шего друга. А стоило ли? Сколько крови, сколько мучений, чтобы возникла какая-то там восточная Северороссия. Да и вопрос, возникла бы она без меня? Наверняка да. Конечно, я сделал немало, но не больше, чем сделали бы другие на моем месте. Я еще много сделаю, но опять - то же, что сделал бы и любой коммунист. Но будет еще кое-что. То, чего не может сделать никто в этом мире. Ах, Алексей, жаль, не дожить нам до две тысячи второго года, из которого мы попали сюда. Жаль, не увидишь ты, как все это будет. Но и надеюсь, что ты еще подпрыгнешь, как на иголках, в пятьдесят третьем. Подпрыгнешь и поймешь, что песенка ваша спета. Ай, Лёша, как я хочу заглянуть в твои глаза в этот момент".
     - Товарищ президент, - подскочил к нему офицер охраны, отдавая честь, - спецпоезд на подходе.
     Павел посмотрел вдоль пути и действительно заметил постепенно нарастающие очертания летящего к вокзалу паровоза. Он повернулся лицом к пути и встал навытяжку. Через несколько минут поезд уже грохотал колесами мимо него. Заскрежетали тормоза, и ничем особенно не выделявшийся, кроме разве что цвета занавесок и плотных штор на большинстве окон, специальный вагон остановился напротив Павла. Дверь открылась, и на перрон выскочил офицер МГБ. Почетный караул отсалютовал, когда из вагона вышел и, переваливаясь, двинулся к зданию вокзала почетный гость.
     - Здравствуйте, Лаврентий Павлович, - шагнул ему навстречу Павел.
     - Здравствуйте, господин президент, - усмехнулся, отвечая на рукопожатие, Берия.
     - Товарищ президент, - поправил его Павел.
     - Можно и так, - скривился Берия. - Едем? Они миновали пустынный зал ожидания и вышли на оцепленную автоматчиками площадь, где их ожидал ЗИМ Павла. Разместившись на сиденье, Берия произнес:
     - И все у тебя готово?
     - Так точно, - ответил Павел. - Представители местных муниципалитетов нашей зоны оккупации и наши друзья с западных территорий уже в Новгороде. Завтра они проведут съезд народных избранников и объявят о создании Североросской Народной Республики в границах Северороссии сорокового года. Потом обратятся к правительствам США и Британии с требованием вывести оккупационные войска. Когда те откажут, я объявлю западные территории незаконно оккупированными и вынесу решение о временном переносе столицы в Новгород.
     - Понятно, - кивнул Берия. - Послезавтра приедет Молотов. Подпишешь с ним мирный договор. Тогда же будет объявлено о признании твоего правительства Советским Союзом.
     - Отлично, - произнес Павел.
     Берия повернулся к окну, где проносилась абсолютно пустынная новгородская улица. Лишь изредка мелькала фигура офицера или автоматчика охранения.
     - Стража у тебя хорошо поставлена, - причмокнул он. - Но я не без подарка приехал. Возьмешь в телохранители майора Гоги Кордия. Отличный стрелок, верный человек. Поможет тебе организовать охрану так, как это в Москве делается.
     - Стараемся, Лаврентий Павлович, - улыбнулся Павел. - Спасибо за поддержку. Пока, к сожалению, приходится прибегать к помощи советских войск. Вся североросская народная армия - это одна дивизия. Девять с половиной тысяч человек, да из тех треть - граждане СССР. После демобилизации они вернутся домой.
     - Политбюро приняло решение: те, кто воевал в твоей дивизии, переселятся в Северороссию и станут ее гражданами, - сообщил Берия. - С семьями переедут. Товарищ Сталин сказал, что те, кто двадцать девять лет прожил в условиях социалистического общества, очень помогут тебе. Разбавим твоих буржуйских прихвостней настоящими советскими людьми. А уж как обустроить, это ты сам думай, товарищ президент.
     - А люди согласятся?
     - Слушай, ты, по-моему, слишком долго дипломатом был и по буржуазным государствам ездил. Кто же их спросит? Хозяин приказал. Да мы тебе еще подкинем. Сейчас многих переселяют. Бывшая Восточная Пруссия, Кенигсберг, что в состав РСФСР вошла, больше рязанцами заселяется. Прибалтика - волжанами. А тебе сибирячков подкинем. Доволен?
