войну, значит, и идеологически были слабее. Тебе же не приходит в голову обвинять подполковника Колычева в подлоге и жульничестве? Он победил тебя в честном штыковом бою. Колычев был сильнее. Признай поражение и здесь. Не будем об этом, все уже и вправду сказано. Если захочешь есть, скажи, путь у нас долгий. Наручники на время еды я сниму.
     - Уже подполковник, - процедил Павел, - быстро.
     Он заметил, что автомобиль проезжает мимо указателя направления на Новгород.
     - Ничего, - проворчал Павел, - я займусь и штыковым, и рукопашной, как занялся стрельбой после нашей встречи в сентябре семнадцатого. Я смогу победить тебя и с оружием, и без оружия, и в поединке на ковре, и в баталии, где столкнутся многочисленные современные армии. Мы с тобой враги до скончания дней.
     Алексей промолчал, отвернувшись к Колычеву. Тот ответил спокойным взглядом.

***

     Солнце уже клонилось к горизонту, когда, выглянув из-за спины водителя, Павел увидел впереди пограничный шлагбаум. Сердце учащенно забилось. Вот она, долгожданная свобода. Около трех часов, включая короткую остановку для заправки и обеда, они ехали от Петербурга до Новгорода по гладкому прямому шоссе. За Новгородом дорога стала хуже, но все-таки оставалась очень приличной, даже с точки зрения россиянина конца двадцатого века. Павел заметил, что за три года многое изменилось. Улучшились дороги, появились заправочные станции, люди стали одеваться значительно лучше. Он подумал, что его ждет измотанная гражданской войной и разоренная страна. Но все же это была его страна, земля его мечты, и сердце наполнилось радостью.
     Машины выкатились на небольшую заасфальтированную площадку перед шлагбаумом. Справа стояла будка, в которой дежурил солдат в новой североросской форме и с автоматической винтовкой. Его конфедератка имела зеленый верх. Слева выстроилось отделение таких же солдат.
     Алексей распахнул дверцу, выпрыгнул из машины и знаком предложил Павлу последовать за ним. Асфальт обрывался сразу за шлагбаумом, дальше шла грунтовая дорога. Метрах в ста от шлагбаума около нее стоял зелено-красный пограничный столб с гербом Северороссии, метров через пять стоял другой, неокрашенный, столб с гербом РСФСР, а еще дальше виднелся второй шлагбаум, за которым, с винтовкой с примкнутым штыком за плечами, ходил солдат в старой русской пехотной форме, но без погон.
     - Не приехали еще, - буркнул Колычев, тоже выходя из машины. - Закуриваем?
     Он достал из кармана пачку "Честерфилда", сунул себе в рот сигарету и протянул другую Павлу. Перекинув плащ на локоть, Павел взял ее и прикурил от спички, зажженной подполковником.
     - А ты? - кивнул он Алексею.
     - Не курю. - Тот отошел к будке и принялся рассматривать советскую сторону.
     Охранники, приехавшие во второй машине, снова курили, перебрасываясь какими-то шутками. Так прошло около получаса. Внезапно на советской стороне послышался какой-то шум. Около десятка кавалеристов при шашках и карабинах подъехали к шлагбауму, спешились, привязали коней к коновязи, затем построились. Тут же из-за поворота выехала большая открытая машина.
     Колычев махнул рукой, и немедленно отделение североросских пограничников отгородило его, Алексея и Павла от границы, полностью закрыв ему видимость. Кинув недокуренную сигарету на асфальт, подполковник кивнул охранникам и направился к пограничному шлагбауму.
     Охранники подошли к Павлу. Один достал из кармана ключ и снял наручники. Второй, очевидно старший в группе, произнес:
     - Господин Сергеев, сейчас вас выведут на государственную границу для обмена. Вам надлежит беспрекословно выполнять все наши приказания. При попытке бежать мы немедленно откроем огонь на поражение.
     Один из охранников отошел в сторону, следя за происходящим на границе. Наконец он махнул рукой, и только что говоривший охранник и его помощник, снявший наручники с Павла, подхватили его под руки и повели вокруг строя пограничников. Когда они подошли к шлагбауму, выскочивший из будки солдат поднял его. Павел бросил последний взгляд на неподвижно стоящего у обочины Алексея. Тот отвернулся. И в этот момент Павел понял, кто был тот второй доброхот, приносивший для него в тюрьму передачи. Он хотел что-то сказать, но охранники грубо потянули его, заставив идти.
