гигантской  географической  карте,  находящейся  в  Эрмитаже,  созданной  из
камней-самоцветов, все, что  очень синее,  - реки, озера, моря, океаны - это
наш, разных оттенков и тонов, памирский лазурит.

     ИЗ ГАЗЕТЫ "КОММУНИСТ ТАДЖИКИСТАНА"(25 ноября 1964)

     С отвесной скалы пика Маяковского  с  грохотом  несутся снежные лавины.
Пронзительный  ветер  льдистой  крупкой  сечет  лицо и  руки. Копыта вьючных
лошадей, изнуренных долгим  подъемом  по  леднику,  мерно стучат  на  крутых
каменных тропах. Животные дышат тяжело: высота 5000 метров над уровнем моря.
Вокруг только скалы, лед да синее небо...
     ...Высота  и исключительная  труднодоступность долгое  время  оставляли
открытым вопрос об эксплуатации месторождения. Но богатства дикого ущелья не
давали  покоя   таджикским  геологам.  Отряд  за   отрядом,  экспедиция   за
экспедицией уходили к ледникам пика Маяковского.
     Оказалось, что лазурит  -  это лишь  одна из жемчужин уникальной горной
кладовой.
     Здесь же неподалеку  обнаружен  тальк, который  по качеству превосходит
всемирно  известный  тальк  Южного  Урала. Мягкий, "жирный" на ощупь, камень
используется в  самых различных  производствах - от парфюмерии до  стального
литья. Широчайшее применение находит он в химической промышленности.
     В плотных породах ущелья щедро рассеяны сверкающие кристаллы знаменитых
"лалов  Бадахшана",  благородной  шпинели,  ближайшей  родственницы  рубина.
Особенно ценны ее редкие фиолетовые разновидности, достигающие в поперечнике
полутора сантиметров.
     Богатства исполинской  "шкатулки  самоцветов" дополняет прозрачный, как
слеза,  горный  хрусталь,  заполнивший  пустоты  в  камне  ежистыми  друзами
великолепных кристаллов...
     Нелегко  добраться  в  "ущелье  сокровищ". Еще  труднее  жить  здесь  и
работать.  На  пятикилометровой  высоте  каждое  резкое движение  заставляет
бешено  колотиться  сердце,  а приступы  горной  болезни вызывают  тошноту и
головокружение, валя с ног самых, казалось бы, крепких.
     И все скалы Ляджуардары уже прорезали первые разведочные штольни, шурфы
и  канавы.  Они  помогут   подсчитать  запасы   ископаемых,  составить  план
разработки месторождения.
     Недалек день, когда заоблачная кладовая - гордость недр Памира - станет
служить людям.

     В статье  дважды  упомянут пик  Маяковского  как ориентир месторождения
ляпис-лазури. Два эти понятия -  пик  Маяковского и  лазурит - связывает имя
Лукницкого.
     Он  рассказывал, как,  наполнив рюкзаки россыпью синих камней,  немного
отдышавшись, геологи начали  спуск. Дошли  до летовки, где оставили рабочего
Маслова с  лошадьми. Заболел Юдин. Заболел Маслов.  Еще по дороге к ляджуару
болезнью высоты заболел Хабаков. А  Лукницкий, когда  остальные начали  сбор
камней,  приглядел  себе по душе еще  одну "прогулку". Ему очень понравились
горы, разрезанные ущельем Ляджуардары, - все смотрел и смотрел на них.  Горы
возвышались  над  месторождением еще метров на  семьсот, и, когда двенадцать
часов подряд без  остановки  спускались, он  все оборачивался.  "Здесь  ведь
никто никогда не был! Почему бы мне не прогуляться к истокам Ляджуардары, не
взглянуть,  а что там дальше?" Проводники-шугнанцы обстоятельно  разъясняли,
что  человеку пути там нет, и тем  более  разжигали  его  желание посмотреть
"третью  сторону  треугольника". Первая - путь  в Хорог, которым они  пришли
сюда. Вторая  сторона -  из Хорога вверх  по Пянджу. А третья,  неизвестная,
соединяет его, стоящего  тут, по прямой с верхним Пянджем. Но чем соединяет?
Что находится  на  этой линии?  И  на  следующий  день он вышел  из  летовки
раненько,  один, в парусиновых, порядком уже изодранных башмаках и  даже без
ледоруба...  Он  поднялся к истокам  Ляджуардары, пролез по отвесным берегам
еще  -  и  увидел там  сверху  гряду неведомых  гор... Перехватило  дыхание,
неизвестно  от  чего   больше  -  от  нехватки   воздуха   или  от   радости
предвкушаемого открытия?  Но дальше так легкомысленно двигаться не  рискнул,
благополучно вернулся в летовку, потом все вместе - в Хорог...
     Спутник убитый. Басмаческий плен.
     Полгода со смертью братанья...
     Но даже отвес километровых стен,
     Но даже высот разреженных молчанье -
     Ничто в неразгаданном этом краю
     Не бросило тени на память мою.


