.
     -- Он  говорил  это  отнюдь  не  вам, милейший, -- заметил
Длинноволосый.
     Начальник обиделся, но Гури уже заинтересовался обвалом, и
бедняге пришлось проглотить это замечание. Спорить с  валлийцем
не  приходилось -- о нем и его подвигах все уже были наслышаны.
Поэтому, подумав, начальник стражи заговорил вновь:
     -- Да и добывать ее труднее, чем золото.
     -- А много народу у вас  тут  гибнет?  --  поинтересовался
Гури, проводив глазами очередную личность с тачкой.
     "Босяк -- он и есть босяк, -- подумал начальник стражи, --
даром что лорд и известный герой". Вслух же сказал:
     -- Порядком.  --  И лицо его стало таким суровым, будто он
потерял здесь всех своих близких  и  сам  ожидает  подобной  же
участи.
     -- А где вы их хороните?
     -- Есть  тут одно кладбище... Но их, как правило, хоронить
не приходится... -- Начальник стражи выразительно покосился  на
обвал.
     -- Скажите,    --    продолжал    свои    расспросы   Гури
Длинноволосый, сталкивая  вниз  камешки  носком  сапога,  --  а
случались тут у вас побеги?
     Прищуренные  глаза  Гури  при  этом мгновенно раскрылись и
уставились на начальника стражи. Тот возмущенно фыркнул:
     -- Ни-ко-гда, -- отрезал он. -- Вы уже  имели  возможность
убедиться, сэр, что охраняют этих головорезов не на страх, а на
совесть. Правда, был тут один, который пытался бежать...
     -- Он еще жив? -- Гури даже подпрыгнул от удовольствия.
     -- Да... Хотите посмотреть?
     -- Конечно!
     Гури  легко  зашагал  следом  за  начальником  стражи. Тэм
заметил, что нынче покалеченный в боях валлиец как будто совсем
не хромает. Но он  давно  уже  перестал  обращать  внимание  на
странности своего господина.
     -- Идемте, посмотрим, -- сказал Гури. -- А потом, с вашего
позволения,  мы вас покинем. Я доложу шерифу о том, что соляные
копи, как всегда, являют собой образец порядка и благолепия.
     -- Мы вас так просто не отпустим, сэр. -- Начальник стражи
позволил себе подобострастное лукавство. -- А отобедать с нами,
сэр?
     Гури покачался на носках.
     -- Баланды вашей похлебать, что ли? -- насмешливо  спросил
он.
     Начальник затрясся в почтительном хохоте.
     -- Ладно, идем, -- милостиво разрешил Гури.
     Они  обогнули  осыпь и вышли к ровной площадке, сделанной,
видимо, специально для проведения публичных экзекуций.  Посреди
стоял   добротный   столб,  к  которому  надлежало  привязывать
провинившегося. Сейчас возле  этого  столба  сидел  в  тяжелых,
покрытых  темными  пятнами  колодках  какой-то  истощенный,  до
черноты загорелый тип, весь облепленный оводами  и  мухами.  Он
сидел,  свесив  голову.  Рядом  с ведром воды дежурил солдат, в
обязанности которого входило следить за тем,  чтобы  наказанный
не умер раньше времени.
     Тэму, который мучительно страдал от солнца, стало дурно --
так подействовало   на  него  зрелище  и  сопутствующий  запах.
Мальчик побледнел, сжал зубы, в  ушах  у  него  нарастал  звон.
Прежде  чем Тэм понял, что с ним происходит, это понял Гури. Он
ударил мальчика по лицу и, схватив за шею, пригнул  его  голову
вниз,  подержал  в  таком  положении  несколько секунд, а потом
отпустил. Выпрямившись, Тэм в изумлении посмотрел на валлийца.
     -- Ты теряешь сознание, Тэм, -- сказал Гури.
     Тэм покачнулся. Гури схватил его за плечи  и  обратился  к
начальнику стражи:
     -- Да проводите же его в тень, милейший!