     У североросского пограничного столба стоял Колычев, а напротив него, у советского столба, стоял человек в гимнастерке, перепоясанной широким ремнем, в галифе и сапогах. С советской стороны к границе, так же под руки, два чекиста вели худощавого высокого человека в темном костюме, белой рубашке, но без галстука и в лакированных туфлях.
     Сто метров от шлагбаума до столба показались Павлу бесконечно долгим путешествием, но вот он уже рядом с Колычевым. Подполковник знаком велел остановиться. Чекисты с человеком в штатском продвигались медленней, но наконец и они вышли к своему столбу. Колычев внимательно посмотрел в лицо человеку, которого доставили для обмена чекисты, потом кивнул стоящим напротив него военным.
     - Идите спокойно, не бегите, - произнес старший охранник, подталкивая Павла вперед.
     Тот сделал два шага, остановился, затем снова пошел вперед. Через два метра он разминулся с графом Этгардтом, бросив на него холодный взгляд, и, уже не в силах сдерживаться, ускорил шаг.
     Спустя несколько секунд двое чекистов, те, что вели графа, встали плечом к плечу за спиной Павла, заграждая от возможного выстрела, а третий, крепко пожав руку, произнес:
     - С освобождением, товарищ Сергеев. Идемте скорее, здесь небезопасно.
     Быстрым шагом, почти бегом, они направились к советскому шлагбауму. Когда миновали его и укрылись за строем красноармейцев, навстречу Павлу двинулся высокий мужчина средних лет, в кожанке поверх гимнастерки, галифе и офицерских сапогах, и протянул руку:
     - С освобождением, товарищ Сергеев. Добро пожаловать на советскую землю. Я заместитель начальника отдела внешних операций ОГПУ товарищ Петерс. Рад, что вы вырвались из лап североросских реакционеров.
     - Спасибо. - Павел ответил на рукопожатие и повернулся к границе.
     Там, за североросским шлагбаумом, уже хлопали дверцы автомобилей и ревели моторы. Начальник Управления государственной безопасности Северороссии генерал-майор Татищев, подполковник Колычев и граф Этгардт возвращались в Петербург.
     - Мы еще вернемся, - жестко произнес Павел.

Эпизод 13 НОВАЯ ЖИЗНЬ

     Павел прошел по коридорам здания, расположенного в самом сердце Кремля, и оказался в приемной, облик которой так хорошо был известен ему по многочисленным документальным и художественным фильмам, которые он видел еще в своем мире. Невзрачный лысый человечек, сидевший за столом, поднялся, завидев его, и произнес:
     - Слушаю вас.
     - Павел Сергеев, - произнес Павел, - к товарищу Сталину.
     - Я доложу, - буркнул человечек, почему-то на цыпочках подобрался к двери кабинета, постучался и проскользнул внутрь. Примерно через минуту он вновь открыл дверь:
     - Проходите, товарищ Сергеев.
     Павел вошел в огромный кабинет, которому еще предстояло сыграть столь значительную роль в истории всего человечества. За столом у противоположной стены восседал сам товарищ Сталин, молодой, с черными как смоль волосами. Еще не великий вождь и учитель, еще не единоличный глава страны, еще только один из пяти партийных вождей, концентрировавших все более значительную власть в огромной стране <В тот момент, как и позже, в 1924-1928 годах, большинство наблюдателей полагали, что пять партийных лидеров - Сталин, Троцкий, Бухарин, Рыков и Каменев - перенимают власть у Ленина, имея примерно равные шансы стать лидерами партии и страны. Мало кто сомневался в том, что в конце концов останется только один вождь, который подомнет остальных. Многие сейчас полагают, что, если бы победил не Сталин, а другой претендент на власть, история России в двадцатом веке сложилась куда более счастливо. Не желая навязывать читателю своего мнения, хочу все-таки заметить, что вряд ли кто-то из соперников Сталина имел такие, как у него, волевые качества, навыки аппаратной борьбы и способность вести сложные, многоступенчатые интриги. Впрочем, если даже предположить, что в результате несчастного случая или покушения Сталин погиб (других способов для победы конкурентов над ним я просто не вижу), кто-либо из оставшихся вождей одержал бы верх, полагаю, история могла бы измениться только в том отношении, что менее умелый и прозорливый диктатор привел бы коммунистическую систему к краху значительно раньше.> по мере того, как смертельно больной Ленин удалялся от управления партией и государством.
