улась Лея, - и одеты...
Так.
   - А почем ты знаешь, что я не  ваш  шпийон?  -  улыбнулся  батюшка  в
ответ. - У вас тут все  по-русски  разговаривают,  и  ты  вон  тоже  как
шпаришь - будто в Москве родилась.
   - Добрый вы, - сказала Лея, подумав самую малость. - Да  и  стары  вы
для шпиона. Да и кому я теперь нужна - им уже все известно. Теперь.
   "Это да, - подумал Император. - Что верно, то верно".
   - А ты, милая, - сказал старичок, - так ничего и не знаешь, с тех пор
как тебя со сцены, от тигров ваших забрали?
   - Стингров, - с детской уже  какой-то  улыбкой  поправила  священника
Лея.
   - Да мне, старику,  переучиваться  поздно,  -  отозвался  батюшка,  -
тигры, стингры - все одна малина.
   Нехорошо  хищникам  живого  человека,  тем   более   девчушку   такую
симпатичную, скармливать, я так думаю.
   "А он неплохо владеет техникой ведения беседы", - отметил  Император,
видя, что земной жрец за считанные  минуты  добился  раскрепощенности  и
расположения собеседницы.
   - Я с Володей твоим разговаривал неделю назад. Здоров  он,  ничего  с
ним не сделали. Да и умница  -  это  ж  он,  видать,  Императору  вашему
предложил нас с Земли привезти, чтоб болезнь вылечить.
   - И что? - спросила Лея, чуть преребивая старика с заметным  надрывом
в голосе - видно было, что она до сих пор не простила себе того, что при
ее участии земная зараза проникла на Анданор.
   - И все, - удовлетворенно откликнулся батюшка. - Я-то простой  иерей,
да тут таких духовных мужей привезли, епископов, если знаешь, о чем я.
   Лея чуть заметно кивнула, вся превратившись во  внимание,  даже  шею,
обыкновенно величаво-горделивую, вытянула в  сторону  священника,  будто
была не аристократкой, а женщиной  из  простонародья  или  же  маленькой
девочкой. Даже рот чуть приоткрыла, отметил Император.
   - Ну вот по их-то молитвам, - продолжал  жрец,  -  Господь  прекратил
болезнь, и мы теперь все домой собираемся.
   "Прибедняется", - подумалось Императору.
   От его слов Лея так и подпрыгнула на месте,  будто  собираясь  то  ли
броситься старику на шею, то ли захлопать в ладоши.
   "Жаль будет казнить ее, - подумал Император. - Она так любит Анданор.
Но вот партизана своего -  все-таки  больше.  Про  него-то  про  первого
спросила".
   - Володя-то переживал за тебя сильно,  -  сказал  священник,  -  что,
случись с вами чего, ты некрещеная умрешь.  Потому  как  крещеные  после
смерти, если хорошо жили, в хорошие края идут, а язычники - ну,  как  вы
тут все, на Анданоре вашем, в другие, похуже. И не  встречаются  больше.
Никогда.
   "А он хитрец, как и все жрецы, должно быть, -  отметил  Император.  -
Володе-то он все это тогда, в большом тронном  зале,  совсем  по-другому
преподносил. Жена, мол, может спастись, если муж  у  нее  христианин..."
Владыка Анданора, разумеется, и  слышал  их  с  Владимиром  разговор,  и
помнил его дословно.
   - А мне что, тоже креститься можно? - воспряла вдруг духом приунывшая
было Лея.
   - Ну ты же ведь не собака какая и не стингра там ваша,  -  заулыбался
священник. - А что с другой планеты - ну так что с  того?  Мало  ли  где
какой человек родится. Я и с епископами посоветовался -  у  нас,  детка,
тоже, знаешь, своя дисциплина, - все говорят, можно.  Дело  в  другом  -
сама-то ты веришь ли в Бога или только чтоб с Володей своим встретиться,
креститься надумала?
   - А если не верю - так и не встречусь с ним, даже если крещусь,  так,
что ли? - спросила Лея, побледнев.
   - Выходит, так, - откликнулся священник. Лея задумалась и спросила:
   - А я после крещения уже не должна  буду  никаким  анданорским  богам
поклоняться, даже кулямбу кровью поливать?
   Батюшка с улыбкой потупил взор и сказал:
   - Я про клумбы ваши ничего не знаю, но думаю, что нельзя. А ты откуда
про веру нашу так много знаешь, Володя, что ли, рассказывал?