     - Доволен.
     - Что у тебя еще?
     - Я планирую начать формирование настоящей армии. Здесь мне, конечно, нужна помощь советского правительства. Оружие, выпускавшееся на заводах Северороссии, не соответствует советским стандартам. Я бы хотел, чтобы на вооружении нашей амии остались ППЩ, автоматические винтовки Токарева. Артиллерийские системы и танки, которых пока нет в нашей армии, я бы также хотел получить советские.
     - Какие танки хочешь? - поинтересовался Берия.
     - За основу хотел бы взять Т-34, но считаю необходимым создать батальон танков ИС.
     - У тебя губа не дура, - покачал головой Берия. - Подай заявку, рассмотрим. Какую численность армии хочешь?
     - Мы посчитали, что она должна составлять двести тысяч.
     - Это с внутренними войсками и частями МГБ? - поднял брови Берия.
     - Нет, внутренние войска - еще тридцать тысяч, и двадцать - войска МГБ.
     - Вай, зачем так много? - всплеснул руками Берия.
     - Мы с начальником генерального штаба посчитали, что именно такая численность нужна для обороны нашей территории от возможной агрессии.
     - Мы же договорились с тобой, - укоризненно произнес Берия, - что на твоей территории останется наш воинский контингент: сто двадцать тысяч человек, в том числе танковая дивизия. Что, мало? Да и кто на тебя нападать будет?
     - Мы считаем наиболее вероятным противником армию западной Северороссии и американо-британские оккупационные войска.
     - Делать им больше нечего, как на тебя нападать, - поморщился Берия. - Тем более все понимают, что в первый же день войны мы по Петербургу нанесем авиаудар и подбросим своих войск на помощь. Война между вами - это начало третьей мировой. Все это знают, и никому это не нужно. Сколько людей живет на твоей территории?
     - Около семи миллионов.
     - Ты, кажется, знал Шапошникова. Большого ума был человек. Жаль, помер. Так он и мне и хозяину не раз говорил, что в мирное время численность армии государства не должна превышать одного процента от числа его населения. Иначе ни одна экономика не выдержит. Хозяин Шапошникова уважал и всегда слушал. И другие, кто не дураки, слушали. На Татищева посмотри. У него живет десять с половиной миллионов, а армия сокращена до сорока тысяч. В том числе один полк внутренних войск, и всё. Еще у него стоят две дивизии британцев и одна американцев. И не боятся они агрессии от нас, потому что знают: первый же день войны - это американские ядерные удары по Новгороду и Москве. Остынь, хватит воевать. Политбюро считает, что главная задача ближайших лет - послевоенное восстановление.
     - Но ведь армия Советского Союза - больше шести миллионов, - возразил Павел.
     - Ты нас не равняй, - сдвинул брови Берия. - У каждого свои задачи. Мы думаем, что тридцатитысячной армии тебе хватит. Из них, внутренних войск, два полка сделаешь, один - полк МГБ. И хозяин того же мнения.
     При упоминании о Сталине Павел вздрогнул. Вначале его несколько коробила привычка партийных чиновников разного масштаба называть вождя "хозяином", но потом, осознав справедливость этого титула, он и сам начал им пользоваться в приватных разговорах.
     - Слушай, - продолжил Берия, - в Политбюро считают, что можно выпускать североросских военнопленных, сидящих в наших лагерях. На западе им, понятно, делать нечего. Там антинародный оккупационный режим. Мы их со следующего месяца к тебе слать будем. Те, кто из этих мест, понятно, домой вернутся. А о тех, кто с запада, подумай. Надо разместить, работу дать.
     - Хорошо, - кивнул Павел.
     - На ГУЛАГ тоже больше не рассчитывай, - произнес Берия. - Своих зеков у себя держи. Оборудуй лагеря.
     - Ясно, - ответил Павел, - места уже наметили.
     ЗИМ остановился около здания бывшей губернской управы, служившей теперь резиденцией нового президента.
     - Не желаете ли отобедать, Лаврентий Павлович? - осведомился Павел.
     - Давай, - махнул рукой Берия.
     Они поднялись по мраморной лестнице в ресторан, где их уже ожидали официанты в строгих костюмах, при бабочках и с салфетками в руках. В центре зала стоял покрытый белой скатертью стол, ломящийся от яств.