     Никто пока еще не знал, какая судьба отведена Сталину в дальнейшем. Никто, кроме Павла. И вот сейчас Павел чувствовал, что ему предоставился редчайший шанс изменить историю.
     - Здравствуйте, товарищ Сергеев, - медленно произнес, не поднимаясь со своего кресла, Сталин. - Проходите, присаживайтесь.
     - Здравствуйте, товарищ Сталин, - четко, почти по-военному, произнес Павел.
     Он сел на указанный вождем стул.
     - Поздравляю вас с освобождением, - улыбнулся Сталин. - Тяжело было?
     - И не такое выдерживали, - браво ответил Павел. - Спасибо, товарищ Сталин.
     - Какое впечатление у вас от увиденного в РСФСР? - осведомился вождь.
     - Положение тяжелое, - произнес Павел. - Впереди много работы.
     - Очень правильно заметили, - утвердительно покачал головой Сталин. - На каком же участке хотели бы вы приложить свои усилия?
     - Готов работать там, куда пошлют партия и вы, товарищ Сталин, - вытянулся в струнку Павел.
     Глаза вождя блеснули желтым.
     - Не стоит так выделять мою личность, - медленно проговорил он. - Я лишь один из солдат партии.
     - Вы единственный, кто может продолжить дело Ленина и привести нас к победе, - неожиданно выпалил Павел и обмер, словно пригвожденный к месту холодным взглядом собеседника.
     - Неправильно мыслите, товарищ Сергеев, не диалектически, - нахмурился Сталин. - В нашей работе незаменимых людей нет, но все мы служим ради всемирной победы коммунизма.
     Павел потупился под строгим взглядом вождя. Все пламенные слова, которые он подготовил для этой встречи, сразу вылетели из головы, уступив место страху, который почему-то вселил в него один вид Сталина.
     - Я надеюсь, вы отдадите все свои силы нашему общему делу, - продолжил Сталин, - а не внутрипартийной борьбе, которая является лишь эпизодом великой битвы за счастье всего человечества.
     - Конечно, товарищ Сталин, - потупился Павел.
     - Хорошо, - удовлетворенно кивнул вождь, - я рад, что вы понимаете эти вещи. И раз вы готовы выполнить любое поручение партии, я бы предложил вам работу в аппарате Коминтерна.

***

     Петербургская белая ночь уже начала уступать место солнечному утру, когда Алексей вышел из автомобиля у подъезда Мраморного дворца. Широко шагая, он миновал вестибюль, поднялся по роскошной лестнице и вскоре оказался в приемной президента.
     - Проходите, ваше высокопревосходительство, - произнес капитан первого ранга Гюнтер Вайсберг, распахивая перед Татищевым дверь кабинета.
     Алексей вошел и увидел Оладьина. Адмирал сидел за своим рабочим столом в какой-то неестественно расслабленной, безвольной позе. Видеть президента в гражданском костюме было непривычно, но еще менее привычно было видеть его в столь подавленном состоянии.
     - Это конец, Татищев, - поднял он мутные глаза на Алексея. - Сорок восемь процентов за нас, пятьдесят один с половиной - за Трауппа. Социал-демократы победили.
     - Значит, такова судьба, - произнес Алексей, садясь в кресло для посетителей.
     - Благодаря мне, - процедил сквозь зубы адмирал, - эта страна существует вообще. Благодаря мне ее граждане каждый день намазывают жирным маслом кусок белого хлеба. Благодаря мне они могут писать в своих газетенках всякую чепуху и горланить на своих партийных сходках. И они же за это меня - вон! Не нравятся мои диктаторские замашки, видите ли.