     Начальник  стражи  стоял  с разинутым ртом и не двигался с
места.  До  сих  пор  Гури  не  обращал  на  мальчика  никакого
внимания, и начальник грешным делом принял его за слугу.
     -- А  этот  молодой",  э...  лорд...  он кто? -- промямлил
начальник стражи.
     -- Мой сын, -- отрезал Гури Длинноволосый. --  Внебрачный.
Делайте, что вам говорят.
     Вконец  растерявшись,  начальник стражи подхватил Тэма под
мышки. Обремененный шатающимся, покрытым  испариной  мальчиком,
он  исчез  за осыпью. Оставшись один, Гури Длинноволосый взял у
солдата ведро и плеснул водой на  умирающего.  Затем  склонился
над  ведром  и  жадно  отпил.  Человек в колодках завозился, но
головы не поднял.
     -- И сколько времени  он  тут  сидит?  --  поинтересовался
ГУРИ, ОТОрвавшись от ведра с водой.
     Солдат  не  сразу  понял,  что  вопрос обращен к нему, но,
когда это обстоятельство стало для  него  очевидным,  деликатно
прокашлялся и ответил:
     -- Четвертый день, сэр.
     -- Гм...  и  не  дохнет?  -- с любопытством спросил Гури и
зачерпнул еще воды, чтобы вылить себе за шиворот. -- Ну и  жара
тут у вас, -- проворчал он себе под нос.
     -- Живуч,   сэр,  --  бодро  отрапортовал  солдат,  обретя
должную выправку. -- Если б я попал на его  место,  спаси  меня
Дева Мария, я бы давно сдох, сэр.
     Гури потыкал в пленника ногой.
     Человек  в  колодках  поднял  голову. Его лицо распухло от
укусов насекомых. Он раскрыл  черные  глаза  и,  увидев  как  в
тумане  перекошенный рот, уродливый шрам и длинные белые волосы
Гури Длинноволосого, хрипло прошептал:
     -- Хелот... это ты...
     Солнце садилось.  До  дома  отшельника  святого  Сульпиция
оставалось полчаса езды. Хелот изрядно устал за этот день -- то
ли  верховая  езда,  то ли разговоры с дураками измучили его до
полусмерти. Дураков он по-прежнему не любил, хотя от всей  души
пытался относиться к ним по-христиански.
     "Себя  загонял  и Тэма замучил", -- думал он с раскаянием.
Мальчишку с болот он усадил в седло позади  себя,  и,  судя  по
тому,  как  тяжело  он  навалился  Хелоту  на спину, лжеваллиец
догадывался, что паренек уснул. Алькасар был усажен на  лошадку
Тэма.  Гури  Длинноволосый  признал  в нем одного из зачинщиков
мятежа во Владыкиной Горе и забрал в  Ноттингам,  дабы  предать
показательной   и   ужасающей   казни.  Начальник  стражи  тихо
радовался тому, что так легко отделался от зануды валлийца.  О,
у Гури Длинноволосого такая репутация, что связываться с ним ни
один самоубийца не захочет.
     Хелот   свернул   на   болото.  Пахло  мхом  и  голубикой.
Становилось свежо. Тэм Гили проснулся и завозился у  Хелота  за
спиной.  Алькасар  тяжело  навалился на шею терпеливой лошадки.
Хелоту пришлось привязать его к седлу, чтобы он не упал, -- сил
у пленника уже не оставалось.
     Знакомые бревенчатые стены  отшельникова  дома,  как  и  в
прошлый  раз,  словно  выросли  из глубины болота при появлении
путников. Хелот спрыгнул на дорогу, снял  с  лошади  Тэма  и  с
мальчиком на руках поднялся на высокое крыльцо.
     -- Мир  вам,  отец  Сульпиций, -- крикнул он, заглядывая в
темноту.
     -- Это кого принесло? Хелот,  что  ль?  --  донесся  голос
святого. Слышно было, как отец Сульпиций отодвигает стул и идет
к двери. -- Ты один, сын мой?
     -- Нет, -- ответил Хелот.
