были расхищены Пушкиным. Пушкин был опустошителем.
     Конечно, это - одна сторона медали. Стоит только повернуть медаль, чтоб
увидеть другую сторону  ее: Пушкин открыл дорогу для новых изысканий, Пушкин
принудил следующих  за  ним поэтов искать новые пути.  В  этом - благодатная
роль гения.
     Началось  это  с  поисков  не  только  книжных  примеров, испытанных им
влияний  мировых  классиков,  -  Шенье,  Шелли,  Байрона и  других,  но и  с
"самовлияний", когда настойчиво звучавшее в мозгу Пушкина слово,  привлекший
его  образ  -  не  отступали от  него  и  возникали  все  в  новых  и  новых
произведениях...  Ахматова  уже  не  могла ограничиваться  известными,  даже
лучшими  переводами изучаемых  ею  поэтов,  все  необходимей  становилось ей
обращение к подлинникам... Ей нужно было вчитываться в подлинные тексты,  ей
нужно  было знать итальянский  язык - для  Данте, французский  - для  Шенье,
английский -  для  Байрона,  немецкий, даже испанский... Некоторые  из  этих
языков она знала неплохо, другими - почти или совсем не владела. На ее столе
появились учебники,  грамматики, словари...  Пожалуй,  никогда  в  жизни она
больше не занималась совершенствованием  своего знания иностранных  языков в
такой степени. Даже Шилейко, вначале скептически относившийся к  возможности
Ахматовой  систематически  работать,   включился   в   изучение,   например,
испанского языка и сам охотно помогал  ей в розыске  метафор, сравнений всех
элементов, составляющих и обогащающих поэтическую речь. Чаще стали встречи с
Лозинским и  с другими  знатоками нужных  ей языков, а также с пушкинистами,
которые представлялись Ахматовой наиболее  знающими,  авторитетными. Хорошим
пушкинистом  она  считала   Б.   В.  Томашевского.  Иных  из  пушкинистов  и
поверхностные методы их работы она полностью отвергала.
     Были и  такие пушкинисты, которые  приходили к ней с комплиментами,  но
совсем  не для  того, чтобы что-либо дать ей в ее работе, а скорее для того,
чтобы использовать ее находки  для своих собственных  статей.  Она  понимала
это, но не показывала вида... Они уходили довольными... Таким был, например,
Пумпянский.

     29 - 30.06.1927

     Вот сейчас она при мне нашла "слово" для выражения ее понимания методов
творчества Пушкина. Творчество Пушкина - горн, переплавляющий весь материал,
которым  Пушкин   пользуется.  Например,  когда   он  пользуется  материалом
иностранных авторов. После "переплавки" получается нечто совершенно новое  -
чисто  пушкинское. Попадаются, правда, иногда  - непереплавленные зерна,  но
это еще больше украшает, придает прелести. Батюшков, вообще все современники
Пушкина - не переплавляют материала, а  только ставят его в тепленькую печь,
подогревают, чуть-чуть обновляют, но не меняют состава - он остается тем же.
(Пример: "Послание Хлои"  Батюшкова, ак.  изд.  I том.  Кстати,  перевод  из
Вольтера - чего не знали академики - см. акад. изд.)

     2.11.1927

     У АА  - Шилейко.  Он  изучает испанский язык. Читал наизусть  испанские
стихи.  Потом, вечером,  у АА  - Е.  Данько.  Говорила, что  Пумпянский  все
добивается разрешения прийти к АА. (Мы все  уговорили АА  не принимать его -
очень уж он льстивый и паршивый человек.)

