рских   высот.   Ответы   мои  вполне
удовлетворили Юдина.
     В  Геолкоме  меня  встретил  человек  громадного  объема,   с   узкими,
прищуренными глазами, с мягким заботливым голосом. Мне показалось, что этому
человеку лет тридцать. Ему было двадцать четыре.
     Судьба моя была решена. Мы вышли из Геолкома вместе, прошлись по линиям
Васильевского  острова. Юдин  пригласил  меня  зайти  к  нему,  угощал  меня
виноградным  соком,  показывал  памирские фотографии, дал  мне  толстый  том
Мушкетова.
     На изучение литературы о Памире у меня оставался месяц...

     В то время Памир называли "Подножием смерти". Тогда о нем точно  ничего
не  было известно. А до середины XVIII века сведений  о нем вообще  почти не
было.  Лишь   несколько   строчек   в  дневниках   Суэнь  Цзяня,  китайского
путешественника  VII  века:  "...царствуют  здесь   страшная  стужа  и  дуют
порывистые ветры.  Снег идет  и зимою и летом. Почва пропитана солью и густо
покрыта  мелкой каменной  россыпью.  Ни зерновой хлеб, ни плоды произрастать
здесь  не могут. Деревья и другие растения  встречаются  редко. Всюду  дикая
пустыня без следа  человеческого жилища..." И несколько строчек у Марко Поло
в  XIII веке: "...поднимаешься на самое высокое, говорят,  место на свете...
Двенадцать дней едешь по той равнине, называется она Памиром; и во все время
нет ни жилья,  ни травы, еду нужно нести с  собой. Птиц тут нет оттого,  что
высоко и холодно. От великого холода и огонь  не так светел и не того цвета,
как в других местах..."
     Русские   исследователи  с  семидесятых  годов  прошлого  века   начали
проникать в страну, клином  вдвинувшуюся  в Индию,  Афганистан, Китай, но  к
вершинам   они  подниматься   не  решались.  Горы  оставались  недоступными,
неведомыми.
     Первым  русским  ученым,  пришедшим в 1878  году на Памир,  был  Н.  А.
Северцов.  Правда, за  два  года  до  этого  состоялась  военная  экспедиция
Скобелева.  Первым  русским  геологом,  совершившим  в 1883 году  маршрут по
Восточному  Памиру, был горный инженер Г. Л. Иванов.  Известны и  другие,  и
русские,  и  иностранные   исследователи   -  ботаники,   зоологи,   военные
разведчики. Но систематическое, всестороннее изучение Памира началось в 1928
году, когда туда отправилась комплексная экспедиция Академии наук СССР.
     Фантастические предположения об обитавшем  там "племени карликов"  и  о
разных других чудесах рухнули. Их сменили точные сведения  - географические,
климатологические, этнографические... Необходимы были и точные геологические
сведения.  А  они были самыми  недоступными. Поэтому даже  после комплексной
экспедиции 1928 года оставались еще белые пятна.
     Отправляясь  на  Памир,  Павел  Николаевич  понимал,  что трудный  путь
продлится  не один месяц, потому что только пешком можно пробраться по узким
оврингам и скалистым ущельям. Но, конечно, он себе не представлял тогда, что
спустя  всего лишь  год Памир  пересечет  первый  автомобильный  тракт, а  в
кишлаках  возникнут  десятки кооперативов, амбулатории, школы,  клубы. Что в
центре  -  в  Хороге  -  будет  своя  газета,  откроют  кинотеатр,  построят
гидроэлектростанцию.  Читая  описания путешествий  первых  исследователей  -
Северцова,  Грум-Гржимайло,  Ошанина и других  и представляя,  как они  были
трудны и опасны,  он не  думал, что самому ему предстоят происшествия, столь
же неожиданные и необычайные.




     РОЖДЕСТВЕНСКИЙ - ЛУКНИЦКОМУ

     13.05.1930

     Дорогой Павел!
     Получил две  твоих открытки, пахнущие  дорогой и предчувствием  великих
странствий. Я расстался с  тобой,  когда из вагона уже были видны горы, и ты
собирался  ехать  в автомобиле  по  дикому пути. В эту минуту, когда я  пишу
тебе, ты уже оставил позади и вагон, и  авто, из пассажира стал всадником  и
путешественником.
     "Счастливый друг, завидую тебе!"
     В  самом  деле: никогда  еще не был  я склонен испытывать это  не очень
похвальное чувство, как в настоящую минуту.
