о сути дела, давали этим вот простым  девушкам  с
растоптанными идеалами, мечтавшим стать врачами, учительницами, учеными,
шанс хоть как-то выжить  в  это  страшное  время.  Екатерину  Соловьеву,
торговавшую собой на рынке, обесчестит не тот мужчина,  который  решится
расстаться с двумя килограммами крупы ради прелестей  юного  тела.  Нет.
Всех их - и Екатерину, и самого Владимира - обесчестил и втоптал в грязь
Анданор. И тогда, возвращаясь с отвратительного рынка, Володя  ощутил  в
своей крови новую, злую, опасную силу. Он почувствовал, что смог бы,  не
мучаясь угрызениями совести, убить анданорца. Врага. Одного из тех, кого
он теперь ненавидел по-настоящему. Поход на рынок, где  торговала  собой
без пяти минут детский врач Катька  Соловьева,  состоялся  вчера;  но  и
сейчас, вспоминая о нем, Владимир сжимал зубы  и  кулаки.  Он  сидел  за
столом своей кухни и ждал, когда наконец закипит вода в кастрюле.  Белая
эмалированная посудина с неуместным розово-желтым  цветочком  на  крышке
пока так и не думала издавать никаких призывных  звуков.  Володя  поднял
голову и увидел, что и стоваттная лампочка под белым, как  свежевыпавший
снег, абажюром светит вполсилы. "Да уж, - вздохнул Владимир,  -  сегодня
кашки не скоро дождешься. - Он оперся о ладонь поросшим жесткой  щетиной
подбородком. - Не буду бриться, - внезапно решил он. -  Не  буду  делать
вид,  что  ничего  не  происходит.  Интересно,  как   можно   выйти   на
Сопротивление?" - задался он немым вопросом, адресованным в никуда.
   Электрическим током по телу пробежал звонок  в  дверь.  Три  коротких
безжалостных звонка. Владимир на всю жизнь запомнил, о чем думал,  когда
шел открывать.
   "Эти гады умеют читать мысли, - думал Володя, ощущая между  тем,  как
тело его  отвратительно  размякнет,  отказываясь  делать  первый  шаг  в
сторону двери. - Они подслушали слово  "Сопротивление"  и  пришли  убить
потенциального партизана".  Владимир  поднялся  со  стула,  ощущая,  как
отвратительно ослабели его колени и тошнотно заныло в  груди.  За  окном
была ночь, и одинокий фонарь невесело кивал своим оранжевым глазом среди
разгулявшейся вьюги. Соседи по ночам сидят дома, соблюдая  комендантский
час. Владимир нашел в себе мужество встать, лишь  утешив  себя  простой,
но, как ему казалось, правильной мыслью. "Вряд ли я такой уж грешник,  -
думал он, - что на том свете попаду в худшие места,  чем  этот  страшный
город этой страшной зимой. Может, оно и к лучшему". Повинуясь внезапному
порыву, Володя не стал заглядывать в "глазок" - ведь  он  все  равно  не
сможет не открыть дверь, когда увидит за нею отвратительный черный  шлем
анданорского патрульного.
   Щелчок замка -  и  бледного,  побелевшего  заранее  Владимира  обдало
волной горячего пота от неожиданности. За дверью стоял Юрий Зубцов,  тот
самый, с которым  они  когда-то  давным-давно,  в  незапамятные  времена
отстреливали сквирлов. Сумевший, по общему мнению своих ребят, закадрить
силлурианского эмиссара Лайну. И который - Володя это знал  наверняка  -
не мог не быть одним из лидеров Сопротивления.
   - Здорово, старик! - чувствительно хлопнул  он  Владимира  по  плечу,
приводя в чувство.
   Он улыбался такой широкой, открытой улыбкой, словно не было всех этих
унижений и ужасов оккупации. Словно никто из его знакомых или соседей не
был убит и не торговал своим телом на рынке.
   - Вот, оказался в ваших краях  в  комендантский  час,  -  сказал  он,
раздеваясь, - не выгонишь?
   Володя с благодарностью разглядывал могучего вояку, который с  порога
устроил Владимиру первую проверку - никто из землян, под страхом смерти,
не имел права принимать в своем  доме  чужака  во  время  комендантского
часа. Володя лишний раз восхитился военной выправкой,  если  не  сказать
грацией, этого крупного, широкоплечего мужчины, тем, как высоко  он  нес
свою голову, каким веселым и жестким был прищуренный  взгляд  его  карих
глаз. "Вот кто обладал телепатией", - мелькнуло у  Владимира  в  голове.