     Памир-31

     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     1931г.

     Есть особенно торжественные  минуты,  в какие человек  почти  физически
ощутимо сознает себя на грани двух совершенно различных существований. Когда
караван  по пыльной  дороге медленно  взобрался на первый  в  пути  перевал,
тяжело завьюченные лошади сами остановились,  словно  и в них проникло то же
ощущение.
     Сзади, в склон горы,  в крупы лошадей  уперлись красные,  низко лежащие
над  равниной  воздушные столбы заката. Я повернулся  боком в седле,  уперся
рукою  в  заднюю его луку.  Туда,  на закат,  сбегала к  травянистым  холмам
лессовая  дорога. Она терялась вдали, в купах засиненных предвечернею дымкой
садов. За ним, под невысокой, но острой, истаивающей в красном тумане горой,
распростерся покинутый  экспедицией город. Он казался плоским темным пятном,
в котором пробивались белые  полосы и точки. Некоторые из них  поблескивали,
как осколки красного  зеркала. Отдельные купы деревьев, будто оторвавшись от
темного большого  пятна, синели ближе, то здесь, то там. Это  были маленькие
селения - предместья города. Тона плодородной долины казались такими нежными
и мягкими, словно вся природа была одета  в чехлы, скинуть  бы их в парадный
день - и равнина засверкала бы ярким играющим блеском.
     Сзади  -  нежнейших  тонов равнина,  заполненная  закатом,  город,  как
последний   форпост  привычного  культурного  быта,  оставляемого,  кажется,
навсегда: улицы, дома,  фабрики, конторы, столовые,  кинотеатры, автомобили,
извозчики, электричество, телефонные провода, магазины, киоски, библиотеки -
весь сложный порядок шумного и деятельного человеческого сообщества.
     Впереди - только горы: вершины, ущелья, вспененные  бурные реки, горные
хребты, врезавшиеся в голубое небо острыми снежными пиками. И  дорога уходит
туда перевитой, небрежно  брошенной желтою лентой. Впереди  - неизвестность,
долгие  месяцы  верхового  и  пешего пути,  никаких  населенных  пунктов  на
Восточном  Памире, кроме  Поста Памирского да редких  киргизский кочевий.  И
только  далеко-далеко  за  ними,  в  глубочайших  ущельях,  кишлаки  Горного
Бадахшана. И  главное впереди - особенные ясность  и  простота  форм  жизни,
которые обозначат дни и месяцы каждого двинувшегося туда человека.
     Еще вчера - кипучая  организационная  деятельность, заботы,  хлопоты, а
сейчас - бездонная тишина, в которой  только мягкий топот  копыт,  гортанные
понукания  караванщиков, свист бичей да медлительный перезвон  бубенчика под
гривой   первой   вьючной   лошади  каравана.   Теперь  каждый  из  путников
предоставлен себе  самому. Все черты характера,  все физические  способности
каждого  приобретают огромное,  непосредственное,  заметное  всем  значение.
Никаких  условностей и  прикрас:  все как есть! Если ты мужествен, неутомим,
спокоен, энергичен, честен и смел, ты будешь уважаем, ценим, любим. Если нет
-  лучше вернись обратно,  пока не поздно.  Здесь, в долгом пути, время тебя
обнажит перед всеми, ты никого не одурачишь и не обманешь, все твои свойства
всплывут  наружу.  Ни  красноречие,  ни  объем  твоих  знаний,   ни  степень
культурности - ничто не  возвысит  тебя над твоими  товарищами, не  послужит
тебе  в  оправдание,  если  ты  нарушишь точный,  простой,  неумолимый закон
путешественника.

