се, чем я занимаюсь, очень рутинно и приносит незначительный результат. Какие-то фракции, внутрипартийные склоки, оппортунистические уклонисты. Конечно, я добьюсь проведения генеральной линии... Но я хочу настоящего боя. У меня есть счеты кое с кем в Северороссии.
     - Всему свой черед, - отмахнулся Петерс. - Наступит еще время новых боев. Но и сейчас есть невидимый фронт, и бои ведутся на нем не менее жестокие, чем в гражданскую. Кстати, мне стало известно, что вы знали начальника Управления североросской госбезопасности Татищева еще до революции. Как вы можете охарактеризовать этого человека?
     - Убежденный антикоммунист, еще с четырнадцатого года. Целью своей жизни поставил борьбу с советской властью. Хитрый, умный...
     - Уж в этом-то я убедился, - оскалился Петерс. - Есть какие-либо возможности повлиять на него? Подкупить, подсунуть женщину, посадить на наркотики? В ближайшее время он покинет свой пост, и контроль за ним ослабнет. Да и сам он может расслабиться, оказавшись не у дел. Возможно, затаит обиду на новые власти, а информация, которой он владеет, чрезвычайно ценна.
     - Честно говоря, сомневаюсь в этом, - пожал плечами Павел. - То, что просто купить его не получится, я гарантирую. Он весьма сложный человек... И опасный. Я бы посоветовал ликвидировать его.
     - Зачем? - Петерс пожал плечами. - Он скоро и так окажется в отставке.
     - Вы не понимаете, - настаивал Павел. - Это действительно опасный человек. Он знает слишком многое. При любом обострении ситуации он сразу окажется в стане наших врагов и нанесет непоправимый вред. Его надо убрать.
     - Я понимаю вашу личную ненависть к нему, - сочувственно произнес Петерс, - но в мире очень много реакционеров. На каждого из них охотиться мы не можем. Да и не нужно это. Одного убьем, двое других появятся. И хватит об этом. Партия определила методы борьбы, мы с вами - ее солдаты, должны выполнять приказы. Когда будет дана команда на индивидуальный террор, мы немедленно начнем его. Но пока наша задача - бороться с оппортунистическими и экстремистскими течениями в коммунистическом и социал-демократическом движении. И вы будете это делать, если, конечно, намереваетесь остаться в партии.
     - Хорошо, - гневно блеснул глазами Павел, - тогда у меня еще один вопрос. Я узнал, что вот уже несколько лет в Северороссию выезжают многие известные ученые с семьями. Вы не находите, что это беспечное разбазаривание людских ресурсов?
     - Перепуганные буржуи пусть бегут, - недовольно оттопырил губу Петерс. - Северороссы платят за каждого из них золотом и валютой. На эти деньги мы закупаем оборудование для разрушенных войной заводов, укрепляем экономику советского государства.
     - Это оборудование через десять-пятнадцать лет устареет, - возразил Павел, - а выехавшие ученые создадут новое, более совершенное, но уже не для нас, а для них. Неужели вы не понимаете, что за каждый вложенный в науку червонец враг получит более чем десятикратную отдачу? Никакое оборудование не даст вам такой рентабельности. А в вопросе развития вооружений ущерб вообще нельзя измерять в деньгах. Хороший аэродинамик, работающий в авиаконструкторской лаборатории противника, опаснее дюжины эскадрилий бомбонесущих аэропланов.
     - Эк вы хватили, - поморщился Петерс, - десять-пятнадцать лет. Да к двадцать девятому году наверняка произойдет мировая революция и сметет всех этих реакционеров с их аэропланами и пушками. Если вы так беспокоитесь о состоянии советской науки, то поинтересуйтесь, сколько рабфаков открыто сейчас и в Москве, и в провинции. Мы будем готовить наших, пролетарских ученых. Это не буржуазные спецы, которые все время норовят предать или уходят в интеллигентскую болтологию о гуманизме и прочей чепухе. Эти будут исходить только из задач пролетарской революции.
     - Подготовить специалиста - это дело многих лет, - покачал головой Павел. - А кто будет их готовить, если все самые лучшие старые профессора уедут? Наука сильна преемственностью поколений ученых. Рабфаковцы должны учиться у старых специалистов, чтобы перенять то, что знают они, и пойти дальше. В противном случае они вечно будут в положении догоняющих.
