лизации для вас обычно второстепенны. Вас больше интересуют сиюминутные проблемы. Главное для вас - победить стоящего перед вами врага. Обычно это называют политической целесообразностью. А уже прикрываясь ею, можно и народу врать, и с самым отвратительным диктатором союз заключать. Так что, сколько ни напоминай такому "реальному" политику о вечных истинах, все равно победят сиюминутные интересы.
     - Ну а если вы явитесь во всей своей славе и блеске, - хмыкнул Санин, - покажете свою мощь и укажете путь?
     - Еще хуже, - безнадежно махнул рукой Артем, как при зубной боли. - Нас сразу запишут в боги. Начнется драка за близость к нам, а немедленно образовавшаяся жреческая каста от нашего имени такое творить будет... Жутко представить.
     - Но я-то что могу? - уже нетерпеливо проговорил Санин.
     - А вы можете дать ту идею, которая завладеет умами, а потом старательно поддерживать и развивать ее, - пояснил Артем. - Вы можете донести ее до сильных мира сего. Пусть они даже считают, что с ее помощью добиваются своих личных целей. Главное, чтобы двигались в нужном направлении.
     - Неблагодарная работа, - вздохнул Санин.
     - А другого пути нет, - пожал плечами Артем. - Так что, беретесь?
     - Чего же вы хотите конкретно?
     - Того, чем вы занимаетесь. Нужен анализ возможных вариантов развития Северороссии.
     - А у вас такого анализа нет?
     - Есть, конечно, но нас устраивает ваш. Зачем вторгаться туда, где и так все идет нормально? Насильственное вмешательство, даже с благой целью, никогда еще к положительному результату не приводило. Для нас, как и для врачей, первый закон - не навреди.
     - Ну, положим, составлю я свои прогнозы, что дальше? - пожал плечами Санин.
     - Они обязательно сыграют свою роль, - улыбнулся Артем. - Вы же знаете, рукописи не горят, а, напротив, имеют обыкновение возникать из небытия в тот самый момент, когда более всего нужны. Главное, чтобы нашелся мастер, который бы их создал. Я бы хотел, чтобы это стало вашей миссией на ближайшие годы.
     - Значит, мастером вы меня признаете? - констатировал Санин.
     - Ну, зачем тратить время на обсуждение очевидного, - поднял брови Артем. - Время - самое ценное, что есть в нашей жизни, не стоит им разбрасываться.
     - Время настолько ценно даже для вас? - удивился Санин.
     - "На земле и на небе, в мире богов, людей и демонов есть лишь один вечный закон, - процитировал Артем, - ничто не вечно" <Слова, приписываемые Будде Шакьямуни.>. А раз так, то и мы ограничены во времени. Кстати, ваша остановка.
     - А вы? - склонил голову набок -Санин. - Может, зайдете на чаек?
     - Спасибо, в другой раз, - ответил Артем. - Еще увидимся.
     - Тогда до встречи, - произнес Санин.
     Он поднялся и вышел из вагона. Звякнув, трамвай покатил дальше но когда Санин бросил взгляд ему вслед, то увидел, что убегающий вдаль по рельсам вагон пуст.

Часть 3

ПОЛЕ БОЯ

Эпизод 12 НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ

     Издав громкий гудок, поезд медленно подошел к платформе. Толпа встречающих придвинулась к краю перрона. Лязгнули тормоза, поезд остановился, и все пространство вокруг вагонов наполнилось криками, радостными возгласами, плачем. На перрон из вагонов стали выходить люди. Некоторые выгружали несметное количество разнообразного багажа. Другие ступали на петербургскую землю с саквояжиком или портфелем в руке. Родственники и друзья обнимали после долгой разлуки дорогих людей, которых уже не чаяли увидеть. Официальные представители североросских властей тут же вручали приехавшим инженерам, ученым, врачам и другим специалистам в самых разных областях визитки, контракты и адреса отделов иммиграционного контроля.