     Как  и должно было быть, весной  1931 года Лукницкий отправился  вновь,
теперь уже в довольно большую экспедицию  на Памир, организованную ЦНИГРИ  и
САГРУ1. Получил должность старшего коллектора  и одновременно  был  назначен
заместителем начальника экспедиции. Вся организационная работа была поручена
ему. Напряжение было огромное.
     Вот один из документов:

     С.С.С.Р. УДОСТОВЕРЕНИЕ
     В.С.Н..Х. - Г.Г.Р.У. Дано сие сотруднику Па-
     ИНСТИТУТ мирской комплексной геолого-
     ГЕОЛОГИЧЕСКОЙ КАРТЫ поисковой партии Главного гео-
     СРЕДНЕ-АЗИАТСКАЯ лого-разведочного управления
     СЕКЦИЯ тов. ЛУКНИЦКОМУ Павлу Ни-
     Колаевичу в том, что он в каче-
     Начальник стве заместителя начальника
     Памирской партии командируется в гг. Мо-
     Геологической партии скву, Ташкент, Андижан и Ош
     3 мая 1931 г. для организации экспедиции на
     No 36/а Центральный Памир.

     Памирская   комплексная   геолого-поисковая  партия   ГГРУ,  в  составе
начальника,  двух  прорабов,  двух  старших  коллекторов,  одного   младшего
коллектора, двух съемщиков-топографов, четырех  рабочих, пятнадцати  рабочих
на  местах  и  шести  человек  охраны, в мае  с. г.  выезжает  в полугодовую
экспедицию  на  Центральный Памир,  с  имеющими оборонное и  государственное
значение заданиями от
     1) Спецсектора ГГРУ
     2) Института геолкарты,
     3) Института подземных вод - гидрогеологии и инженерной
     геологии
     4) Института цветных металлов.
     Настоящим тов. Лукницкому П. Н. поручается и доверяется:
     1)  Ведение  соответствующих  переговоров  с  советскими  учреждениями,
партийными, общественными  и  профессиональными организациями и должностными
лицами.
     2)  Получение в  САГРУ  и  других учреждениях  материалов,  снаряжения,
продовольствия, необходимых для снабжения  партии, оружия для  ее охраны  по
представляемым им заявкам.
     3) Организация транспорта - покупка и наем перевозочных средств.
     4)  Наем   личного  состава  для  обслуживания  экспедиции  -  рабочих,
караванщиков и т. д.
     5) Составление штата охраны.
     6) Отправка и получение на железнодорожных и  автотранспортных станциях
имущества партии.
     7) Выдача  авансов,  получение,  хранение  и расходование денежных сумм
партии.
     8)  Подписывание  удостоверений, отношений и прочих бумаг со  штампом и
печатью партии в пределах предоставленных ему полномочий.
     9) Разрешение  всех  вопросов, могущих возникнуть  в период организации
экспедиции.
     Имея в виду все  вышеизложенное, просьба ко всем советским учреждениям,
партийным,  общественным и профессиональным организациям и должностным лицам
об оказании тов. Лукницкому П. Н. полного и  всемерного содействия в срочном
вы полнении возложенных на него поручений.

     Круглая Начальник Памирской комплексной
     печать геолого-поисковой партии Г. Л. Юдин


