолепия
тронного зала.
   - Пути Господни неисповедимы, - с улыбкой сказал священник.
   Владимир кивнул.
   - Батюшка, я до сих пор вашего имени не знаю.
   - А мое  имя  просто  запомнить,  -  ответил  священник.  -  Тебя  же
Володенькой зовут?
   - Да, - откликнулся Владимир, удивившись цепкости его памяти.
   - Ну а я, стало быть, отец Владимир буду. Тезки мы  с  тобой,  вот  я
тебя и запомнил сразу. Все думал, когда же ты ко мне опять  исповедаться
придешь, забыл, думаю, старика.
   Священник помолчал секундочку и с хитринкой добавил:
   - А ты вони как вспомнил - в гости позвал, да как еще и куда!
   Володя смутился немного от такого поворота их беседы и сказал:
   - Отец Владимир, тут очень серьезные дела намечаются.
   И Володя кратко, минут за десять, изложил батюшке  свою  историю,  не
забыв упомянуть и про коварство Зубцова, и про Лею, и про эпидемию.
   Священник слушал,  не  перебивая,  лишь  пару  раз  задав  уточняющие
вопросы. Он подбадривал Владимира взглядом своих добрых  лучистых  глаз,
по-старчески небесно-голубых, да изредка кивал  седой  головой  по  ходу
повествования.
   Когда Володя дошел до своего заточения в одиночной камере,  священник
переспросил:
   - И крестик нательный забрали, говоришь?
   - Да, - ответил Володя.
   - На вот, надень, -  сказал  батюшка  и  протянул  Владимиру  невесть
откуда взявшийся у него дешевенький алюминиевый крест на веревочке.
   Володя воровато оглянулся на Императора, изваянием возвышавшегося  на
монументальном троне, и надел.
   - Да ты не боись, не боись, - подбодрил священник. - Меня десять  раз
обыскивали, знают, что у меня ничего опасного и даже острого нет. Тигров
здешних не испугался и теперь не бойся. Когда сам Господь за  тебя,  кто
может быть против тебя?
   Батюшка улыбнулся, подумал немного и добавил:
   - И что, много их тут от мора земного перемерло?  Владимир  задумался
чуток и ответил:
   - Точно не знаю, пока в тюрьме сидел, но на  тысячи  счет  идет,  это
точно.  Но  тех,  что  остались,  тоже  довольно  будет,   чтобы   Землю
хоксировать.
   Володя успел уже рассказать батюшке про удручающее  зрелище,  которое
представляет собой человек после хокса, и про то,  что  сделали  на  его
глазах с цветущим Силлуром.
   И отец Владимир, приподняв реденькие брови, задумался на  минутку,  а
потом промолвил:
   - Ну а мы, Володенька, пока сюда добирались, тоже многое  передумали,
кому мы понадобились да зачем. Нам настрого наказали взять с собою  все,
что может понадобиться для  богослужений,  понимаешь...  И  при  параде,
стало быть, явиться, и во всеоружии. Ну что  же,  Володенька,  если  так
все, то время дорого - может, и много я на себя возьму, да думаю, что не
ошибусь. Скажи этому, Императору - состоится молебен. Чего бы они тут ни
творили, а все живые души, да и  болезнь  эта  больно  уж  гнилая,  если
упросим Бога исцелить их - все добро будет. Я уж про то не  говорю,  что
иначе они  с  Землею  сделают.  А  сделают  ли,  Володенька?  -  спросил
священник с нотками даже недоверия в голосе.
   - Сделают, батюшка, - обреченно выдохнул Владимир.
   - Да ты не сердись на меня, что я  тебя  переспрашиваю.  Мне  ж  тоже
верить надо, что сделают, - пояснил батюшка. - Мне  ж  сейчас  со  всеми
объясняться предстоит, с отцами да владыками.  Собрание-то  -  ох  какое
представительное тут получилося. И добавил после паузы:
   - Эти-то, знаешь, не неволили. Кто там на здоровье  или  еще  на  что
сослался, тех силком не тащили. Ну, кто по  смелости  полетел,  а  я  по
старости - чего мне терять, да священника просто так не  зовут.  Если  в
облачении да во всеоружии  зовут  -  нужен,  значит.  Ну,  а  негр  там,
анданорец или китаец - все  душа  живая,  образ  Божий.  Так  что  будет
молебен, Володенька, будет. Так правителю и скажи.