Ведь только вчера Володя впервые понял, что сумеет  хладнокровно  лишить
жизни анданорского оккупанта. И уже сегодня его гостем был Юрий  Зубцов,
который, если остался жив, мог быть только участником Сопротивления.
   - Так-так, что у нас  сегодня  на  ужин?  -  потирая  руки,  протяжно
спросил Юра. Его волосы с  проседью  поблескивали  бусинками  растаявших
снежинок, лицо было спокойным и бесстрашным. - Ага, - констатировал  он,
заглянув под крышечку, - гречка. Ну, а с моей стороны  будет  тушеночка.
Идет? - подмигнул он Володе.
   Владимир очень хотел взять его за руку и сказать: "Я знаю, откуда вы;
я согласен с вами сотрудничать". Рука у Юрия Васильевича была сильной  и
мозолистой, где надо; сколько бы Володя ни занимался на своем тренажере,
ему никогда не иметь  такой  руки,  руки  кадрового  военного.  Внезапно
Владимир схватил Зубцова за руку и  спросил  со  слезами,  звеневшими  в
голосе:
   - Скажите мне честно, вы из Сопротивления?
   Ни один мускул не дрогнул на лице Володиного собеседника. Пожав  руку
Володи, он, в свою очередь, спросил:
   - А у тебя есть какое-нибудь дело к Сопротивлению, так?
   - Да, - ответил Володя, чувствуя, что горячая слеза  радости  все  же
перехлынула через барьер века  и  теперь  сползает  по  щеке.  -  Да!  -
повторил он. - Я хотел бы вступить в ваши ряды.
   Юрий вздохнул и незаметно забрал свою руку.
   - Хорошо, - сказал он. - Я и не сомневался в тебе. Но  имей  в  виду:
партизанская война с Анданором - это тебе не охота на сквирлов. Усек?
   Володя покорно кивнул и быстрым движением утер слезу. Он был рад, что
патетическая минута миновала, и уж тем более ему было неудобно  за  свои
слезы.
   - Для тебя Сопротивление - это я. Понял?  -  спросил  Юрий,  открывая
банку тушенки портативной открывалкой-брелоком.
   - Понял, - откликнулся Владимир.
   - И еще, - сказал Юра, многозначительно подняв указательный палец,  -
запомни. С Сопротивлением готовы сотрудничать почти все,  через  одного.
Но толку от большинства из них нет никакого. Все надеются,  -  и  прищур
глаз Зубцова сделался почти полным, - что Сопротивление - это бесплатная
жратва и какие-нибудь гарантии. Ничего подобного.
   Юра взял вилку и отправил себе в рот изрядный кусок тушенки.
   - Кашу твою ждать не будем, - с набитым  ртом  пробубнил  он,  -  она
только к утру сварится. Прежде всего, - продолжил он, подвигая к  Володе
банку  вожделенного  мяса,  которое  тот  принялся   есть   с   деланным
безразличием, - ты должен быть способен  ответить  на  четкий  вопрос  -
способен ли ты  убить  анданорца?  Не  абстрактного,  а  конкретного,  у
которого под маской - почти такое же лицо, как у нас с тобою. Подумай  -
от твоего ответа зависит многое.
   - Да, - спокойно ответил Владимир. Не слишком  быстро  и  не  слишком
медленно. Юра в этом разбирался. В самый раз. И глаза у Володи тоже были
правильные  в  этот  момент  -  они  будто  подернулись   тонким   слоем
бронебойного стекла. Юрий остался доволен.
   - Верю, - одобрил он. - Еще я  хочу  подчеркнуть,  -  добавил  Зубцов
после короткой паузы, на протяжении которой в упор рассматривал Володино
лицо острым  и  пронзительным  взглядом,  -  что  любое  непослушание  в
Сопротивлении заканчивается смертью. И судьбу твою, если ты провинишься,
будет решать  не  суд  и  даже  не  трибунал,  а  твой  непосредственный
начальник, то есть я. Усек?
   - Да, - согласился Владимир. - Понятно.
   - Хорошо, что понятно, - сказал Юра и  вновь  залез  своей  вилкой  в
банку с тушенкой. - Ты видел  наши  листовки?  -  добавил  он,  прожевав
большую часть отправленной  в  рот  такой  вкусной,  настоящей,  как  до
оккупации, свинины в желе.
   - Видел пару раз, - честно откликнулся Владимир.
   - Там сказано, - Юрий  поднял  вилку  и  чуть  ли  не  по  слогам,  с
расстановкой произнес:
   - За пособничество врагу - смерть. Догадываешься, что я сделал  бы  с
тобой, если бы ты не впустил  меня  в  дом,  испугавшись  комендантского
часа?