     Святой  появился  на  пороге и, прищурившись, посмотрел на
Гури  Длинноволосого,  на  сонного  мальчика,  на   безмолвного
всадника,  который  даже не пытался выпрямиться в седле. Святой
нахмурился.
     -- Откуда ты привез эти человеческие  обломки,  Хелот?  --
полюбопытствовал он, указывая подбородком на Алькасара.
     -- С   соляных  копей,  вестимо,  --  ответствовал  Хелот,
подумав о  том,  что,  несмотря  на  всю  свою  святость,  отец
Сульпиций  порой  бывает невыносим. -- Одолжите мне нож, святой
отец.
     -- Откуда в  обители  божьего  служителя  нож,  еретик  из
Лангедока?  --  хмыкнул отшельник и тут же снял с полки жуткого
вида тесак. При этом  он  посмотрел  на  Хелота  с  неожиданным
уважением и принял из его рук мальчика. Тэм мгновенно проснулся
и уставился на Хелота тревожным взглядом.
     С  ножом в руке Хелот направился к Алькасару. От усталости
его пошатывало, и не оставляло дурацкое предчувствие,  что  вот
сейчас  он  оступится,  неудачно  упадет  и нож воткнется ему в
живот. Однако до сарацина Хелот добрался вполне благополучно.
     Тэм,  разинув  рот,  смотрел  на  него.  Хелот   улыбнулся
краешком   рта:   он-то   думал,  что  успел  отучить  мальчика
удивляться.
     Хелот  перепилил  веревку  и  размотал  с  рук  Алька-сара
последний обрывок.
     -- Слезай, -- сказал Хелот. -- Можешь сам?
     Алькасар  с  трудом  открыл  глаза. Веки у него распухли и
гноились.  Капельки  собрались  у  основания  ресниц.  Красивые
ресницы  у  Алькасара  --  пушистые,  черные.  Даже  сейчас они
торчали как стрелы. А глаза смотрели и не видели.
     -- Ты   красив,   как   архангел   Гавриил,   --   грустно
констатировал Хелот.
     Алькасар  с  трудом  слез с седла, постоял, глядя себе под
ноги и хватаясь за стремя спокойной лошадки, потом, не поднимая
головы, спросил:
     -- Где мы, Хелот?
     -- У святого Сульпиция.
     Вдруг Алькасар посмотрел в глаза своему другу  и  произнес
громко  и  мучительно,  как будто слова, предназначенные только
для Хелота, никто больше не мог расслышать:
     -- Я боюсь.
     Отшельник и Тэм сидели на крыльце. Отшельник повыше, Тэм у
его ног,  пониже.  Святой  рассеянно   поглаживал   подбородок.
Выгоревшее за день летнее небо стремительно наливалось синевой.
С болота доносились вопли лягушек.
     Алькасар  дрожал и хватал Хелота за руки, а Хелот никак не
мог его успокоить.
     -- Алькасар, идем же. Пошли в дом. Я помогу  тебе.  Ты  же
голоден, отшельник тебя накормит.
     -- Я  боюсь,  --  повторил  он немного тише. -- Не отдавай
меня им, Хелот. Я больше не выдержу.
     Хелот покачал головой, сгреб его в охапку и силой  поволок
в дом. Алькасар не сопротивлялся. Отшельник и Тэм шарахнулись в
разные  стороны,  освобождая  дорогу,  и  два друга оказались в
"луковой" комнате. Лука там  уже  не  было,  по  стенам  висели
пустые  веревки  и  стоял  слабый,  но  ощутимый  запах  псины,
оставшийся от луковой  шелухи.  Комната  была  тускло  освещена
догорающим закатом.
     Хелот  выпустил  сарацина,  и тот остановился, озираясь по
сторонам. Когда на пороге показался святой Сульпиций,  Алькасар
метнулся к Хелоту, едва не сбив того с ног. Отшельник заворчал:
     -- Снимай-ка обувь, Хелот. Натаскаешь мне грязи...