     - Но они помнят также обнищание и повальную безработицу первого года экономической реформы, - покачал головой Алексей. - Да к тому же общеизвестно: мещане, когда их жизни и имуществу ничего не грозит, боятся ярких личностей. Так уж устроен мир.
     - Нет, трижды прав Врангель, что своим спуску не дает, - грохнул кулаком по столу Оладьин. - Вот бы где они у меня были, если бы не твои либеральные иллюзии. Слушай, Татищев, а если поднимем твой спецполк и флот и разгоним всю эту интеллигентскую сволочь к чертям?
     - Практически это возможно, - кивнул Алексей. - В армии за вас голосовало девяносто восемь процентов, в полиции - восемьдесят. Но вначале примите мою отставку.
     - Почему? - Глаза адмирала снова помутнели.
     - Потому, что то государство, которое вы создадите, это не то государство, в котором я хочу жить. Вы знаете, ваше высокопревосходительство, я не трус, и под пули ходил, и в подполье работал. Но мы боролись против узурпаторов. Если вы пойдете сейчас по силовому пути, свернуть уже не сможете. Вы будете арестовывать неугодных вам, лишать собственности не поддерживающих вас. И чем же вы будете тогда отличаться от большевика?
     - Вы же знаете, что я антикоммунист, - вскипел Оладьин.
     - Я против коммунистов, - покачал головой Алексей, - не потому, что мне не нравятся серп, молот и красные знамена. Я против них, потому что считаю: каждый человек от рождения наделен неотъемлемыми правами. Я сражался против большевиков, которые плюют па эти права, считая людей материалом, сырьем для своих экспериментов. Я не поддержу вас, если вы превратитесь в обычного диктатора, мыслящего подобным же образом.
     Оладьин снова обмяк.
     - Вы нужны мне, Алексей, - произнес он. - Мы многого добились вместе. Почему вы хотите оставить меня?
     - Я не оставлю вас, - с напором произнес Алексей, - если вы не свернете с пути, на который однажды встали. Выбирайте, ваше высокопревосходительство, что для вас первостепенно: личная власть или благо государства. Если первое, я с вами, пусть даже это и означает мою и вашу отставку. Но помните: правитель, действующий из своих личных интересов, ведет страну к гибели.
     - К тридцатому году мы должны были включить в свой состав Эстонию и Финляндию, - помотал головой Оладьин, - стать одной из самых мощных военных держав. А что сделают эти?!
     - Подчинитесь неизбежному, ваше высокопревосходительство, - проговорил Алексей. - Мы сами установили правила игры. Давайте не будем нарушать их. Надо во что бы то ни стало избежать крови. Не забывайте, что времена меняются. Если мы сохраним демократию, то еще сможем вернуться к власти через те же выборы. Но сейчас народ нас не хочет. Это придется признать и, если мы уважаем своих граждан, признать результаты выборов. Сейчас нам просто надо проанализировать причины, по которым мы проиграли, чтобы извлечь уроки и не допустить ошибок в дальнейшем. Социал-демократы уважают конституцию, они не будут узурпировать власть, как это сделали бы коммунисты или фашисты. Мы сохраним много мест в Думе. Вы сможете стать депутатом и лидером парламентской фракции.
     Если же мы пойдем по силовому варианту, это будет лишь началом целой цепи кровавых переворотов. А в конце концов к власти придут коммунисты, потому что они сплоченнее и жестче остальных, а народ к этому моменту уже не будет видеть разницы между нами и ними.
     - Хорошо, - вздохнул адмирал. - Ступайте к себе. До передачи власти у нас еще месяц. Постарайтесь привести дела в порядок и сделать максимум возможного за это время.

***

     Павел шел по коридору в уже известном всей Москве здания на Лубянке. Когда-то здесь находилось страховое общество, а теперь - грозная спецслужба, одно название которой заставляло трепетать многих людей в стане и за ее пределами. "Ничего, - думал Павел, - пройдет еще немного времени, и весь мир будет трепетать перед мощью пролетарского карающего меча. Так и должно быть. Только таким путем мы сможем утвердить свою власть на планете".