     Охотно следую воображением за тобой по всем  горным тропинкам, по  всем
ущельям. И какое счастье, что в своем пути ты общаешься с совершенно свежими
людьми, не имеешь дела с "литорганизациями"...
     Кручусь  все  с  теми  же  лицами,  которые достаточно успели  надоесть
зимой...
     Слушай, серьезно, если экспедиции понадобится носильщик или караульщик,
можешь выписать меня, как  безработного интеллигента:  ездить  верхом  умею,
стрелять тоже, достаточно вынослив и дикие дороги люблю.
     Не знаю, когда ты получишь это письмо, но желаю,  чтобы оно лишний  раз
убедило  тебя, что дружески  помню о тебе и бесконечно жалею, что прервалась
наша давняя традиция встречаться с тобою под южным небом.
     Обнимаю  тебя  крепко.  Живи   и  люби   жизнь  по-прежнему.  Твой  Вс.
Рождественский.

     18  мая  1930  года  три  человека  - начальник  партии,  громадина  со
скуластым  насмешливым   лицом,  двадцатичетырехлетний  Г.Л.Юдин,  топограф-
восемнадцатилетний длинновязый  словоохотливый паренек Юра Бойе и  увешанный
сумками,  биноклем,  фотоаппаратом  романтик  и  писатель  Павел  Николаевич
Лукницкий  с  десятком  записных  книжек,  торчащих  изо  всех  карманов,  -
радостные, возбужденные, мечтающие, выехали из Ташкента  в Ош.  А оттуда все
трое, экипировавшись  и взяв  с  собой  еще  повара-узбека  Османа,  22  мая
двинулись по дороге Ош -  Хорог...Через несколько дней пути, перед перевалом
Талдык, напавшие бандиты разграбили караван.  Убили Юру. Остальные трое были
взяты в плен  и провели в  ожидании кровавой  расправы несколько мучительных
дней. Главарь банды рассчитывал, что "русские инженеры" ищут в горах золото,
потому  не  убил пленников сразу.  Геологам удалось бежать  и  добраться  до
единственного  существовавшего  там  красноармейского  поста  - Суфи-Курган.
Потом они  вместе с красноармейцами участвовали в поимке и разоружении групп
басмачей.
     Павел Николаевич близко увидел дикую жизнь киргизских кочевок, забитых,
обманутых бедняков, коварных курбашей, купленных иностранной разведкой.
     Событие,  казалось  бы,   должно   было  отвратить  его  от  дальнейших
странствий по этому опасному краю. Но, исповедуя свой принцип: "Чтобы  стать
настоящим писателем, надо своим трудом участвовать в труде тех, о ком хочешь
писать",   -   он  не  отступил.  Возвратившись   в  Ош,   экспедиция  вновь
экипировалась, объединилась с другой такой же маленькой экспедицией, которая
отправлялась изучать ландшафты Восточного  Памира, и направилась в Хорог. По
пути  остановились   в   знакомом  уже  Суфи-Кургане.  Там  выяснилось,  что
красноармейцы разоружили всю банду: она  оказалась  огромной  -  две  тысячи
человек.  Бывшие басмачи, группами  и в одиночку,  презрев  приказы и угрозы
своих главарей, возвратились к мирной жизни.
     Участники экспедиции прервали на  время свой поход и добровольно  взяли
на себя функции  учителей, советчиков, врачей, хозяйственников,  строителей.
Это была  огромная своевременная результативная помощь кочующему, мечущемуся
населению.  Люди  стали объединяться в коллективные  хозяйства.  Создавались
районы,  начали  строиться школы, больницы, детские сады. И  немалая доля  в
благородной    просветительной   миссии   принадлежала   Павлу   Николаевичу
Лукницкому. К тому времени у него уже был достаточный опыт общения  с людьми
разных национальностей. И  конечно, все, что происходило, записано писателем
в его дневнике. Кое-что он использовал для своих книг.
     Кроме  того,  из  этой  поездки  он  привез  много  ценного.  Например,
рукописные  поэтические и религиозные  книги XI и  XIII веков, полторы сотни
документов Поста Памирского конца XIX и XX веков, предметы этнографии и быта
памирцев, которые составили домашний музей.

     Ляджуар... Этим звучным словом в Шугнане называли  синий камень. Вот он
лежит в  руках,  ощутимый, но фантастический,  как  синее солнце... И  опять
легенды,  и  опять  слухи, и  горцы  перекидывают  камень  из  рук  в  руки,
завороженные его  синью,  но  никогда не бывавшие там,  где  он  есть, и  не
знающие, были ли там их отцы или деды...