     Голос святого звучал буднично, как будто ничего особенного
не произошло.  Как будто Хелот не был переодет и загримирован с
головы до ног в  придурочного  валлийского  рыцаря,  как  будто
только  что  не  был  совершен  самый  дерзкий  за  всю историю
ноттин-гамширских соляных копей побег...
     Пока Хелот разувался, отшельник зажег свечи и повернулся к
Алькасару со свечкой в руке. Не обращая  внимания  на  то,  что
горящий   воск   стекает   ему   на   пальцы,  святой  принялся
разглядывать сарацина. Хелот заметил,  что  Алькасар  понемногу
успокаивается.
     -- Ты узнаешь меня, сын мой? -- спросил отшельник.
     После короткой паузы Алькасар ответил:
     -- Вы святой Сульпиций.
     -- Тебе  здорово  досталось,  Алькасар,  --  сказал святой
Сульпиций. -- Но сейчас-то все в порядке, верно?
     Помолчав, Алькасар отозвался:
     -- Конечно, святой отец.
     Хелот вспомнил про всеми брошенного Тэма и  босиком  вышел
на  крыльцо. Мальчишка уныло грыз ногти. Хелоту захотелось дать
ему по шее, но он вовремя вспомнил о том, что грызть  ногти  --
это  дурная  привычка  обожаемого господина Гури, и ограничился
тем, что подтолкнул его под локоть. Тэм вскочил на ноги.  Хелот
лениво  сел  и  потянул  его  за  штаны.  Тогда и Тэм осторожно
пристроился  рядом  на  ступеньке.  Оба  молчали.  Потом  Хелот
спросил:
     -- Устал, Тэм?
     -- Да,  сэр,  --  ответил  Тэм  и  откровенно прибавил: --
Очень.
     -- Я тоже. -- Хелот от души зевнул.
     -- Кто такой Хелот, сэр? -- спросил Тэм внезапно.
     Хелот в изумлении повернулся к нему. Тэм,  видимо,  решил,
что  каким-то образом прогневал своего грозного хозяина, и стал
путано извиняться, покуда Хелот не толкнул его ладонью в лоб.
     -- Прекрати,  --  сказал  он   сердито.   --   Веди   себя
по-человечески. Забудь, что я тебя купил. Ты больше не раб.
     -- А  кто  я,  сэр?  --  простодушно  спросил Тэм, и Хелот
понял, что совершенно не готов к ответу.
     -- Ты Тэм Гили, свободный человек, -- сказал  он  наконец,
но это прозвучало не убедительно.
     Тэм помолчал немного и снова решился:
     -- Так кто такой Хелот?
     -- Откуда ты взял этого Хелота, Тэм?
     -- Видите  ли,  сэр,  отшельник  называл  это  имя, и я не
понял... Какой-то Хелот был у нас в деревне, когда мы...  когда
нас...
     -- Во время бунта? Когда вы сожгли обитель и перебили всех
монахов?
     Тэм кивнул в темноте и добавил:
     -- Так  звали  одного  сподвижника  самого  Робин Гуда. Он
был... не такой, как все. Он разговаривал с нами...
     -- С кем это -- "с нами"?
     -- Ну, со мной и моим братом. Помните, сэр, я говорил, что
у меня был брат. И еще этот Хелот -- он сарацин. Он так сказал.
     -- Он соврал тебе, Тэм. Он католик.
     -- Так вы его знаете, сэр?
     -- Да, -- сказал  Хелот,  краснея  под  гримом.  "Еще  как
знаю", -- подумал он.
     -- Он храбрый как лев, -- задумчиво произнес Тэм. -- Когда
мы напали  на обитель святого Себастьяна, он один дрался со ста
стражниками.
     -- С одиннадцатью, -- поправил Хелот, радуясь тому, что  в
темноте Тэм не видит выражение его лица.
     Мальчишка завозился на крыльце -- забеспокоился. -- Он ваш
близкий друг, сэр?
     -- Хелот -- это я, -- сознался Хелот.