     Ахматова жадно изучала все, что помогало ей оправдать или отвергнуть ее
"пушкинские" догадки.
     Некоторые  из  пушкинистов  к  занятиям ее  относились  скептически,  с
недоверием,  даже с плохо скрываемой  недоброжелательностью. Она  постепенно
побеждала  их   проникновенной  мыслью,   неопровержимыми  доказательствами,
бесспорностью найденных умозаключений.
     Так сам Пушкин открывался Ахматовой все  новыми и новыми гранями своего
творчества - хрустального, прозрачного, простого, музыкального, чистого...
     Лукницкий   как   мог,  ненавязчиво  и  осторожно,  помогал   Ахматовой
восстановить веру  в себя, помогал в самые трудные для нее дни, дни борьбы с
самою собой, увлекал ее  работой, сначала той,  которую делал он, а  позже и
специально   расширял   границы   работы   для   нее.   Талант   не   только
эмоционально-поэтический,  но  и  сугубо   литературоведческий  проявился  в
Ахматовой, хлынул  неукротимым  потоком.  Нет сомнения,  что  и это было  ее
предназначением и новым  вкладом в культуру.  И ей было хорошо, что  рядом с
ней -  человек, друг,  всегда готовый  помочь, выполнить любое ее поручение.
Когда же он наконец увидел ее возрождение, то счел возможным оставить ее. Но
она,  хотя  уже  и  поглощенная  предчувствуемыми  ею,  а  потом,  позже,  и
совершаемыми ею открытиями, терять помощника, собеседника, своего надежного,
бескорыстного человека очень, очень  не хотела! Привыкла к тому, что  он был
рядом. Но так же, как она полностью была  в "Пушкине", утверждая себя  этим,
так полностью друг ее был в  своей, в новой  жизни  и хотел утвердить себя в
ней.
     Павел  Николаевич  добывал  книги,  выслушивал,  стараясь  запомнить  и
записать ее суждения, догадки, открытия, находил  для нее  нужный справочный
материал. И с огромным интересом и удовольствием наблюдал, как она работает;
радовался,  что  кошмар бездеятельности,  рожденный ее психологическим - той
поры - состоянием, сменяется острой, вдохновенной, страстной, даже  азартной
работой.  Она становилась все  более и более  оживленной, все  чаще  и  чаще
веселой, даже стала в обращении с людьми легкой. Всегдашнее тонкое остроумие
заблистало  новой красотой  и пленительностью.  Ведь есть и  такие записи  в
дневнике: ""Что самое  трудное  в Петрограде?"  - спрашивали Оцупа москвичи.
"Пойти к Ахматовой...""
     Павел  Николаевич увидел:  она счастлива.  И тогда  он стал отходить от
нее..
     Есть,  к сожалению,  причины,  лишившие  меня возможности  расшифровать
многое. Одна из них - в 1942  году немецкий снаряд, разорвавшийся в квартире
Павла  Николаевича,  уничтожил  часть  его архива.  Навсегда исчезло  немало
бесценных материалов, в том числе  и "ахматовских". Но и то, что  осталось в
целости, может послужить еще для исследования жизни и творчества поэта.

     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     5.02.1926

     Вчера  вечером и  ночью,  бессонничая, читала Пушкина (по  ефремовскому
изданию, которого  раньше не знала).  Сегодня  утром перечитывала Полтавский
бой.
     Восхищаясь Пушкиным, сказала: "Пушкин  такой  прозрачный...  и кажется,
что он не умеет стихи писать!.."

     25.02.1926

     Говорила о впечатлении, которое получила. Сравнивая "Руслана и Людмилу"
с "Полтавой".
     По "Полтаве" можно судить, как расширился словарь; в "Полтаве" описания
природы короче: Пушкин уже опытнее. Темп "Полтавы" стремительнее.

     3.03.1926

     "Пушкин умел прятать концы, и никакой Эйхенбаум не сумеет узнать, в чем
пленительность поэзии Пушкина".

     18.04. 1926

     АА говорит мне, что читала  вчера  Шенье (Шилейко купил  вчера для себя
томик. А тот, который принадлежал АА, - сейчас  у меня).  И, читая  Шенье, о
котором  отзывается  как  о  прекрасном  поэте,  обнаружила  в   нем  места,
совершенно  явно  использованные  Пушкиным,  Баратынским,   Дельвигом...  Но
некоторые  известные уже исследователям, а другие еще  никем  не  подмечены.
Так,  из  Шенье  взяты  строчки:  "Не  трогайте...  вострушки.  Не  трогайте
парнасского пера", только у Шенье тон гораздо серьезней в данном случае... И
другое место АА цитировала из Пушкина:

     Мой голос для тебя и ласковый и томный
     Тревожит позднее молчанье ночи темной...