     Алексей, облаченный в добротный английский костюм и белую рубашку с галстуком, молча наблюдал эту сцену из окна кабинета начальника Николаевского вокзала. В отличие от советских властей, которые еще в двадцатом году переименовали Петербургский вокзал в Москве в Торжковский, власти Северороссии не спешили менять названия. Более того, официально вокзал именовался Московским-Николаевским, как бы демонстрируя, что после заключения мирного договора в девятнадцатом никаких поводов для вражды больше не существует.
     Впрочем, в сравнении с довоенным временем вокзал пустовал. Служивший в свое время главным каналом связи имперской столицы с ее восточными провинциями, включая Москву, он потерял свое значение. Министерство путей сообщения постоянно жаловалось на перегрузку Финляндского вокзала, связывавшего столицу новообразованного государства со Скандинавией, железнодорожное сообщение с которой сильно выросло за послевоенные годы. Работали в полную силу, требуя расширения, Варшавский и Балтийский вокзалы, с которых поезда отправлялись в Прибалтику, Польшу, Германию и далее во все города Европы. Часть рейсов даже пришлось передать на красивейший вокзал столицы - Витебский. Но Московский-Николаевский работал на десятую часть своих возможностей. Один пассажирский поезд в день, раз в два дня - скорые на Новгород и Архангельск, два пассажирских в день - на Вологду. И еще вот этот, раз в неделю, скорый Санкт-Петербург-Москва-Санкт-Петербург. И все. Непривычное запустение для некогда главного вокзала империи.
     - И вот так каждый раз, ваше высокопревосходительство, - произнес начальник вокзала, подходя к Алексею и указывая на людской водоворот на перроне. - Не могу на это смотреть.
     - Для многих из них это спасение, - негромко произнес Алексей.
     Этот скорый поезд, вот уже год, с апреля двадцать первого, курсировавший между столицей Североросской Республики и РСФСР, иногда называли "поездом слез". Из Петербурга в Москву он шел почти пустой. Несколько чиновников Министерства иностранных дел Северороссии, дипкурьеры и сотрудники полпредства РСФСР в Петербурге, да пара-тройка отважных коммерсантов, решившихся все-таки торговать с Советской Россией продовольствием (продажа Советской России оружия и техники была запрещена специальным указом Президента) в обмен на золото, драгоценности и предметы искусства, конфискованные большевиками у Церкви и так называемых буржуев.
     Но вот обратно... Из Москвы поезд шел набитый беженцами и эмигрантами.
     Не стоит думать, что Советы так легко отпускали людей из своей страны. Как только закончилась гражданская война, по всей новой границе советского государства с треском опустился "железный занавес". Получить разрешение на выезд было чрезвычайно сложно, почти невозможно. За исключением немногочисленных постоянно высылаемых из страны философов, экономистов и историков, не принявших коммунизма, рядовому гражданину Страны Советов получить разрешение на выезд за границу было почти невозможно. Однако большевики активно торговали людьми. За определенную сумму, уплачиваемую золотом или иностранной валютой, имеющей золотой паритет, любой желающий мог получить разрешение на выезд. Разумеется, не особо заботясь о соблюдении норм "буржуазного права", большевики у тех, кто оказался на территории РСФСР, золотовалютные ценности просто конфисковывали. А вот до капиталов, вывезенных эмигрантами, им так просто было не дотянуться, так что продажа людей стала для Москвы верным способом "растрясти буржуев".
     Гражданская война разметала семьи. Часто было так, что муж оказывался в Крыму (который в этом мире благодаря перевороту, устроенному генералом Слащеным в октябре двадцатого, остался в руках у белых) или эмигрировал в Северороссию, Францию, Германию или США, а его жена оказалась в Москве, Твери или Костроме. Бывало, что эмигранты старались выкупить детей своих ближайших родственников, погибших от красного террора или голода в период гражданской войны. Братья и сестры, родители и дети стремились воссоединиться. Сделать это они могли единственным способом - заплатив выкуп большевикам. Его сумма колебалась от ста до тысячи царских золотых рублей, в зависимости от того, как оценивали человека представители советской власти <Здесь полное соответствие событиям нашего мира. Действительно, с 1918 по 1928 г. советские власти активно торговали людьми, вымогая деньги у эмигрантов, желающих вызволить своих родных и близких.>.
     Алексей использовал алчность большевиков в своих целях. Вытребовав у Оладьина немалое финансирование и используя неофициальные фонды Управления госбезопасности, он принялся скупать лучших специалистов в различных областях. Их приглашало (разумеется, формально) на работу североросское Министерство по науке и техники, предлагая контракты в многочисленных научных институтах. На самом деле вся эта деятельность, как и само министерство, полностью контролировались Алексеем. Еще в девятнадцатом году он убедил президента создать целую сеть институтов прикладной математики, физики, в том числе и ядерной, аэродинамики, химии и многих других наук. Особое внимание он уделял областям знаний, которым, как он знал, в будущем суждено сыграть огромную роль в развитии человечества. Алексей поручил агентуре разыскивать самых видных специалистов на всей советской территории и приглашать на работу в Северороссию.
     Люди соглашались с радостью. Голодные, обнищавшие, лишенные прав и даже возможности дать высшее образование своим детям <В нашем мире в СССР также до 1930-х гг. существовали серьезные ограничения, а фактически запрет на поступление молодежи "буржуазного происхождения" в вузы.>, считавшиеся у себя на родине людьми второго сорта, "представители буржуазных сословий" были рады выехать в "нормальную", с их точки зрения, страну. С ними заключался долгосрочный контракт, на счета созданных ЧК подставных фирм переводились деньги, и специалист мирового класса выезжал в Северороссию. Менее охотно финансировал Оладьин "покупку" видных гуманитариев, но и здесь Алексею часто удавалось убедить его "потратить деньги". Разумеется, ученые и инженеры выкупались с семьями, чтобы ЧК не могла шантажировать их впоследствии.
     Кроме того, североросская госбезопасность активно выступала посредником при выкупе эмигрантами своих родственников. Иногда даже помогала получить им ссуды на эти цели. Для Алексея это решало две проблемы. Во-первых, его главная цель - вывоз ученых и высококвалифицированных инженеров из страны победившего пролетариата - становилась не столь очевидной для чекистов. Во-вторых, таким образом он налаживал связи с представителями многих российских старинных дворянских родов, имевших большое влияние на высшую аристократию европейских держав. И в-третьих... ему казалось, что если он может помочь людям, попавшим в беду, то он просто обязан это сделать. И здесь отступали все расчеты. Он бросался на помощь сразу, как только видел, что люди, пострадавшие от большевиков, нуждаются в нем. Для Оладьина, для своих подчиненных, для членов правительства он был расчетливым руководителем грозной спецслужбы, скупавшим передовых ученых за рубежом. Однако в глубине души он знал, что делает это с одной целью - спасти людей от коммунистического гнета.
     Как бы то ни было, его политика приносила вполне ощутимые результаты. Не успели большевики и глазом моргнуть, как страну победившего пролетариата покинуло огромное число ученых и инженеров высочайшего класса. Только во второй половине двадцать первого года чекисты начали относиться к заявкам северороссов на выезд людей более избирательно. Их впервые стала интересовать не только цена, предлагаемая "буржуями", но и уровень выезжающего специалиста. Впрочем, Алексей быстро понял, что ЧК и полуграмотные партработники вовсе не в состоянии понять, является ли человек по-настоящему перспективным ученым и что значат его разработки для прогресса. Они просто отслеживали его запросы и старались не выпускать наиболее интересных ему людей. Тогда он сменил тактику. Теперь, когда возникала необходимость вывести именитого ученого, по всей Европе и Америке спешно разыскивались его родственники, которые должны были формально выступить с инициативой выкупа. Если таковых не находилось, то в качестве "племянников и кузенов" выступали подставные люди, нанятые североросской госбезопасностью. Дело уже было поставлено на широкую ногу. Большинство из переехавших в Петербург из РСФСР профессоров и академиков предоставили по длиннющему списку фамилий своих учеников, ассистентов и студентов, подававших, с их точки зрения, большие надежды. Теперь Алексей расширил интересы своей службы и, кроме научных светил, активно скупал "перспективную молодежь".
     Вот именно такими "выкупленными" пассажирами и был наполнен этот поезд. Они уезжали в неизвестность, бросая свои дома, имущество, друзей, без надежды вернуться. Они хватались за возможность перебраться в Северороссию, как утопающий хватается за соломинку. Для них это был шанс начать новую жизнь.
     "Что же, - подумал Алексей, - борьба продолжается, и этот раунд, кажется, я выиграл. Качество - это всегда качество. Северороссии еще придется сражаться с советским монстром. Численное преимущество всегда будет у Москвы, поэтому мы можем победить только качеством. Для них люди - единицы, штыки, подданные. Для нас - личности. Они оболванивают свое население, мы повышаем уровень его образования. Они ценят золото и деньги, мы - людей, которые способны их заработать. Они будут вторгаться к нам несметными полчищами, мы противопоставим немногочисленную, но прекрасно вооруженную профессиональную армию. Посмотрим, кто кого".
     Алексей снова бросил взгляд на перрон. "Интересно, - подумал он, - почти никто из прибывших и встречающих не знает и никогда не узнает, что стоят они сейчас на этом вокзале только благодаря мне. Впрочем, слава нужна только для того, чтобы было легче себя продать. Реальной работе она мешает".
     Он повернулся и направился к выходу. За дверями кабинета к нему присоединились два "искусствоведа в штатском" - сотрудники департамента наружной охраны, ученики Колычева, лучшие телохранители в Северороссии, а может, одни из лучших в мире. К сожалению, теперь Алексей не мог позволить себе перемещаться без подобного эскорта. Должность обязывала. Он тяжело вздохнул. Оказывается, на самых вершинах власти свободы меньше всего.
     Они вышли на вокзальную площадку. Алексей поежился - апрель выдался достаточно теплым, но все же в одном костюме было еще прохладно. Навстречу ему от перрона, около которого все еще пыхтел и чадил паровоз, шли трое в плащах, накинутых поверх гимнастерок без знаков различия, в галифе, сапогах и фуражках военного образца. Алексей остановил взгляд на идущем первым высоком человеке с портфелем под мышкой приблизился к нему, протянул руку и произнес:
     - Здравствуйте, товарищ Петерс.
     - Здравствуйте, - ответил на рукопожатие московский чекист.
     Они молча направились к выходу из вокзала. Там их ожидал длинный черный служебный "руссо-балт" Алексея и темно-зеленый "мерседес" советского полпредства.
     - Не откажетесь проехать в моей машине? - осведомился Алексей.
     Чекист кивнул. Вместе с Алексеем они разместились на заднем сиденье "руссо-балта", отделенном от передних кресел звуконепроницаемой перегородкой. Один из телохранителей Алексея уселся на переднее пассажирское сиденье, а второй остался снаружи. Спутники Петерса сели в "мерседес", и оба автомобиля медленно покатили от вокзала.
     - Я посмотрю, к вам буржуи валом валят, - проворчал Петерс. - Всю дорогу из Москвы в вагоне гул стоял. Радовались, что от нас вырвались.
     - Да уж, - съязвил Алексей, - не многие хотят жить в вашем пролетарском раю.
     - Буржуйские недобитки, - скривился Петерс. - Все одно старому миру конец.
     - Ну, пусть уж они дождутся его здесь, а не у вас,- улыбнулся Алексей.
     - Не имеет значения, - мотнул головой Петерс. - Я привез списки по вашему последнему запросу. Карандашом там отмечены суммы, которые вы должны заплатить за каждого человека. Если вы согласны, перевод должен быть выполнен в течение недели.
     Он достал из портфеля картонную нанку и протянул Алексею.
     - Хорошо,- кивнул Алексей, принимая папку. - Когда вы планируете уехать?
     - Послезавтра, - ответил Петерс. - Думаю, полечу аэропланом.
     Алексей снова улыбнулся. Он знал, что чекист приехал для проверки агентурной работы, организованной полпредством. Если он решил уложиться в двое суток, значит, опасности для своей разведывательной сети и недочетов в ее работе не видит. Это хорошо, потому что почти вся его сеть "под колпаком" и может быть ликвидирована в течение суток. "Все же демократия хороша тем, что люди себя чувствуют более комфортно, расслабляются и не слишком скрывают свои убеждения, - подумал Алексей. - Был бы у нас фашистский режим, половина этой коммунистической публики вмиг нацепила бы свастики, и поди определи, кто какую игру играет. А так мы прекрасно знаем, что советская агентура опирается на левацки ориентированные элементы. Хотя по большому счету это от неумелости Чека. Работают грубо, прут напролом. Увы, это будет не вечно. Слава богу, что у меня в департаментах внешней разведки и контрразведки работают офицеры, начинавшие службу еще в царской армии и полиции. Без их поддержки и профессионализма я бы, наверное, ушами хлопал, а красные в Петербурге вытворяли бы все, что хотели. Все же борьба на невидимом фронте куда как сложнее, чем на обычном".
     Вслух он, однако, произнес другое:
     - Это хорошо. Вчера я передал в полпредство новый список граждан РСФСР, о выезде которых в Северороссию мы ходатайствуем. Однако мы готовим еще один, дополнительный, который сможем доставить вам завтра.
     - И надо это вам? - На лице Петерса появилось удивление. - Такие деньги тратите.
     - Это деньги родственников, желающих воссоединиться со своими близкими, - развел руками Алексей. - Мы лишь выступаем посредниками, поскольку вы склонны обманывать людей, подобно обычным вымогателям.
     - В Москве арестован бывший граф Этгардт, - после непродолжительной паузы не без самодовольства произнес Петерс.
     - Я знаю, - проговорил Алексей. - Сколько вы хотите за его возвращение?
     - В данном случае речь идет не о буржуйском недобитке, стремящемся покинуть страну, а о вашем агенте, пойманном с поличным, - заявил Петерс. - Брать деньги за освобождение шпиона мы считаем неуместным. Но в ваших тюрьмах томятся наши товарищи. Мы готовы обменять Этгардта на них.
     - Что же, - мгновенно среагировал Алексей, - в этом году мы задержали трех человек, уличенных в шпионаже в пользу Москвы и подрывной деятельности. Мы готовы к обмену.
     - Арестовано не трое, а десять, - поправил его Петерс.
     - Я имею в виду только граждан РСФСР, - пояснил Алексей.
     - А я имею в виду всех наших товарищей, - повысил голос Петерс, - незаконно посаженных вами в тюрьмы.
     - Их вину установил суд, - пожал плечами Алексей. - Кроме того, если в Северороссии за антигосударственную деятельность осуждают человека, это вовсе не дело сопредельного государства.
     - Однако наш наркомат индел завален вашими нотами и ходатайствами о буржуазных подрывных элементах, арестованных ОГПУ за антисоветскую деятельность. Они не имеют никакого отношения к вам.
     - Как - не имеют? - поднял брови Алексей. - Либо это родственники наших граждан, либо они владеют недвижимостью в нашей стране, а значит, потенциально являются нашими гражданами.
     - Редкий дворянин Российской империи до революции не имел родни в Северороссии, и редкий купец средней руки не приобрел здесь хотя бы скромный домик, - ухмыльнулся Петерс. - Вы что, собираетесь их всех защищать?
     - Почему нет? - пожал плечами Алексей. - Тем более что мы не считаем подрывной деятельностью рассказанный анекдот про главу страны или Чека. Тем более не является подрывной деятельностью собственный взгляд на политику державы. А вот те, кого вы считаете несправедливо арестованными, готовили восстание и занимались прямой шпионской деятельностью. Но, заметьте, мы действуем строго в рамках международного права. А вы просто похищаете на нашей территории лидеров белого движения. Генерал Краснов был выкраден чекистами прямо с курорта в Старой Руссе и расстрелян через месяц в Москве. У нас есть неопровержимые доказательства...
     - Погодите, - хлопнул себя по колену Петер