дная река
протекает по мосту над многолюдной улицей. То, что планировала  устроить
силлурианка, было не опасно для здоровья ее  противника,  напротив,  это
был один из самых распространенных на Силлуре целительских приемов, даже
входивших в обязательную для всех школьную программу. Подобная  агрессия
неизбежно вызывала обострение болезни,  но  после  организм  даже  лучше
защищал свои жизненные центры от собственных потоков  силы.  Конечно,  в
школах не учили, как провернуть подобную операцию за считанные  секунды,
а вот в  спецподразделениях  этому  посвящали  долгие  часы  тренировок.
Только исключительно одаренный человек способен сделать нечто значимое в
организме противника своей с обственной  энергией  -  на  деле  же  надо
просто найти самое слабое место  и  спровоцировать  реакцию,  к  которой
организм склонен и без вмешательства. Если  бы  Ринат  обладал  железным
здоровьем или прежде лечился бы  у  силлурианских  целителей,  Лайна  не
смогла бы добиться сколько-нибудь заметного результата,  потому-то  этим
приемчикам уделялось такое большое внимание в подразделении по работе со
слаборазвитыми мирами, откуда Силлур и направил инструкторов на Землю. В
течение третьей секунды контакта, когда Ринат начал  подозревать  (какая
наивность, всего лишь только подозревать!),  что  Лайна  затеяла  что-то
недоброе  и  словно  копается  у  него  в  мозгу,  Лайна,  собрав   свои
просочившиеся в земного богатыря силы в тонкое, но мощное  металлическое
долото, пробойник, таран, резким ударом сотрясла  ветхий  мост,  несущий
многотонную реку над городом. Она ощутила, как струи  энергии  землянина
тут же устремились в образованное ею отверстие, катастрофически расширяя
его с каждым мгновением. Лайна, выскальзывая  сознанием  из  сокровенных
структур противника, где  она  устроила  столь  успешную  диверсию,  еще
чуть-чуть - на большее сил не хватило - расширила отверстие, очистив его
слегка от набежавшей мути на дне  реки.  Ладонь  Лайны  втянула  в  себя
обратно все то, что девушка использовала  для  своего  террористического
акта в тылу противника, и забрала руку с победной улыбкой,  игравшей  на
устах. К этому мгновению Ринат уже чувствовал, что с ним что-то не  так.
По его телу бегали болезненные, зябкие мурашки,  словно  вспышки  молний
или электричества. Мир на глазах менял окраску. Листья  на  деревьях  из
зеленых сделались красноватыми, вокруг лица Лайны зыбко  висел  какой-то
ореол, словно она была святой. Бобров перевел взгляд на Зубцова, который
- уж это-то Ринат знал наверняка - святым не был. Но  и  вокруг  Зубцова
тоже было оранжевое сияние, так что парень сообразил, что это  с  ним  с
самим что-то не в порядке, и весьма  основательно.  Зубцов,  решив,  что
Ринат ждет от него команды к началу схватки,  сказал  недовольным  из-за
нерешительности лучшего своего бойца голосом:
   - Ну давайте, давайте, начинайте, чего смотрите, не на танцульках.
   - Да все уже кончено, в общем-то... - пренебрежительно сказала Лайна,
вставая в боевую позицию, к слову, весьма похожую на симметричную стойку
из земного ушу, - хотя давай, покажи, на что ты теперь способен.
   Ринат сделал шаг вперед, и ему показалось,  что  первое  же  движение
теперь, когда эта колдунья  что-то  в  нем  испортила,  стало  для  него
роковым.  Он  вдруг  напрягся  всем  телом,  выпучил   глаза   и   издал
нечеловеческий, какой-то звериный стон или вой. Зубцов и  ребята  сперва
решили, что так он пытается запугать силлурианку, а Владимир так и вовсе
забеспокоился -  Ринат,  для  которого  собственная  судьба  была  одним
сплошным поединком, действительно смотрелся сейчас хуже,  чем  и  просто
пугающе. Однако сделав шаг, тот разинул широко  рот,  будто  намереваясь
откусить девушке голову, как исполинский сквирл, а потом, громко лязгнув
зубами, замкнул челюсти и  схватился  за  горло  обеими  руками.  Лайна,
подумав, что  сейчас  самый  подходящий  момент  для  закрепления  своих
авторских прав  на  приступ  у  противника,  театрально  выставила  руку
ладонью вперед,  так,  чтобы  ни  у  кого  не  осталось  сомнения  в  ее
феноменальных способностях. Она знала, как здорово подобная демонстрация
действует  на  примитивные  народы,   не   способные   в   массе   своей
манипулировать потоками внутренней силы.