     Усевшись, Берия первым делом откупорил бутылку боржоми и плеснул себе в стакан.
     - Хорошо живешь, - хмыкнул он.
     - Стараемся, - улыбнулся Павел.
     Когда официанты подали первую смену блюд и почтительно отошли в сторону, Берия, хлебая суп, процедил:
     - Что будешь в первую очередь делать, президент?
     - Послезавтра издам указ о запрете буржуазных партий, уличенных в сотрудничестве с профашистским режимом Оладьина, - проговорил Павел.
     - То есть всех, кроме твоей? - уточнил Берия.
     - Но мы же согласовывали этот вопрос, - поднял брови Павел.
     - Согласовывали, - буркнул Берия. - Но есть и другие мнения. Я с хозяином обговорил. Сохрани пару мелких партий, побеззубее.
     - Но ведь в Советском Союзе...
     - Я тебе говорю: не равняй, - прикрикнул на него Берия. - Ишь какой нашелся, умнее ЦК себя числит. Я сказал: сохранить! Какие - согласуешь со Ждановым.
     - Ясно, - вытянулся на стуле Павел.
     - Ладно, не дуйся, - буркнул Берия. - Меня не это интересует. Ты скажи, что будешь делать в долгосрочной перспективе, так сказать.
     - В июле оформим национализацию всех крупных предприятий и банков, - быстро произнес Павел. - Потом начнем работать с мелкими предпринимателями. Думаю, национализацию мелких предприятий закончим через год. Кустарей и лавочников, полагаю, года на два оставим в покое. Обложим налогами, и пусть живут... Вернее, доживают, года три. С ноября начнем, чтобы к посевной успеть, создание колхозов и совхозов на селе.
     - Не торопишься? - Берия посмотрел на него поверх пенсне.
     - А вы считаете, что надо установить другие сроки? - удивился Павел. - Какие?
     - Ай, какие вы торопыги, - сокрушенно покачал головой Берия. - Я и Ульбрихту говорю: "Не спеши". Социализм созреть должен . Это годы, может, десятилетия.
     - Вы советуете отложить проведение социалистической реформы на многие годы? - изумился Павел. - Это мнение ЦК?
     - Это совет друга, - склонился к нему Берия.

Эпизод 7 КРИЗИС

     - Слушай, Иван, а что это ты вдруг в пограничную стражу потел?
     - Да вот, на гражданке с работой тяжело. На пособие не проживешь, особенно если стажа нет. А в армии сытно, деньги неплохие платят. Это учитывая, что полное вещевое довольствие. А после трех лет службы можно в университет поступить и там повышенную стипендию получать.
     Два пограничника беседовали вполголоса, лежа в секрете у границы не признающих друг друга западной и восточной Северороссий. Вокруг них раскинулся карельский лес, освещенный летним утренним солнцем. В двух десятках метров от них пролегала распаханная контрольно-следовая полоса, шириной метров десять, а за ней начиналась территория Народной Республики Северороссии.
     Ивану на вид не было и двадцати. Он был худощав и носил погоны рядового. Второй, старший сержант Матвей Сергеевич, явно перешагнул сорокалетний рубеж. Он был невысок, но широкоплеч. На его морщинистом лице выделялись ухоженные пшеничные усы. Выслушав ответ своего молодого подчиненного, он проговорил:
     - Ах, так ты вон куда метишь.
     - А то. Не век же в казармах жить. А вы как?
     - Да для меня контракт - просто спасение. Я, видишь, из Новгорода. Токарь. Мобилизовали в армию в декабре тридцать девятого, когда первая война началась.
     - Так вы уже почти десять лет в армии?
     - Не совсем. Тридцать пять мне тогда было. В сороковом так и не демобилизовали. Ну, а как вторая война началась, тут уж какая демобилизация?! Я ее от и до, в разведроте отслужил. Закончил под Псковом, в сорок четвертом. Татищев, как президентом стал, сразу большую демобилизацию объявил. Ну, я в Новгород подался.
     - Там же красные.