   - Наверное, расстрел на месте? - Володя нашел  в  себе  силы  грустно
улыбнуться.
   - Именно! - воскликнул Юрий Васильевич. - Итак, если ты согласен  еще
и с тем, что с этого момента для тебя нет пути  назад,  то  скрепим  наш
союз рукопожатием, а дальше я расскажу тебе, что к чему.
   Владимир откуда-то издали вспомнил заповеди, в том числе  "не  убий";
вспомнил, что Сергий Радонежский не только благословил Дмитрия  Донского
на бой с татарами, но даже  и  отправил  на  битву  двух  своих  могучих
монахов; вспомнил Катку Соловьеву, которая ничем -  вообще  ничем  -  не
отличалась  там,  на  рынке,  от  обычной  проститутки,  бросил  беглый,
случайный, скорее непроизвольный взгляд на  кастрюлю,  которая  вот  уже
битый час не думала закипать, и пожал руку Юрию Зубцову.
   - Итак, - сказал вояка, лишь только пальцы  их  рук  разомкнулись,  -
теперь ты должен чуть больше узнать о Сопротивлении и о том, что ему  от
тебя нужно в настоящий момент.
   Юра удовлетворенно откинулся на спинку стула и вытянул ноги.
   - Прежде всего, - начал он, - существует три круга  Сопротивления,  о
которых тебе следует знать.  Сочувствующие  -  это  те,  которые  готовы
поделиться с нами последним стаканом крупы,  но  не  в  состоянии  убить
анданорца. Я опасался, - хитро взглянул на Володю Юрий Васильевич, - что
твои религиозные предрассудки не дадут тебе пойти дальше них.  Рад,  что
ошибся. Это внешний, или первый, круг Сопротивления. Таких -  тысячи,  и
они потенциально нужны, но на практике почти  бесполезны.  У  них  можно
пересидеть комендантский час; на их квартире  можно  устроить  явку  или
склад оружия; порой они готовы пожертвовать жизнью, но не  готовы  убить
врага. Что же, - усмехнулся Юрий, - я  их  не  сужу.  Не  все  рождаются
воинами, и не все ими становятся. Увы.
   Юрий на некоторое время умолк, а  затем  отодвинул  от  себя  свинину
Владимиру под нос и отложил вилку  в  сторону,  давая  понять,  что  его
трапеза завершена.
   - Ты кушай, кушай, - подбодрил он Володю. - Я буду рассказывать, а ты
ешь!
   Владимир послушно принялся уплетать тушенку за обе  щеки;  между  тем
Юрий продолжал:
   - Костяк нашей армии составляете вы,  второй  круг  Сопротивления,  -
сказал  Юрий.  -  Вы  способны  убить  анданорца,   но   не   предателя,
сотрудничающего с Анданором. Это уже  делаем  мы,  находящиеся  в  круге
третьем. Разумеется, и у нас своя иерархия, но тебя она не  касается.  К
слову, а не считаешь ли и ты себя в силах Убить  женщину,  срывающую  по
приказу оккупантов наши листовки перед завершением комендантского  часа?
Ведь она является пособником Анданора, как ни крути. Подобным предателям
даже выдают специальные  серебристые  жетоны,  как  Иуде,  -  они  могут
приобрести на них еду  в  спецмагазинах.  Вот  такую  сучку  ты  мог  бы
прикончить?
   В голове Владимира непрошено возник образ Катки Соловьевой, срывающей
листовки Сопротивления, чтобы не умереть от голода, и он  без  колебаний
ответил: "Нет". Юрий в ответ лишь кивнул,  понимающе  прикрыв  глаза.  А
потом очень серьезно сказал:
   - А я вот могу. И потому я - человек третьего круга. Итак,  -  сказал
он, - теперь о том, что на данный день  Сопротивление  имеет  предложить
бойцам второго круга...
   Юрий общался с Володей долго, до самого рассвета. Он в деталях описал
Владимиру  предложенное  задание,   отметив   особо,   что   оно   почти
невыполнимо, а потому если Володя не сумеет с ним справиться, то это  не
будет расценено как предательство интересов Сопротивления. Юрий  сообщил
Володе, что из-за сокрушительного  технического  превосходства  Анданора
над Землей, а также уничтожения захватчиками  всего  земного  вооружения
ученые,  сотрудничающие  с  Сопротивлением,  заняты  сейчас  разработкой
альтернативных видов воздействия на организм анданорцев. Магнитные поля,
звуковые волны, микроорганизмы, химические вещества - что-либо из  этого
перечня должно было стать ключом к освобождению Земли  от  инопланетного
ига. А еще Юрий всерьез верил в возвращение силлуриан. Ну так  вот,  для
разработки  альтернативных  видов   вооружения   Сопротивлению   позарез
требовались  анданорцы,  живые  и  мертвые,  в   максимально   возможном
количестве.