   Володя задумался на мгновение, а потом вдруг сказал  то,  что  точило
его душу все эти долгие дни заточения, как древоточец сердцевину дерева:
   - Отец Владимир... Нам с Леей, вернее всего, при  любом  раскладе  не
жить... А она некрещеная... Вы там помолитесь как-нибудь,  чтобы  у  нее
все хорошо было...
   Володя смешался на секунду и с тоской посмотрел в глаза священнику:
   - Ведь тут и епископы с вами, может быть, придумаете что-нибудь...
   Отец Владимир крепко сжал Володину ладонь и печально сказал:
   - Помолимся, конечно... Как там в посланиях  апостола  Павла  -  жена
язычница может быть  спасена,  если  муж  христианин.  Так  что  наклони
головушку твою, Володенька, дай, я хоть тебе грехи твои  отпущу,  думаю,
жене твоей это тоже сильно поможет, так легче душам вашим лететь  будет,
если придется. Да и заранее нечего себя хоронить - один  Господь  знает,
кому и когда помирать придется.
   Володя услышал в голосе священника слезный надрыв и даже рад был, что
не должен теперь смотреть батюшке в лицо - ему слишком пронзительно было
бы сейчас увидеть там настоящие,  полновесные  слезы,  которые  тяжелыми
озерами наверняка стояли в его глазах.
   Впрочем, священник быстро взял себя в руки, еще читая  разрешительную
молитву, голос его окреп и стал звучать,  как  прежде.  Отпустив  грехи,
батюшка  вновь  благословил  Володю  и,  троекратно,   по-православному,
расцеловавшись в щечку, поздравил его с пра уником.
   - С каким праздником? - спросил Володя, выпавший давно  уже  из  хода
времени, спросил, возможно, более будничным тоном, чтобы было проще.
   - Бедняжка ты мой, - грустно улыбнулся священник. -  С  Преображением
тебя!
 
Глава 38 
ЗАВЕРШЕНИЕ ИСТОРИИ 
 
   Вновь проделав утомительный путь к вершине пирамиды трона  и  передав
Императору ответ священника, которым тот  остался  весьма  удовлетворен,
Владимир снова был доставлен в  одиночную  камеру,  надоевшую  ему  хуже
смерти. Пол под ногами все  так  же  расходился  при  смене  посуды,  но
Владимир подивился такому послаблению, с одной стороны  приятному,  а  с
другой смахивающему на изысканное издевательство - жидким он  становился
теперь на меньшую глубину.
   Однако Володя и за это был благодарен своим тюремщикам.  Ведь  теперь
он мог хотя бы спать лежа на спине, подложив  ладони  под  голову.  Если
превращения пола в болото заставало его в таком положении, то он купал в
трясине теперь лишь свой затылок, даже уши не мочил. Конечно,  это  тоже
было не слишком приятно,  однако  Володя,  оказывается,  так  неимоверно
устал спать сидя, что ему уже стало немного  все  равно.  Посещала  его,
конечно, перед сном, почти всякий раз  противная  мыслишка:  "А  ну  как
сегодня опять пол в камере разойдется по-старому, глубоко? Не  задохнусь
ли?" Но дальше в памяти всякий раз всплывала беседа с отцом  Владимиром:
"Если Бог с нами, то кто может быть против нас", да и действительно, без
повеления Императора его пикте не посмеет утопить в  полу,  а  если  гот
распорядится все же убить Володю, то тут уж никакими  предосторожностями
этого не предотвратить. И то ли оттого, что на Володе теперь  опять  был
нательный  крест,  то  ли  потоку,  что  теперь  Владимир  сумел  как-то
внутренне  собраться  и  гораздо  больше  своего  тоскливого  свободного
времени тратил на молитву, - а так или иначе, жилось ему теперь в камере
куда как вольнее.
   По ночам ему частенько снилась Лея, порой  в  весьма  соблазнительных
нарядах, а то и вовсе без них. Разумеется, такие сны  обрывались  всегда
на самом волнующем месте, но просыпался Володя без досады на то, что  их
общение с Леей  было  не  настоящим,  но,  скорее,  благодарил  Бога  за
маленькую передышку в его тюремном житье-бытье. Снилась ему и  Земля,  и
мама. Вообще теперь Володя полюбил спать - что-нибудь интересненькое  да
приснится!