     "Только таким? - шальная мысль возникла в его мозгу. - Не означает ли это, что мы просто не способны взять власть в ходе свободных выборов, конкурируя с буржуазными партиями? При самом благоприятном стечении обстоятельств, когда нам никто не мешал вести пропаганду, в январе восемнадцатого мы набрали двадцать пять процентов, и то в союзе с левыми эсерами. В нашем мире за коммунистов на президентских выборах проголосовало около половины граждан страны, некоторые даже говорят, что больше половины, а результаты скрыли. Может, и так. Но, что греха таить, многие из выбиравших Зюганова голосовали против Ельцина, а не за коммунизм. Здесь же нам пришлось подавлять мощные крестьянские восстания. Неужели народ и вправду нас не хочет? Бред. Я же знаю, что это единственно верное учение, дорога к светлому будущему. Большинство населения еще не созрело. Но что делать? Не ждать же отстающих! Надо ускорить исторические процессы ради них же, всех людей, живущих на земле, ради блага их потомков".
     Навел остановился около нужной ему двери и постучал.
     - Войдите, - раздался знакомый голос. Павел вошел.
     - Здравствуйте, товарищ Сергеев, - поднялся из-за стола Петерс. - Спасибо, что пришли так быстро.
     - Это мой долг, - улыбнулся Павел, садясь на стул для посетителей.
     Обстановка кабинета Петерса была более чем аскетичной. Канцелярский письменный стол с примыкающим к нему столом для совещаний. Несколько стульев и три шкафа для бумаг. На крышке рабочего стола размещались: простенький письменный прибор, пресс-папье, стеклянный графин с водой и два граненых стакана. Осматривая скудное убранство кабинета, Павел подумал: "Все правильно, так и должно быть. Все должно быть подчинено одной задаче - борьбе за дело коммунизма. Никакой роскоши, никаких сантиментов. Прав товарищ Сталин, трижды прав. И я должен отдать всю свою жизнь борьбе. Это смысл моей жизни".
     - Как работается? - осведомился Петерс, в упор глядя на собеседника. - Как обустроились?
     - Нормально, - пожал плечами Павел. - Быт меня не очень волнует. Выделили комнатку недалеко от работы, тому и рад. Служу секретарем в Балтийском отделе Коминтерна. Работа в основном техническая. Ничего особенного. Вы знаете, я бы мог приносить больше пользы нашему делу.
     - Все, что делается на благо пролетариата, - полезно, - наставительно проговорил Петерс. - Впрочем, вы действительно чрезвычайно важны для нас. И наш отдел был бы рад установить с вами более тесное сотрудничество, товарищ Сергеев.
     - Рад помочь, - улыбнулся Павел.
     - Прежде всего меня интересует обстановка в Северороссии, - быстро проговорил Петерс. - Честно говоря, я не ожидал, что Оладьин так легко отдаст власть. Что вы думаете по этому поводу?
     - Возможно, - пожал плечами Павел, - он действительно уверовал в идеалы буржуазной демократии. Если честно, я тоже полагал, что он совершит переворот и не допустит конкурента к власти.
     - Мы очень рассчитывали на это, - проворчал Петерс. - Если бы события пошли таким образом, мы могли бы спровоцировать там серьезный конфликт между социал-демократами и Оладьиным. Возникли бы уличные беспорядки, а там, глядишь, и до революционной ситуации недалеко.
     У Павла загорелись глаза:
     - Значит, все же есть планы по восстановлению советской власти в Северороссии?
     - Конечно, товарищ, - снисходительно пояснил Петерс, - наша борьба не прекратится никогда.
     - Я мог бы помочь, - быстро произнес Павел.
     - А вы и так помогаете. Насколько я знаю, вам поставлена задача работать с североросскими коммунистами, проживающими на территории РСФСР, и курировать работу Коминтерна в Северороссии. Это важная деятельность.
     - И стоило меня обменивать на иностранного шпиона, чтобы я сидел за канцелярским столом и перебирал бумажки?! - начал кипятиться Павел.
     - Не спешите, товарищ Сергеев, - произнес Петерс. - Вы обладаете знаниями и навыками, которые окажутся чрезвычайно полезны для нас в будущем. Но ваше время еще не настало.
     - Конечно, - кивнул Павел. - Но есть же и текущие операции. Сама борьба. В