енем, колыхался на ветру. Именно
такое сравнение пришло тогда  в  пьяную  от  вина  и  обжигающих  игр  с
нетрезвой подружкой голову Владимира.  В  тот  же  миг  Володя  резко  и
непроизвольно выдернул свою руку из джинсов Елены, куда он было  проник,
потеснив невесомый животик девушки, через верх, и вот теперь они сидели,
как напуганные дети, вовсе не помышлял о  блудной  похоти,  которой  они
предались бы в ближайшие же  минуты.  Прильнув  к  окну,  несостоявшиеся
любовники увидели летающую тарелку. Володя почему-то  с  первой  секунды
понял, что это не Силлур.  Союзники  так  не  прилетают.  Так  прилетают
захватчики. По площади перед  домом  Елены,  залитым  веселым  оранжевым
светом фонарей и рекламой ближайших супермаркетов,  весело  бегал  юркий
броневичок, расстреливая всех, кто не успел  скрыться.  Он  был  слишком
игрушечным на вид - ну не танк,  а  старый  "Фольксваген",  ну  или  там
"Москвич", и оттого как-то противоестественно было  смотреть,  как  этот
танчик  из  мультфильма  про  солдатиков  расстреливает  из  гротескного
количества бортовых пушек простых и вполне реальных людей,  в  общем-то,
соседей Лены и Владимира, живущих,  живших  то  есть,  в  прилегающих  к
площади дворах. Как же Володя радовался  потом,  что  отвез,  словно  по
наитию, своего Родиона на дачу к маме как раз  вчера;  сегодня  Владимир
решился прийти на поле без собаки, подчеркивая именно  романтический,  а
не бытовой характер их встречи.  А  вот  Шторм,  увы,  так  ненавидевший
незнакомцев, на свою беду, остался.
   Пока же броневичок по спирали объезжал площадь,  а  за  ним,  пугающе
правильной, если смотреть с 12-го этажа, спиралью высыпались штурмовики.
Отсюда не было видно, что они в звериных масках, но все равно было очень
страшно. Володя выглянул вниз  и  увидел,  как  черные  люди  заходят  в
подъезд дома напротив. "Как у детишек: "Девочка, девочка, выключи радио,
черные перчатки ищут твой дом", - мелькнуло в голове у Володи. А если бы
Володе  подумалось:  "Девочка,  девочка,  спрячь-ка  собачку",  то   его
предсказание стало бы совсем пророческим. Через  полчаса  придут  ОНИ  и
позвонят в дверь. Одним нервным коротким звонком.
   Владимир  на  отвратительно  легких,  словно  пустых  изнутри,  ногах
подошел тогда к двери - не Лене же открывать - и посмотрел  в  "глазок".
Увиденное было настолько противоестественным,  что  казалось  горячечным
бредом. А между прочим, много москвичей и жителей других городов мира  в
ту ночь, заглянув в "глазок" или тем паче открыв дверь не глядя, и вовсе
лишалось чувств, увидев нечто, заменявшее гостю лицо. Ужас, омерзение  и
щемящее чувство собственной  обреченности  -  вот  те  составляющие,  из
которых слагался мрачный коктейль ощущений всякого, в чью дверь позвонил
анданорский штурмовик той кошмарной ночью. Впрочем, не везде ночью -  на
Американском континенте был  как  раз  день.  Там,  под  теплыми  лучами
ласкового солнышка, черные гости из будущего всего человечества, вернее,
будущие хозяева  смотрелись  особенно  дико  и  вопиюще.  Ночь  -  более
привычное время для кошмаров. Если кошмар случается безоблачным днем, он
не становится от этого менее страшным - он  просто  делается  еще  более
диким. Но сложно сказать,  кому  повезло  больше  -  тем,  в  чью  дверь
позвонили днем, или же тем, кого посетили ночью. Всем не  повезло.  Всем
землянам без исключения...
   Гость стоял на пороге; "глазок" был не слишком чистым  и  к  тому  же
немного искажал пропорции фигуры. Но и этого было достаточно,  поверьте,
более чем достаточно. Владимир  вспомнил  самых  мрачных,  закованных  в
черное антигероев из фильмов, сериалов, историй и прочих  страшилок,  на
которых воспитывалось уже несколько поколений землян. Это был Шредер  из
историй  про  веселых  черепашек-ниндзя,  с   легкостью   противостоящих
инопланетному злу; Лорд Вейдер из бессмертных "Звездных  войн",  недавно
переживших свой вот уже третий римейк; призрак Черного Человека  бередил
умы талантливых землян уже со времен Моцарта,  а  то  и  раньше.  И  вот
теперь  воплощенный  ужас,  будто  вызванный   наконец-то   из   небытия
бесконечными к нему обращениями,  Человек  в  Черном,  стоял  на  пороге
квартиры, единственным мужчиной  в  которой  был  сейчас  Владимир.  Как
персонаж историй о вампирах, он ждал, когда Володя сам пустит его в дом.
