коротать  с ними  ночь.  Если у  кого
сохранилась  корова, несут, угощая любого,  молоко. Слезы безграничного горя
еще не иссякли у этих людей, которые два с половиной года,  как преследуемые
волками  овцы, перебегали  с  места на место, таясь,  скрываясь, прячась под
соснами и  под землей.  Сейчас  эти  люди начинают опоминаться от  пережитых
ужасов,  сейчас  впервые  они  обретают  спокойствие,  уверенность  в  своей
безопасности.  Замечательно единение  и сплоченность этих русских,  гордых и
сильных духом людей. Каждый, у кого было чем накормить обездоленного, кормил
чужих  старух  и  детей. Я  видел таких,  которые, приютив  у себя с десяток
осиротевших  детей,  кормили  их  много  месяцев,  делясь с  ними последним.
Никакая  гитлеровская  лукавая  пропаганда,  никакие посулы  и  обещания  не
подействовали на этих  людей, - два с половиной года  они  всем, чем  только
могли,  сопротивлялись гитлеровцам,  ненавидели их, мстили  им  всякий  раз,
когда представлялась возможность. Почти каждая деревня высылала в леса своих
дочерей  и сыновей  - партизанить,  и десятки  тысяч партизан, выходящих  из
лесов отрядами, полками, бригадами, идут сейчас по всем фронтовым дорогам, с
санными обозами,  с трофейным оружием, с гордостью в счастливых глазах, идут
к Ленинграду, как желанные гости его.
     А   дороги   эти,   окаймленные   трупами  немцев,  изрытые   воронками
закладывавшихся  немцами фугасов  и мин быстро  ремонтируются, приводятся  в
порядок,  ни  одного  моста  ни на одной дороге  не оставили  враги,  но как
волшебники работают  наши  саперы, дорожники,  мостовики,  и  новые, прочные
мосты  уже  выстроены  решительно  на  всех  дорогах,   и  по  ним  проходят
бесконечными  лентами  наши   войска   -  артиллерия,   танки,  бесчисленное
количество  всякого рода машин, несметная силища тягачей,  влекущих  тяжелую
артиллерию.
     Между Псковом и Островом  я поехал  в один из танковых  полков, который
вел  бой,  и сам  пробыл в этом бою с  шести вечера  до шести утра.  На моих
глазах танки врывались в  горящую деревню,  взяли с боя  стрелявшего по  нам
"фердинанда",  перебили  отчаянно  защищавшихся немцев.  И  вот  характерная
смешная  деталь:  на снежном холмистом  поле  стоит  наш  танк и стреляет по
немцам. А  за танком  пристроилась одна из штабных  машин -  фургон. Вхожу в
него.  В  нем  девушка  при свете  маленькой - от  фары - лампочки в большом
корыте стирает белье. Кругом  валятся бомбы налетевших на  нас пикировщиков,
кругом  идет жаркий бой,  а девушка, скинув  с себя гимнастерку, оставшись в
белой  кофточке, спокойно  стирает.  Почему? Да потому,  что в  другое время
машина полна командиров, которые и живут и работают в  ней. А  сейчас  - все
они в  бою:  кто на  танках, кто расхаживал по бранному снежному, озаренному
полной  луною  полю.  И  у девушки это единственная возможность,  никому  не
мешая, постирать свое белье!
     Прямо  из  боя поехал  на грузовичке офицера связи  на командный  пункт
одного  из соединений. А оттуда на случайном  грузовике в Лугу. И после трех
суток, проведенных без  крыши, после двухсот пятидесяти километров в  первый
день и полутораста во второй, приехал в ночь на вчера в Ленинград.

     ГЕНЕРАЛ АРМИИ ФЕДЮНИНСКИЙ:

     "...Достойный  вклад  в   дело  обороны  города  внесла  интеллигенция.
Известно, что многие ленинградские писатели и поэты  отказались от эвакуации
в тыл,  в  первые же дни  войны добровольно пошли  на  фронт, переносили все
тяготы жизни в осажденном Ленинграде.
     В  их  числе  был  и  П. Лукницкий  -  военный  корреспондент  ТАСС  по
Ленинградскому фронту. Где только не побывал он, стремясь увидеть все своими
глазами: и на передовых позициях, и в боевом охранении, и на искромсанном до
основания Невском "пятачке", и в снайперских ячейках.  Все это позволило ему
создать исторический, строго  документальный и вместе с  тем  художественный
труд большой впечатляющей силы.
     В  трилогии "Ленинград действует..."  дано множество портретов  рядовых
бойцов,  командиров,  политработников нашей армии.  Писатель ищет  и находит
среди   них  интересных  людей,   умных,   талантливых,   высокообразованных
военачальников и пишет о них ярко, со знанием дела.
     Через весь объемистый труд  (в  трех  томах  более двух  тысяч  страниц
печатного текста) проходит образ героя  минувшей войны. Это  трудовой  народ
Ленинграда  и   Ленинградской  области:  рабочие,  колхозники,  партийные  и
советские  работники,   ученые,   инженеры,  врачи,  писатели,  композиторы,
артисты. Это  партизаны и бойцы полков  народного  ополчения, истребительных
отрядов, частей местной противовоздушной обороны. Это воины Ленинградского и
Волховского фронтов, Балтийского флота и Ладожской флотилии...
     Более полному  пониманию событий тех лет  способствует то, что  все три
книги  "Ленинград действует..." не  только  содержат  обстоятельное описание
наиболее  крупных  операций  Ленинградского  и  Волховского  фронтов,  но  и
иллюстрированы красочными схемами боевых действий..."

     НИКОЛАЙ ТИХОНОВ:

     "...Но  помимо  всех испытаний у него  (П.Лукницкого - В.Л.) было  одно
большое испытание, которое он выдержал с честью, - это Великая Отечественная
война.
     Будучи военным корреспондентом,  он с Советской Армией  дошел до Праги,
написав много рассказов и очерков о Великой Отечественной войне. Он с честью
прошел многие этапы войны, включая и 900-дневную битву за Ленинград, которая
им пережита и  входит в  его трехтомный труд. Это трехтомное сочинение будет
для будущих историков очень большим материалом потому, что  там  очень много
вещей, которые  при другом подходе могли  быть, как будничные, пропущены или
забыты.  Он  скрупулезно  возрождает  обычные  дни  Ленинграда  в  борьбе  с
трудностями и фронтовой борьбе.
     Он запечатлел в  своем  фронтовом дневнике  день  за  днем  страдания и
стойкость  жителей города-фронта,  мельчайшие  подробности быта, бои у  стен
города, прорыв блокады и разгром вражеских армий в 1944 году.
     Этот дневник  стал своеобразной летописью того славного  и трагического
времени,  отражением исторического  подвига  защитников великого города,  их
неисчерпаемого  мужества,  высокого  выполнения  коммунистического  долга  и
боевой доблести.
     Писатели  будущих  лет,  возвращаясь  к ленинградской  теме 900-дневной
битвы за  Ленинград,  несомненно, будут  обращаться к  этой  трилогии как  к
документу большого значения и большой патриотической силы".

     В. ПЕРЦОВ:

     "...Павел  Николаевич  Лукницкий  -  человек  двух   страстей,  которые
удивительным  образом  соединились  в  его  душе,  воспламеняя  друг  друга.
Художник и ученый или, если  хотите, ученый и художник соревнуются в ней, то
одерживая верх один  над другим, то уступая друг  другу.  Речь идет в данном
случае не о многообразии жанров в творчестве Павла Лукницкого, а о богатстве
самой  жизни, порожденной  Октябрьской  революцией, которое  потребовало  от
писателя обращения  ко многим  и  разным  приемам  для  ее  более  глубокого
познания.
     Что  такое  с   точки  зрения   жанра   трехтомная   эпопея  "Ленинград
действует..."?
     Автор  называет ее "фронтовым  дневником".  Этот большой  труд, который
занимал  мысли  и  время  автора с первого дня  Отечественной войны  и целую
четверть  века потребовал для его завершения, рождает  много раздумий,  и  в
частности вопрос о  жанре,  который нельзя считать узколитературным. Да, это
записи,  почти ежедневные, советского военного корреспондента (поставленного
на эту должность ПУРом), записи всего, что он видел и чувствовал, записи для
себя, но и для будущего, о которых он мог бы сказать с  небольшой поправкой:
"чему  свидетелем  Господь  меня поставил  и книжному  искусству  вразумил".
Однако мне кажется, "вразумил" его, в отличие  от пушкинского Пимена, другой
опыт...
     Тут  все  дело  в  синхронности  переживания  художника  и его  записей
свидетеля  исторического  события,  когда сама запись  простейшего  факта  с
интуицией  будущего  становится фактом  истории  и  психологии современника.
Календарно-точные,   непрерывные,    как   календарь,   педантические,   как
календарь...  и  жгучие, жгущиеся, как письмо с  фронта  от  самого близкого
человека,  -  вот  что  такое  эти  книги  Павла  Лукницкого,  снабженные  в
достаточном количестве  военно-оперативными картами действий советских войск
под Ленинградом в разные отрезки времени. Это книги не  для развлекательного
чтения,  эмоция  живой жизни не вытесняет  в  них "ума холодных наблюдений".
...Только  автор  с  подходом  ученого  мог  так  дисциплинировать  себя   в
наблюдениях,  вызывая восхищение  своим уменьем владеть собой, своей великой
скромностью историка современности.
     И тут к нему приходила на помощь сестра наблюдения - страсть художника.
Рядом со схемами  боевых  операций,  рядом с  описаниями развившейся  в этих
исключительных   условиях  новой  силы  привычки  -   привычки   к  подвигу,
поразительные детали в портретах  живых людей - защитников  Ленинграда, сама
живая плоть героики. А  карты в  этих  книгах и схемы смотрятся как знамена,
под  которыми  развертывается  серия  очень  человеческих  боевых и  бытовых
новелл, щедрой жизнью рассеянных по страницам..."