     - А вот я у охранки ничему не учился, - заявил Петерс. - До четырнадцатого года сапоги в Даугавпилсе тачал, а потом в окопах вшей кормил, а вот контру ловлю не хуже этих хваленых спецов от жандармерии. И наши рабфаковцы еще такую фору дадут всем этим буржуазным спецам, просто за счет молодого задора и высокого пролетарского сознания, что мир ахнет.
     Павел тяжело вздохнул. Бесперспективность спора стала ему совершенно ясна.
     - Я подам докладные записки товарищу Сталину и товарищу Менжинскому, - спокойно произнес он.
     - Подавайте, - пожал плечами Петерс. - У вас ко мне все?
     - Пока да, - кивнул Павел.
     - Хорошо, - кивнул Петерс. - А у меня к вам еще одна просьба. Я понимаю, что быстро этого не сделаешь, но работать в этом направлении необходимо. Проанализируйте данные агентуры Коминтерна и сообщите нам, кто из социалистически настроенных деятелей в североросской политике, государственном аппарате, возможно, даже армии и полиции могут быть завербованы нами, так сказать, на идеологической основе. Вы меня понимаете?
     - Конечно, - улыбнулся Павел, - это я сделаю.
     - Вот и отлично, - произнес Петерс. - Тогда до встречи.
     Павел поднялся, пожал руку чекисту и направился к двери. Однако, не дойдя, повернулся к собеседнику:
     - У меня есть одна просьба, товарищ Петерс. Я бы хотел пройти обучение у серьезного специалиста по штыковому и рукопашному бою. Не можете ли вы мне порекомендовать такого?
     - Штыковым и рукопашным? - удивленно поднял брови Петерс. - Вы? Зачем?
     - Есть один должок, - процедил Павел. - В девятнадцатом один человек взял меня в плен в рукопашном бою. Я бы не хотел, чтобы такая ситуация повторилась. Да и поквитаться с господами офицерами не мешало бы.
     - И кто вас взял? - склонил голову набок Петерс.
     - Некто майор Колычев, - произнес Павел. - Сейчас он вроде подполковник.
     - Ого! - Петерс покачал головой. - Известная личность. Подполковник североросской госбезопасности. Создал Центр боевой подготовки, в котором проходят обучение не только служащие в североросской армии и полиции, но и стажируются офицеры многих буржуазных государств. Считается одним из самых больших мастеров рукопашного боя в Европе. Это очень серьезные противник. Думаю, вам не стоит расстраиваться, что вы потерпели от него поражение.
     - И все же, - с напором проговорил Павел, - если я чувствую, что в чем-то уступаю своим врагам, то обязательно стараюсь восполнить свои недостатки. Это закон борьбы - враг всегда использует твои слабые места, и, чтобы выиграть, надо усиливать в первую очередь их.
     - Что же, - пожал плечами Петерс, - раз вы так хотите... Есть один человек. Очень серьезный специалист, знаток японской борьбы джиу-джитсу <Правильнее говорить "дзю-дзюцу", это гораздо ближе к оригиналу. Однако в Европе, Америке и России эта борьба получила распространение в конце XIX века именно под названием джиу-джитсу.>. Обучает он, правда, только сотрудников ОГПУ и милиции, а вы работник аппарата Коминтерна... Впрочем, учитывая наши с вами особые отношения, думаю, исключение для вас будет сделано. Я напишу ему записку.

***

     Через четверть часа Павел вышел на Лубянскую площадь. Нэповская Москва шумела. Катили извозчики, развозя нэпманов и их расфуфыренных жен. По тротуару шагали совслужащие. В отдалении послышалась трамвайная трель. К подъезду здания ОГПУ свернул открытый автомобиль, из которого вышел какой-то чекист, а с ним... Павел остолбенел, узнав Наталью. Та тоже застыла, увидев его. Ее спутник нетерпеливо проговорил:
     - В чем дело, товарищ Раппопорт?
     - Извините, - опомнилась она, - я вас догоню. Есть одно дело.
     - Не задерживайтесь, пожалуйста, вас хотят срочно видеть в шестом отделе, - сухо произнес чекист и направился к подъезду.
     Наталья пошла к Павлу. Он шагнул ей навстречу.
     - Ты? - произнес он. - Как ты выбралась оттуда?