Как просто было бы не отпереть! Увы, трупы, оставшиеся  на  площади,  на
которые продолжала смотреть из окошка Лена, НЕ ЖЕЛАВШАЯ знать, кто нанес
им столь поздний визит, и осознавая странную заминку у двери -  Владимир
молча  не  торопился  открывать,  -  НЕ  ЖЕЛАВШАЯ  ЗНАТЬ  ВСЕ   СИЛЬНЕЕ,
свидетельствовали: если не открыть дверь, зло, стоявшее за  ней,  войдет
без спроса.  Тоскливое  щемление  в  груди  Владимира  могло  обернуться
слабостью мочевого пузыря - к слову, когда той ночью в России  или  чаще
тем днем из-за разницы часовых поясов, в США, Канаде, Мексике и Бразилии
к двери подходили дети, то очень многие из них так и стояли с  намокшими
штанишками, пока дверь не вылетала от направленной взрывной волны.  Тот,
кто не пережил оккупацию лично, может недоверчиво или даже  презрительно
усмехнуться. Мол, если бы пришли ко мне, то я бы не испугался... Под нос
себе усмехаться,  конечно,  можно.  Это  безопасно.  Но  когда  подобные
суждения высказываются в обществе мужчин, чьи волосы, черные  как  смоль
еще 13 января, приобрели  благородно-белесые  пряди  к  утру  14-го,  то
"смельчаку", рассуждающему о том, что  он  не  пережил,  частенько  бьют
морду, причем вполне заслужен но. Потому как  голова  Черного  Человека,
вооруженного и плазменным пистолетом, и кое-чем еще, была  скрыта  такой
шлем-маской,  что  из  глубин  памяти  сразу  начинали  не   по-хорошему
выкарабкиваться  воспоминания  о  масках  чернокожих  жрецов   Буду,   о
страшных, кровожадных египетских богах,  человеческое  туловище  которых
венчала  звериная  голова,  и  прочих  холодящих  кровь  страшилищах   и
культовых предметах, о том, что люди когда-то слышали, читали, видели по
телевидению; воспоминания о  непережитом  вдруг  воплотились  в  Черного
Человека, чья голова была  украшена  -  изуродована  то  есть  -  мордой
чудовищного инопланетного зверя, лапа  которого,  к  слову,  никогда  не
ступала на болотистые земли нашей планеты. А вот болота и озера  планеты
Анданор пришлось осушить - эти твари иначе превращали в кровавое  месиво
поселенцев, прельщенных плодородием почв. К слову, далеко  не  все,  как
вот Владимир, сообразили, что на лице Черного Человека - маска.  Дети  и
большинство  женщин,  склонные  к  непосредственному   и   потому   чуть
волшебному восприятию  действительности,  так  и  вовсе  думали,  что  у
черного  гостя  по  ту  сторону  двери  не  голова,  а  звериная  морда,
вооруженная острыми огромными зубами, каждый из которых был  не  гладким
по краю, как зубы всех земных зверей, а имел рвущие  поперечные  выступы
для наиболее эффективного кромсания живой сопротивляющейся плоти.
   Никто в ту ночь  не  знал,  что  зверь  этот  называется  стингром  и
населяет топи Анданора. Но каждый, и вот Владимир тоже, чувствовал,  что
послужившее прототипом для маски существо - не плод больной фантазии,  а
вполне реальный зверь. На  что  его  голова  все-таки  была  похожа?  На
человеческий,  недообглоданный  уродливый  череп;  на  морду   редкостно
отвратительной летучей мыши; на лицо черепахи, на которую стингры сильно
смахивают своим закованным в шипастую кость телом; на бешеную  обезьяну;
нет, не так. Читали Эдгара По? Так вот, на морду  обезьяны  из  рассказа
"Убийство на улице Морг" в тот  момент,  когда  она  со  сосредоточенной
яростью отпиливала бритвой голову своей хозяйки. В чертах стингра  почти
неуловимо была запечатлена  холодная  жестокость  расчетливого  маньяка,
что, собственно, вполне соответствовало характеру этого малосимпатичного
зверя, чья  голова  послужила  прототипом  для  шлем-маски  Анданорского
Особого штурмового отряда. Да, и еще  гиена.  Безусловно,  гиена  должна
занять  достойное  место  среди  земных  зверей,  пригодных,  с  большой
натяжкой, для сравнения  со  стингром,  которого  самого  следовало  бы,
напротив, признать эталонным прототипом воплощенного Зла  и  с  ним  уже
сравнивать те или иные  отвратительные  создания  иных  планет.  Простой
символ. Знак. И носителю ли этого  знака  должен  будет  сейчас  открыть
дверь Владимир, а в комнате, перед окном, рассматривая кукольные сверху,
совсем не страшные - даже крови не видно - тела убитых,  дрожала  его...