     ИЗ ПИСЬМА АВРАМЕНКО :

     2.09.1968

     Дорогой Павел!
     Прими мою самую  сердечную  благодарность за  присланный столь  дорогой
подарок - третий  том книги  "Ленинград действует...". Как подумаю: ведь это
же  грандиозный  труд, доступный по  силам лишь большому коллективу. А ты же
один  поднял  такую махину  материала, причем с такой достоверной точностью,
что усомниться в  чем-либо нет никаких оснований. Я тоже был свидетелем, как
по крохам создавалась эта эпопея  по ходу  событий, сразу же  по следам,  по
пятам  этих  событий,  ибо  много  раз   был  рядом  с  тобой,  о  чем  есть
свидетельства, уже твои, в самой книге...

     Когда блокада была снята, когда гитлеровские полчища были разгромлены и
Ленинградская,  Новгородская, Псковская области были полностью  освобождены,
Павел Николаевич с сентября 1944 года до самой Победы прошел  с наступающими
частями Советской  Армии 2-го и 3-го Украинских фронтов весь освободительный
путь:  Румынию,  Югославию, Венгрию,  Австрию,  Чехословакию.  Участвовал  в
штурмах  и  уличных боях  в  Белграде,  Будапеште,  Вене.  Закончил войну  в
ликующей  майской  Праге.  Из  Братиславы  в   июне  1945  года  с  эшелоном
победителей приехал в родной Ленинград. Этот освободительный поход отражен в
его  многочисленных  фронтовых  корреспонденциях.  Помимо  них  он  наполнил
десяток дневниковых книжек, часть из которых была использована для  книг "По
дымному следу", "Венгерский дневник", "К златой Праге".