     Отыскать на Памире замечательный синий непрозрачный минерал - лазурит -
мечтал одержимый  знаток камней  академик  А. Е. Ферсман. Он знал легенды  о
синем камне. Но кроме легенд, он  знал о камне  еще многое  другое. Он знал,
что  лазурит известен на  земле  много  тысяч лет, что  история  этого камня
проходит  через  всю  человеческую  культуру.  Он был уверен, что лазурит на
Памире есть, хотя его там никто из геологов не видел.
     В 1920 году Ферсман писал,  что с  давних времен синий камень "приходил
из   Бухары,   Туркестана,  Афганистана,   Персии,   Тибета  и   под   этими
разнообразными  и   неясными  обозначениями  скрывался  какой-то   неведомый
источник  среднеазиатского камня. Только экспедиции начала XIX  века пролили
свет  на эти  месторождения... дали  их  описание и  указали  на  точное  их
положение...  в Бадахшане.  По-видимому, это  единственное месторождение, из
которого Восток черпал свои  лазоревые богатства,  и все указания на Персию,
Бухару, Памир и Индию, вероятно, должны  быть  отнесены  к нему".  И  разные
названия  камня  -  лазурит,  лазурь,  лазоревый камень,  лазули  -  идут от
афганского  и  персидского  названий:  ляджевард, лазвурд, ляджвурд.  Есть и
другое  предположение.  Арабское  слово  "азул"  - "синее  небо"  - породило
русское слово "лазурь".
     Впервые  о местонахождении ляпис-лазури в Бадахшане пишет  Марко Поло в
своей книге "Путешествия": "В этой  стране, знайте, еще есть и  другие горы,
где  есть  камни,   из  которых  добывается  лазурь...  Природная,  лучистая
синева... Лазурь  прекрасная, самая лучшая на свете, а камни, из которых она
добывается, водятся в копях, так же, как и другие камни".
     В  стране  памирских гор  временной отсчет  иной.  Там время  двигалось
иначе.  На той шкале, где отмечал Памир свои миллионы лет, там век, и год, и
день не различимы были... Как будто все застыло в мироздании.
     Тому минуло семь веков, когда вдоль реки по ущелью со своей экспедицией
шел итальянец Марко Поло.
     В тридцатом году нашего столетия по тому же ущелью шел русский человек,
шел запутанными маршрутами по малоисследованным  или вообще не нанесенным на
карту местам. Чем отличались путевые впечатления его, двадцативосьмилетнего,
от   впечатлений   странствовавшего   семьсот  лет   назад   двадцатилетнего
венецианца, когда их маршруты в точности совпадали?
     Горы - те же. Узкие, вьющиеся по кромке скал тропы, чаще звериные, реже
людские,  скользкие  жуткие овринги,  они не  стали  безопаснее.  Чудовищные
каменные осыпи,  снежные  обвалы,  бушующие  сели  поджидали на каждом шагу.
Непроходимые пенные реки сворачивали с  тем  же грохотом громадные валуны  в
глубоких гранитных ущельях. Таинственно мерцали  недоступные ледяные хребты,
искромсанные  в причудливые формы.  Небо  не побледнело и в XX веке, все так
же, как и в тринадцатом, казалось с глубины ущелья узкой полоской фиолетовой
реки, непонятно как очутившейся далеко-далеко вверху...
     И все-таки впечатления  были различными. Потому  что  все  то, что было
заложено веками в талантливом памирском народе, - воля,  целеустремленность,
мечты о  созидательном  труде  - все  это раскрылось при  Советской  власти.
Произошло  чудо.  Время изменило  ход.  Оно  сдвинулось  и, минуя дни, годы,
столетия,  полетело стремительно. Феодально-байский Памир  сразу  оказался в
социализме.
     Но вернемся к синему камню.  Есть ли он? Или это  сказка  о красоте,  в
которой нуждаются все люди на земле?
     В  лунную  ночь  на  привале под  шум  многоводной  горной реки  хорошо
погружаться  в  раздумья... Итак,  лазуритовые  копи  находятся  в Бадахшане
афганском. Но  геологами установлено, что по строению  афганский Бадахшан  и
наш,  памирский,  аналогичны.  Значит,  на Памире  лазурит  возможен.  Можно
представить   себе,  что  в   период  горнообразовательных  процессов  скалы
растрескивались и  по  трещинам впоследствии  поднимались глубинные  породы,
которые  со  временем  превращались  в граниты,  минералы...  От  афганского
месторождения до нашего ущелья по прямой километров сто.  Для  геологических
масштабов это величина ничтожная... Так, может быть, правы легенды?
