ли?
     - Нет. - Павел отвел глаза. - А что?
     - Понимаю. Замечательное место. Рекомендую. Тихий приятный городок. Источники. Приветливая публика, прекрасное обслуживание в клиниках, гостиницах и ресторанах. В Старой Руссе, конечно, тоже неплохо, в чем-то даже лучше. Я очень люблю отдыхать там. Но кто сказал, что всегда надо выбирать или-или, когда можно взять и то и другое? Я вообще никогда не понимал, почему любовь к родным березкам должна обязательно сочетаться с ненавистью к пальмам и кедрам. Ну, а выбор моего маршрута на это лето обусловлен... Вы понимаете. Последний год мирной жизни. У нас с вами есть привилегия предвидеть события. До послевоенного переустройства я уж, верно, не доживу. Скоро все в Европе встанет дыбом, а мне очень хотелось посмотреть напоследок на этот исчезающий мир.
     - Да, скоро все поменяется. - Глаза Павла загорелись. - Вы даже не представляете себе, насколько все может поменяться. Мы постараемся не допустить того, что случилось в нашем мире.
     Санин грустно посмотрел на него и произнес:
     - Посмотрите вокруг себя. Что вы видите? Павел в недоумении обвел взглядом соборную площадь.
     - Кельн, - проговорил он наконец.
     - Правильно, - кивнул Санин. - А что вы можете сказать об этом городе?
     - Крупнейший промышленный центр... Транспортный узел. Что еще?
     - Красивейший средневековый город, - грустно улыбнулся профессор. - Один из крупнейших и знаменитейших городов средневековой Германии. Он был превращен в руины авиацией союзников еще за несколько лет до моего рождения... в том мире. Из всего великолепия, что вы видите сейчас, остался один собор. А здесь и он может не уцелеть. Вы понимаете? В погоне за новым миром вы готовы сокрушить все старое. Да вы не просто крушите. Вы даже не видите ценности разрушаемого. Для вас Кельн - это только промышленность, транспортный узел, точка на карте. Мне страшно камушек здесь тронуть, чтобы не нарушить очаровательной ауры древности, а вы готовы посылать сюда армады бомбардировщиков для реализации своих стратегических планов. Понимаете, дорогой, мир надо воспринимать таким, какой он есть. Нам не дано постичь всех его бесчисленных взаимосвязей. Попытка перестроить его с топором в одной руке и с динамитом в другой всегда приводила к разрушению старых гармоний и к возникновению новых суррогатов. Если хотите сделать что-то лучшее, надо удобрять почву и растить прекрасный сад. Но на месте взрыва вам вряд ли будет очень приятно прогуливаться вечерами.
     - Чтобы вырастить прекрасный сад, надо удалить сорняки, - тут же возразил Павел.
     - Танком? - поднял брови Санин. - Я всегда считал, что это делается более аккуратно. Хотя, понимаю, для вас же весь старый мир - это бурелом, который надо уничтожить, чтобы засадить деревьями по вашему плану. Только вот хорош ли он, этот план? Я-то, старый профессор, могу ездить куда захочу. А вы, столько сделавший для советской власти, с места не можете сдвинуться без разрешения своих начальников. Так хорош ли ваш мир?
     Над столиком повисло тяжелое молчание, которое лишь через минуту нарушил Павел:
     - Значит, профессор, вы решительно встали на сторону наших врагов.
     - Значит, я решительно хочу жить как мне нравится, а не по указке вашего вождя, - передразнил его Санин.
     - Очень жаль, - печально констатировал Павел. - В свете предстоящих событий...
     - В свете готовящегося вами нападения на Северороссию? - спокойно уточнил Санин.
     У Павла на спине выступил холодный пот. Того, что университетский профессор вот так, за чашкой кофе, спокойно раскроет тщательно законспирированный план советского правительства, он совершенно не ожидал.
     - Откуда вы знаете? - одними губами произнес Павел.
     - Милый мой, в отличие от вас с Алексеем, я не вовлечен в политические игры и могу наблюдать за происходящим со стороны. Я знаю вашу идеологию, принципы построения вашего государства и ваши стратегические цели. Поверьте, предсказать ваши тактические ходы не представляет никакого труда.