     Югославия

     ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

     13.10.1944

     В это утро и в этот день, держась за гладкую, горячую броню качавшегося
подо  мною танка, дыша  перегорклыми нефтяными парами, густо перемешанными с
непроглядною  пылью, я не мог избавиться от чувства, что нахожусь  на другой
планете. Исполинскими  живыми  панцирными  животными,  совершавшими  великое
переселение, казались мне сотни тяжелых машин, двигавшихся по дороге и вдоль
дороги, широко  разбегавшихся  там,  где  волнистая  местность раскидывалась
равниной,  и всюду, где  горы  сдвигались,  сливавшихся в  тесный  поток.  Я
сравнивал  их  с  ящерами  или  с  гигантскими  улитками.  Зеленые башни  их
представлялись  мне  лобастыми,  умными,  своеобразно   мыслящими  головами.
Орудия,  выдвинутые  вперед, пошевеливались, как  чуткие щупальца. Люди, что
скапливались и  едва удерживались на  покатости панцирных спин этих существ,
казалось,  пользуются  их добродушием только до тех пор, пока  они  ничем не
растревожены и  не вздумали сбросить с себя маленьких, вдруг надосадивших им
наездников...
     Людей,  восторженных,  счастливых,  не  пожелавших  себе  ни  покоя, ни
отдыха, ехавших  десантом  на  танках, набралось  великое множество. То были
партизаны и бойцы 1-й  Пролетарской  дивизии  Народно-освободительной  армии
Югославии. После Тополы и Младеновица, где в  разгар  тяжкого боя  произошла
первая встреча частей Красной  Армии с корпусом  Пеко Дапчевича, эти храбрые
люди  выходили  из лесов  -  курчавых,  тенистых, как  будто  бы не  знавших
человека, но  полных в  те  дни таинственной,  особенной человеческой жизни.
Леса, до краев насыщенные великим ожиданием,  раскрывались вдруг, разом, как
по мановению  волшебной  палочки, едва  доносился  до них  мерно нараставший
металлический   звук.  Вереницами  от  всех  опушек  устремлялись  к  дороге
югославы, чтоб слиться, подобно  ручьям,  с потоком  армии,  несущей свободу
Белграду.  И,  как  в половодье, разрастался  этот  поток,  перевивая  столь
разнообразные струи:  танки, самоходки, грузовики - одухотворенное  железо и
сталь, а рядом, левее дороги, - мулы, исхудалые кони и  просто  бесчисленные
шеренги босоногих,  в  изветшалой одежде,  порой  с примитивным оружием,  но
гордых и радостных людей.
     Наши  танкисты едва успевали отвечать на  бесчисленные приветствия  все
новых  и  новых партизан, встречавшихся  на их  пути. Каждый хотел  обнять и
перецеловать  всех,  танки были  засыпаны  цветами,  броня  стала сладкой от
виноградных  гроздьев,  и  повара  наших  походных  кухонь  на  полном  ходу
старались приготовить лепящимся на  машинах гостям и русские щи, и казахский
плов... Разговаривать было трудно, и люди сидели, обняв друг друга за плечи,
вместе, разгоняя ветками  кружившуюся перед лицами  слоистую пыль, прикрывая
от  пыли натруженное в  сражениях оружие, - загорелые,  возбужденные походом
мужчины.
     За   десять   суток    4-й    гвардейский    механизированный    корпус
генерал-лейтенанта В. И. Жданова прошел триста километров. В  голове корпуса
шла  тараном   36-я  гвардейская   Нижнеднепровская  танковая   бригада.  Ею
командовал Петр  Семенович Жуков - коренастый, упрямый,  быстрый в  решениях
полковник,  который девятнадцать лет назад  был  красноармейцем и который до
сих пор сохранил и в широком развале плеч, в движениях увесистых рук повадку
и  силу  рабочего  человека.  Над  черными  бровями  топорщился  непослушный
задорный  чубик, лукаво  и весело  смотрели  на мир голубые  глаза,  и  всем
танкистам  казалось, что не  зря поглядывает их полковник на  горы  с  такой
хитрецой, - знает сам и до поры никому не скажет, как сломить  эти горы, как
их разостлать дорогой в  ту самую минуту,  когда покажется на них фашистское
рыло. И верно: большая  сила  была в руках  у полковника - нерушимая громада
тридцатьчетверок да еще приданные ему артиллеристы, зенитчики, минометчики и
моторизованная  пехота!  Характер  у  него прямой, решительный, лишних  слов
говорить не любит. Чуть появится враг на господствующих над дорогой высотах,
Жуков собирает  все  танки в  кулак,  приказывает  принять  боевой  порядок,
расставляет их веером и дает из полусотни башен единый огневой удар, которым
сразу все перекошено, с которым не поспоришь и не поборешься. "Ух! - говорит
полковник, спокойно любуясь  взметенным под небеса хаосом. - Все  полетело к
чертовой  бабушке! А ну,  давай теперь вперед, вытягивайся! На  пулеметы, на
мелочишку не обращай внимания, - чиста дорожка!"
     Больше десяти минут на  бой  в походе  полковник  не  ассигнует. Барьер
пробит, давай дальше!
     Но накануне встречи нашей маленькой группы с танкистами под горой Авала
им все-таки пришлось задержаться дольше. Узкое было  место, склоны скалисты,
круты. Перерезав их окопами, всячески  укрепив, насытив огневыми точками,  а
под  горою,  через дорогу, расставив надолбы, накопав рвы,  фашисты задумали
искрошить  здесь  русские  танки.  Растянувшийся  на восемьдесят  километров
механизированный корпус  быстро подтягивался к горе Авала. Как и всегда, под
любым  огнем,  разъезжая не в  танке, а  на юрком  и всепролазном "виллисе",
генерал Жданов  распределял  позиции. Самоходки, артиллерия, танки  окаймили
гору огнем - дали  его  одновременно, в восемь вечера (по самой вершине горы
вести  огонь  было запрещено:  наше командование  знало,  что там  находится
национальная  святыня  югославов  - памятник Неизвестному солдату). А  части
1-го  Пролетарского  корпуса   НОАЮ  генерал-подполковника  Пеко  Дапчевича,
дожидаясь этой  минуты,  обошли  гору  с другой  стороны  - смелое  воинство
югославов растекалось по ложк м, по тропинкам, по скалам, по крутым склонам,
чтобы взметнуться на гору сразу за огневым ударом...
     Один  из  наших  летчиков  позже  рассказывал  мне,  что  в тот  момент
окольцованная огнем гора Авала показалась ему сверху внезапно извергнувшимся
вулканом...  И  тогда  танки  пошли  вперед,  а  бригада  корпуса  Дапчевича
двинулась  в  сторону  от  дороги, чтобы  приблизиться к  Белграду  обходным
движением. Только 1-я  Пролетарская бригада  расположилась десантом на броне
танков, стремясь ворваться в Белград вместе с Красной Армией.
     Вот их-то, шедших из пекла одного  боя в пекло другого, и встретил я на
дороге в тот памятный для меня предрассветный час!
     Пыль и виноград, запах бензина и  горячей броневой краски, ровные белые
зубы  загорелых, улыбавшихся  мне  партизан,  умопомрачающий, глушащий  лязг
гусениц, за  которым даже гром орудий  бывал не слышен,  да голубое над всем
этим, чистое, в недосягаемой тиши небо, да мелькавшие руки селян, закидавших
танкистов на пути  цветами,  - вот впечатления того дня,  последнего дня  на
пути к Белграду!
     Все лица были словно одно лицо - все лица были счастливыми!