   - Наш девиз сейчас, - с известной долей самоиронии сказал Зубцов  уже
под утро, когда темень ночного неба оказалась чуть  тронута  синевой,  -
больше анданорцев, живых и мертвых. К слову, - уже перед  самым  уходом,
будто это вообще самая последняя деталь, Юрий отметил:
   - За анданорцев Сопротивление неплохо платит своим людям -  пять  лет
без голода за живого анданорца  и  один  год  без  голода  за  анданорца
мертвого.  Вознаграждения  суммируются.  -  Юрий  подмигнул   Володе   с
кривоватой ухмылкой:
   - Если ты, к примеру, отловишь двух живых и двух мертвых  анданорцев,
то пять, плюс пять, плюс один, да плюс еще один будет двенадцать, понял?
Да, и Сопротивление, естественно, свободно от своих  обязательств,  если
оккупация окончится раньше этого срока. Тогда уж  как-нибудь  сами  себя
прокормим, верно, старик? Ведь когда сюда вернутся наши союзники, а  они
вернутся, когда наведут порядок у себя дома, эту мразь выбьют отсюда  за
считанные дни, как сквирлов. Но если дела пойдут не так хорошо, как  нам
хотелось бы, наши лучшие воины, добывавшие нам в эти тяжелые дни живых и
мертвых анданорцев, не  будут  голодать  со  всем  миром,  и  это  будет
справедливо.
   Юрий Васильевич оставил Владимиру ключ от явочной квартиры и сказал:
   - Знаешь, Володя, я много кому давал подобное задание.  Про  одних  я
знал, что они скорее всего пальцем не пошевелят,  чтобы  попытаться  его
выполнить, кишка тонковата; про других - что скорее всего напутствую  их
на верную смерть. Ты один из немногих, про кого я почти  уверен,  что  у
него все получится.
   - А как же вы разберетесь, кто именно поймал анданорца? Не у него  же
самого спросите? - поинтересовался Володя.
   - Молодец, - одобрил Юра. - Уже начал шутить. Лучшая подруга в бою  -
хорошая шутка, ведь так? - И Юрий подмигнул новому бойцу Сопротивления.
   Володя же молча продолжал ждать ответа на  интересующий  его  вопрос.
Наконец Юра сказал:
   - Понимаешь, Владимир, явка эта теперь как бы лично твоя. Люди  бегут
из Москвы, и многие члены первого круга Сопротивления просто отдают  нам
свои квартиры. У нас их достаточно для того, чтобы выделить каждому, кто
рискнул принять участие в отлове анданорца,  по  одной,  поближе  к  его
жилью. Я или кто-нибудь из наших ребят, - добавил Зубцов после паузы,  -
будет один раз в два-три дня обходить явочные  квартиры  и  переправлять
найденные объекты, живые или мертвые, по назначению. Ну а героя поставят
на довольствие. Знаешь, Володя, - проникновенно  сказал  Юра,  приблизив
свое обветренное, прошедшее свозе огонь и воду лицо  почти  вплотную  ко
все еще такому штатскому, гладкому лицу Владимира, -  постарайся  добыть
хотя бы одного гада! Они для нас сейчас на вес золота.  Ну,  словом,  ты
понимаешь, старик. Бывай.
 
*** 
 
   На улице уже набирал силу  ясный  мартовский  день.  Вчерашняя  стужа
уступила место солнечному дню. На термометре борьба шла  в  районе  нуля
градусов, и вода то таяла,  то  вновь  замерзала  в  обычной  мартовской
круговерти. Ночью - зима, днем - весна. Ночью  по  улицам  ходят  только
патрули Анданора, днем выбираются несчастные,  полуголодные,  заморенные
граждане. Владимир пока еще  ничего  не  слышал  о  голодных  смертях  в
Москве. Но всем было очевидно, что если дела пойдут так и дальше, то они
не за горами. Володя чувствовал себя после бессонной ночи, проведенной в
компании полковника Зубцова,  бодрым  и  отдохнувшим.  "Вот  что  значит
настрой", - подумалось ему. Юрий  Васильевич  настрого  запретил  Володе
делать какие-либо записи, и потому Владимир мысленно  повторял  основные
моменты грядущей охоты, привычно разбивая их по пунктам.  Итак,  Юрий  в
течение  ночи  делился  с  Володей  опытом  Сопротивления  по  борьбе  с
захватчиками. Основные моменты выглядели так:
   1. Патрульные всегда ходят парами. Уверенные в своей безнаказанности,
отдельные патрули частенько находятся на весьма значительном  расстоянии
друг от друга.