     - Это сейчас там - одно, здесь - другое. Тогда думали, что страна просто на оккупационные зоны разделена. Пройдет время, все успокоится, Советы и англичане с американцами свои войска уберут. Так вот. Прихожу в Новгород, являюсь на завод, а там, мать честная, больше половины корпусов разбомблены. Но ничего не скажу, советская оккупационная администрация на оставшихся площадях быстро производство наладила. Тогда еще с немцами война шла. Заказ от Советского Союза был большой. Меня на работу взяли. Карточка продуктовая, место в общежитии. Дом-то мой разбомбили в сорок третьем. Жить можно.
     - А семья ваша как?
     - Погибла моя семья, Ванька. Тогда же, в бомбежку.
     - Извините, не знал.
     - Ничего. В общем, начал я потихоньку обживаться. Опять же, могу сказать, когда война закончилась, уже мирный заказ пришел на завод, трактора делать. Снова для Советского Союза. Платили немного, временами даже голодно было. Но из тех, кто работал, с голодухи никто не мер. Тогда уже это немало было.
     - Да уж, помню. Мне в сорок пятом пятнадцать было. Отец на фронте погиб. Я тогда, что такое сытым быть, вообще не знал. Если бы не помощь Красного Креста, померли бы тогда с мамкой.
     - Ну, так вот. Живу я, значит, работаю. Красные тогда еще не очень донимали. Соберут раз в месяц какой-нибудь митинг после работы, поорут про светлое будущее да отпустят по домам. Оно не в тягость. Про аресты мы тогда еще мало что знали. Да и касалось это больше интеллигенции... Вот нашего главного инженера в апреле сорок пятого арестовали. А рабочих тогда не трогали. Сейчас, конечно, другое дело. Я с перебежчиками разговаривал. Чуть против Сергеева, а паче того, против Сталина скажешь - сразу в кутузку. Тогда такого еще не было. Но был у нас поп. Ты знаешь, я не то чтобы такой истовый христианин. В Бога верую, в церкву по праздникам хожу, но так... Но тот поп человек был знатный. Мудрый был человек, добрый. Многим помогал. Кому советом, кому делом, а кому и деньгами. И сказал он на одной проповеди что-то супротив коммунистов. Тем же вечером к нему и пожаловали. И я там оказался тогда. Посоветоваться по одному делу пришел. Они как ввалились, как заявили, что отца Феодора за антинародную пропаганду арестовать хотят, ну, я тут и встал. Он кричал, не надо-де, но я разошелся. Приехал бы за ним СМЕРШ, живым бы я не ушел. А там народная милиция была. Если кто из них прежде и служил, то в обычных строевых частях. Так, хлюпики всё больше.
     - А сколько их было?
     - Пятеро, да не в том дело. Меня, когда из пехотной части в разведроту перевели, знаешь, как готовили в спецлагере! Да и после, на фронте, много чего было. В общем, дал я им жару. А потом говорю батюшке: давай, мол, через границу сбежим. А он: "У каждого свой крест. Христос меч у Иоанна отнял и в руки фарисеев отдался. И я не побегу. А ты, Матвей, уходи. Тебе не простят". Ну, что уж тут делать. Двоих я там шибко заломал. Думаю, чем в лагере сидеть, лучше уж деру дам в зону западных союзников. В общем, долго ли, коротко, границу я перешел. Ее тогда еще не так охраняли, но все равно перейти было сложно. Если бы не опыт, с разведки, наверняка бы попался. Прихожу в Петербург, а там безработица жуткая. Что же, думаю, помирать с голодухи? И тут случайно на улице капитана своего встречаю. Рассказываю, так, мол, и так. А он говорит: плохо, конечно, дело, армия уже год как сокращается. Но делают ее профессиональной. По контракту то есть служить. Конкурс большой, но тебе, с твоим боевым опытом, сам бог велел. Рекомендацию он мне дал. Вот так меня в пограничники-то и определили. А ты чего на границу пошел?
     - Да вот, - проговорил Иван, - дай, думаю, в настоящем деле послужу. Война, будет она или нет, кто знает. А на границе, газеты говорят, что ни месяц, что-то происходит.
     - Эх, дурья башка, - хмыкнул сержант, - не настрелялся еще. Подвигов захотелось, медалей, чтоб перед девками гоголем походить. Храни тебя Господь.
     - Да я не ради того...
     - Тихо, - неожиданно оборвал его сержант. - Слышишь?
     Иван прислушался и явственно различил приближающийся собачий лай с противоположной стороны границы.
     - Собаки, - одними губами произнес он.