   - Да, - отозвалась Лея. - Он мне и  книжки  про  святых  ваших  давал
читать в Москве. Мне понравилось.
   - Это он молодец, - одобрительно кивнул батюшка.  -  Времени  зря  не
терял.
   Лицо у Леи вдруг стало отрешенно возвышенным, красивых губ  коснулась
грустная улыбка. Лея сказала:; - Хотя о чем это я, о каких богах,  какой
кулямбе! Я все о старом, а мне, должно быть, и  жить-то  несколько  дней
осталось.
   "Меньше", - тихонько, словно собеседники могли его услышать, поправил
Император, незаметно для себя сокрушенно кивая головой.  Он  сам  был  в
полной мере захвачен патетикой беседы.
   - Один Господь  знает,  сколько  тебе  жить  осталось,  красавица,  -
возразил священник. - Без Его воли  у  верующего  человека  и  волос  из
головы не выпадет, поверь мне.
   - Верю, - печально улыбаясь выразительными глазами  и  уголками  губ,
откликнулась Лея.
   "Артан дэ варсадо", - все так же тихонько прошептал Император, что  в
вольном переводе на русский означало бы "Это уж вам дудки". "На Анданоре
все решаю я, во всяком случае, до тех пор, пока душа  не  расстанется  с
телом", - подумал он, откидываясь на спинку трона.
   - И что, мне правда все грехи простятся при  этом,  даже  то,  что  я
привезла болезнь на свою планету? - осторожно спросила Лея.
   - Да. Ты становишься новым существом, начинаешь с чистого листа. Твоя
прежняя история вся на этом окончится, - уверенно сказал батюшка.
   - Я верую и хочу принять святое крещение, - негромко сказала Лея.
   - Ну, что же,  -  удовлетворенно  засуетился  батюшка,  начав  что-то
искать в складках рясы, и извлек оттуда, наконец, маленькую  книжечку  в
засаленном, потертом кожаном переплете. - Сейчас, детка, я отыщу  Символ
Веры, ты его прочитаешь, да я и крещу тебя.
   - Не утруждайте себя, батюшка, - со сложнопередаваемой смесью любви и
чувства собственного достоинства в голосе откликнулась Лея, - я знаю.
   И она начала, да еще на незнакомый Императору, явно церковный распев:
   - "Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и  земли..."
- И так до конца, без единой запинки.
   Император радостно рассмеялся, увидев, как теперь  уже  у  священника
изумленно поднялись жиденькие седые  брови,  а  рот  чуть  не  открылся,
удерживаемый растерянной улыбкой.
   "Вот так-то! Знай наших!" - негромко  прокомментировал  выразительную
сцену владыка Анданора.
   -  Доченька...  Но  откуда  ты  знаешь?!  -  в  радостном  недоумении
воскликнул священник после финального "аминь".
   - Володя читал при мне. Я запомнила, - скромно отозвалась Лея, и вида
не показав, что довольна произведенным эффектом.
   - Ну ты умница, - похвалил священник, широко улыбаясь. - Если  будешь
в Москве, смотри навести старика, не забудь!
   - Хорошо, - с той же грустной улыбкой отозвалась Лея, опустив взгляд.
   "Правильно, Лея, - так же невесело подумалось Императору, - верно  ты
рассуждаешь. В Москве тебе побывать более не придется".
   - Только знаешь что, - сказал священник, - я же тебя Леей-то не  могу
крестить, нет у нас такого имени. То  есть  дальше  ты  Леей  называться
можешь, это не грех, но в молитвах должна упоминать себя с новым именем,
христианским. Я вот думал, как тебя назвать... Знаешь, у  тебя  в  жизни
так много с любовью связано - и с Володей вот  вы  друг  друга  полюбили
так... крепко... И Господь, сдается мне, тебя любит, коли меня к тебе за
столько световых лет крестить прислал... Да и маму мою Любовью звали,  а
ты, если память моя меня не обманывает, вижу, на нее похожа...  очень...
Так что окрещука я тебя Любовью, если не возражаешь.
   - Я согласна, - с покорной полуулыбкой отозвалась Лея.
   - Ну, а как крещу, ты уж старайся, сколько там тебе  Богом  отпущено,
поступать, говорить и думать как  христианка,  тогда  точно  попадешь  в
Царствие Христово и Володю там своего  встретишь,  -  сказал  священник,
отведя взгляд чуть в сторону, и Император увидел, что он  и  сам  хорошо
понимает, насколько  велика  вероятность  скорой  кончины  его  духовной
дочери.