   2.  Для  связи  с  центром  они  используют   маленькое   устройство,
встроенное  в  маску  животного,  в  районе  его  нижней  губы.   Маска,
оснащенная передатчиком, имеется только у одного из патрульных.  Заранее
узнать, у кого именно, невозможно, пока передатчик не  сработает.  Когда
же он (не дай Господь) сработает, то маска к тому же  начнет  выть,  как
милицейская сирена. При помощи передатчика она передает  в  штаб  сигнал
тревоги и собственные координаты.
   3. Ни один из видов обыкновенного огнестрельного оружия  не  способен
пробить панцирь захватчиков. Разумеется, орудуя плоскогубцами и клещами,
содрать маску возможно, однако для этого анданорец уже должен быть мертв
или обездвижен. Газовое  или  электрическое  оружие  также  не  способно
причинить анданорцам вред - электричество поглощается защитным костюмом,
а  вдыхаемый  воздух  скорее  всего  фильтруется  маской,  и  химические
вещества попадают в организм в неопасной  для  агрессора  комбинации.  В
связи   с   вышесказанным   Сопротивление   рекомендует   своим   бойцам
использовать оглушающие виды холодного оружия, а также различные ловушки
из арсенала первобытных племен. Все.
   "Не густо, - подытожил Владимир. - Интересно,  -  подумалось  ему,  -
полковник Зубцов всех напутствует фразами типа: "Я верю именно в тебя" и
"У тебя  все  получится".  Да,  и  еще,  -  вспомнил  Владимир,  -  Юрий
Васильевич рекомендовал не тянуть с открытием охотничьего сезона. Дело в
том, что чем больше попыток захвата патрульных, удачных ли, петли, будет
проведено бойцами Сопротивления, тем бдительнее  и  экипированнее  будет
враг. Следовательно, - думал Володя, -  не  стоит  тянуть  с  охотой  на
патруль".
   Выйдя на балкон, заваленный всяческим хламом, Володя принялся  рыться
в залежах никому, казалось бы, не нужных предметов. Он обнаружил мешок с
солдатиками, в которых играл  в  безоблачном  детстве;  учебники  зыбкой
башней рухнули в нанесенный вчерашней метелью снег; Володя  отодвинул  в
сторону каркас давным-давно  разбитого  аквариума.  Со  своего  седьмого
этажа Владимир увидел, как по улице едет шустрый игрушечный  броневичок,
- это было единственное, что ездило уходящей зимой по улицам без рельсов
или проводов. Городской транспорт, работавший на бензине или  газе,  как
на потенциально опасных веществах, а также  весь  личный  транспорт  был
запрещен захватчиками. Трамваи, троллейбусы  и  метро  -  вот  все,  что
осталось от былого величия. Сверху было хорошо видно, как двое  невесело
тащили на санках телевизор в сторону рынка. Да уж, за  телевизор  теперь
много не выручишь. Разве что у кого  остался  видеомагнитофон.  По  всем
каналам телевидения теперь шли правила оккупационного режима, да  еще  и
на анданорском языке, под чужую, пусть и  величественную,  музыку.  Один
раз  за  сутки,  ровно  в  полдень,  в  течение  часа  те   же   правила
транслировались на русском языке. Владимир выучил  их  наизусть,  как  и
многие москвичи, - почти каждый день  включал  он  телевизор,  в  тайной
надежде дождаться от захватчиков хотя бы  частичного  смягчения  режима.
Увы. Надежды его были напрасны. Владимир, копаясь  у  себя  на  балконе,
отодвинул старую клеенку и извлек на свет божий оцинкованное  ведро,  за
которым стояли рядами стеклянные банки разного объема для варений.  "Как
же много барахла  может  вместить  такой  маленький  балкон,  -  подумал
Володя, чувствуя,  что  начинает  уже  замерзать  на  свежем  мартовском
воздухе. - Не сходить ли за курткой, -  подумал  он.  -  Нет,  лучше  не
буду",  -  ответил  он  себе,  потирая  друг  о  друга  покрасневшие  от
длительной  возни  в  снегу  ладони.  Ведро,  которое  Володя  с  трудом
переставил  на  соседнее  место,  показалось  ему  чересчур  тяжел