     И  голос,  тихий, внятный, гортанный голос  АА,  вибрировал пушкинскими
стихами в  мягком, глушащем  весеннем воздухе. АА  лукаво взглянула на меня:
"Все,  все - и Пушкин  и  Баратынский брали у него!.."  И затем заговорила о
том,  что  теперь уже так много выясняется в  области  взаимовлияния  одного
поэта  на другого,  того,  о  чем десять лет тому  назад  и  не задумывались
просто: что, вероятно, изменится взгляд на сущность поэтического творчества.
Такое  исследование, какое  сделал Эйхенбаум над  Лермонтовым, сейчас звучит
почти как укор Лермонтову:  "Никто не пользовался чужими стихами, а он  один
это делал!"  В действительности же не он один, Лермонтов, -  все это делали,
но исследован-то только один Лермонтов. Теперь все занялись исследованиями и
над другими  поэтами,  и  в  скором  времени,  конечно,  многое  узнается  и
выяснится... И, конечно, не попрекать поэтов этими заимствованиями придется,
а  просто изменить  взгляд  на сущность поэтического творчества.  Оно  будет
пониматься  иначе, чем  понималось  до  сих  пор,  и  лет десять тому назад,
например.
     "А вы записываете все, что вы обнаруживаете  в этой области?" - спросил
я. Конечно, не записывает. Записывает только  то,  что  относится  к Николаю
Степановичу  для  меня,  остальное уйдет от всех. И если  бы АА узнала,  что
крохи этого записываю я, она была бы очень недовольна.
     АА процитировала соответствующие места из Шенье, но я не запомнил.

     26.04.1926

     Прочитала книгу Л. Гроссмана о Пушкине.
     Гроссман новых фактов не нашел, но общий взгляд правилен.

     26.04.1926

     Ясный, солнечный, теплый весенний день.
     Не виделся  с  АА  несколько  дней, потому  что уезжал на  Волховстрой.
Сегодня  - рассказываю  о Волховстрое,  но  АА  рассказывает мне  другое,  а
именно: за эти  дни она, все больше и больше вчитываясь в Шенье,  обнаружила
еще  неизвестные  исследователям,  хотя  и совершенно явные, моменты влияния
Шенье на Пушкина. Некоторые примеры АА мне показывала.
     АА находит влияние в трех  направлениях; на Пушкина влияют: 1) идиллии,
2) элегии и 3) политические стихотворения Шенье.
     В гражданских стихах Пушкин явно был учеником Шенье.
     Вообще  Пушкин "хищнической,  яростной хваткой"  подмечает  у Шенье его
недостатки  и,  когда  пользуется  его  стихами,  всегда  сам делает  лучше,
исправляя в своих стихах недостатки Шенье  - расплывчатость композиции и др.
Шенье  часто  сентиментален,  чувствен...  Пушкин,  пользуясь  его  стихами,
использует  только  то, что  согласно с его  credo, остальное  - откидывает.
Пушкин   всегда  усложняет  композицию   Шенье,   укорачивает  стихотворение
количественно, часто переворачивает  наизнанку мысль Шенье и такой вводит ее
в свои стихи.
     Пушкин  узнал   Шенье  в  1819   году,  когда   вышло  первое  собрание
стихотворений Шенье, и  с этого времени -  влияние.  Больше всего - в  1823,
1824 годах,  меньше  в  1825, но  и дальше  постоянно встречается -  главным
образом во  всех  классических стихах...  Встречается и в поэмах; в "Евгении
Онегине" - две строчки...
     Стихотворение "Ночь" 1823 года - целиком из Шенье (Элегия XXII), только
у  Шенье  перед  поэтом встает  образ спящей, а  у  Пушкина  -  бодрствующей
женщины.  У  Шенье  - это длинное стихотворение, у  Пушкина  - всего  восемь
строк.

     Конец апреля 1926 г.

     Нашла  два  стихотворения  Шенье,  повлиявшие  на   "Сожженное  письмо"
Пушкина.

     1.05.1926

     Говорили о Пушкине.
     Считает   его   завершителем,   а  не   начинателем  (как  его  считают
обыкновенно).
     "Дуб, тысячью корней впитавший  все  соки",  Пушкин вобрал  в  себя все
достижения   предыдущей   эпохи,   достижения   Байрона,  Шенье,  классиков,
романтиков, русских и  иностранных...  После  него стало  немыслимым  писать
повести в стихах...

     10.05.1926

     С утра я пришел к АА в Мраморный дворец, застал ее одну.
     Последнее  время,  время  болезни  АА,  я  всегда  сижу  у постели  АА,
окруженной  книгами: Пушкиным  в издании  Павленкова, Брюсова... и "Всеобщей
библиотеки" (все  эти три издания АА дал я  - то,  чем  обладал  сам. Других
изданий  у меня нет,  а  у  АА  Пушкина,  как  и  вообще  книг  -  за  малым
исключением,   -  нет)   и  Шенье   в  изданиях:   1)  1862   года,  толстый
комментированный том,  к  которому, кстати сказать, АА  относится с  большим
недоверием  после  того, как  обнаружила  в  нем  некоторые  неточности;  2)
современное (без обозначения года): маленький, очень полный  томик в красном
коленкоровом  мягком  переплете. Обе книги  принадлежат Шилейко, который  из
"милосердия" оставил их АА, уезжая в Москву.
     Все отметки, подчеркивания, обозначения АА заносит во второй, маленький
томик (а в Пушкина - главным образом в однотомное, павленковское издание). У
АА  есть и  свой Шенье, подаренный  ей в 1922 году Мариной  Цветаевой, но  и
популярный и очень неполный.