   Батюшка, вновь подняв глаза на Лею, спросил:
   - Ну, а как надо жить как христианка, ты уже наверняка знаешь?
   - Знаю, - улыбнулась Лея. - Я все "Жития святых" прочла, пока жила  в
Москве у Володи.
   - Ну вот и умница, - заключил беседу священник и начал  приготовление
к таинству, а затем и само крещение.
   Император,  затаив  дыхание,  следил  за  всеми  его   действиями   с
неизъяснимой печалью и особенно острым  сейчас  осознанием  собственного
одиночества и, что ли, потерянности какой-то, заполнившими его сердце.
 
*** 
 
   "А все-таки жить тебе, раба божья Любовь, осталось не  более  земного
часа", - подумал Император, глядя на пол  тронного  зала,  где  все  еще
сидело трехмерное изображение узницы. Священник закончил обряд и покинул
камеру - и это сам Император нажатием кнопки распахнул перед ним  стену,
когда тот поднялся, чтобы уходить. Напоследок батюшка благословил Лею и,
поцеловав ее в щечку, удалился. Теперь заключенная была одна. И жить  ей
оставалось не более  земного  часа.  А  через  крохотные  вентиляционные
отверстия в камеру заключенной уже подавался не имеющий цвета  и  запаха
газ, заставивший Лею, сладко позевывая, устроиться поудобнее,  насколько
это возможно на гладком полу, чтобы немного вздремнуть. Девушка  думала,
что это беседа со священником ее так  утомила  с  непривычки.  Император
нажал на кнопку, и  изображение  исчезло,  оставив  сидевшего  на  троне
Императора во всей полноте его одиночества.
 
Глава 39 
НАВЕКИ ВМЕСТЕ 
 
   Прошло всего десять танов, или по-земному около получаса времени, как
Император готов был сообщить Лее и Володе о своем решении.  Спящие  пока
пленники уже висели друг напротив друга, вмурованные в изменяемые  стены
возле его трона. Решение далось Императору не легко - в прошедшие дни он
долго и напряженно вынашивал наилучший вердикт. Прежде  всего  Владимир,
вызывавший своей довольно-таки героической судьбой симпатию  Императора,
и так уже вознагражден - он  как-никак  спас  родную  планету  от  самой
страшной участи - от хокса. Лею, влюбленную в земного партизана,  должно
было  порадовать  то,  что  ее  смерть  будет  не   только   быстрой   и
безболезненной, но еще и одновременной с гибелью любимого, да к тому  же
от руки самого Императора, не возбранившего ей даже принять веру  своего
мужа.
   Пять дней назад, на радостях от прекращения  мора,  владыка  Анданора
подумывал было даже  сохранить  этим  двум  влюбленным  жизни,  но  Ктор
переубедил его -  Император  не  смог  не  согласиться  с  его  доводами
касательно того, что нельзя проявлять излишнюю мягкость по  отношению  к
губителям такого количества народа. Ведь как ни крути - если бы  не  эта
пара, эпидемии бы не было. Семьдесят шесть тысяч  пятьсот  двадцать  три
анданорца - на самом деле или девять тысяч триста двадцать восемь  -  по
данным статистики. И так и так - слишком много. Лею, конечно, тоже  было
жалко, она  была  весьма  симпатичной  девчонкой,  -  сейчас  ее  спящее
обнаженное тело было вмуровано в стену ниже пояса, а также кистями рук и
скальпом - Император придирчиво осмотрел ее, подойдя вплотную.  Судя  по
выражению лица Леи, ей снился сейчас захватывающий и счастливый сон.
   "Она симпатичная, - подумалось Императору, - даже жаль немного  будет
убивать такую. Но - предательница. Что поделаешь". А вот  не  будить  ее
еще немного Император был согласен. Тем более  что  повелитель  Анданора
припас ей еще один дар, который  она,  как  потомственная  аристократка,
наверняка сумеет оценить. Император  решил  скрепить,  ради  ее  великой
любви к партизану,  их  брак  своей  печатью,  сделав  его  законным.  А
подобное признание их отношений немедленно поднимало их на столь высокий
уровень, что никто после ее скорой кончины не посмеет более судачить  об
их незаконном сожительстве, низводя аристократку до  уровня  шлюхи.  Вот
что значит АНОРЭ - любовь, переходя границы, становится опасной стихией,
из-за нее теперь чуть было не погиб  Анданор.  Император,  полюбовавшись
немного  красотой  черт  лица  Леи,  вполне   платонически,   к   слову,
полюбовавшись - ему самому с юности вполне хватало  наложницы  Тондры  с
колонии  Карсанда,  дикарки,  лишь  за   пять   лет   сумевшей   освоить
анданорский, зато изобретательной и  безудержной  в  любви,  как  и  все
карсандки, да к тому же безупречно сложенной и ослепительно красивой,  -
решил, что застрелит предательницу прямо  в  сердце,  под  левую  грудь,
шариком плазмы самого маленького  диаметра,  чтобы  ее  тело  смотрелось
столь же эффектно замороженным в фамильном склепе, как сейчас  в  стене.