     - Понятно. - Павел откинулся на спинку стула. - Вы часто видите Алексея?
     - С тех пор, как он занял министерский пост, не столь часто, но раз в месяц - обязательно.
     - Тогда у меня к вам просьба, - оскалился Павел. - Я знаю, что вы расскажете ему о нашей встрече. Я но мере сил следил за ним. Радовался, когда его турнули из Управления государственной безопасности в двадцать втором. А когда прочитал о его назначении министром иностранных дел в прошлом году, понял, что мы еще встретимся. Потому что он мой враг. И когда будете говорить с ним, передайте ему, пожалуйста, что я приду и убью его. Не потому, что я ненавижу его лично, а потому, что он враг дела, которое я сделал делом своей жизни. Вдвоем нам не жить на этой земле.
     - С вашим отношением к делу порознь вы себя потеряете, - проворчал, отведя глаза, Санин. - Такие как вы без врага теряют смысл жизни, вот что обидно. Передам. А вы берегите себя, Пашенька.
     - И вы, - вдруг смягчился Павел. - Знаете, я бы вам посоветовал в ближайшее время уехать куда-нибудь из Северороссии и семью забрать. Не желаете к нам, уезжайте хоть к нейтралам. Всякое может...
     - Да нет уж, - отрицательно покачал головой Санин. - Я в этой стране прижился. Сейчас это моя земля, и я не брошу ее в час испытаний.
     - Жаль, - нахмурился Павел. - Ну, простите, мне пора.
     Он начал подниматься.
     - В добрый час, Пашенька, - напутствовал его Санин. - Прощайте.

Эпизод 3 СНОВА ВОЙНА

     Алексей опустился в мягкое кресло и взял в руки чашечку-наперсток с крепчайшим кофе. Развалившийся в таком же кресле напротив него Санин под строгим взглядом жены, поморщившись, взял большую кружку с настоем трав, подготовленных для него в известной уже и в Европе, и в Америке петербургской клинике тибетской медицины имени Петра Бадмаева. Сама Анна Санина села напротив мужчин на стул, взяв с подноса фарфоровую чашку с чаем.
     - Извините, Дмитрий Андреевич, что не заглянул сразу после вашего возвращения, - произнес Алексей, отхлебывая кофе. - Дел по министерству сейчас до безумия много, и я никак не мог вырваться. Я уж и забыл, когда в последний раз у меня был выходной день.
     - Разумеется, Лешенька, - мягко улыбнулся Санин. - Пакт Риббентропа-Молотова и последующий ультиматум Германии Польше наделал много шуму среди дипломатов . И мы с вами прекрасно понимаем, чем это чревато. - Он сделал многозначительную паузу. - Вы просто герой, что вырвались ко мне.
     - Как вам понравился Висбаден? - осведомился Алексей.
     - Висбаден прекрасен, как всегда, - светским тоном произнес Санин. Лицо его внезапно погрустнело, и он продолжил: - На обратном пути я заехал в Кельн и встретил там Павла. Вы знаете, разговор с ним очень огорчил меня...
     - Павла?! - Глаза Алексея округлились от удивления. - Что он там делал?
     - Он сейчас в Берлине, на дипломатической работе, - проговорил Санин. - Вы знаете, я с сожалением должен констатировать, что он еще больше ожесточился за прошедшие годы...
     - Извините, а что он делал в Кельне? - снова прервал его Алексей.
     Он чуть не проговорился, что прекрасно знал, что Павел уже с мая находился в советском посольстве в Берлине и вел некие переговоры с немцами об отношении двух держав к Северороссии. Дипломаты и Управление государственной безопасности Северороссии уже давно пытались собрать информацию о ходе этих секретных переговоров, без особого успеха, впрочем. Хотя для Алексея было достаточно ясно, что речь там может идти либо о разделе страны, либо о ее "передаче в зону влияния одной из держав", как дипломатично называли согласие на аннексию. Но, кроме раскрытия стратегического замысла, было еще принципиально важно понять, о каких тактических шагах договорятся стороны. Переговоры проходили в Берлине, и появление Павла в Кельне совсем не вписывалось в общую картину действий советских дипломатов в Германии. "Сучьи дети, - злобно обругал в мыслях подручных Вайсберга Алексей, - упустить факт такой поездки! Хотя Германия - это не Северороссия, СД работает весьма профессионально, да и советская разведка от нее не отстает. Наши могли Павла и упустить. Он все же профессиональный конспиратор. Но что Павел делал в Кельне? Там что-то готовится. И если мы не поймем что, то рискуем пропустить удар".