   Что и говорить, смотрелось это более чем зрелищно. Словно  колосс  на
глиняных ногах, Ринат  зашатался,  прорычав,  и  из  его  рта  вместе  с
обильной пеной слетели трудноразличимые слова:
   - Ведьма! Гнида! Испортила...
   Перед глазами у Рината вовсю плясали языки пламени, небо почернело  -
ему казалось, что всемогущая чародейка вообще устроила нечто вроде конца
света, - а если все  это,  подумалось  Ринату,  существует  лишь  в  его
сознании, то он как минимум умирает.
   Впрочем, со стороны это именно так и выглядело. Лайна сжала ладонь  в
кулак, будто схватив за горло  петуха,  и  в  этот  самый  миг  огромный
десантник в конвульсиях рухнул на землю, подняв при падении целое облако
пыли, словно Лайна его  еще  и  испепелила  напоследок.  Офицеры  ОМОНа,
составлявшие костяк зубцовского отряда,  молча  подошли  поближе,  чтобы
лучше видеть развязку.
   Полковник, испытывая к поверженному, корчащемуся у ног  инопланетянки
отцовские чувства - ведь сам же парня подставил, что говорить, -  сказал
Лайне примирительным тоном:
   - Ну все, все, довольно. Нокаут, нокаут. Хватит.
   Лайна кивнула и разжала руку, что, конечно, не оказало  не  малейшего
влияния на развернутый эпилептический приступ у Рината.
   - С ним все будет хорошо, - уверенно сказала она.  Сейчас  надо  было
успокоить землян, чтобы они не впали в другую крайность  и  не  устроили
над ней самосуд. Она  лишь  теперь,  поздновато  немного,  вспомнила  из
краткого курса истории Земли,  что  за  подобные  штучки  еще  несколько
столетий назад тут можно было угодить живьем на костер. - Когда кончится
приступ, он будет здоровее, чем раньше.
   Офицеры ждали реакции Зубцова, стоящего над выгибающимся,  корчащимся
Ринатом, с хрипением загребающим пыль  болезненно  скрюченными  пальцами
рук. Полковнику, что и говорить, понравился прием,  продемонстрированный
Лайной. Он мрачно смотрел на силлурианку, но чувства сейчас испытывал  к
ней куда более добрые, чем в начале их  знакомства.  Он  с  некоей  даже
гордостью обвел взглядом  ожидающих  его  реакции  ребят,  словно  желая
сказать  им:  "Ну,  видите,  какого  к  нам  замечательного  инструктора
прислали! А вы еще смеялись надо мною, а  она,  видели,  что  умеет!"  К
слову, Лайка, не  знавшая  предыстории,  не  смогла  расшифровать  этого
загадочного взгляда земного командира, и страх тоской сжал ее сердце: "А
ведь сейчас, не ровен час, прикажет своим солдатам открыть по мне  огонь
на поражение или связать и развести костер - мало ли чего у этих дикарей
на уме..." Ведь Лайна хорошо знала, что  в  таком  случае  она  окажется
совершенно беззащитной перед  этими,  она  не  сомневалась,  великолепно
обученными воинами. Ведь и с одним  Ринатом  -  если  бы  он  сам  столь
доверчиво не дал ей так надолго своей руки - она не смогла бы  совладать
в честном бою. Но Зубцов сказал, родив лицом дружелюбную широкую улыбку:
   - Отлично. Замечательно. Научите ребят этому приемчику, а, инструктор
Лайна?
   Лед был разбит. Как полковник, так и его бойцы умели ценить  силу  во
всех ее проявлениях, и все сейчас смотрели  на  Лайну  с  одобрительными
улыбками. Девушка почувствовала себя именинницей и сама ощутила и прилив
гордости, поняв, что вписалась в этот суровый мужской коллектив. Так что
можно было уже и поломаться немного - ведь она  как-никак  все  же  была
женщиной.
   - Ну, не знаю... - скромно потупив глазки, жеманно сказала  Лайна.  -
Тут ничего секретного. Можно будет провести пару занятий, конечно...
   Только что ножкой песок не ковыряет, подумал Владимир, ощущавший себя
сейчас чужим на этом  празднике  жизни.  Он  все-таки  не  был  кадровым
офицером, и ему казалось несколько диким, что никому  не  было  дела  до
несчастного Рината, сейчас постепенно затихавшего  посередине  площадки,
под ногами Лайны и Зубцова. "А эти двое могли бы стать неплохой  парой",
- подумалось Владимиру, глядевшему на инструкторшу и полковника. Он даже
сам не знал, насколько он прав.
 
Глава 6 
ДВА САПОГА 
 
   Через неделю после прибытия Лайны расстановка сил между  сквирлами  и
людьми стала куда как более оптимистичной для последних.  Прежде  всего,
Лайна привезла с собой весьма интересный  чертеж,  который  еще  в  день
прибытия передала Бадмаеву. Тот, покорпев над бумажками несколько часов,
разобрался, что к чему, и Зубцов уже утром следующего дня отправил заказ
на ближайшую фабрику. Оказывается, силлуриане рекомендовали  для  защиты
от сквирлов личные мини-маячки, подобные бадмаевскому, но работающие  от
обычной  батарейки.  Петр  Семенович  в  экспериментах  с   отловленными
сквирлами  пытался  в  свое  время  использовать  звуковые  волны  малой
мощности, но потерпел фиаско - ему и в голову не приходило, что  сквирлы
чувствительны лишь к самым мощным, как у его маяков, и  к  самым  слабым
воздействиям и при этом абсолютно невосприимчивы ко всему,  находящемуся
между ними. Академик, признаться,  чувствовал  себя  посрамленным  таким
изящным решением, и его ревность не только вступила в борьбу со  здравым
смыслом, но даже взяла верх в этом  поединке.  Бадмаев,  получив  в  дар
спасительные чертежи миниатюрного, но высокоэффективного маячка и собрав
в ту же ночь с помощью Володи первый пробный образец, немедленно испытал
его на отловленном для опытов во время  Володиного  отсутствия  собачьем
сквирле, который, жалостно заклекотав, забился в угол  железной  клетки,
испуганно втянув свою костистую башку  в  сплюснутый  с  боков  панцирь,
насколько это было вообще возможно.
   Бадмаев  тогда  выключил  устройство,  по  сравнению  с  которым  его
собственный маяк смотрелся допотопной машиной, и  сказал:  "Ох,  Володя,
теперь я еще менее доверяю  нашим  спасителям  с  Силлура,  чем  прежде.
Поверь мне, как ученому, друг мой, даже  инопланетянам,  будь  они  хоть
четырнадцати пядей во лбу, не суметь за несколько дней  придумать  такое
изящное и простое устройство, как  то,  что  они  нам  сейчас  подарили.
Понимаете,  Владимир,  за  этой  машинкой  мне,  как  автору   множества
изобретений,  отчетливо  видны  десятилетия  напряженного   труда;   мне
кажется, дело тут  нечисто..."  Владимир,  при  всем  своем  уважении  к
академику, не разделял его мальчишечьего какого-то упрямства в неприятии
высоких инопланетных технологий. И не собирался поддакивать своему  шефу
в этом вопросе.
   - Во-первых, - начал Володя, разглядывая  чуть  ли  не  дрожащего  от
ужаса всеми пластинами своего блошиного черного панциря сквирла, - они и
не утверждают, что встретились с этими тварями впервые; а во-вторых,  вы
же ухитрились придумать свой маяк менее чем за две недели; отчего же  вы
думаете, что силлуриане способны были создать свой лишь  за  десятилетия
напряженного труда?
   - Владимир! -  поджав  губы,  суховатым  тоном  начал  Бадмаев  тогда
долгий, изнурительный - он был мастер на такие - монолог.  -  Понимаете,
мой маяк против силлурианского - что дубина  против  пистолета.  Вы  же,
Володя, не беритесь судить о том, чего не знаете и к чему не  имеете  ни
малейшего касательства. Насколько я помню, вы по сей день  не  являетесь
автором ни единого изобретения. Говорю не в  обиду  вам,  однако  должен
отметить, что в данном случае ваш возраст не  является  оправданием  для
вас.  В  ваши  годы  я  был  автором  уже  двух  изобретений  и   одного
рацпредложения.
   Владимир тогда был и не рад уже, что  заступился  за  силлуриан,  ему
было совестно перебивать  заслуженного  академика,  у  которого,  Володя
подозревал, ему еще предстояло работать "на гражданке". Так что  Бадмаев
брал  своим  занудством  и  длительностью  речи,   полностью   выматывая
оппонента  через  пять  минут  подобного   Нескончаемого,   невыносимого
монолога. Академик же был всегда рад поспорить на любую тему -  кажется,
он так давал отдых своим высокоученым мозгам, и вскоре Владимир уже  был
на грани тяжелой, вымученной дремоты. В дальнейшем он старался  избегать
бесед с Бадмаевым на тему  роли  Силлура  в  новейшей  истории  Земли  и
научился мастерски уклоняться от попыток  академика  вернуться  к  этому
пункту. Тем более что теперь весь военный  лагерь  вполне  по-деревенски
наблюдал за развитием отношений между  полковником  и  Лайной.  Да  и  с
Ринатом все закончилось благополучно -  вечером  того  же  дня  Лайна  с
удовольствием поддержала чисто теоретическую идею кого-то  из  офицеров,
что неплохо было бы  им  выпить  на  мировую  водочки.  Лайна  счастливо
заулыбалась в ответ, будто была большой любительницей крепких  напитков,
а всех бойцов охватило радостное воодушевление. Владимир же  был  весьма
раздосадован, что Бадмаев намеревался всю грядущую ночь возиться  в  его
обществе и, разумеется, на трезвую голову с силлурианскими чертежами.  А
от костра ввысь неслись мириады оранжевых, желтых и красных искорок и на
всю округу - дружный мужской гогот и заливистый женский смех.  А  Володя
знал, что, кроме Лайны, тут на тридцать километров  не  было  ни  единой
женщины.  Когда  же  через  несколько   часов   нестройный   хор   запел
"Подмосковные вечера" - Лайна солировала,  -  Владимир  не  выдержал  и,
соврав Бадмаеву, что должен отлучиться в туалет,  направился  к  костру,
выхватывающему из густой безлунной тьмы медные барельефы бойцов. Войдя в
круг света и тепла, Володя обнаружил пьяную до осоловелой улыбки  Лайну,
сидящую на лавочке возле Зубцова, который, по-петушиному выпятив  грудь,
наливал своей инструкторше очередную рюмку. Разумеется, хотя на  лавочке
были еще свободные места, ник то не  посмел  подсесть  к  Зубцову,  даже
Ринат, бывший в своем роде также виновником торжества.  Офицеры  ютились
кто на чем горазд - кто-то притащил из дома стул, кто -  довольствовался
бревном. Лайна, пригревшаяся у костра, сбросила свой розовый комбинезон,
как царевна-лягушка - шкурку, и теперь сидела в камуфляжной куртке,  как
и все прочие. К слову, Володя отметил, что  ее  полнота  была  мнимой  -
инструктор в действительности обладала вполне стройной красивой фигурой,
это розовая куртка и штаны так ее толстили. Они были по-зимнему меховые,
хоть на Северный  полюс  лети,  -  Володя  наткнулся  на  ее  облачение,
висевшее на раскидистой ветке дерева.  Бойцы  обрадовались,  что  Володя
выкроил минутку, и ухнули ему целый стакан -  обмывать  первую  награду.
Разумеется, Владимир не отказался и залпом  опустошил  емкость,  тут  же
ощутив, как жар и жжение в горле приятным теплом истомы  разливаются  по
всему его телу.
   - Ну  чо,  может,  все-таки  покуришь?  -  пьяным  голосом  предложил
наверняка не в первый раз Зубцов.
   - Не-е-ет, - с радостной улыбкой  протянула  упившаяся  до  узеньких,
если не сказать поросячьих, глазок Лайна.  -  У  меня  есть  инструкция.
Так?
   - Так, - отозвался Зубцов.
   - Вы - земляне военные. Так?
   - Так. - Зубцов полуобнял Лайну,  та  же  и  не  думала  отклоняться,
сидела, будто не заметив.
   - Так, - согласилась Лайна. - У меня свои инструкции, так?  У  вас  -
свои. Правильно?
   - Согласен, - хлопнул себя по бедру кулаком полковник. -  Ведь  верно
она говорит, ребята, да?
   Самые бдительные из офицеров прервали, из  субординации,  собственные
вязкие,  бестолковые,  пьяные  беседы,   и   от   них-то   и   раздались
одобрительные реплики:
   - Ну да.
   - Верно, чо там говорить.
   - А то!
   - Вот, - удовлетворенным широким кивком подытожила Лайна. - А из моей
инструкции следует, что я могу у вас  дегусти...  де-гу-сти-фици-ровать,
так?  Следующие  вещества:  кофе  и  чай  -  неограниченно;  алкоголь  и
марихуану - не чаще раза в неделю; мухоморы, ЛСД, пейотль - раз в месяц;
а вот табак, кокаин и весь опийный ряд - под запретом. -  Лайна  подняла
указательный палец правой руки, да так основательно, будто это был ствол
гранатомета, и, поводив им из стороны в сторону, сказала:
   - А значит - ни-ни. Есть вопросы?
   Тут  уже  все  офицеры,  услышав  так  по-военному   сформулированный
перечень, одобрительно загалдели:
   - Во дает!
   - Молодец, Лайна! Наш человек! Зубцов же, налив всем  по  полстакана,
включая Володю, подытожил:
   - Ну, стало быть, с приездом тебя и за нерушимость военного союза!  Я
смотрю, у вас там, на Силлуре, русские люди, так?
   Лайна, казалось, всерьез задумалась над полковничьей пьяной  теорией,
насупив бровки и сжав за компанию с ними порозовевшие наконец-то губы. И
сказала:
   - А кто знает... Может быть... Только тут у вас холодно очень, как вы
тут живете вообще?
   - А в баньке паримся, -  подхватил  Зубцов,  весьма  довольный  таким
поворотом. - Тут дубак, а в баньке - ух, получше, чем на Силлуре  будет!
Эй, ребята, кто там потрезвее, протопите нам  с  инструктором  баню,  да
поживее!
   Тут Владимир вынужден был оставить веселую компанию,  ему  пора  было
возвращаться к академику, что он и  проделал  без  малейшего  сожаления.
Обычная пьянка, с обыкновенными  пьяными  речами.  С  инопланетянкой  он
выпил, медаль обмыл - что еще надо? Продолжение  этой  истории  казалось
многообещающим лишь для Зубцова и  Лайны,  которых  с  той  ночи  ребята
прозвали Василь Иванычем и Анной-пулеметчицей. На следующее утро  Володя
выяснил - точнее, с ним все как бы вскользь сами делились  новостями,  -
что полковник с инструктором в баньке таки попарились, и по тому,  каким
гоголем ходил Юрий Васильевич, все сделали вывод, что между ними что-то,
точнее, все, что только можно, уже  случилось  прошлой  ночью.  Впрочем,
Володе что-то в это не слишком верилось. И он был прав.  На  самом  деле
бравый и пьяный вдобавок полковник, разумеется,  не  мог  удержаться  от
приставаний к Лайне, тем более что та, даже и не  заподозрив,  бедняжка,
подвоха, преспокойно разделась догола вместе с Зубцовым  и  веником  его
хлестала, и себя дала хорошенько попарить,  но  как  только  полковничья
ладонь  скользнула  по  ложбинке,  вниз  от  ее   розовой   спины,   она
отстранилась и серьезным, хотя и заплетающимся, голосом сказала:
   - Мы договорились, что вы будете обращаться  со  мной  как  со  своим
обычным офицером. Вы себе подобное с подчиненными позволяете?
   - Да... То есть нет, -  смущенно  пряча  руку  за  спину  и  внезапно
смущаясь своей наготы, как Адам, отведавший яблочка, ответил  полковник,
мысленно благодаря небо за то, что он был сейчас распарен, как  тюльпан,
и его  стыдливого  румянца,  добавившегося  к  банному,  Лайне  было  не
разглядеть.
   Лайна же села на лавочку, кажется, нисколько не  переживая,  что  она
сама так вот вся обнажена  и  цвет  имела  ну  в  точности  как  кожаная
курточка, в которой она сегодня  прибыла  в  лагерь  землян.  Во  всяком
случае, держалась она  совершенно  раскованно,  даже  ногу  на  ногу  не
закинула и, с наслаждением вдыхая сухой замечательный пар, сказала:
   - Однако я аб-со-лютно не против любовных отношений. Но только  самых
серьезных. Понимаешь, полковник, - и Лайна  с  наслаждением  потянулась,
зевая, напряженно вытянув в разные стороны одним  движением  мускулистые
красивые распаренные ноги и руки, как нежно-розовая морская звезда. Она,
кажется, просто не понимала, что могла бы контролировать,  какие  именно
части тела открывает в равной мере стыдливому и жадному взгляду Зубцова.
- Понимаешь, полковник, - с пьяной задумчивостью, ловя мысль,  повторила
она, - я - девственница. И я очень, - Лайна с многозначительной  улыбкой
подняла  указательный  палец,  -  очень  серьезно  отношусь  к  интимным
отношениям. И это больше, чем наша традиция. Ты меня понял, полковник?
   - Понял, - понуро подтвердил Зубцов, не в силах оторвать  взгляда  от
чуть  тяжеловатой,  но  зато   такой   объемистой   груди   инопланетной
прелестницы.
   - Если