     12.05.1926

     Вчера вечером  АА была у Щеголевых. Встретилась у них  с Ал. Толстым...
После ужина АА  говорила с Павлом Елисеевичем о  Шенье  и  Пушкине.  Щеголев
неожиданно для  АА заинтересовался ее  работой,  был исключительно любезен и
принял  (догадки  АА)  по  поводу   взаимоотношений  Пушкина  и   Шенье  без
возражений, наоборот, соглашаясь со  всем; принес книги, искали сравнения по
книгам; Павел Елисеевич подтвердил правильность суждений АА.

     15.05.1926

     Суббота. Вчера АА показывала мне новые свои открытия в Пушкине и Шенье.
Дня два  она  не  занималась  этой работой  (вернее  - занималась урывками).
Позавчера  вечером  -  деятельно принялась  снова. И  вчера  АА  делала  уже
кое-какие интересные обобщения, - пока нигде  их  не записала, не отметила -
держит  все  в  голове.  Очень  внимательно  следит  за  словарем Пушкина  и
выискивает в нем слова - с  виду  совершенно русские,  но в действительности
перекрашенные  из  французских. Эту пересадку слов из французского  языка  в
русский Пушкин делает изумительно. В строках:

     Стальной щетиною сверкая,
     Не встанет русская земля?.. -

     "стальная   щетина   "  выглядит   самым   чистокровным   русизмом.   В
действительности же это - перевод из Шенье...
     АА видит у Пушкина большую работу над языком. Пушкин обогащает  русский
язык порою совершенно незаметно. Так,  еще пример: перенося на русскую почву
французское выражение (взятое из Шенье), Пушкин говорит:

     ...он мне был одолжен
     И песен, и любви последним вдохновеньем.

     ("Умолкну скоро я...", 1821)

     "Он мне был одолжен", однако, галлицизм. Пушкин исправляет его  в одном
из следующих стихотворений, где он говорит "...обязан".

     15.05.1926

     ...Вчера я выразил АА свое удивление по поводу того, что она совершенно
не  была  огорчена словами  Щеголева о  том,  что  все,  найденное  ею,  уже
известно... (АА, передавая разговор  со Щеголевым, сказала мне, что  все это
известно и  это  ее очень  радует,  потому что, значит,  она  правильно  все
делала.) АА в ответ на мое удивление сказала, что Щеголев совсем не  в такой
форме  говорил,  чтобы  ей  огорчаться,  -  наоборот.  И  конечно, ей  нужно
радоваться словам Щеголева: ведь разве не приятно  сознавать, что  ты сделал
без  всяких  соответствующих  знаний,  без  всякой  подготовки  -  и  сделал
правильно - то, что и многие специалисты не сделали, не умели или не смогли.
(Щеголев давал задание в прошлом году где-то в ученом семинарии... проделать
именно эту работу - найти влияние Шенье на Пушкина, и никто этого не сделал.
Щеголев сам это говорил.) В работе  по Пушкину АА больше всего задерживает и
больше всего ей  мешает  незнание соответствующей литературы... Демонстрируя
мне каждое новое открытие, АА всегда  добавляет,  что, несмотря на, казалось
бы,  очевидное   влияние  данного  стихотворения  Шенье  на  соответствующее
стихотворение Пушкина, она остается неуверенной, что  это именно так и есть.
Потому что всегда  может  оказаться, что  исследователям  известно влияние -
гораздо  более  сильное,  чем  найденное  ею  влияние  Шенье  -  другого  (и
незнакомого ей)  поэта.  И близость данных  стихотворений  Пушкина -  Шенье,
может  быть, совершенно  уничтожается  гораздо  большей близостью,  которая,
может  быть,  существует  между этим стихотворением  Пушкина  и каким-нибудь
стихотворением другого поэта.
     Раньше, например, АА всегда боялась общих источников -  и у  Шенье, и у
Пушкина, - сближающих их стихотворения  с каким-нибудь римлянином. Однако АА
узнала на  днях, что  Пушкин сам  сообщает, что с  лицейских лет не читал ни
одной латинской книги и очень забыл латинский язык. И АА удивляется: как же,
не  зная  языка,  Пушкин переводил? Например,  с греческого  "Идиллию  Мосха
("Земля  и  море. Идиллия Мосха")? И думает, что, вероятно,  с какого-нибудь
французского перевода...
     АА на днях узнала, что Пушкин мог знать Шенье и до 1819 года: Шатобриан
печатает отрывки из него и др. Это на руку АА в ее работе.
     АА  высказывала свой взгляд (относительно) влияния на Пушкина Байрона и
Шенье (Байрона АА не знает по-английски).
     ...АА предполагает, что  влияние Байрона на Пушкина сказывалось главным
образом в идеях, в темах, в общем тоне -  и здесь оно о ч  е н ь  сильно. Но
Пушкин  не  так  хорошо  знал  английский  язык,  чтобы  влияние  это  могло
углубляться и в  область  лингвистики.  Французским  языком  Пушкин владел в
совершенстве, не хуже, чем русским... И вот поэтому  влияние Шенье  касалось
главным образом лингвистики: самой работы над  языком, прививания к русскому
языку  французских  элементов.   Причем  Пушкин   с   поразительным  умением
русифицировал  элементы, которыми пользовался, вливал в них  столько русской
крови, что они забывали о своей прежней родине.
     Говоря  о  Пушкине,  АА...   как-то  по-детски  воскликнула  по  поводу
какого-то моего замечания: "Пушкин в тысячу раз больше и Шенье, и Байрона!"