     - Очевидно, он приехал полюбоваться Кельнским собором, - самым невинным голосом произнес Санин.
     - Да, конечно, - глядя куда-то в сторону, ответил Алексей.
     Он поставил чашечку с кофе на журнальный столик, уперся локтями в колени и принялся массировать указательными пальцами виски. Санины тревожно наблюдали за ним, но Алексей уже целиком погрузился в мысли: "Нет, советский представитель, тем более на таких важных переговорах, носитель государственной тайны, не может себе позволить проехать полстраны, чтобы полюбоваться какой-то там исторической достопримечательностью. Даже если забыть, что Павел и пальцем не пошевелит, если это не нужно коммунистической партии и мировой революции, такое поведение советского человека обязательно будет выглядеть подозрительным. А учитывая статус Павла, его, скорее всего, тут же арестуют и вывезут в СССР на суд и расправу. И Павел это знает, так что без дела не то что в Кельн не поедет, но и из посольства носа не покажет. Значит, это была поездка с какой-то целью, притом санкционированная из Москвы. Зачем Павел проехал половину враждебного государства? Явно не для того, чтобы посмотреть собор. Думай, Алексей, иначе пропустим удар. Там что-то затевается против нас. Павел работает только в секретной комиссии по Северороссии. Что ему надо было в Кельне? Все дипломатические службы Германии сидят в Берлине. Раз. Центральный аппарат СД и абвера - тоже. Что еще? Может, уже планируется совместная военная операция? Хотя при чем здесь советский дипломатический представитель? Такие вещи обычно оговариваются дипломатами в самых общих чертах: на какую линию выходят войска, в каких пределах действуют военная авиация и флоты союзников, как избежать боя при соприкосновении союзных войск. Все остальное разрабатывают генеральные штабы в тайне друг от друга. Тогда зачем Павлу надо было покидать Берлин?" Он снова взял в руки чашку и отхлебнул кофе.
     - С вами все в порядке? - обеспокоенно осведомился Санин.
     - Да, все хорошо, - машинально бросил Алексей, но мозг его продолжал лихорадочно работать:
     "Положим, германская армия готовит провокацию, в которой должны участвовать части Красной армии или НКВД. Тогда при чем здесь Кельн? Если речь идет о флоте, Павел должен был направиться в Росток или Киль. Если там задействован воздушный десант или даже сам Отто Скорцени , встреча должна была бы проходить в окрестностях Берлина. Например, в Потсдаме. Как с Северороссией и возможной операцией против нее может быть связан Кельн и его окрестности? Стоп! В Аахене живет Зигмунд фон Бюлоф, бывший самопровозглашенный король Ингерманландии, тесно связанный с "Ингерманландским возрождением". От Аахена до Кельна час езды на поезде или автомобиле. Павел или его руководство понимали, что член советской делегации может быть под нашим наблюдением. Они решили, что факт поездки Павла в Кельн, даже если и станет нам известен, нас не обеспокоит. И не обеспокоил бы... Зачем они встречались? Разведданные? Возможно, но это бы поручили профессиональным разведчикам, а тут на встречу выехал дипломатический представитель. Значит, в предстоящей акции "Ингерманландскому возрождению" отводится особая роль. Какая? Все просто. Немецкие националисты поднимают путч в Петербурге. Вермахт приходит к ним на помощь. Не зря они уже перебросили дивизию в Финляндию, якобы для дачи гарантий этой стране. Красная армия переходит границу, якобы для помощи братским славянским народам, которые, могут оказаться под пятой фашистских захватчиков. Занавес! Надо действовать, и немедленно".
     Алексей резко поднялся и обратился к профессору:
     - Могу я воспользоваться вашим телефоном, Дмитрий Андреевич?