     В  Ташкенте выяснилось, что отправляется первый в  истории Памира отряд
пограничников  ставить  на  границе  СССР  пограничные  заставы.  Отряд  под
командованием комбрига Морозова должен  был сменить малолюдные и  маломощные
красноармейские  посты на  Памире,  которые, будучи  не  в  силах  оберегать
границу,  несли лишь гарнизонную  службу  от лета до лета в тяжелых условиях
изоляции   от   внешнего   мира.  На  протяжении  всей   границы  три-четыре
кавалерийских  поста  общей численностью  не  более  ста человек,  или,  как
говорили, "ста сабель", стояли по тылам, потому что в ту  пору Памир был еще
мало исследован, многие  хребты,  реки и перевалы обозначались на картах "по
расспросным  сведениям".  Пограничники-красноармейцы  жили  в  сложенных  из
камней  лачугах,  в  юртах,  в  глинобитных  "рабатах" в неописуемо  трудных
условиях: пятнадцать  - двадцать бойцов и два-три  командира в одной юрте. У
них не было  хлеба, топлива, света, не  хватало  коней, винтовок,  патронов.
Подолгу отсутствовали медикаменты, керосин. Зимой Памир полностью изолирован
от мира глубочайшими снегами Алая.
     Таким  образом,  условия  для  проникновения  на территорию  Восточного
Памира иностранных агентов были удобными. Агенты организовывали банды  через
главарей, которых  подкупали иностранным золотом,  снабжали  оружием.  Банды
разбойничали, грабили  богатые долины и  города Средней  Азии, нанося  ущерб
молодым советским республикам. Прорываясь сквозь линии наших редких  застав,
банды нападали внезапно, силами, превосходящими порой в десять, а иногда и в
сто  раз!  Но надо  сказать, что не было  случая в  истории  красноармейских
постов, чтобы маленькая, ни от кого не ждущая помощи застава  не приняла боя
или отступила. Израсходовав патроны, обнажив клинки, красноармейцы врубались
в гущу басмачей,  дрались до конца. Либо они  обращали в бегство банду, либо
погибали все до единого.
     Первый  пограничный  отряд  в  огромном   караване  верблюдов  вез  все
необходимое пограничникам на  целый год, но  он вез еще  и товары,  посевное
зерно,  медикаменты, сельхозинвентарь, книги, кинопередвижку и многое другое
и  местному  населению, чтобы на первых порах хоть  немного обеспечить его и
приобщить к культуре и цивилизации.
     Командование  отряда пограничников пригласило Юдина  и Лукницкого,  как
знатоков Памира, в качестве консультантов сопровождать отряд по бездорожью и
перевалам в неведомом краю. Впрочем, на период участия в походе Лукницкий, в
частности, получил форму, ромб в петлицы и наган в придачу.
     Консультанты высказали идею захватить на Памир две автомашины. Это было
фантастично.  Никто не верил. И все же нашлись добровольцы среди шоферов. Им
сказали примерно  так: "Попробуем, ребята? А? В крайнем случае  разберем  по
частям - и  на верблюдах". Те усмехнулись, наладили машины и  сели каждый за
свой  руль.  Две  полуторки отправились  в  первый свой  исторический  путь.
Караван выглядел гигантской  змеей, растянувшейся  на километры, а  машины -
как  ее голова  с горящими глазами. Мелкие  горные  реки  грузовики брали  с
разгона.  На узких тропах  повисали колесами в воздухе.  Торчком  сползали с
почти отвесных террас.  Во время дождей  по скользкой глине, там,  где  даже
верблюды и лошади падали, машины преодолели  перевал высотою  3651 метр  над
уровнем моря.
     На остановках  возникали  сомнения  и споры  о  том, что  дальше дорога
невозможна, что  машины  не смогут пройти,  надо их разобрать.  Но шоферы не
сдавались.  Рисковали  и проходили еще один переход. В  Алайской  долине  за
грузовиками устремился  табун лошадей.  Еле  оттянули. Подъем  к  следующему
перевалу, покрытому в тот год снегом, пересекла громадная промоина. Пришлось
строить тропу. Руками разворачивали камни, руками  месили  красную глину.  И
когда наконец караван протащили, то стало ясно: автомобили здесь не пройдут.
Тогда шоферы посовещались, сняли с автомобилей кузовы, уложили их на бревна,
переброшенные через промоину, и тихо, буквально шаг за шагом, провели машины
по  собственным кузовам.  Так  через  Кызыларт  -  перевал (в 4444 метра над
уровнем  моря!) - шоферы пробрались на Восточный  Памир. У  озера  Каракуль,
одного из высочайших в  мире, пасущиеся неподалеку лохматые  яки двинулись к
машинам  и  окружили невиданные  существа. А  что  делалось  с людьми, когда
шоферы катали их на автомобилях вдоль озера!

     14  июля  1931  года автомобили  пришли на Пост Памирский. Одна  машина
отправилась  дальше,  и  через  несколько  дней  жители Хорога встретили  ее
красными знаменами и ликованием.
     Это событие было первым шагом к автомобилизации Памира. Вскоре началось
строительство Большого Памирского тракта.
     ...Как и в прошлом году, Лукницкий вновь  отделился от всех, теперь уже
на длительное  время.  Он хотел исследовать облюбованное  им "белое  пятно".
Начальник отряда "прикомандировал" ему в помощь пограничника. Несколько дней
подряд ходил Лукницкий "на разведку", к верховьям Ляджуардары. Ходил сначала
один...Наконец,  взяв  с  собой   пограничника  Поликарпа  Мешкова   и  двух
носильщиков из горцев, он углубился в горы и сделал несколько географических
открытий  - нанес  на карту неизвестные  ледники,  реки,  вершины, ущелья  и
перевалы. Первый открытый им перевал Лукницкий назвал именем Мешкова.
     Дело  в  том, что Лукницкий  поставил условием начальнику геологической
партии возможность личных исследований и получил согласие еще в Ленинграде в
Геолкоме. А начальник  погранотряда предложил  сопровождающего  добровольно,
потому  что Лукницкий с порученным ему делом  справился блестяще и не только
был  консультантом  по   бездорожью,   но  участвовал  в  становлении   всех
погранзастав вдоль пограничной территории Памира. За время  похода он крепко
сдружился  с  пограничниками,  и  эта дружба  продолжалась  до  его  смерти.
Естественно, он стал  первым писателем  пограничной  темы,  во всяком случае
этого высокогорного края.