   А жидкий пол - что жидкий пол - достаточно проснуться  вовремя  и  не
паникуя спокойно сесть, пока он не затвердел. Тем более что вещество, из
которого он состоял, даже в жидком виде не оставляло следов на волосах -
его можно было вытянуть в тонкую нить, но невозможно  было  оторвать  ни
кусочка от общей массы, такой своеобразной была его консистенция
   К удивлению самого Владимира, он даже как-то от-дохнул и набрался сил
за новый, неопределимо долгий период своего заточения. Подъем -  молитва
- зарядка;? Володя теперь находил в себе  силы  поддерживать  физическую
форму, он  приседал,  отжимался,  делал  упражнения  на  пресс,  немного
опасаясь, что иначе  в  следующий  раз  ему  просто  не  одолеть  нижних
ступеней императорского трона, если тот устроит ему  новую  аудиенцию  в
том же зале. И Владимиру даже и в голову не могло прийти,  что  одна  из
порций питательного пойла  кодер-с  жит  в  себе  весьма  изрядную  дозу
мощного снотворного, и не  придающего  пище  и  малейшего  привкуса,  но
действующего наверняка.
 
*** 
 
   Император лично присутствовал на  том  молебне  со  всей  анданорской
знатью, он вместе с земными жрецами  изображал  рукой  крест  и  склонял
колени перед привезенной с покоренной планеты доской с  изображенным  на
ней человеком по пояс, с округлым  золотым  пятном  вокруг  его  головы.
Император особо не вникал, но получалось, что эта  доска  и  была  Богом
землян. Император был настоящим язычником, и молебен его христианином не
сделал - для владыки Анданора было совершенно  безразлично,  пред  каким
богом преклонять колени и в какой церемонии принимать участие.  Когда  в
его мир пришла такая беда, то все средства хороши, считал Император.
   А вот Ктор и прочие жрецы отказались  принять  участие  в  церемонии,
аргументируя свое решение тем, что и  земные  священники  не  преклонили
колени перед богами Анданора. А потом Верховный жрец - агенты Императора
сообщили об этом - сам жалел, что не участвовал в молебне, иначе  скорое
завершение эпидемии, случившееся таки после  церемонии,  можно  было  бы
приписать его, Ктора, присутствию.
   Ктор все меньше нравился Императору.  Его,  без  сомнения,  следовало
устранить, да больно неподходящий был момент для конфронтации. Теперь он
лгал и Императору при личных беседах, и народу -  через  жрецов,  -  что
болезнь отступила из-за того, что это он  задобрил  богов  Анданора.  Он
всячески пытался упросить Императора воздержаться от трансляции  молебна
на всю Империю - и Император тоже не мог понять почему. Какая разница  -
богом больше, богом меньше, что им, тесно, что ли, стало вдруг?
   Да и медики, конечно, сразу же  прибежали  с  заявлениями,  а  третий
помощник министра медицины под пыткой признался,  что  с  подачи  Ктора,
мол, эта болезнь и сама должна была бы пройти - якобы вирус еще  раньше,
в период молений анданорским богам, получил такие изменения, что  ТЕПЕРЬ
болезнь должна была отступить. Это был явный бред, с  которым  Император
никогда не вышел бы к народу.
   Земные же жрецы Императору даже понравились, со  многими  из  них  он
имел продолжительные беседы, скрасившие часы его отдыха. И их  Священное
Писание владыка Анданора просмотрел  с  немалым  интересом  -  оно  было
исполнено  остроумных  мыслей,  кое-что  оттуда  он   решил   взять   на
вооружение. К примеру,  ему  очень  понравилась  казнь  через  забивание
камнями - это было действительно великолепно по  простоте  и  изяществу.
Император знал,  что  ничто  так  не  сплачивает  народ,  как  совместно
проливаемая кровь. И потому, полистав на досуге Библию, владыка Анданора
решил пополнить список принятых в Империи казней еще и этой:  участие  в
такой казни посерьезнее, чем просто присутствие на отрубании головы  или
выдергивании жил в Зрелищном Центре -  тут  каждый  не  только  зритель,
который  может  и  сочувствовать  казнимому,   но   и   непосредственный
исполнитель приговора.
   Жрецы показались Императору людьми,  безусловно,  наделенными  некоей
силой, но слишком  уж  мягкими  и  наивными.  К  примеру,  тот  батюшка,
которого указал ему пленный партизан, - тоже  Владимир,  кстати,  весьма
опечалился, когда, возвращая ему Библию, Император честно ответил на его
пытливый вопрос: "Вынесли ли вы, ваше величество, что-нибудь  для  своей
души?",  -  заданный  этим  забавным  дедушкой   с   эдаким   вкрадчивым
заглядыванием в глаза повелителя Империи. А Император ответил так:  "Да,
вынес. Мне понравилось забивание камнями, и я даже думаю  ввести  его  в
наш обиход.? Так что можете гордиться - традиции  вашей  веры  оказались
востребованы и на Анданоре". А он, что ли,  думал,  может  быть,  что  я
после его книжки заделаюсь  христианином?  Еще  этот  старичок  от  всей
делегации просил  Императора  даровать  жизнь  Володе  и  Лее.  А  когда
Император ответил отказом, то  он,  и  притом  весьма  настойчиво,  стал
убеждать владыку Анданора  дать  ему  хотя  бы  свидание  с  заключенной
предательницей. В этой же просьбе Император счел возможным не отказывать
земному жрецу, так как для самого Императора,  что  бы  там  ни  говорил
Ктор, эффект от молебна казался несомненным. Сегодня земные жрецы должны
были покинуть Анданор, и Император позволил старенькому  жрецу  посетить
узницу. Самодержец устроился поудобнее на троне в  малом  тронном  зале,
где в  свое  время  проводил  допрос  Владимира,  и  включил  трехмерное
изображение камеры, в которой была заключена Лея.
   "Она неплохо держится", - подумал Император, глядя  на  девушку.  Лея
была уже одета  в  белую  тюремную  робу,  как  полагается  арестованной
аристократке во время свидания, и напряженно ждала, что же будет дальше.
Владыка Анданора увеличил фигуру девушки до натуральной величины, сделав
ее  непрозрачной  и  добившись  таким  образом  почти   полной   иллюзии
присутствия Леи в малом тронном  зале.  Впрочем,  девушка  была  ему  не
слишком интересна  -  все,  что  связано  с  Леей,  казалось  Императору
достаточно очевидным - она была  хорошим  офицером,  пока  не  воспылала
АНОРЭ, любовью, переходящей разумные границы, к земному партизану, а тот
отплатил ей той же монетой,  пойдя  на  предательство  интересов  своего
Сопротивления уже тем одним, что появился на арене во время казни.
   Куда больше владыку Анданора занимали  сейчас  земные  жрецы  -  и  в
первую очередь Император хотел  понять,  насколько  серьезную  опасность
земная религия может представлять для Анданора, если  все  ее  церемонии
столь же  действенны,  как  проведенный  недавно  молебен.  В  окружении
Императора были горячие головы, предлагавшие  умертвить  жрецов,  потому
что,  мол,  негоже  покоренным  землянам  обладать  таким   могуществом.
Разумеется, некоторый резон в таком решении имелся -  ведь  если  земные
жрецы оказались способны  исцелить  болезнь,  то,  должно  быть,  они  в
состоянии развернуть свое искусство и  против  Империи  и,  стало  быть,
представляют угрозу для Анданора. Вот  и  Ктор,  нагло  объявивший  себя
спасителем Анданора, тоже настаивал на их  уничтожении  и  тем  косвенно
признавал, что это именно по их молитвам  была  остановлена  губительная
болезнь. Разумеется, он придумал другой довод -  казнить  их  нужно  как
мошенников, приписавших своей церемонии лечебную силу, в  то  время  как
истинным целителем был, конечно, не кто иной, как наш  всемогущий  Ктор,
кто ж еще. А Императора, стало быть, одурачили как мальчишку -  вот  что
читалось подтекстом этой версии! Агенты доложили владыке  Анданора,  что
жрецы повсеместно, по всем своим капищам, говорят народу еще более дикую
и опасную для Императора - ложь - что земные-то жрецы и  есть  подлинные
виновники эпидемии и что они, мол, силой своего  волшебства  и  вынудили
Императора привезти их на Анданор, почувствовав, как  несравненный  Ктор
своими жертвами заставил болезнь пойти на убыль. Император  поймал  себя
на том, что его дыхание стало более частым и глубоким  от  волны  гнева,
захлестнувшей его при мысли о жреческих  проповедях  и  об  их  коварной
сути, придуманной, без сомнения, именно Верховным жрецом. "Только чистый
лед рождает радугу", - гласит древняя анданорская  поговорка,  ее  любил
повторять Императору его так рано умерший отец.
   Владыка  Анданора  выровнял  дыхание,  и  гнев  отступил  -   сегодня
самодержец просто  обязан  был  держать  разум  кристально  чистым,  как
ледяные горы дальнего Севера. Ктор вел  себя  так,  словно  готовился  к
открытой конфронтации, - шутка ли, его жрецы позволяли  себе  выставлять
владыку Империи в своих проповедях в более чем невыгодном свете.  Однако
это могло быть и провокацией, имеющей целью вынудить Императора  сделать
какой-нибудь неверный шаг. Все это было плохо в  любом  случае  -  Ктор,
безусловно, набирался наглости день ото дня, и  уж  это-то  представляло
собою факт сколь печальный, столь и неоспоримый. Его гонор и  самомнение
росли, как молодая кулямба.
   А земные жрецы - что  земные  жрецы  -  если  Император  и  решил  бы
покончить с ними, то уж никак не с той малой их частью, что была  теперь
на Анданоре в его власти. Если он и примет когда-либо подобное  решение,
то ликвидирует всех, что  были  на  Земле,  и  сразу,  но  пока  владыка
Анданора не видел  нужды  в  подобных  радикальных  мерах,  -  напротив,
христианские священники оказались  полезными  Анданору,  остановив  мор.
Императора сейчас куда как больше беспокоил жреческий  дом  его  родины,
чем представители культа далекой Земли.
   Внезапно стереоплощадка перед троном впустила на свою поверхность еще
один персонаж - как раз земного жреца, которого  они  с  Леей  терпеливо
ждали последние пару  танов  времени,  думая  каждый  о  своем.  Владыка
Анданора  вспомнил  о  том,  что  устройство   для   считывания   мыслей
заключенных находится на стадии разработки вот уже три сотни лет, ученые
с удручающей регулярностью обходят старые  проблемы  в  его  создании  и
натыкаются на новые - не то чтоб Императору так уж хотелось бы знать,  о
чем теперь думала Лея, просто подобный прибор подслушивания мыслей, будь
он  создан,  неимоверно  раздвинул   бы   горизонты   возможностей   как
разведслужбы, так и контрразведки. Увы. Императору подумалось, что  если
эту штуку и сделают, то, должно быть, уже не в его правление.
   Священник  принес  с  собою  чашу  воды,  и  Император  с  интересом,
облокотившись о поручень  трона,  вглядывался  в  объемное  изображение,
развернув его так, чтобы Лея и  земной  жрец  находились  друг  напротив
друга. Первым заговорил землянин:
   - Ну, здравствуй. Ты, стало быть, и есть Лея? - спросил старичок.
   - Да, - ответила девушка, вставая.
   - Да ты садись, деточка, садись, - улыбнулся жрец.  -  Да  и  я  тоже
присяду, пожалуй.
   Император подумал, что стоит ему сейчас нажать  на  кнопку,  как  пол
камеры вздыбится двумя простыми, жесткими, но добротными креслами  прямо
за спинами Леи и священника с Земли. Это было бы, конечно, эффектно,  но
навряд ли способствовало бы раскованности беседы этой пары.
   Оба опустились на пол, впрочем, на почтительном  расстоянии  друг  от
друга, чашу воды земной жрец почтительно поставил подле  себя,  постелив
прежде кусок материи.
   - Вы видели его? - спросила девушка, и Император порадовался выдержке
Леи, способной даже в такую минуту хранить столь полную  непроницаемость
своего лица. "Вот каких офицеров готовят у меня на Анданоре", -  подумал
он.
   - Видел, деточка, видел,  -  примирительно  сказал  священник.  -  И,
сдается мне, пока что он живой.
   Глаза  у   трехмерного   изображения   Леи   вспыхнули,   будто   она
присутствовала подле Императора во плоти, улыбка заставила ее губы стать
приветливыми и радостными.
   - А вы священник с Земли? - спросила Лея.
   - А как ты догадалась? - переспросил жрец.
   - Ну, вы говорите по-земному, - еще шире улыбн