неудавшаяся любовница. Вообще эта роковая  ночь  помешала  осуществиться
очень большому числу светлых и темных, деловых и  личных,  преступных  и
законных планов землян. В этом вопросе Владимир не был одинок.  "Хорошо,
что между нами еще ничего не было, - отвратительным  малодушием  повеяло
от пробежавшей гаденькой мыслишки, - значит, спасать ее, рискуя  жизнью,
мне не обязательно". Как  же  торопимся  мы  отречься  от  всего  своего
заранее! Как в страшном сне, когда твоя рука предательски не принадлежит
тебе, Владимир повернул вентиль замка. В  тот  миг  Володя  ощущал  себя
чернокнижником, выпускающим н а волю из лампы древнего  джинна.  Джинна,
который его тут же и прикончит...
 
Глава 11 
ОКУПАЦИЯ 
 
   Анданорец вошел внутрь, деловито прошелся по комнатам - в ту ночь ОНИ
ходили по одному и все равно  испытывали  острый  дефицит  исполнителей,
такими многолюдными были столичные города землян. Открыл  кухню...  А  в
кухне-то  как  раз  был  заперт  Шторм,  который  теперь  с  диким  лаем
набросился  на  чудовищного  лицом  и  непонятного  запахом  незнакомца.
Анданорец чуть отпрянул, Владимир же, выйдя из ступора, устремившись  на
кухню, схватил Шторма за так  и  не  снятый  после  прогулки  поводок  и
оттянул к себе. Лена же, услышав  лай  собаки,  с  выражением  зомби  на
легкомысленно, как у  старшеклассницы,  раскрашенном  лице  появилась  в
проеме двери и теперь с надеждой  и  мольбою  смотрела  на  Володю,  без
стеснения кусая свои длинные, окрашенные красным ногти, выгрызая из  них
рваные полоски. Она уже была в состоянии шока, а потому, похоже,  просто
не обратила внимания, ЧТО было у Черного Человека вместо головы. (Именно
головы, а не только лица - повторяю, - не только лицевая часть шлема, но
весь шлем имитировал голову стингра). Владимир сумел  угомонить  собаку,
штурмовик же тем временем, застыв, как египетская статуя, смотрел на них
молча и вовсе никак не показывал своего отношения  ни  к  собаке,  ни  к
людям. Лена тогда думала, что он решает  судьбу  собаки.  Да  нет  -  ее
судьба была уже решена. На кого он смотрел,  того  судьбу  он  и  решал.
Анданорцы вообще обладают прямым, как взгляд, характером в массе  своей.
Владимир уже  много  позже  выяснил,  штудируя  вдоль  и  поперек  устав
Штурмового отряда, что его бойцам предписано было уничтожать  не  только
оказавшего сопротивление, но и  всех,  выразивших  ему  сочувствие.  Для
этого рекомендовалось немного поиграть в поддавки  с  нападающим,  ведь,
зная свое превосходство, это не только не сложно, но по-своему и приятно
делать. А затем, когда, например,  жена  крикнет  "Молодец,  так  его!",
подбадривая  своего   оказавшего   сопротивление   мужа,   сидящего   на
поверженном штурмовике и думающего, что только  что  вырубил  его  своим
"могучим"  ударом,  и  даже  уверенного,  что  дрыгается  тот   не   для
конспирации,  а  оттого,  что  человек  его  душит,  а  дочь,  например,
предупредит отца, опасаясь за его жизнь: "Папа, осторожнее! У него может
быть пистолет", - каждая по-своему выразит ему свое сочувствие.  Точнее,
мать  окажется  соучастницей   покушения   на   анданорского   эмиссара,
"поднимающей боевой дух нападавшего одобрительной репликой",  а  дочь  -
"советом, имеющим цель повысить эффективность нападения". Это уже цитаты
из Устава  штурмовых  отрядов,  разумеется.  То  есть  это  два  немного
различных  преступления,  но  наказание  за  них,  по  законам  военного
времени, одно и то же - физическое уничтожение.