     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     Август 1931 г.

     Пришло в голову  лезть  к месторождению прямо вверх,  по  руслу  ручья.
Чертовски крутой и тяжелый подъем по склону. Подъем с отдыхом каждые 30 - 40
шагов.  У  меня заболел живот,  но  лезу, не обращая  внимания  на  боль.  С
середины подъема надо сворачивать налево, чтобы  выйти к месторождению, но я
решил  лезть   прямо  вверх,   потом   на   отвесную  скалу,  ту,  что   над
месторождением, сзади  и поглядеть, нет ли  выходов ляпис-лазури там. Юдин и
прочие  пошли  низом.  Холодно,  ветер,  я  спускаюсь,  огибаю скалу,  вновь
поднимаюсь  к месторождению, брожу, выискивая хорошие образцы, нашел мешочек
для  образцов  с надписью химическим карандашом,  потерянный в  прошлом году
Хабаковым. Тень от  горы и холод. Спускаюсь, долго ищу своих, наконец нахожу
- в яме. Поставили палатку  поперек  сухого русла ручья, ибо больше негде на
таком хаосе  скал ставить. Что, если ночью пойдет вода? Но нет, кругом лед и
снег. Чая не будет сегодня - нет дров. Холод, тьма. Отчаянный холод.

     9.08.1931

     Все  на месторождении.  Моя  попытка  найти перевал в  Гармчашму. Ходил
вчера на ледники и снега. Перевала нет.
     Утром  таджики, изломав две палки, с которым шли вчера,  вскипятили ими
воду. Кокчай. Вышло по кружке.
     9. 30. Все пошли по месторождению.
     11.00.  Я вышел  один. Пройдя вверх по ручью  до обнажившего стену льда
ледника,  взобрался  на ледник  и  сплошным снегом  по крутому подъему  стал
забираться вверх, чтобы обогнуть  громаду  горы и дойти  до снежного ущелья.
Снег слепит  глаза. Туфли, конечно, мокры насквозь, ногам холодно. В снегу -
ступень  за  ступенью - бугры,  на  которые лез.  Поднимался, пока ущелье не
превратилось в цирк и не стало ясно, что перевала здесь нет. Кругом на 300 -
400 метров  встали горы со склонами почти отвесными  и обвешанными  висячими
ледниками.    Обратный   путь   до   нижнего   ледника   -   стремителен   и
головокружителен. Так добежал, докатился до озерка,  голубого озерка в белом
снегу. Дальше  пришлось переправляться через речку. Она  здесь  глубока  - в
оледенении.  Здесь  пил  изумительную,  как  алмаз,  прозрачную  воду.  Снег
причудлив,  сосульки  из  оледенелых  брызг  соорудили  такое   великолепное
зрелище, что увез бы его с собой. Переправа была очень трудна и опасна. Если
бы поскользнулся, если  бы подломился береговой лед, вода, искромсав, унесла
бы под  снег.  В узкой  трещине  льда  речка  кипела  холодом. Переправиться
помогла палка. Был  один.  И  была  тишина. Спустился с ледника, и сейчас же
место, где прошел, поползло вниз обвалом, - отбежал в сторону.
     Решил осмотреть гору, противоположную месторождению, лез по ней, огибая
ее,  пересекая  осыпи,  скаты,  снега,  оползневую,  мокрую,  набухшую землю
склонов, скалы и  дороги "снежных обвалов". Потом вернулся, спустился  вниз,
перебрался опять  через речку, а она  бурная в этом  году, и вброд, там, где
она не разливается на рукава,  ее не перейдешь,  поднялся  к месторождению и
пришел  в палатку в 4.30, к моменту, когда все пили чай и ели холодное мясо,
заменившее обед. У палатки - синяя груда ляпис-лазури - то, что было собрано
сегодня.

     Лукницкий подробно описывает, с каким нетерпением дождался он утра, как
наспех выпил  кружку чая и,  взяв  с собой  полевую  сумку, свитер  и наган,
отправился в  верховья Лядж