льного союзника. Нейтралитет - привилегия сильного, очень сильного государства. Такого, которое может, как минимум, на равных разговаривать со всеми соседями. И это не Северороссия... и, уж простите, не Эстония.
     - В Риге и Каунасе считают, что смогут сыграть на противоречиях Москвы и Берлина.
     - Вы тоже можете так считать, - усмехнулся Алексей. - Только вот к чему это приведет, вы скоро увидите сами. Пока на полях достаточно дичи, хищники не дерутся между собой, а разграничивают зоны для охоты. И горе вам, если ваша территория окажется в одной из этих зон. Хищники бросаются друг на друга, когда остается добыча, которой хватит только одному.
     - Да, но, вступая в военный союз с вами, мы оказываемся под ударом Красной армии, - не унимался Мяги.
     - Вся беда нейтралов, - ответил Алексей, - в том, что они оценивают чужие поступки со своих позиций. А чтобы предсказать поведение противника, надо мыслить как он. Поставьте себя на место Сталина, и вы поймете, что он не может не напасть. Любой хищник в первую очередь берет ту добычу, которая легче, и лишь потом идет в бой за тяжелым куском. Если вы сохраните свой нейтралитет, Сталин проглотит вас не поперхнувшись.
     - Но вы гарантируете, что наш союз сможет предотвратить оккупацию Эстонии?
     - Я гарантирую, что он предельно осложнит захват Северороссии и Эстонии. У нас с вами единые интересы. Мы хотим защитить свой суверенитет и тот образ жизни, который считаем правильным. Эти вещи стоят очень дорого. Так давайте сражаться бок о бок, чтобы шансы на победу у каждого из нас возросли.
     - Это всё красивые слова, - поежился Мяги. - А вот поддержат ли эстонцы правительство, которое будет посылать их на войну за чужие интересы?
     - Господин Мяги, - произнес Алексей, - если вы не считаете свой народ скопищем проходимцев, воров и тупиц, то можете рассчитывать на то, что моральная позиция, занятая правительством, найдет поддержку в сердцах, а борьба за соблюдение национальных интересов найдет понимание в умах. Если бы речь шла о том, чтобы послать эстонских ребят куда-нибудь в Африку, воевать за интересы транснациональных монополий, я бы сам сказал вам: "Откажитесь". Но я предлагаю заключение оборонительного союза, где наши страны дадут гарантии друг другу. Вы не находите, что здесь речь идет о взаимной выгоде?
     Несколько минут министры шагали в тишине, изредка нарушаемой лишь криками птиц, приветствовавших весну, но потом Мяги прервал затянувшуюся паузу:
     - Все правильно, господин Татищев. Но прошу вас понять: вступление в предлагаемый вами союз является очень ответственным шагом, который может перевернуть всю жизнь нашей маленькой страны.
     - Но ведь лучше перевернуть жизнь, чем потерять, - улыбнулся Алексей. - В конце концов, если для кого-то фраза "Лучше жить сражаясь, чем умереть на коленях" - пустой звук, я лишь могу посочувствовать. Господин Мяги, мне кажется, мы уже в достаточной мере обговорили все возможности сотрудничества. Вы знаете наши предложения. То, что вы пригласили меня для беседы, означает, что Эстония заинтересована в сотрудничестве. Вы хотели получить ответы на некоторые вопросы. Я их вам дал. Пришло время выбирать.
     - Я думаю, нам сейчас стоит выехать в Таллинн, - проговорил Мяги, растягивая слова, - чтобы продолжить этот разговор с президентом и уточнить детали возможного договора.

***

     Алексей вошел в обставленный в стиле Екатерины Второй кабинет президента и в очередной раз констатировал для себя, что адмирал в последнее время очень полюбил роскошь. Оладьин, сидевший в богато украшенном кресле, за столом, когда-то принадлежавшим светлейшему князю Григорию Потемкину, указал на кресло для посетителей и буркнул:
     - Докладывай.
     - Получено окончательное подтверждение готовности Российской Республики признать Северороссию, - произнес Алексей. - Прошу вас утвердить кандидатуру барона Рененкампфа в качестве посла в Симферополе.
     Оладьин молча взял протянутый ему Алексеем лист, обмакнул перо в чернила и подписал.
     - Дальше, - произнес он.
     - Считаю необходимым завтра вылететь в Симферополь, для переговоров и подписания договора о военном союзе, - доложил Алексей.
     - Сколько займут переговоры? - процедил адмирал.
     - Полагаю, около недели.
     - Ну что же, в море искупаешься, - улыбнулся Оладьин. - Это значит, ты в первых числах июля вернешься?
     - Так точно, - кивнул Алексей.
     - Поезжай, - махнул рукой Оладьин.
     - Я бы просил ускорить ратификацию Думой договора о военном союзе с Эстонией и Финляндией.
     - Я только что говорил со спикером, - проворчал адмирал, - слушания назначены на завтра. Что-нибудь еще?
     - Все то же, ваше высокопревосходительство. Почему вы не хотите присоединиться к гарантиям безопасности Польше?
     - Потому что не хочу, - произнес адмирал. - Я не хочу класть наших солдат за чужие интересы.
     - Стабильность в Европе - это и наши интересы, - со сталью в голосе произнес Алексей.
     - Ты знаешь, - начал повышать голос Оладьин, - что ни Сталина, ни Гитлера это не остановит. Зачем нам влезать в войну на несколько месяцев раньше?
     - Наше вступление в войну против Сталина на этих условиях поставит его политически в чрезвычайно невыгодное положение. Возможно, нам даже удастся предотвратить более мощное его выступление против нас. Если мы присоединяемся к гарантиям Англии и Франции Польше, мы становимся их союзником. Нападая на нас, он нападает на них. Это очень невыгодный для Сталина расклад, в свете возможной войны с Германией.
     - А если нам придется вступить в войну против Гитлера? - возразил Оладьин. - Германия перекроет нам доступ к румынской нефти, а Сталин ударит в тыл. Об этом ты подумал?
     - Есть еще норвежские источники, есть наши собственные месторождения, которые разрабатываются. Возможна помощь Великобритании и США.
     - Не очень-то я рассчитываю на них, - с сомнением покачал головой Оладьин. - Для того чтобы месторождения на Кольском полуострове дали хоть какую-то отдачу, нужно еще около года. Программа подготовки оборонительной линии не завершена. Для нас сейчас отсрочка войны на каждый день - победа. Ты ведь знаешь, что Сталина могут остановить только доты и артиллерия, но никак не декларации. Убедил?
     Алексей откинулся в кресле:
     - Логика есть. Но я считаю, что мы должны выступить с заявлением об осуждении агрессии против Польши и всеми силами поддержать поляков.
     - Не хотелось бы злить Гитлера, - поморщился Оладьин. - Я знаю, ты любишь Польшу и стараешься защищать ее всеми силами, но почему за наш счет?
     - Я люблю Польшу, - подтвердил Алексей, - но предлагаю вступиться за нее не поэтому. Польша - свободная страна. Северороссия - свободная страна. Если мы не будем поддерживать друг друга, то поодиночке не выстоим против поднявшегося в Европе вала тоталитаризма.
     - Красиво говоришь, а нас подставляешь под удар.
     - Такие люди, как Гитлер, уважают только силу, - возразил Алексей. - Будем смотреть на них, как кролик на удава, проглотят. Заявим твердо о своей позиции, будут договариваться.
     - Резонно, - кивнул Оладьин.
     - Тогда, ваше высокопревосходительство, объясните, почему правительство сквозь пальцы смотрит на деятельность общества "Ингерманландское возрождение"? Ведь ясна их связь с СД  и их цель - восстановление пронемецкого режима в Ингерманландии?
     - Я не хочу злить Гитлера, - повторил Оладьин.
     - Они серьезно нарушают конституцию и целый ряд законов Северороссии, - настаивал Алексей. - Формальных поводов для запрещения этой организации более чем достаточно.
     Оладьин молчал.
     - Ваше высокопревосходительство, - Алексей откашлялся, - давайте начистоту. Вы ведь еще не определились, вступите в союз с Гитлером или с антигитлеровской коалицией?
     - Я выступаю за интересы Северороссии, - утробно проговорил Оладьин. - Я за повышение ее влияния в мире и за сохранение ее независимости. Если для решения этих задач мне придется вступить в союз с Гитлером, я вступлю.
     - Хорошо. - Алексей оперся о президентский стол. - Давайте забудем всё, что я вам говорил о событиях в моем мире. Но, как военный человек, вы должны понимать, что Германия не выдержит войну на два фронта. Особенно если Восточный фронт будет держать СССР с его территорией и ресурсами. Гитлер будет обречен с того момента, когда поссорится с Англией и Францией и получит единую границу с СССР. Даже если границы не будет, подмять несколько центральноевропейских стран, чтобы ударить по Гитлеру, для Сталина не проблема. Гитлер - битая карта.
     - Не очень сильная карта, - поправил собеседника адмирал, - но в нужном раскладе... Если воспользуемся им для своей игры, мы можем усилиться.
     - А потом лет сто будем отмываться от грязи, которая пристанет к нам из-за союза с этим чудовищем, - вспылил Алексей. - Кроме того, Гитлер нас может просто сдать Сталину за какие-то уступки.
     - Вот поэтому мне и нужен ты, и нужны твои хорошие отношения с Черчиллем, - вставил адмирал. - Но хорошие отношения с Британией - это еще не готовность плясать под музыку из Лондона. Ладно, ступай. Удачи в Симферополе.

***

     - Проходите, господин советник, - проговорил секретарь. - Рейхсминистр ждет вас.
     Павел вскочил со стула, быстро поправил галстук, глубоко вдохнул и твердым шагом направился к распахнувшимся перед ним дверям кабинета. Сухощавый Риббентроп приветствовал его, встав со своего кресла за огромным столом, расположенным в центре гигантского кабинета. Из-за непомерных размеров помещения и находящейся в нем мебели небольшая фигура рейхсминистра почему-то выглядела комично. Павел поздоровался, пожал протянутую ему для приветствия руку и, следуя приглашению хозяина кабинета, сел на стул за длинным столом для совещаний.
     - Согласно телеграмме, полученной мной от господина Молотова, - проговорил Риббентроп, - вы уполномочены вести секретные переговоры о возможном разграничении интересов Германского рейха и Советского Союза в Северороссии.
     - Совершенно справедливо, - кивнул Павел. - Я уполномочен довести до вас позицию советского правительства по этому вопросу, выслушать ваши предложения и участвовать в подготовке соглашений, которые в дальнейшем могут быть закреплены межгосударственным соглашением. Думаю, не требуется слишком подробно пояснять, что как сам факт наших переговоров, так и суть моей миссии должны сохраняться в абсолютной тайне. Именно с этим связано столь скромное название моей должности.
     Павел отметил про себя, что говорит с еле заметным акцентом. "Спасибо Наталье. Эх, Наташа, где ты?" - подумал он с горечью. Под сердцем неприятно кольнуло.
     - Хорошо. - Рейхсминистр положил ладони на отполированную до блеска крышку стола. - Я очень рад, что после длительного периода взаимного отчуждения и противостояния наши страны наконец перешли к взаимовыгодному сотрудничеству. Тезисы, изложенные Сталиным в речи на мартовском пленуме ЦК ВКП(б), достаточно четко определили, что подлинными врагами обоих наших государств являются буржуазные демократии Запада . Несмотря на некоторые противоречия во взглядах наших народов на идеальное построение государства, и вы и мы стоим на близких позициях в мировой политике. Безусловно, великие империи должны расширять свои жизненные пространства. В этом основа их жизнедеятельности. Так или иначе, наши государства существуют в достаточно ограниченном географическом пространстве, именуемом Европа, и, во избежание конфликтов, должны четко разграничить сферы своих интересов. В настоящее время мы ведем переговоры с вашими представителями по разграничению сфер влияния во всех государствах, лежащих между нами от Балтики до Черного моря. Однако вопрос Северороссии особо щекотлив. Известно, что с тринадцатого века до конца четырнадцатого эти земли находились под властью германского Ингерманландского ордена. Из-за ослабления германского влияния, в связи с распрями внутри ордена, с конца четырнадцатого века в этих землях получили власть славяне. Однако роль германского населения на протяжении всей исто
рии существования Северороссии всегда была значительна. В настоящее время около трети ее населения либо являются чистокровными немцами, либо имеют немецкие корни. В связи с этим мы считаем Северороссию зоной национальных интересов Германии.
     - В ваших словах, безусловно, есть логика, - спокойно ответил Павел, - однако смею напомнить, что еще до прихода ордена эти земли принадлежали Новгородской республике, славянской, прошу заметить. Великое княжество, а после королевство Северороссия были странами, где, безусловно, доминировали славяне. Я уж не говорю, что эти земли были центром Всероссийской унии, а после, без малого двести лет, Российской империи. Мы считаем, что это исконно русская территория.
     "Какую чепуху я несу, - подумал Павел раздраженно. - Впрочем, как еще можно разговаривать с этим узколобым нацистом? Не объяснять же ему неизбежность крушения всех национальных буржуазных режимов и возникновения всемирного коммунистического объединения. Он не поймет. Нацизм обречен историей... Но сейчас фашисты нужны нам как союзники. Что же, поговорим на их языке, чтобы заставить делать то, что нужно нам".
     - Полагаю, мы не найдем общий язык, если вы будете настаивать на полном контроле Москвы над территорией всей нынешней Северороссии, - откинулся на спинку стула Риббентроп.
     - Чтобы наши переговоры не зашли в тупик, - наклонился вперед, сцепив руки в замок, Павел, - давайте для начала выясним, в чем наши позиции совпадают. Скажите, считаете ли вы целесообразным сохранение существующего политического и государственного режима в Северороссии?
     - Буржуазная демократия Северороссии прогнила и изжила себя, - жестко произнес Риббентроп.
     - Что же, - улыбнулся Павел, - здесь мы едины во мнениях. Пойдем дальше. Считаете ли вы необходимым сохранение Североросской республики как самостоятельного государства в нынешних границах?
     Риббентроп пристально посмотрел на собеседника:
     - Мы намерены отстаивать интересы германского населения, проживающего на территориях восточной Балтики, и добиться максимального расширения жизненного пространства немецкой нации. В интересы рейха не входит сохранение независимости и территориальной целостности Северороссии.
     - Вы понимаете, что Советский Союз не намерен более мириться с незаконным отторжением у него Вологодской области, а также считает, что исконно славянские территории Новгорода и Пскова должны находиться под его протекторатом?
     - Безусловно, - кивнул Риббентроп.
     Павел удовлетворенно откинулся на стуле. Главная цель была достигнута. Немцы согласились на ликвидацию и раздел Северороссии. Более того, они согласились отдать СССР новгородские и псковские земли, на которых располагались укрепрайоны, возведенные северороссами. Это значило, что в случае раздела страны, при наступлении часа икс, Красная армия сможет начать наступление на немецкие войска, размещенные в полевых лагерях и казармах и не укрытые за мощными оборонительными линиями. Это и была главная задача переговоров - убедить немцев помочь сокрушить североросский буржуазный режим, стать оккупантами части этой страны и подготовить плацдарм для уничтожения их частей в первые же дни освободительного похода на запад. Он, Павел, этого добился сразу. Аллилуйя. Теперь предстоял лишь торг за конкретные позиции и пункты соглашения. Вслух, однако, Павел произнес:
     - Исходя из вышесказанного, в чем вы видите интересы рейха на территории Северороссии?
     - Мы считаем целесообразным воссоздание немецкого государства на территории Ингерманландии и Карелии, - помедлив, проговорил Риббентроп.
     - Простите, - Павел склонил голову набок, - государство, провозглашенное королем Зигмундом в восемнадцатом году, включало в себя только Ингерманландию.
     - Он слишком мелко плавал, - поморщился Риббентроп. - Карелия населена финским населением, более родственным германскому народу, чем русскому. Полагаю, исторически это скорее территория наших интересов, чем ваших.
     - Карелия - земля, весьма богатая природными ресурсами, - возразил Павел, - а они интернациональны. Не думайте, что мы так просто откажемся от прав на нее.
     - В настоящее время обсуждается вопрос о советском влиянии в Эстонии, Латвии, восточной Польше , новгородских, псковских и архангельских землях. Вам мало?
     - Но и Германия планирует взять под свой протекторат большую часть Польши, Литву и Ингерманландию, - парировал Павел. - Давайте говорить о реальных уступках, господин рейхсминистр.
     В кабинете воцарилась тишина, которую первым нарушил Павел:
     - Я считаю, что вопрос принадлежности Карелии может быть предметом дальнейших переговоров.
     - Хорошо, - кивнул Риббентроп. - Тогда на сегодня у меня к вам последний вопрос. Каким вы видите политический режим на территориях Северороссии, отошедших под ваш протекторат?
     - На этих землях будет сформирована Североросская Советская Социалистическая Республика, со столицей в Новгороде. Она войдет в состав СССР.
     - Это неприемлемо, - энергично запротестовал Риббентроп. - Мы создадим на отошедших к нам территориях формально независимое государство и не будем... пока включать его в состав рейха. От вас мы ждем, что вы установите близкий вам по духу режим, который признает отторжение отошедших к немецкому государству областей, но формально сохранит статус независимого государства.
     - А мы как раз готовы обсуждать вопрос включения Ингерманландии в состав рейха, - мгновенно среагировал Павел.
     - На данный момент мы в этом не заинтересованы. Такое объединение может вызвать чрезвычайно негативную реакцию Франции и Великобритании, которой бы хотелось избежать.
     Слушая рейхсминистра, Павел сдержанно улыбался, думая, что в Москве ситуацию прогнозируют куда лучше, чем в Берлине. Готовя нападение на Польшу, Гитлер рассчитывал, что Лондон и Париж, как и в случае с аншлюсом Австрии и оккупацией Чехии, испугаются открыто выступить против него и ограничатся лишь дипломатическими ходами. Фюрер полагал, что предстоит лишь небольшая локальная война. А вот Сталин, открывая нацистам возможность напасть на Польшу, как раз и рассчитывал на возникновение большой европейской войны. Той войны, в которую Советский Союз вступит последним, но получит самый большой приз. А предложение включить Ингерманландию в состав рейха было той наживкой, которая должна была еще больше усилить противостояние западной коалиции с Берлином. Немцы не проглотили ее, но Павел надеялся, что все остальное сработает и приведет к нужному результату. Как сказал ему Молотов, безусловно цитируя Сталина: "В грядущей войне победит тот, кто вступит в нее позже всех, предоставив остальным участникам конфликта изрядно ослабить друг друга".
     Между тем Риббентроп продолжал:
     - Однако для нас было бы нежелательным столь скорое включение отошедших к вам земель в состав СССР. То же касается вопроса присутствия частей Красной армии на этих территориях...
     - Здесь, боюсь, мы не сможем пойти вам навстречу, - перебил его Павел. - С высокой долей вероятности можно утверждать, что после... э-э-э, падения буржуазного режима Северороссии остатки недобитых частей североросской армии и часть населения будут оказывать серьезное, в том числе и вооруженное, сопротивление новому режиму. В связи с этим мы видим необходимость в присутствии на этой территории частей Красной армии и НКВД. Скажу сразу: мы не имеем ничего против ввода на отошедшие к вам территории частей вермахта и СС.
     Помедлив и пожевав губами, Риббентроп наконец произнес:
     - Резонно. В таком случае давайте зафиксируем достигнутые нами договоренности, в качестве основы для дальнейших переговоров. В дальнейшем вы будете вести переговоры с моим советником Рихардом Крайнцем. Разумеется, Крайнц будет информировать меня, а я фюрера о всех нюансах переговоров. Надеюсь, ваше руководство в Москве также намерено держать руку на пульсе.
     - Разумеется, - кивнул Павел.
     - Тогда я бы хотел, чтобы мы согласовали также следующие вопросы.