     -- Не  может быть! -- неосторожно брякнул Тэм. -- Хелот же
был такой темноволосый... Такой  загорелый,..  Вы  поседели  от
испытаний, сэр? -- прошептал он, окончательно смутившись.
     -- Да  нет,  это  парик,  --  сказал Хелот. -- Из конского
волоса. И шрам тоже ненастоящий. Идем-ка в дом, простудишься.
     Хелот встал, Тэм последовал его примеру. Уже в прихожей, в
темноте, путаясь в  скамейках  и  ведрах  с  ключевой  водой  и
мочеными яблоками, Хелот услышал детский голос:
     -- Сэр, а почему вы сказали, что вы сарацин, если на самом
деле католик?
     Хелот  как  раз опрокинул себе на ногу березовый чурбачок,
тускло  отсвечивающий   во   мраке   белизной,   и   разразился
неприличной бранью. Тэм отцепился.
     В  "луковой"  комнате  никого не было. Хелот взял со стола
горящую свечу и смело двинулся дальше, но тут дверь, которую он
намеревался открыть, вдруг распахнулась, и рыцарь с отшельником
с размаху налетели друг на друга.
     -- С тобой, Хелот, вечно какие-то недоразумения, -- заявил
отшельник.
     Хелот поплелся за ним к столу с притворно-покаянным видом.
Они со святым Сульпицием уселись за стол и дружно уставились на
Тэма, который, приподнявшись  на  цыпочки,  разглядывал  колбы,
пробирки, расставленные на полке возле входа, диковинные сосуды
в виде грифонов, змей, василисков, фениксов и прочих сказочных,
совсем   не  страшных  чудищ.  Святой  Сульпиций  собирал  этот
бестиарий долгие годы. Почувствовав на  себе  взгляды,  мальчик
воровато втянул голову в плечи и шмыгнул носом.
     -- Какая  прелесть,  -- сказал святой Сульпиций. Он жестом
подозвал Тэма к себе и,  пока  мальчик  карабкался  на  высокое
деревянное   кресло,  повернулся  к  Хелоту.  --  Это  существо
утверждает, сын мой, что ты КУПИЛ  его  по  случаю  в  Дровяном
переулке.
     -- Врет,  --  ответил  Хелот,  не моргнув глазом. -- Лучше
скажите, святой отец, где мой сарацин?
     -- В уютном сыром подвале с крысами, -- ответил отшельник.
--И как это тебе, Хелот, удалось  довести  человека  до  такого
состояния?
     -- Я  его  не  доводил, -- мрачно произнес Хелот. -- Я его
преданно искал. Шрам этот дурацкий... Сняли  бы  вы  его,  отец
Сульпиций. Ужас как надоел.
     -- Ладно  тебе, -- перебил отшельник. -- Ступай на кухню и
принеси горячей воды.
     -- Я? На кухню?
     --Ты  не  в  баронском  замке,  которого   у   тебя   нет,
голодранец.  Так  что  оставь  свои рыцарские замашки и марш на
кухню. Хелот  покорно  отправился  куда  ведено.  --  Оружие-то
сними, -- крикнул ему вслед отшельник. -- Тоже мне, крестоносец
липовый-.
     Над  очагом  висел  большой  медный  котел с носиком вроде
клюва с одного бока и ручкой, похожей на петушиный хвост, --  с
другого.  Хелот взялся за ручку и склонил котел клювом вниз над
деревянным ведром. Слушая плеск воды, Хелот думал  о  том,  что
нынче  в  Дальшинской Чисти скончался Гури Длинноволосый. И ему
даже взгрустнулось на миг.
     Он взял тяжелое ведро и  потащил  его  в  комнату.  Святой
Сульпиций,   возившийся   у   стола  с  различными  снадобьями,
извлеченными из многочисленных склянок, обратил  к  нему  лицо,
тронутое усмешкой.
     -- Что,  тяжеленькое?  --  поинтересовался он. -- Пыхтишь?
Это тебе, брат, не к Гробу Господню ходить...