     Испокон веков охраняла неприступная  скала подступы к  синему камню. Но
пришли кафиры  "сиахпуши"1  -  "черная  одежда". Пришли, чтобы добыть  синий
камень. Нелегко было им достать его - скала отвесная, а каменная жила синела
посередине.  Ни  веревок, ни канатов  не  было. А если бы  и были? Их бы все
равно  не  хватило.  Пришельцы поймали  детишек  из  высокогорного  кишлака,
девочку и мальчика, разложили жертвенный костер,  молились своему богу и под
бешеные вопли  и  пляски,  сжигая детей,  начали резать  скот и прикладывать
одного барана за другим к скале, примораживать, а когда животных не хватило,
стали добираться и до людей, чтобы соорудить лестницу.  Так они якобы  почти
достигли синей жилы, но дехкане не выдержали, собрались  вместе и уничтожили
разбойников.  С  тех  пор никто не пытался  добывать синий камень. А о месте
этом гиблом люди старались забыть. Много  поколений горцев  сменилось, и уже
давно  никто не знал, где оно в точности находится. А  кто узнавал, говорят,
погибал. И не надо его искать,  считали... Только безумец может  искать свою
смерть.
     Шугнанцы  называют  синий  камень  звучным  словом  "ляджуар".  Но даже
немногие старики, которые прячут синие обломки, переданные  им их  предками,
не знают  местонахождение камня. Ни  один горец,  излазивший вдоль и поперек
свой край, не  видел, а только слышал,  что  ляджуар где-то  есть...  Скорей
всего, на маленькой речке -  Ляджуардаре, в  недоступном ущелье... На картах
ее нет. А может быть, кое-кто из старых бадахшанцев и знает заветное место в
горах,  да  боится  указать?  Ведь  властелин   лазоревых  копей  афганского
Бадахшана  - эмир.  Это по его повелению рабы,  прикованные  цепями  прямо к
горе, веками добывали  драгоценный ляджуар. Это по его приказу была смертная
казнь каждому, кто приближался к копям... А вдруг придут прислужники  эмира,
закуют в цепи...
     И хотя  поблескивает в  глазах  стариков  горцев  неверие,  но уже есть
энтузиасты. И они идут в экспедицию рабочими, проводниками, носильщиками. Им
нравятся  эти  упрямые, смелые,  веселые люди  - первооткрыватели.  Охотнику
Караширу  отец  когда-то рассказал  перед  смертью  о  ляджуаре, и  вот  уже
шестнадцать  лет  он собирается за камнем  в те легендарные края.  Зикрак  -
председатель сельсовета, он хочет  идти, он готов на любые трудности, потому
что должен  рассказать  своему  народу о богатствах  родной  земли,  которая
принадлежит теперь  им, людям Памира. С отрядом идет  и опытный сорокалетний
Егор Маслов. Это его  двенадцатый поход, никто лучше его не проведет вьючных
лошадей над пропастями, вброд через горные реки, ему не страшны непроходимые
места - на него можно положиться.
     Их палило  колючее дневное солнце, их студил нещадный ночной мороз,  их
заносили  снежные  бураны,  на  них срывались  ледяные  глыбы,  их  поливали
каменные дожди. Но сильные и упорные люди не сдавались.
     И вот  они в ущелье Пянджа. На развилке двух многопенных рек свернули в
ущелье  Гунта, поднялись к  ущелью  Шахдары, прошли  его, и наконец  направо
открылось ущелье, совсем узкое, реки Ляджуардары.
     Они поддерживали друг  друга, помогали друг  другу преодолевать все - и
гранитные  глыбы  высотой до  небес, и  каменные осыпи, и  крутые  скаты,  и
перехваты дыхания в  разреженном воздухе, и пульс 130 - 140 ударов в минуту,
и болезнь высоты, и страх.
     Они острили, подшучивали друг  над другом. Много рассказывали шугнанцам
о русских  полях  и равнинах, о березовых рощах и сибирской тайге, о морских
плаваниях  и приключениях. Шугнанцы  воспринимали это как сказки, потому что
они никогда не видели ни колосящихся полей, ни березовых рощ, ни безбрежного
моря,  ни тем паче кораблей. Зато шугнанцы рассказывали о диковинном  камне,
потому  что хорошо понимали, что каждый рассказ хоть чуть-чуть да приоткроет
тайну.