     - Меня депортировали с персоналом полпредства, когда Оладьин вошел в Петербург, - пояснила она. - А как ты здесь оказался? Я думала, ты в тюрьме.
     - Меня обменяли месяц назад на североросского шпиона, - проговорил он. - Я сейчас работаю в аппарате Коминтерна.
     - А я в отделе переводов Московского ОГПУ. Ну что ж, - проговорила она после непродолжительной паузы, - рада, что ты на свободе и в Москве. Мне, извини, надо бежать. Срочная работа.
     - Да, - встрепенулся он. - Как я смогу найти тебя?

***

     Июль тысяча девятьсот двадцать второго года в Петербурге был необычайно жарким. Алексей неспешно шел по улице, расстегнув ворот рубахи и держа пиджак под мышкой. Впервые за долгое время он никуда не спешил. Впервые не чувствовал тяжести оружия. Впервые шел по городу без охраны. Впервые не знал, что ему делать дальше.
     Подойдя к дому на Кирочной, он посмотрел на окна третьего этажа и направился к подъезду. Швейцар приветливо распахнул перед ним двери. Мягкая ковровая дорожка покрывала лестницу. Цветные витражи отбрасывали веселые блики под ярким летним солнцем. В вазах на подоконниках благоухали цветы.
     - А, Лешенька, проходите, дорогой, - радушно встретил его Санин в дверях своей квартиры. - Как дела ваши?
     - Да вот, - неопределенно отозвался Алексей, протягивая ему лист бумаги и проходя в гостиную.
     - Так, - проговорил Санин, беря с комода очки и разворачивая лист. - "Уважаемый господин Татищев, в связи с реформированием Управления государственной безопасности уведомляю вас о вашей отставке с пятнадцатого июля тысяча девятьсот двадцать второго года. Президент Траупп". Поздравляю вас, Лешенька.
     - Спасибо, - буркнул Алексей, тяжело опускаясь на стул. - Хотел бы я знать, что мне теперь делать.
     - Ну, если не ошибаюсь, - откашлялся Санин, - генерал-майору в отставке полагается приличное содержание.
     - Недурное, - подтвердил Алексей, - но дело-то не в том. Мне двадцать шесть лет. Восемь лет назад мы попали сюда, я поставил себе цель, и с тех пор у меня не было ни одной свободной минуты. Я менял приоритеты, корректировал задачи, но всегда шел к чему-то, добивался чего-то, а вот сейчас мне некуда идти. Меня просто вышвырнули с государственной службы и из политики.
     - Вы сумели построить целое государство, Лешенька, - улыбнулся Санин. - Что для вас теперь построить свою жизнь? Разве мало личных проблем, что вы так сокрушаетесь?
     - Да, вы правы, - произнес Алексей. - Надо заняться собой, создать семью. Наверное, пойду в бизнес. Только вот в какой? Я хорошо умею стрелять из орудий, револьверов, винтовок разных систем, вести агентурную работу, брать мосты и штабы противника. И это все. Оказывается, я не приспособлен к мирной жизни.
     - Приспосабливайтесь, - проговорил Санин. - В конце концов, сражаясь на гражданской войне, вы лишь отстаивали свое право жить так, как хотите. Вы его завоевали, так пользуйтесь им. Цель достигнута, а брать вас на обеспечение за то, что вы отстаивали свои идеалы, простите, никто не обязан.
     - Надо что-то решать, - протянул Алексей. - Мозги закипают.
     - Кто вам сказал, что надо что-то решать? - поднял брови Санин. - У вас что, нет средств к существованию? Правильное решение придет само, но не раньше, чем вы расслабитесь и перестанете за ним гоняться. Съездите отдохнуть, живите естественно, тогда все получится. Вы сколько в отпуске не были?
     - С того двухнедельного отпуска в шестнадцатом не был, - вздохнул Алексей. - Если, конечно, не считать отсидку в чекистских застенках.
     - Вот и отдохните. Попутешествуйте. Я бы сам тряхнул стариной, да сыну еще только четыре. Куда бы вы хотели съездить?
     - В Ниццу, - выдохнул Алексей, - и в Рим, и в Монте-Карло, и Париж хочу увидеть, и Швейцарию.
     - Ну вот, - рассмеялся Санин, - а говорите, делать нечего. Полноте, в ваши-то годы!