   И вот поверженный было штурмовик, соударяясь пластинами при  подъеме,
отбрасывает горе-защитника и стреляет  ему  строго  между  глаз.  Потом,
одним движением двигаясь дулом к дочке, он выплевывает один  раскаленный
доведена - бывает и такое - кусочек плазмы. Страшные раны от этой  самой
плазмы очень характерны, ни с чем не спутать. Прежде  всего  края  такой
раны не срастаются. Никогда. Шрамы даже от маленькой  капельки  остаются
на всю жизнь. Можно, конечно, удалить спекшуюся от зеленого жара  плоть,
а потом срастить полученные половинки, но удалять  придется  так  много,
что  и  сращивать  будет  почти  нечего.  Но  тут  с  девочкой,  в  этом
косметическом смысле, все  в  порядке  -  не  придется  всю  жизнь  быть
никчемной инвалидкой-уродиной. Маленькая черная  дырочка  между  глаз  -
будто она была индуской и это было ее первое  в  жизни  пятнышко-отметка
взрослой женщины - к слову, у этой девочки, царство ей небесное,  неделю
назад были первые в ее жизни настоящие  месячные...  Правда,  какое  это
имеет значение? Какое значение имеет теперь вообще что-либо, относящееся
к этой девочке? Ее как бы больше и нет... Тело вот толь ко останется  на
полу, ну так оно же "приведено в не пригодное для  жизни  состояние".  А
вот это уже имеет значение  -  из  плазменной  раны  никогда  не  бывает
кровотечения. Вообще никогда. Вот это уже важно, не  правда  ли?  Сделан
девушку трупом, пока еще даже не  думающим  падать  -  ведь  секунды  не
прошло, - дуло доехало до своей крайней точки вправо и плюнуло  комочком
плазмы  помедленнее  да  пошире  -  штурмовик  почувствовал,  что  может
промахнуться, и нажал не на нижнюю, а на верхнюю часть курка; эта модель
плазменного пистолета самая удобная -  можно  просто  настроить  машинку
смерти, там сзади есть специальные колесики, и на нужный диаметр  шарика
расплавленной зелени, и на его желательнуо скорость. А можно переключить
на разбрызгивание, и она будет великолепно  заменять  земной  баллон  со
слезоточивым газом, вог только после  плазменной  взвеси  лицо  навсегда
остается черным, будто изъгденным ржавчиной, а глаза - слепыми. А  потом
лови себе всех черно лицых - это и будут зачинщики беспорядков:  Удобно,
чтоб им пусто было. Потом Владимир долгое  время  сам  будет  носить  за
поясом такую же точно анда-норскую игрушку, а  пока  он  с  уважением  и
страхом, авансом, смотрел на ее дуло. А та резня,  о  которой  речь  шла
выше, была вполне настоящей, и устроил ее точно такой же, а может  быть,
даже этот же самый штурмовик в квартире, соседней с  Володиной,  на  его
лестничной клетке. А с девочкой той,  которой  не  стало,  Владимир  лет
десять назад играл в "классики" - ему было двенадцать,  ей  четыре.  Они
вместе попрыгали по меловым клеткам, выведенным неверной  детской  рукой
на асфальте, а потом Володя помогал ей запускать пенопластовый  кораблик
в весеннем ручье. Она, видите ли, вернулась тогда из детского сада сама,
и мама - тоже теперь "приведенная в не пригодное для жизни состояние"  -
еще была на работе. И Владимир тогда добровольно на часок взял  на  себя
роль няньки для Люлечки. А теперь  вон  какая  вымахала,  взрослый  гроб
заказывать придется. Володя всю свою жизнь здоровался с убитым  мужчиной
и даже не ожидал от него столь решительного сопротивления оккупантам.  А
жена его, Людочкина мама то есть, была очень моложавой и привлекательной
и недавно - а может, показалось - строила ему глазки. Подробности эти  о
жизни девочки и ее родителей, уже совершенно никому не нужные,  Владимир
вспоминал три дня спустя на похоронах той семьи.  Анданорцы  же  решали,
как  раз  в  тот  день,  следует  ли  уничтожать  участников  похоронных
процессий, как выразивших сочувствие, или здесь надо  как  раз  проявить
столь свойственные характеру Анданора мягкость и гибкость.  От  идеи  же
той бредовой - расстреливать похороны - потом отказались, слава Богу, но