     Так  шли  геологи,  шли  проводники,  шли  рабочие.  И  вместе  с  ними
ленинградский писатель Лукницкий.
     Два  последних  дня они карабкались  почти по  отвесной скале и,  когда
преодолели ее,  увидели над собой  еще  скалу и в  ней полосы  синего-синего
неба,  а  дальше  еще  полосы... Завороженные,  смотрели  они на появившееся
посреди камней  небо. Потом увидели синие  глыбы вокруг - синие камни. Тогда
они поняли: эта густая плотная  синева  в скале -  не небо, это тоже камень.
Ляджуар!  Лазурит! Ляджуар!  Они прыгали по  камням, перелезали  с глыбы  на
глыбу, они гладили синие куски потрескавшимися, заскорузлыми руками,  еще не
веря своим глазам. Куда усталость девалась, холод! Они нашли лазурит!
     Легенда  оказалась  правдой. Наполнив свои рюкзаки  россыпью, застывшей
синим  огнем, с  высоты 4570 метров, с драгоценным  и  очень тяжелым грузом,
двинулись путешественники  в  обратный, не менее трудный,  путь. Счастливые,
хотя и заболевшие тутеком - болезнью высоты.
     Лазурит в Ленинграде! И ниили - густо-синий, и асмани - светло-голубой,
и суфси - зеленоватый.  Много  там,  в нашем  Бадахшане,  разных,  известных
теперь гнезд. И прожилок, и в россыпях, иных не сдвинешь - такие огромные. А
мелочи - не углядеть!
     Теперь  возникнут вопросы: откуда лазуритовая  столешница на  свадебном
столе  у Марии Медичи и Генриха  IV?Откуда лазуритовый кубок у  Франциска I?
Откуда  лазуритовые  вещи  у  Людовика  XIV?  Откуда  лазуритовый  поднос  в
коллекции  Буало?  Считанные предметы в  Европе.  Считалось,  что  все точки
отсчета  сошлись   на   афганском  Бадахшане.  Теперь,   может   быть,   это
месторождение выявит факты, например, что и с Памира вывозился синий камень?
И  украшенные  лазуритом  головные  уборы  китайских  мандаринов,  и  кресло
Тутанхамона, и статуя Тутмеса III могли быть из памирского лазурита?..
     Тогда эта часть Памира еще не  называлась Рошткалинским районом, а  сам
нынешний районный центр -  Рошткала  был  глухим,  маленьким  кишлаком,  над
которым  на  отвесной  скале  нависали руины  старинной  крепости.  Никто не
поверил бы тогда,  что  в  Рошткале появится  средняя школа  и  школьники по
вечерам  будут  играть  в футбол.  Никому и  в голову не  приходило, что над
устьем реки  Шахдары, на  высокой  террасе, где  жил ишан и  которая поэтому
называлась    Ишандатом,   вырастет   знаменитый   высокогорный    Памирский
ботанический сад - надежда всех колхозов Памира,  получающих от него саженцы
новых, неведомых на Памире плодовых культур. Никто  не поверил бы тогда, что
на  шахдаринских каменистых землях  зашумит  листва  новых  плодовых  садов,
вырастут  рощи  деревьев -  питомцев будущего лесхоза. Никто не  ведал,  что
вдоль  Шахдары,  где  вились головоломные  тропинки,  запросто  будут бегать
автомобили,  завозя книги в библиотеки, товары в  магазины и увозя с Шахдары
зерно, коконы, урожаи фруктов...
     Все это уже было тогда, в пятидесятых. Всего этого не было в тридцатых.
     А памирский лазурит, как и другие камни-самоцветы, занял свое достойное
место  в  "малахитовой  шкатулке" нашей страны.  Он  радует глаз и красивыми
разнообразными юверлирными изделиями, предметами  для письменных и туалетных
столов,  оправами  для  зеркал   и  другими  многочисленными  украшениями  и
поделками,  выполненными на многих ювелирных и гранильных  фабриках страны и
доступными   сейчас   всем   желающим.  Но  лазурит  радует   и  масштабными
произведениями  искусства.  Им  облицовывают  стены,  инкрустируют  плафоны,
употребляют в мозаичных сочетаниях для  украшений станций  метро  в  Москве,
Ленинграде и  других  городах Советского Союза.  Он служит также  украшением
театральных  залов  и  фойе,  дворцов  культуры,  выставочных  залов.  И  на