     - Конечно, - удивленно взглянул на него Санин. Алексей быстрыми шагами вышел в коридор, по памяти набрал известный очень небольшому числу лиц телефонный номер и, когда ему ответили, проговорил:
     - Добрый вечер, господин президент. Это Татищев. Мне нужно срочно вас видеть... По вопросу "Ингерманландского возрождения"... Есть новые данные... Через час? Хорошо. Пригласите, пожалуйста, Вайсберга.
     Санин печально посмотрел на жену и проговорил?
     - Аня, где сегодня Андрюша?
     - Опять с дружками в Териоки поехал, - фыркнула жена. - Гуляют.
     - Слава богу, что он не интересуется политикой, - произнес Санин.

***

     Когда утренний туман начал потихоньку рассеиваться, к стоящему на пригорке недалеко от Гатчинского парка дому, построенному в немецком стиле и окруженному высоким забором, малозаметными тенями заскользили несколько групп спецназа североросской госбезопасности. Алексей, лежа на животе в густых зарослях кустарника, наблюдал за происходящим в бинокль. Рядом с ним примостился Колычев. Стараясь говорить как можно тише, Алексей произнес:
     - Совсем как в старые добрые времена, в девятнадцатом. А, Сергей?
     - Да, - безразлично ответил Колычев. - Одного не пойму: ты что здесь делаешь? Вайсберг-то в кабинете остался.
     - Я здесь, потому что здесь ты, - пояснил Алексей. - И еще потому, что все, что сейчас произойдет, случится из-за меня. А вот чего тебя сюда понесло, никак в толк не возьму. Ты же директор Центра боевой подготовки и спортивных единоборств, а не начальник управления специальных операций. Тебе зачем на захват идти?
     - Я генерал-майор госбезопасности. Но прежде всего я боец, друг мой. А еще я учу боевому искусству других. Как, по-твоему, я смогу это делать, если сам не буду практиковаться в условиях реального боя?
     - Тогда почему ты пошел сюда, а не на захват базы "Североросского рабочего союза"? - тут же повернулся к нему Алексей. - Там не менее опасно.
     - Здесь Танака, - коротко пояснил Колычев.
     - Это их инструктор по дзю-дзюцу? - поднял брови Алексей. - И что?
     - А то, что в одиннадцатом он задал мне хорошую трепку. Поборол он меня, Леша. А потом еще и заявил, что никогда розовая обезьяна не сможет справиться с японцем. Так что должок вернуть надо.
     - Ты мне никогда об этом не рассказывал.
     - Зачем? Это мои дела.
     - Понятно. Удачи тебе.
     - Спасибо. Наблюдайте за спектаклем, господин министр.
     Колычев раздвинул ветки кустарника, ящерицей выскользнул на поле и медленно двинулся вслед спецназовцам, уже приготовившимся штурмовать штаб-квартиру немецкой националистической организации "Ингерманландское возрождение".
     Солнечный диск еще только показался из-за макушек сосен, когда два североросских спецназовца, беззвучно забравшихся на забор и перекусивших натянутую поверх него колючую проволоку, одновременно спрыгнули на стоящих внизу у ворот двух боевиков "Ингерманландского возрождения", зевающих и сжимающих в руках автоматические винтовки Маузера. Оба охранника не успели издать ни звука, прежде чем оказались в глубокой отключке. Один из спецназовцев тут же выпрямился и распахнул ворота. Из глубины дома раздался резкий окрик, но было уже поздно. Через открытые ворота во двор дома ринулись бойцы элитного североросского подразделения. В этот же момент с задней части поместья через забор начали перелезать бойцы второй группы.
     Из окна на втором этаже ударил пулемет. Тут же двор озарился десятком огоньков автоматных выстрелов. Произведя всего одну короткую очередь, пулемет умолк. Послышался звон разбиваемых стекол. Это атакующие забрасывали дом гранатами со слезоточивым газом.
     Через минуту двери и окна начали распахиваться и на улицу посыпались полуодетые штурмовики боевых отрядов "Ингерманландского возрождения". Часть спецназовцев "принимала" их на улице, скручивая и обезоруживая. Вторая часть атакующих, натянув противогазы, ринулась в двери, чтобы "помочь" оставшимся покинуть здание... со связанными или поднятыми над головой руками и без оружия.