     15.05.1926

     Сегодня 15 мая, суббота.
     АА лежит в постели весь  день, нездорова, а на улице - кромешный дождь.
Весь день с увлечением занималась сравнением Пушкина с Шенье.
     Все время обращая большое внимание  на  словарь Пушкина,  АА отыскивает
все  новые и новые слова, которыми  Пушкин воспользовался у Шенье  и которые
перенесены  им  на  русскую  почву.  Они -  "как  бы переводы".  Сегодня  АА
составила  список  таких  слов,  включив в  него,  однако,  только  наиболее
характерные примеры.
     Заговорили  о  мастерстве, с  каким Пушкин обновлял и обогащал  русский
язык. Я  спросил: кто из современных поэтов так же, тем же методом обновляет
язык? АА неуверенно  ответила: "Пастернак только этим и занимается, - так по
крайней  мере  про  него говорят... Хлебников..."  Я возразил,  говоря,  что
Пастернак не углубляется в словарь, а работает только над синтаксисом и  пр.
А  Хлебников  не  трогал  иных  языков,  занимался  изучением  славянских  и
древнерусских  корней...  АА  не  стала спорить со  мной и  согласилась, что
только Пушкин обладал такой тончайшей чуткостью к слову и что только он умел
превращать иностранное слово в чисто русское.
     У меня мелькнула мысль  о роли самой АА в обновлении русского языка, но
я не решился  и звука произнести, зная, какой поток негодования  АА устремит
на меня, если я заговорю о п о э т е Ахматовой (сколько бился я, сколько раз
начинал разговор о стихах АА, о ее поэтических особенностях и т. д. И всегда
с первых же слов встречал  жесточайший отпор  - АА  хмурила брови, голос  ее
моментально приобретал звучание металла, а в глазах было такое непреодолимое
неудовольствие, что я сразу же смущенно, как виноватый, умолкал).

     15.05.1926

     Пушкин сейчас завладел  АА. Вот  я  разговариваю с  ней. Вот на  минуту
вышел в другую комнату -  зажег примус,  - возвращаюсь и вижу АА  склоненной
над томом брюсовского Пушкина, скользящий по  странице карандаш. Я вошел --и
АА  отложила Пушкина в сторону,  откинулась  на подушку, продолжает  со мной
разговаривать.  Но  и  за  эту минуту АА  успела  найти  новую  жемчужину...
Недоверие АА к редактору толстого тома  Шенье (1862) подтвердилось. Щеголев,
когда АА была у него, это издание изругал за безграмотность.

     19.05.1926

     Ехали на извозчике. Читала на память Шенье. Сказала, что любит из Шенье
его тюремные стихи и ямбы, а совсем не то, что любил Пушкин.
     "Если бы кто-нибудь знал, как я не люблю Парни!.."

     20.05.1926