     13.10.1944

     Советские  и югославские войска, ломая сопротивление  врага, продолжали
продвигаться к окраинам Белграда...
     Все меньше оставалось километров до города. Все больше тяжелых снарядов
разрывалось на пути наших войск. Возбужденнее становились югославские воины,
сосредоточеннее - танкисты: то здесь, то там (особенно с правого фланга, где
медленно  понижались   горы)  обнаруживались  затаенные  вражеские  батареи.
Танкисты с ходу давили, подавляли и  уничтожали их орудийным огнем. Но жертв
в гигантской колонне становилось все больше: несколько танков были подожжены
прямыми попаданиями снарядов.  Они горели  с черным дымом, и  если им нельзя
уже было помочь, то поток машин разделялся на два русла, их обходя,  и снова
смыкался.  Только санитары бесстрашно  соскакивали с машин,  спешили к  этим
готовым взорваться кострам. Колонна не останавливалась...
     Перед  вечером  на  колонну  налетели четыре "мессершмитта", заговорили
наши  зенитки;  фашисты  в  набухшем  клубками  разрывов  небе  не  решились
снизиться для штурмового удара.
     Крутые, обрывистые овраги по  сторонам мешали обеспечить фланги,  танки
шли напролом.  В  густом кустарнике одного  из  оврагов оказалась  вражеская
засада: два "фердинанда" и  три Т-IV открыли огонь по  головному взводу. Они
ударили так  внезапно, что тут же подбили пять  наших  танков  - сквозь тучи
пыли видно  было, как один из них, разорванный взрывом, разлетелся железными
клочьями. Но  сразу  же четыре  другие  машины  головной  проходной  заставы
развернулись, сошли  с дороги и, обогнув с левого фланга засаду, ударили  по
ней   одновременно  скорострельным  огнем.  Из  охваченного  дымом   оврага,
раздвинув  кусты,  давя  кукурузные  стебли, выползли фашистские  машины  и,
выскочив  на  дорогу,  полным ходом помчались,  удирая, к  Белграду.  Четыре
тридцатьчетверки рванулись в преследование. На полном ходу началась пушечная
перестрелка; один  из наших танков  вырвался  вперед, нагоняя  гитлеровцев и
кроя их с  дистанции не  больше полутораста метров. Вражеский снаряд  угодил
ему в гусеницу, он разом свернул с дороги, опрокинулся, и следующий наш танк
занял его место, так же ведя огонь на ходу. Уже темнело, в сумерках и в пыли
я не мог разглядеть в подробностях продолжение этой дуэли: те танки ск