     Он подал Хелоту моток веревки и велел  привязать  к  дужке
ведра,  а сам отодвинул сундук, открыл подпол и стал спускаться
вниз.
     -- Давай сюда ведро, -- крикнул он из подвала.
     Хелот повиновался. Подвал  был  далек  от  самых  скромных
представлений о будуаре, но кровать, на которой лежал Алькасар,
отнюдь  не  являла  собой  образец  аскетического  ложа.  Хелот
спрыгнул вниз, на солому. Отшельник  зажег  еще  два  факела  и
вставил их в гнезда над кроватью.
     -- Господи,  какой  он  грязный,  --  со  вздохом произнес
отшельник,   склоняясь   над   беглым   каторжником,   лежавшим
безжизненно,  в  неловкой  позе.  -- Беда с вами... И когда это
рыцари научатся уважать правила гигиены?
     -- Откуда же мне знать, святой  отец?  К  тому  же  он  не
рыцарь...
     -- Вот  и  я  не знаю, -- ворчал святой Сульпиций, ковыряя
палочкой в стеклянном сосудике, сделанном  в  виде  бамбукового
колена.  --  Как-то  раз  забрел ко мне один барон в совершенно
антисанитарном состоянии. А я, к сожалению, служитель  Господа,
отшельник,  и  пришлось пустить этого вонючку в дом. Он, видишь
ли, поклялся не менять сорочку и вообще не раздеваться, пока не
вернутся воины крестового похода. Этим он надеялся  оказать  им
неоценимую помощь. И девиз у него был запоминающийся: "От грязи
не дохнут".
     Отшельник отставил в сторону сосудик.
     Хелот потрогал Алькасара за руку:
     -- Он не умрет, святой Сульпиций?
     -- Дурацкий   вопрос,  сын  мой,  --  сказал  отшельник  и
разорвал на Алькасаре одежду. -- Вполне подходящий  для  такого
идиота, как ты.
     Алькасар  был в полном сознании, но сил у него не было. Он
только дергал  ртом,  когда  отшельник,  человек  неделикатный,
прикладывал  и  привязывал  к  его  многочисленным ранам всякую
дрянь. Под конец святой велел ему выпить какое-то жуткое на вид
варево, укрыл вторым одеялом и сообщил Хелоту, очень  довольный
собой:
     -- Проснется  здоровеньким  и  сразу  потребует  еды.  Они
забрали с собой все факелы и выбрались из подвала.
     Тэм, взъерошенный, озаренный тихим  лунным  светом,  жадно
глотал горячее молоко, припасенное святым для больного.
     -- Я  недооценил  этого  юношу,  --  изумленно сказал Отец
Сульпиций.
     Тэм одарил его сияющим взглядом поверх кувшина и слизал  с
губ пенки. Отшельник повернулся к Хелоту:
     -- Так где ты нашел это чудо, Хелот?
     -- В ноттингамской грязи, -- был ответ.

     ГЛАВА ПЯТАЯ

     Наступило  утро,  похожее  на  сумерки.  Дождь  еле слышно
шуршал по крыше. Окно,  затянутое  бычьим  пузырем,  пропускало
мало  света,  и  отшельник  постоянно жег свечи, поэтому в доме
сильно пахло воском.
     В отшельниковой постели в  углу,  на  охапке  соломы,  под
теплым  одеялом, мирно сопел Тэм Гили. Он спал под приглушенные
голоса Хелота и святого  Сульпи-ция,  которые  проговорили  всю
ночь.
     Хелот   уже   содрал   с   себя   белый  парик.  Отшельник
ликвидировал шрам, изготовленный им собственноручно  с  помощью
хитроумного  клея.  По  его  замыслу,  шрам должен был изменить
внешность Хелота  до  неузнаваемости.  Красный  след  от  шрама
остался, однако отшельник обещал, что это пройдет.
     -- Я  хотел  спросить  вас,  святой отец, -- сказал Хелот,
опуская голову, -- вы не знаете, где сейчас Дианора?
     -- Знаю... -- ответил отшельник. И, увидев, ка