     В комнату вошла жена Санина.
     - Здравствуйте, Алексей, - произнесла она и повернулась к мужу: - Дима, обед подавать?
     - Разумеется, - кивнул Санин. - Вы отобедаете с нами, Лешенька.
     - Конечно, - улыбнулся Алексей, - с удовольствием.
     Он поднялся и направился к ванной, чтобы помыть руки.
     - Да, чуть не забыл, - произнес Санин. - Пришло письмо от Павла. У него все хорошо. Он в Москве, работает в аппарате Коминтерна. Или вам это неинтересно?
     - Неинтересно, - отрубил Алексей.

***

     Павел стоял у стены спортивного зала, в центре которого царил невысокий, бритый наголо человек в гимнастерке и галифе. Мягко ступая босыми ногами по дощатому полу, он с невероятной легкостью отбивался от людей, облаченных в такую же форму военного образца, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Павел содрогнулся. Даже если штыки затуплены, ими можно нанести серьезнейшую травму. Однако защищающегося, казалось, это вовсе не волновало. Легко уклоняясь от ударов, он без видимых усилий бросал на пол атакующего и тут же разворачивался для защиты от следующего противника.
     Закончив эту опасную демонстрацию, бритый наголо человек дал приказ своим ученикам разбиться на пары и поочередно отрабатывать защиту от штыкового удара уходом за спину противника, после чего направился к Павлу. Тот приосанился и достал из кармана рубашки сложенную вчетверо записку от Петерса.
     - Здравствуйте, - произнес он, когда тренер приблизился, - мне нужен товарищ Спиридонов <Спиридонов Виктор Афанасьевич (1883-1943)-бывший офицер царской армии, после революция перешедший на сторону большевиков. Мастер дзю-дзюцу, разработавший впоследствии систему самообороны САМ, названную впоследствии самбо. На этом основании его часто ошибочно считают одним из отцов-основателей современного самбо. На самом деле известная нам сейчас под этим названием борьба была основана Василием Сергеевичем Ощепковым (1892-1937). Родившийся в южной части Сахалина, в 1905 г. отошедшей к Японии, он поступил в институт Кодокан (Токио) в 1911 г., где обучался дзюдо. В 1914 г. он переехал во Владивосток, где начал преподавать дзюдо. Во время описываемых событий (1922 г.) он путешествовал по Китаю, под видом распространения кинопродукции занимаясь шпионажем в пользу советской разведки. Впоследствии он переехал в Новосибирск, где занимался переводами добытых разведкой РККА документов на японском и китайском языках и продолжил преподавание дзюдо. Затем был приглашен в Москву и там стал преподавать дзюдо всем желающим. В отличие от Спиридонова, формально состоявшего в обществе "Динамо", но отказывавшегося преподавать свое искусство кому-либо, кроме работников ОПТУ и милиции, Ощепков настаивал на широком распространении борьбы. Будучи знакомы лично и прекрасно зная методики друг друга, Спиридонов и Ощепков, мягко говоря, не ладили. Ощепков считал технику Спиридонова чересчур сложной и на практике невыполнимой, а Спиридонов, полагая недопустимым обучать борьбе людей, не служащих в органах политического сыска и правопорядка, утверждал к тому же, что Ощепков излишне упростил и обеднил боевое искусство. Так что о "совместной работе" не могло быть и речи. Интересно заметить, что Ощепков, хотя действительно ввел в свой стиль некоторые элементы из различных видов борьбы народов Кавказа и Средней Азия, всегда утверждал, что преподает дзюдо. В 1937 г. он был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии и умер на десятый день пребывания в застенках НКВД. Его ученик А. Харлампиев, очевидно выполняя политический заказ, после смерти учителя объявил, что он создал новый вид борьбы, синтезируя национальные виды борьбы Кавказа и других народов СССР. Японские корни стиля были прочно забыты, вернее, вычеркнуты из истории школы. Вначале вид получил название "советская вольная борьба". А когда в конце 1940-х в СССР начали культивировать олимпийские виды спорта, позаимствовали название стиля Спиридонова - самбо. Однако сам стиль Спиридонова никогда не имел отношения к спорту и всегда оставался строго боевой системой для специалистов, скрытый под грифами "Для служебного пользования" и "Секретно". Пройдя нелегкий путь совершенствования и многочисленных проверок, доказавших его безусловную эффективность, он до сих находится на вооружении спецподразделений российской армии и спецслужб. Скончался В. А. Спиридонов в 1943 г. в эвакуации от неизлечимой болезни; почти до последнего дня он занимался подготовкой советских диверсантов.>.