     - Одна собака, - так же тихо ответил сержант. - Похоже, преследует. Тихо.
     Он поудобнее перехватил автомат и навел его в сторону приближающегося лая. Его напарник сделал то же. Внезапно на той стороне раздался треск ломающихся веток, и к контрольно-следовой полосе выскочил раскрасневшийся от бега мужчина в полевой форме капитана советской армии. Его глаза были навыкате, словно он чего-то до смерти боялся. Остановившись на секунду, он уверенно рванул через распаханную землю.
     - Что будем делать? - негромко спросил Иван.
     - Тихо, - скомандовал сержант.
     Капитан уже почти достиг леса, когда из кустов выскочила немецкая овчарка, в несколько прыжков настигла беглеца, уже на краю контрольно-следовой полосы, и бросилась сзади на шею. Человек упал, тихо вскрикнув. Сержант быстро перекинул предохранитель на одиночный огонь, прицелился и спустил курок. Звук выстрела пролетел по карельскому лесу. Собака, взвизгнув, отлетела в сторону и начала биться в агонии. Капитан вскочил и, подняв руки над головой, кинулся в сторону пограничников, крича:
     - Прошу политического убежища! Я капитан советской армии! Я ненавижу коммунистов! Прошу политического убежища!
     Дав знак напарнику лежать и не выдавать своего присутствия, сержант поднялся на колене, целясь в перебежчика, и громко произнес:
     - Стой. Руки вверх. Положи оружие.
     Капитан перешел на быстрый шаг, словно желая как можно дальше отойти от границы, нервными, судорожными движениями расстегнул портупею, на которой висела кобура, поднял ее над головой и снова повторил:
     - Я капитан советской армии Петр Антипов. Прошу политического убежища.
     С противоположной стороны границы снова затрещали ломающиеся ветки, и к контрольно-следовой полосе выбежало три человека в форме североросской народной армии, с автоматами ППШ на шее. По шуму за их спинами было ясно, что капитана преследует не меньше отделения. Увидев, что перебежчик уже находится на чужой территории и стоит перед пограничником, они мгновенно вскинули оружие и открыли огонь.
     Капитан и сержант как по команде рухнули на землю. Сержант тут же выпустил три короткие очереди по преследователям. Один из них выронил автомат и повалился на землю.
     - Огонь, - скомандовал сержант.
     Иван тут же дал несколько очередей по кустам, куда отступили преследователи. Теперь оттуда лупило уже около десятка автоматов. Пули со свистом летали над головами, отскакивая от деревьев. Советский капитан быстро подполз к пограничникам, укрылся за соседним деревом и, к удивлению Ивана, вынул из кобуры пистолет, передернул затвор и сделал несколько выстрелов в сторону преследователей.
     - Сдай оружие, - крикнул ему сержант, не прекращая огонь.
     - Нет. Вам что, лишний ствол не нужен? - крикнул капитан.
     - Сдай оружие, - повторил сержант. - Такой приказ.
     - Когда оторвемся, - ответил капитан. - Ребята, живым меня взять не должны. Пожалейте, здесь последний патрон мой.
     Он снова выстрелил в сторону преследователей.
     - Смотри, в обход пошли, - проговорил сержант, указывая Ивану чуть правее того места, откуда по ним вели огонь. Иван ничего не заметил, но послушно кивнул.
     - Через границу-то не пойдут, - прокричал он, перекрывая грохот выстрелов.
     - За советским капитаном хоть до самого Петербурга пойдут, - рявкнул сержант, меняя магазин в автомате. - Дело плохо. Это группа захвата ихнего МГБ. Они не отстанут. Бери капитана и веди на заставу. Оружие у него не забудь взять, когда из-под огня выйдете. Держитесь оврага. Я прикрою. Давай.
     - Матвей...
     - Исполнять.
     Сержант бросил на Ивана такой яростный взгляд, что тот, не говоря больше ни слова, перекатился к капитану и, положив ему руку на плечо, произнес:
     - Отходим.
     Капитана дважды просить не пришлось. Он немедленно пополз в ту сторону, куда ему указал пограничник, а Иван, придерживая автомат, заспешил за ним.
     Вскоре они скатились в овраг и прижались к земле.
     - Сдайте оружие, - быстро проговорил Иван.
     - Только на заставе, - ответил капитан.
     - Оружие,