голосование Совета Наместников прошло со счетом 4:3. Выиграли сторонники
гуманизма и мягкости, и было принято  решение  милостиво  простить  всех
участников похорон. А если бы наоборот, то процессию, в  которой  сухими
от  слез,  но  переполненными  болью  и  гневом  глазами  вглядывался  в
осененное смертью Людочкино лицо  понуро  бредший  за  гробом  Владимир,
образцово-показательно  расстреля  ли  бы  полностью,   на   месте,   до
последнего ребенка. Да, что же сталось с этой женщиной, мамой девочки, в
которую, чтобы не промазав, штурмовик выстрелил объемистым  шариком?  Да
полголовы снесло у нее. Осталось, как черный недовыдавленный  лимон.  Но
не кожура,  а  черепная  коробка  оплавленная.  И  ведь  странно,  думал
Владимир, с опаской поглядывая на ее гроб в день похорон, и знаешь,  что
в один момент скончалась и не мучилась, а не верится вот, и думаешь, что
страдала она много... Многие говорили, что Люпину маму надо  хоронить  в
закрытом  гробу,  особенно  старушки,  из  тех,  что   вечно   ходят   в
платочках... Мужчины же настояли,  чтобы  гроб  не  заколачивали  прежде
времени - пусть все видят, говорили они. Никто, в общем, не  сомневался,
что за эти убийства Анданор рано или  поздно  постигнет  возмездие.  Ну,
мнение мужчин, конечно, оказалось решающим -  кого  же  еще  слушать  на
войне, пусть и проигранной, - не старушек же! В ту же  страшную  ночь  в
Москве, не в каждом доме, конечно, но уж в каждом дворе, была хоть  одна
такая квартира, и простой подсчет ясно показывал, что официальная  цифра
убитых, обнародованная анданорцами,  равная  972  человекам,  была  явно
занижена. А вот та, которую тут же оперативно начертало на своих  первых
листовках Сопротивление - 25 тысяч, - была куда как ближе  к  истине.  А
когда в городе за одну ночь погибает 25 тысяч, это уже не  город  -  это
один, спаянный скорбью народ. Такими мы и  были  тогда,  через  три  дня
после ночи, черной чертой перечеркнувшей мечты и подведшей итог стольким
жизням. Ручейки похоронных процессий, как ручьи по дворам  после  дождя,
сливались в потоки вдоль улиц, а затем вливались в озера жилищ  мертвых,
чтобы  умершие  навсегда  растворились  в  них.   Владимиру,   частенько
отправлявшемуся затем в те страшные дни зыбкой тропинкой памяти,  всякий
раз было проще вспоминать горе, вместе с гробами  несомое  сообща,  всей
Москвой, чем безобидный, по сравнению с  гибелью  целых  семей,  эпизод,
через который он прошел сам. Да, а старшего сына в той семье тогда так и
не убили. Стоял себе молча. И когда отец его повалил индак орца. И когда
штурмовик застрелил, за пару секунд, сперва папу,  потом  сестру,  потом
мать. Также не тронули и кошку, оставшуюся безразличной к гибели хозяев.
Кошку потом кто-то поймал на улице и съел во время голода, а парень, так
и не сумевший заплакать над тремя гробами, ушел в Сопротивление.  И  без
раздумий расстреливал не только  анданорцев,  но  и  землян,  по  мнению
Сопротивления, сотрудничавших с оккупантами
   А у самого Владимира было так. Собаку успокоили, стало быть. И  тогда
захватчик на них обоих будто вопросительно - за маской-то лица не  видно
- посмотрел, словно спрашивая разрешения  -  позвольте  погладить,  мол,
вашу собачку, а на деле пытаясь их вызвать на сочувственное отношение  к
приговоренному к расстрелу; Лекаже с Владимиром молчали. Потом штурмовик
направил пистолет в голову собаке,  опять  посмотрел  на  ребят  -  мол,
точно, ни у кого никаких возражений, и тут Володя почувствовал, как Лена
дернулась вперед, желая остановить захватчика. Владимир  успел  схватить
ее за горло и с такой силой сжать, что все слова застряли у нее в глотке
и растворились в сдавленном - чтобы покашлять нормально, воздух-то  тоже
нужен,  -  кашле.  Анданорец,  черным   обелиском,   идолом   древности,
немыслимо, но реально стоявший на полу московской квартиры, одобрительно
кивнул Владимиру - на Анданоре кивок головы также означает "да", - ткнул
Лену дулом в лоб