     - Я вас слушаю, - коротко сказал тренер.
     Павел протянул записку. Тот развернул, пробежал глазами и произнес:
     - Здесь написано, что вы из аппарата Коминтерна. Это так?
     - Да, - кивнул Павел. - Но я сотрудничаю с...
     - Меня это не очень интересует, - покачал головой Спиридонов. - У вас есть боевой опыт?
     - Да, - ответил Павел. - Я работал в Чека в семнадцатом-восемнадцатом годах, а в девятнадцатом командовал Ингерманландской рабочей бригадой.
     - Вот как, - проговорил Спиридонов. - А после?
     - А после сидел в тюрьме в Петербурге.
     - Понятно, - улыбнулся Спиридонов. - А сейчас, стало быть, вы аппаратный работник?
     - Сейчас - да, - сделал ударение на первом слове Павел.
     - Вы уверены, что вам нужна борьба? - спросил тренер, возвращая записку и глядя Павлу в глаза.
     - Абсолютно, - с напором произнес Павел. - Если меня усадили за канцелярский стол, это не значит, что я собираюсь всю жизнь перекладывать бумажки. Предстоят бои, и я хочу быть готовым к ним.
     - Займитесь стрельбой, - пожал плечами Спиридонов. - Роль рукопашного боя в войне неуклонно падает.
     - В девятнадцатом меня взяли в плен именно в рукопашной схватке, и я бы не хотел, чтобы это повторилось, - пояснил Павел. - Что же касается стрельбы... Если хотите, постреляем на скорость и посоревнуемся в выхватывании оружия. Я посвятил этому немало времени и намерен практиковаться дальше.
     - Понятно. - В глазах Спиридонова появился интерес. - Извините, что я подвергаю вас столь дотошному допросу, тому есть причины. Занятия борьбой требуют настойчивости и определенной психологической подготовки. Я должен быть уверен, что занимающийся у меня человек приложит все силы и пойдет до конца. Поэтому я предпочитаю иметь дело с людьми, которые четко осознают, зачем им это надо, и имеют некоторые представления о реалиях боя. Кроме того, начать и не закончить - это хуже, чем даже не начинать. Вред может быть нанесен не только занимающемуся, но и окружающим. Вы меня понимаете?
     -Да.
     - Мне кажется, вы собираетесь кому-то отомстить? - Спиридонов внимательно посмотрел Павлу в глаза.
     - О да, - ответил Павел. - Я бы с удовольствием сошелся в бою с тем человеком, который взял меня тогда.
     - Кто это был? - осведомился Спиридонов.
     - Некто Колычев...
     - Сергей или Владимир? - тут же спросил Спиридонов.
     - Он сейчас подполковник... - пояснил Павел.
     - Сергей, - констатировал Спиридонов. - Я его встречал. В шестнадцатом мы даже боролись друг с другом. Он мне показал несколько интересных вещей. Я тоже кое-чему научил его.
     - Не жалеете, что учили врага? - поинтересовался Павел.
     - Он мастер, - пожал плечами Спиридонов. - Мы обменялись информацией к взаимной пользе. Судьба развела нас по разные стороны фронтов и границ... а жаль.
     - Но сейчас он враг, - настаивал Павел.
     - Сейчас, полагаю, он еще больший мастер, - улыбнулся Спиридонов и, заметив непонимание в глазах Павла, продолжил: - Я хочу, чтобы вы запомнили. В бою надо быть беспристрастным. Такие чувства, как ненависть, презрение, жажда мести, страх, любовь, чрезмерно искажают видение, а значит, ослабляют вас.
     - Интересно, что же делать со страхом? - поднял брови Павел. - Признаться, когда я был в Чека, и после, когда водил бригаду в бой, поджилки тряслись.
     - Хорошо, что вы осознаете это как проблему, - кивнул Спиридонов. - Страх - естественная реакция организма, предупреждение об опасности. Впрочем, ваша задача - добиться того, чтобы страх не сковывал вас, не мешал действовать. Со временем это приходит... когда вы начинаете несколько иначе относиться к жиз