     Грохнуло несколько пистолетных и винтовочных выстрелов. Это штурмовики пытались сопротивляться. Однако после каждого такого выстрела раздавались одна или две автоматные очереди, ставившие точку в карьере, да и в самой жизни боевика.
     Внезапно из окна на втором этаже, спиной вперед, вылетел спецназовец в противогазе. Следом за ним выскочил невысокий коренастый японец. На нем было японское кимоно с черным поясом, лицо перевязано платком до самых глаз, на ногах японские шлепанцы. В руках он сжимал захваченный автомат спецназовца. Однако небольшое отравление слезоточивым газом не позволило японцу сразу сориентироваться в полутьме двора. Он замер, и через долю секунды на него наставили автоматы трое атакующих.
     - Не стрелять! - прозвучала жесткая команда. Японец и взявшие его на прицел бойцы замерли, а в центр образовавшегося круга вышел человек в полевой форме североросского спецназа и заговорил па японском языке:
     - Танака, это я, Сергей Колычев. Я вызываю тебя на бой.
     - Это ты, розовая обезьяна, - рыкнул японец на том же языке, отбрасывая автомат. - Тебе показалось тогда мало? Тогда я покончу с тобой сегодня. Я, Танака Ито, принимаю вызов.
     - Танака, и ты и я - воины и должны уважать противника, - спокойно произнес Колычев, расстегивая портупею и отдавая ее ближайшему спецназовцу. - Тебе нужно время, чтобы привести глаза и дыхание в порядок? Я не хочу, чтобы меня потом обвинили, что я воспользовался преимуществом.
     - Я готов, - ответил японец, срывая и отбрасывая в сторону платок.
     - Тогда извольте бороться со мной. - Колычев сделал шаг вперед.
     - Извольте умереть. - Японец тоже шагнул навстречу противнику.
     Соперники на мгновение замерли друг напротив друга, после чего японец метнулся вперед, стараясь схватить генерала за плечо. Колычев сместился чуть в сторону, ускользая от захвата, и попытался нанести удар в голову. Однако, заблокировав выпад, японец все же схватил его за одежду и сильно потянул на себя. В первый момент он не заметил, что Колычев уже стоял под несколько иным углом к нему. Еще до того, как пальцы японца впились в противника, тот начал мощный разворот, перехватывая руку и освобождая плечо от захвата. В первый момент Танаке показалось, что он оступился и летит в пропасть. Издав душераздирающий крик, он перевернулся в воздухе и рухнул на землю. Его правая рука, отведенная в сторону, оказалась в железном захвате Колычева. Страшная боль пронзила все тело японца.
     - Сдавайся, Танака, ты проиграл, - выдохнул Колычев.
     - Сдаюсь, - прохрипел японец.
     Быстро связав пленнику руки за спиной и передав его спецназовцам, Колычев отошел в сторону, взял свою портупею и посмотрел на небо. "Последний долг отдан, - подумал он. - Семья построена, дети выращены, школа создана, соперников у меня больше нет. Что теперь?" Ему почудилось, что ветер донес слова невидимого собеседника: "Жди, я скоро приду".
     Алексей, в этот момент наблюдавший за домом из зарослей, уже понял, что дело подходит к концу. "Счастливый человек этот Колычев, - подумал он. - Вышел на бой, распланировал схватку, сошелся с противником, выиграл. А пусть бы даже проиграл. Все четко, понятно. Не то что в политике: барахтаешься в какой-то жиже и никогда не понимаешь, победил ты или попался на хитрую уловку врага. И самое главное, ясно, что конца всему этому не будет. С одним справился, другие лезут. Кругом враги, лживые друзья, ненадежные союзники. Не на что опереться. Все течет и ускользает. Нет ничего чистого, четкого, прочного. А может, мы сами поставили себя в такие условия, ввязавшись в эту игру?"
     - Господин министр, - прервал его размышления голос помощника за спиной, - вас срочно просят к спецсвязи. Звонок из министерства.
     - Да, я сейчас, - машинально бросил Алексей. Поскольку выстрелов со стороны базы нацистов можно было уже не опасаться, он встал в полный рост и направился сквозь заросли к шоссе, туда, где остановилась специальная машина с рацией. Подойдя к ней, взял у радиста гарнитуру и проговорил в микрофон: