астягивая слова, произнес Сталин, - как на конференции в Тегеране у нас вызвал большие споры вопрос о послевоенном устройстве Северороссии?
     - Разумеется...
     - Вы знаете, - проговорил Сталин, - я решил изменить свою позицию в отношении этого государства. Я согласен на то, чтобы после капитуляции Северороссии оккупационные власти передали права на управление страной президенту, избранному на свободных выборах. Я согласен, чтобы выборы проходили на основании конституции восемнадцатого года. Думаю, они могут состояться в течение одного года после капитуляции.
     - Вот как?! - Переводчику даже удалось передать изумление в голосе Черчилля. - Чем же вызвал такой поворот, господин Сталин?
     - Глубокой заинтересованностью советского правительства в скорейшем окончании кровопролития. Кроме того, переброска войск с севера позволит развить наступление против немецких войск па Западном фронте.
     - Если вы помните, мы обсуждали тогда еще вопрос о формировании, до выборов, временной гражданской администрации страны. Вы изменили свое мнение и по этому вопросу? - осведомился Черчилль.
     - Да, я согласен на формирование такой администрации.
     - Кого же вы видите главой этой администрации? Как вы помните, я предлагал, чтобы это была компромиссная фигура, устраивающая всех союзников. Кроме того, мы планировали, что все союзные державы поддержат этого человека на выборах президента Северороссии.
     - Да, я помню, господин Черчилль. Я проанализировал многие кандидатуры и пришел к выводу, что лучше всего, если это будет бывший министр иностранных дел Северороссии Алексей Татищев. Это человек достаточно популярный в стране. Прежде он занимал достаточно высокие посты. Он не запятнан сотрудничеством с профашистским режимом. С моей точки зрения, это оптимальная кандидатура. Да вы, кажется, знакомы с ним.
     - Предложение интересное. - Сталин интуитивно догадывался, насколько обескуражен его собеседник. - Я бы, пожалуй, не возражал. Надо проконсультироваться с господином Рузвельтом.
     - А я звонил ему только что. Он согласен.
     - Что же, тогда и у меня возражений нет, - проговорил Черчилль. - Я полагаю, в ближайшие дни, на уровне дипломатов, мы должны обсудить механизмы смены власти в Северороссии и то, как будет сделано предложение Татищеву.
     - Разумеется. Всего доброго, господин Черчилль.
     - До свидания, господин Сталин.
     Повесив трубку, Сталин обвел своим тигриным взглядом сидящих перед ним Молотова, Берию и Сергеева.
     - Черчилль не возражает, - произнес вождь, выходя из-за своего рабочего стола и начиная медленно мерить шагами пространство кабинета. - Скоро, товарищ Молотов, с вами свяжутся по этому вопросу представители британского посольства. Потяните переговоры. А вам, товарищ Сергеев, надо немедленно вылететь в Стокгольм. Вам предоставляется возможность реализовать предложенный вами план решения Североросского вопроса. Надеюсь, вы оправдаете доверие партии.
     В далеком Лондоне, положив телефонную трубку на рычаг, Черчилль закурил сигару и задумался. Просидев в полном молчании около минуты, он нажал кнопку вызова секретаря.
     - Джеймс, - проговорил премьер, как только секретарь возник на пороге, - принесите мне снова письмо этого Татищева, которое пришло два месяца назад. Кажется, для его проекта настало время. И передайте в Интеллидженс сервис , пусть установят за Татищевым круглосуточное наблюдение... Он, кажется, важная фигура теперь.

***

     Алексей старательно работал лопатой, очищая дорожку к своему дому. Свежий морозный воздух приятно щекотал ноздри, утреннее солнце заливало все вокруг. Январь в этом тысяча девятьсот сорок четвертом году под Стокгольмом выдался холодный. Впрочем, это не слишком огорчало Алексея. Он любил радостный хруст снега под ногами и морозную свежесть. Сейчас, с удовольствием работая лопатой, он думал... Размышлял о себе, о своей судьбе, о том мире, в который он попал и который стал для него своим, о причудливо возникшем на северо-западе Руси государстве Северороссия.
     "Интересно, - думал Алексей, - как пойдут дела дальше. Пока все развивается очень знакомо. Фронт неумолимо катится на запад. Советские войска на севере уже вышли на позиции, на которых стояли в апреле сорокового года, кроме Пскова, конечно. Хотя к Архангельску подошли даже ближе. Сейчас штурмуют новгородский укрепрайон. Что дальше? Вряд ли за три года в Северороссии произошли большие изменения. Только от войны все устали. А вот Красная армия усилилась. Мобилизована вся страна. Поставлены на поток новые, более мощные виды оружия. Да и научились воевать они за эти годы, ой как научились. Не будет у них теперь тех ляпов, что были четыре года назад. Значит, самое позднее в феврале Красная армия перевалит этот рубеж, возьмет Новгород, и тогда конец. Никаких укреплений на ее пути не будет. К концу марта, в крайнем случае в апреле Советы войдут в Петербург. Что дальше? Несложно догадаться. Оккупация всей страны. Потом Сталин посадит свое правительство и начнет насильственную советизацию. Страна станет социалистической, будет членом СЭВ и Варшавского договора года до восемьдесят девятого. Потом какая-нибудь бархатная революция. Наверняка бархатная. Слишком уж европейские, цивилизованные отношения сформировались в Северороссии, чтобы допустить румынский вариант . Но все равно за это время страна успеет отстать экономически и технически. Пустится вдогонку, само собой. Но двадцать первый век будет вынуждена встречать на задворках мировой экономики и политики, униженно прося принять ее в ЕС и НАТО. Жаль. Я-то надеялся, что хоть небольшую территорию вырвал из лап коммунизма, а оказалось, лишь отсрочил неизбежное. Да отсрочил ли? Я один из тех, кто служил идее великой Северороссии и оказался во локоть в крови. Без меня было бы все то же, что и со мной. Меня просто использовал
и. Кстати, интересно, а почему Оладьин меня приблизил? Ведь все, что было существенно для дальнейших событий, из того, что я знал, я рассказал ему еще в сентябре семнадцатого. А он записывал, записывал, записывал. Другой убрал бы меня как ненужного свидетеля, а этот оставил, вывел на большие посты. Желающих постоять при правителе было много. Почему я? Может, потому, что я тогда, не моргнув глазом, расстреливал любого, кто стоял на моем, то есть его, пути? Ему понравилась такая решительность. Правители любят решительных подданных. Если подчинить их своей воле, ими можно, как тараном, пробивать любые стены. Он взял меня к себе на службу, и я с револьвером и винтовкой проложил ему дорогу к власти. А когда я утратил способность резать направо и налево без рассуждений, сразу отдалился от двора. Вот повод для размышлений о роли человека в истории.
     Теперь о роли истории в судьбе человека. Что ждет меня? Еще проще ответить. Уже в сорок пятом начнется дикое противостояние Востока и Запада, которое перейдет в холодную войну в сорок шестом. Мне, естественно, предложат сотрудничество западные спецслужбы. Что же, по крайней мере обеспечу семью и свою старость. Поселюсь в Англии. Нравится мне эта страна. Хотя Эстония лучше. Но что уж тут поделать. В Эстонии сейчас североросские войска, потом придут красные, и здравствуй, Эстонская ССР. Значит, Англия. До Перестройки, наверное, не доживу. Впрочем, зачем? И так скучно жить, когда знаешь что будет".
     Он критически осмотрел дорожку, прислонил лопату к забору и направился к дому. Войдя в гостиную, обнаружил, что пан Лисовский уже встал и увлеченно рассматривает коллекцию керамики, заботливо собираемую Екатериной с самого приезда в Швецию.
     - Здравствуйте, Ян, - произнес Алексей по-английски. - Как спали?
     - Превосходно. - Лисовский с удовольствием потянулся. - Вы себе не представляете, Алексей, как хорошо спится после того, как вырвешься из этого ада.
     Лисовский - полковник Войска польского, после поражения страны ушедший в подполье, руководил разведывательной и террористической деятельностью одного из подразделений Армии Крайовой в Кракове, пока на его след не вышло гестапо. И не миновать бы полковнику ареста, пыток и расстрела, если бы не встретился ему на пути агент Татищева. Сразу после приезда в Швецию Алексей, используя свои связи по работе с Управлением госбезопасности Северороссии и тратя значительную часть собственных доходов, наладил сеть по спасению людей с территорий, оккупированных фашистами. Его агенты действовали в Польше, Франции, Чехии, Югославии и даже Германии, помогали бежать через Швецию в Англию евреям, военнопленным, подпольщикам, даже прокоммунистического толка, всем, кто не поладил с гитлеровским режимом. Алексей упорно отказывался поставить свою сеть на службу какой-либо разведке или политической группировке, но все же быстро получил финансирование от всевозможных эмигрантских фондов. Собственно, эта деятельность сейчас и отнимала большую часть его времени и сил.
     - Не расслабляйтесь, Лисовский, - произнес Алексей. - Пока вы не в Британии, вы не в безопасности. Слишком сильно вы насолили нацистам, чтобы от вас так просто отстали.
     - Я не расслаблюсь, - грустно улыбнулся Лисовский, - пока моя дорогая Польша под сапогом оккупанта.
     - Я вас понимаю, - вздохнул Алексей. - Из стран, участвующих в этой свистопляске, которую называют Второй мировой войной, Польша вела себя достойнее всех. И именно она оказалась преданной и оболганной всеми, и Берлином, и Москвой, и Лондоном, и Вашингтоном. Держитесь, Лисовский. Я верю в вашу удачу. Ще Польска не сгинела.
     Поляк отвернулся, очевидно чтобы скрыть слезы.
     - Господин Татищев. - Телохранитель, не постучавшись, заглянул в комнату. Это был один из двух агентов, приставленных к Алексею Вайсбергом. - Там пришли два каких-то человека. Судя по произношению, немцы. Хотят поговорить с вами.
     - Лисовский, - обратился Алексей к поляку, - поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж. Если моя жена или дети проснутся и захотят спуститься вниз, удержите их под каким-нибудь предлогом.
     - Я могу... - расправил плечи полковник.
     - Вы нужны мне сейчас именно в этом качестве, а Польше - в качестве живого и свободного участника сопротивления, - отрезал Алексей. - Действуйте.
     - А может, подождем Питера. Он в городе, но скоро вернется, - произнес, заходя и прикрывая за собой дверь, телохранитель.
     - Нет, Иван, - покачал головой Алексей. - Если они пришли просто ради разговора, он нам не нужен, а если за другим... вы их не остановите. Зовите.
     Через минуту в комнату вошли два дюжих молодца в строгих костюмах, всей своей внешностью демонстрирующие, как должен выглядеть истинный ариец, а именно: здоровье через край и полное отсутствие мысли на лице. Иван, прикрыв входную дверь, стал за их спинами. Вытянувшись перед Алексеем, один из посетителей щелкнул каблуками и произнес по-немецки:
     - Гауптштурмфюрер СС Отто Майер. Мой помощник, оберштурмфюрер  Петер Хауэр.
     - Слушаю вас, офицеры, - ответил на том же языке, поднимаясь, Алексей.
     Оценив опытным взглядом собеседников, он уже понял, что перед ним никакие не переговорщики, а бойцы группы захвата, не слишком искушенные в риторике, но весьма искусные в рукопашном бою и стрельбе.
     - По нашим данным, в вашем доме находится человек, совершивший ряд преступлений против рейха, некто Ян Лисовский, - проговорил Майер. - Мы требуем его выдачи.
     - Не знаю, о ком вы говорите, - пожал плечами Алексей.
     - Перестаньте валять дурака, генерал, - с напором произнес Майер. - Всё вы прекрасно знаете. Мы давно следим за вами и давно намеревались порекомендовать прекратить вашу антигерманскую деятельность. Сейчас же вы очень сильно задели интересы рейха. Выдайте нам Лисовского, и никто не пострадает.
     - Вы так боитесь за свою жизнь и здоровье? - поднял брови Алексей.
     Поморщившись, Майер сделал знак головой своему помощнику. Тот направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Двумя мощными прыжками Иван догнал его и ухватил за плечо. Эсэсовец резко ударил его локтем под ребра и тут же, развернувшись, нанес сокрушительный удар по шее. В то же мгновение Алексей скользнул навстречу Майеру. Эсэсовец попытался нанести ему боксерский прямой удар в челюсть. Алексей поднырнул под атакующую руку и снизу, распрямляясь, влепил противнику хук. Майер охнул и стал оседать, а Алексей рванул к его помощнику. Тот уже выхватил пистолет, вскинул, но выстрелить не успел - противник был уже рядом. Сместившись с линии огня, Алексей перехватил руку немца и поднырнул под нее, выполняя классический прием дзю-дзю-цу сихо-нагэ. Эсэсовец выронил пистолет и с диким криком совершил сальто в воздухе. Что делать, людям свойственно кричать, когда их рука ломается сразу в трех местах. Опустившись на колено, Алексей рубанул противника по шее ребром ладони. Тот затих.
     Поднявшись, Алексей ногой откинул в сторону пистолет, осмотрел поле боя, быстрыми шагами направился к телефону и набрал номер. Когда он обернулся, то увидел, что на верхней площадке лестницы стоит Екатерина и с ужасом смотрит вниз. За ее спиной тут же возник Лисовский.
     - Что здесь произошло, Лёша? - произнесла Екатерина, прижимая руки к груди.
     - Мы поспорили по поводу одного места из Блаженного Августина, - ответил Алексей и, отвернувшись к стене, быстро заговорил в трубку по-английски: - Полиция, это Алексей Татищев. На мой дом совершено нападение...

***

     Алексей остановил "вольво" у подъезда, распахнул дверцу и бросил Питеру:
     - Загони машину в гараж.
     - Хорошо, - кивнул телохранитель, пересаживаясь на водительское место.
     Вообще-то водить машину было его обязанностью, но, когда Лисовский был доставлен в аэропорт, Алексей сказал, что хочет сам сесть за руль. К левостороннему движению  он уже привык и теперь с большим удовольствием провел мощную машину от аэропорта до дома.
     Войдя в прихожую, Алексей скинул пальто, сменил обувь, и тут к нему вышла Екатерина.
     - Лёша, - произнесла она, - там тебя ждет какой-то товарищ из советского посольства.
     - Из советского? - Алексей искренне удивился. - Что ему нужно?
     Жена пожала плечами. Алексей чмокнул ее в лоб и направился в гостиную. Там, против напряженно сидящего в кресле и держащего руку на кобуре Ивана, на диване сидел Павел и нервно курил, стряхивая пепел в поставленную перед ним пепельницу. Пройдя в комнату, Алексей положил руку на плечо телохранителю и произнес:
     - Все нормально, свободен.
     Иван кивнул, поднялся и вышел, прикрыв за собой дверь. Алексей уселся на его место и принялся рассматривать старого врага. Тот тоже вперил в него ненавидящий взгляд. Молчание длилось с минуту, после чего Алексей проговорил:
     - Слушаю.
     - Я прибыл к тебе по личному приказу товарища Сталина, - с напором произнес Павел.
     - Значит, ты на дипломатической работе? - поднял брови Алексей.
     - Нет, я командующий Североросской армией.
     - А звание у тебя советское? - поинтересовался Алексей.
     - Я генерал-майор народной армии Северороссии, - пояснил Павел.
     - Замечательно, - хмыкнул Алексей.
     - Ты понимаешь, что все кончено? - поморщился Павел.
     Алексей молчал.
     - Мы уже сломали хребет Германии и всему фашистскому блоку, - продолжил Павел. - Падение Северороссии - это лишь вопрос времени. Но если Оладьин будет сопротивляться так же, как и сейчас, это еще месяцы упорных боев. Погибнут десятки тысяч людей. Это нужно предотвратить. Ты популярный человек и в североросской армии, и в политике. Ты не замарал себя сотрудничеством с нацистами. Все объясняют твою отставку несогласием с союзом с Гитлером. Если ты выступишь в печати и призовешь прекратить сопротивление, это поможет избежать многих жертв.
     - Бели северороссы сложат оружие, означает ли это, что советские войска останутся на нынешних рубежах, а независимость страны будет сохранена? - спросил Алексей.
     - Нет, - покачал головой Павел. - В этом случае ты бы нам не был нужен. Оладьин обратился к Сталину месяц назад именно с таким предложением. Но Иосиф Виссарионович непреклонен. Армия Северороссии должна быть разоружена, а на ее территорию введены оккупационные войска. Только это обеспечит спокойствие на наших северо-западных границах.
     - Только это обеспечит советизацию Северороссии, - поправил его Алексей.
     - Чтобы ты был спокоен, - скривился Павел, - на Тегеранской конференции Сталин дал союзникам обязательство не нарушать государственный суверенитет Северороссии.
     - Но не давал обещания не делать ее социалистической страной, Если американцы и англичане еще испытывают иллюзии, то поляки, литовцы и латыши уже хорошо знают, что ввод советских войск и безраздельная власть Кремля - это одно и то же. И мы с тобой это тоже хорошо знаем. Я не раз говорил тебе, что для меня между фашизмом и коммунизмом стоит знак равенства. Я бы призвал прекратить сопротивление, если бы считал, что есть хоть один шанс избежать установления коммунистического режима в Северороссии. Но на этих условиях - нет.
     - На что ты надеешься?
     - На чудо, - хмыкнул Алексей.
     - Хорошо, - процедил Павел. - А ты знаешь, что Иосиф Виссарионович, Рузвельт и твой любимый Черчилль считают твою кандидатуру оптимальной на пост послевоенного президента Северороссии?
     Алексей остолбенел от такого известия. Около минуты он приходил в себя, после чего проговорил:
     - Я еще могу понять союзников... но вы...
     - У политики свои законы, - вздохнул Павел. - То, что большая часть населения Северороссии не на стороне компартии - факт, который приходится признать. Президент-коммунист - это повод для гражданской войны, которая никому не нужна. Ты - как раз тот человек, который может устроить всех. Ты - тот, кто прекратит войну, сохранит хрупкий баланс. Нас больше устраивает нейтральная, демократическая, пусть и буржуазная Северороссия, чем управляемая фашистским прихвостнем Оладьиным. Поверь, позиция Сталина сейчас изменилась.
     Павел развел руки и расплылся в улыбке, всеми силами стараясь внушить собеседнику, что намерения его чисты, а слова правдивы.
     - Но советские оккупационные войска будут стоять в Петербурге? - спросил Алексей.
     - Да, - кивнул Павел.
     - И вас не беспокоит, что я - убежденный антикоммунист?
     - Нет, политика есть политика. Мы хотим мира и больше ничего.
     Алексей откинулся в кресле, потом скривился, будто проглотил горькую пилюлю, и произнес:
     - Хорошо, что я покинул политику. Уж больно заманчиво выгладят некоторые предложения. Я прекращаю войну, обеспечиваю вам лояльность населения, успокаиваю союзников. Потом вы производите переворот, выбрасываете меня как ненужную ветошь и железной пятой давите страну. Как сладки ваши речи! Только вот поминать меня будут уже года через четыре не как человека, остановившего войну, а как того, кто привел к власти коммунистов.
     На лице у Павла появился хищный оскал.
     - Подонок, - с чувством произнес он, - ради своего антикоммунизма ты готов видеть, как льются реки крови.
     - Я просто знаю, что если сейчас сложить оружие, одни реки крови сменятся другими. А еще я могу призвать людей не сражаться, но только если это не будет стоить им свободы. Иначе я предам себя и их.
     Павел откинулся на спинку дивана и зло проговорил:
     - Двадцать пятое мая - твоя работа. Алексей кивнул.
     - Об одном жалею, что не пришил тебя тогда в семнадцатом, - прошипел Павел.
     - А я ни о чем не жалею, - отвел глаза Алексей. - Хотя давно понял, что, пока мы ходим с тобой по одной земле, будем сражаться.
     - Твой ответ окончательный? - наклонился вперед Павел.
     - Да, - жестко произнес Алексей.
     Павел поднялся и направился к выходу. Покидая комнату, он громко хлопнул дверью. Тут же в гостиную вбежала Екатерина. Осторожно подойдя к мужу, спросила:
     - Что-нибудь случилось?
     - Слава богу, ничего, - ответил Алексей.
     На журнальном столике зазвонил телефон. Екатерина подошла к нему, сняла трубку и произнесла:
     - Алло.
     Потом, заслонив микрофон ладошкой, проговорила:
     - Тебя какие-то англичане из белого зала.
     - Какого белого зала? - не пон