Также он решил подарить Лее на их с Владимиром похороны платье, расшитое
бриллиантами, с глубоким декольте; земной партизан, после  того  как  их
брак будет узаконен, сможет занять свое место рядом  с  так  любимой  им
Леей в  ее  усыпальнице.  Сейчас  же  ничего  не  подозревавшая  девушка
тихонько, по-детски посапывала во сне, и Император, чтобы не  испытывать
к ней лишней жалости,  неторопливо  направился  к  землянину.  Сейчас  в
тронном зале он был наедине со  спящими  пока  пленниками  -  поездка  к
Священной Кулямбе с завязями плодов должна была начаться лишь через  час
по земному времени. Так что торопиться было некуда. Император подошел  к
спящему Владимиру.
   Да, подумал он, это будет красивая легенда. О партизане с  покоренной
планеты, любовь которого к анданорской аристократке остановила  страшную
казнь  возлюбленной,  а  прежде  заставила  его  избранницу   пойти   на
предательство. Но по своей безграничной милости Император, перед тем как
собственноручно убить обоих, даровал их союзу законность,  автоматически
сделав  Владимира  членом  древнего   анданорского   рода.   Красиво   и
поучительно. И в меру мрачно - чтоб  никому  не  повадно  было  идти  на
предательство, даже ради любви.  Стингровая  лихорадка  в  любом  случае
войдет в историю Анданора, так пусть же,  вспоминая  о  ней,  все  будут
оживлять в памяти и печальную, поэтичную историю  любви  и  смерти  этих
двух, красивых и сильных, молодых людей. Если бы  я  даровал  им  жизнь,
подумалось Императору, это было бы  меньшей  милостью,  чем  то,  что  я
признал сейчас их брак законным. А хорошего, как известно, слишком много
не бывает.
   Император вновь подошел к  Лее.  Теперь  девушка  спала  отрешенно  и
незаинтересованно, увлекавший ее сон явно окончился. Лея была  не  одета
не потому, что так решил Император, - напротив, владыка Анданора  и  сам
не любил слишком уж душещипательных, возбуждающих ненужные чувства сцен,
просто так уж было принято в Империи, что все заключенные женского  пола
содержались в тюрьме обнаженными, чтобы эффективнее сломить их дух.  Это
только  для  несостоявшегося  растерзания  стинграми  да   вот   и   для
сегодняшнего  визита  священника   Лее   выдавали,   также   в   строгом
соответствии  традиции,  короткое  белое  платьице.  Император  взял   с
золотого столика на резных ножках  в  виде  изящно  изогнувшихся  змеек,
выполненных из земного  дуба,  быстро  вошедшего  на  Анданоре  в  моду,
баллончик с пробуждающим газом и брызнул им сперва в лицо Лее, а затем -
и на Владимира. Сам же опустился на трон и, не глядя на мо лодых людей и
невидимый ими, принялся дожидаться их пробуждения.
   Наконец, он услышал красивый, грудной голос Леи:
   - Володенька! Милый! Ты жив?
   - Лея? - донеслось до слуха Императора уже  со  стороны  его  правого
монаршьего уха. - Здравствуй, любимая! Как ты прекрасна.
   - Ты мне снился сейчас, - крикнула Лея уже более окрепшим голосом.  -
Словно мы с тобой переселились в какую-то прекрасную страну, где тебе не
холодно, а мне не жарко и у нас свой маленький домик на берегу речки. Мы
с тобой так смеялись в моем сне, нам так хорошо было с тобой!
   "Не  зря  я  дал  ей  подольше  поспать",  -  удовлетворенно  подумал
Император.
   - Милая, - ответил Владимир, - похоже, мне снилось  то  же  самое,  я
даже подумал, что для нас все уже кончилось, слишком уж все здорово  там
было. У тебя стены дома были бирюзового цвета?
   Лея восторженно откликнулась:
   -  Да,  милый,  и  значит,  это  был  не  сон,   наши   души   правда
путешествовали вместе. Так бывает, когда любовь истинна!
   Как Володе, так и  Лее  было  глубоко  наплевать,  слышит  их  сейчас
кто-либо или нет. Они столько долгих часов представляли себе, что и  как
они скажут друг другу, если увидятся хоть краешком глаза, что, даже если
бы их сейчас транслировали на весь Анданор по стереовидению, они бы  все
равно говорили именно то, что  думают,  без  оглядки  на  аудиторию.  Им
действительно было нечего терять, и они оба хорошо это понимали.
   "Как  красиво!  Вряд  ли  они  скажут  что-нибудь  лучше,  -  подумал
Император, поднимаясь на троне и тут же попадая в зону видимости молодых
людей. - И этот их диалог тоже наверняка попадет в легенду".
   Лея и Володя затихли, увидев Императора. Лея хотела было рассказать о
своем крещении, но вид грозного повелителя Анданора  заставил  ее  слова
застрять в горле и раствориться  без  остатка  в  благоговейном  трепете
перед всемогущим самодержцем. Да и Володе стало не по себе -  он  понял,
что сейчас услышит и о том, каков был результат от молебна, и о том, что
ожидало теперь его и Лею.  Впрочем,  он  отчего-то  не  сомневался,  что
молебен остановил болезнь - будто что-то трагичное, быть может, тень  от
нечеловеческих  страданий  тысяч  людей,   ушло   из   самого   воздуха,
сделавшегося чище.
   - Ну что же, - торжественно начал Император, - жрецы  Бога  по  имени
Троица сумели остановить эпидемию.  И  если  бы  не  ты,  Владимир,  был
причиной занесения мора на Анданор, я был бы тебе даже признателен,  что
ты подсказал мне идею обратиться к жрецам Земли.
   Император щелкнул пальцами, и в зал вошли  два  охранника  из  личной
гвардии - совсем еще юных,  но  с  пеленок  тренировавшихся,  как  и  их
достойные отцы, для защиты божественного  правителя  от  всех  возможных
напастей. Они были  облачены  в  плазмозащитные  белые  комбинезоны  без
головных уборов, с массивной  золотой  цепью  поперек  груди.  Император
пригласил их в качестве свидетелей - так уж повелось  на  Анданоре,  что
всякое слово, сказанное Императором при  двух  свидетелях,  особенно  из
личной гвардии, уже обретает статус закона и более не подлежит изменению
даже самим несравненным повелителем. Император решил  сперва  сказать  о
своей милости в адрес планеты Земля, потом скрепить законность их брака,
ну и под конец зачитать приговор самим влюбленным,  да  и  привести  его
по-скорому собственноручно в исполнение.
   - Итак, - с улыбкой  сказал  Император,  глядя  на  Владимира,  -  ты
узнаешь эту бумагу?
   И Император, совсем как при первой аудиенции,  сунул  под  самый  нос
Владимира  знакомый  тому  листок,   исписанный   размашистым   почерком
повелителя Анда-нора.
   - Узнаю, - кратко ответил Володя, по привычке метнув взгляд на  стену
напротив. Впрочем, на ней  вместо  цветовых  пятен,  контролирующих  его
сознание, теперь висела,  вделанная  в  твердую  поверхность,  его  Лея,
подобная сейчас мраморному подсвечнику изумительно изящной работы.
   Император, прямо перед Володиным лицом порвал эту  бумагу  на  мелкие
клочки и сказал весьма самодовольным тоном:
   -  Я  заявляю,  что,  как  бы  впредь   ни   прогневило   меня   ваше
Сопротивление, Земля никогда не будет подвергнута хоксу. Разумеется, те,
кто имел отношение к созданию и транспортировке вируса на Анданор, будут
наказаны безо всякой жалости. Прочее же население Земли прощено мною  за
свое попустительство.
   Владимир был, разумеется, несказанно рад такому решению,  вот  только
дохнуло на него немного могильной тоской от слов Императора о  наказании
без жалости тех, кто был замешан в транспортировке инфекции.  Он  понял,
что это имело прямое отношение именно к нему и к Лее. Да и сон им  обоим
приснился соответствующий.
   - Теперь о вас, - сказал Император, поглядывая то на Владимира, то на
его жену, торчащих из стен по  обе  стороны  от  правителя