прогулки на теле леди Марион остались
синяки, сэр? -- лукаво спросил Гарсеран.
     -- Синяки? НА ТЕЛЕ? Откуда вам знать, сэр,  что  находится
на теле такой девственной леди, какой является...
     -- О, не поймите превратно. Леди Марион показывала их леди
Джон, а та рассказала мне, ибо мы с ней давние друзья...
     Гарсеран  многозначительно  усмехнулся. Гури покраснел как
вареный рак, причем шрам на его лице стал еще белее,  чем  был.
Греттир  мысленно отметил эту странность, но тут же выбросил ее
из головы. Не хватало еще ломать голову над странностями  этого
придурочного Гури. Как будто своих забот мало.
     -- Сэр  Гарсеран,  -- начал Гури зловеще, -- как прикажете
понимать ваши слова? Леди была, есть  и  осталась  девственной,
если вы об этом. И я ее не щипал, если вы об этом. Все, что она
наплела вашей леди Джен, -- чушь и глупость. Просто леди Марион
застряла, когда мы лезли с ней через забор в Дровяном переулке,
и мне пришлось подталкивать ее сзади...
     -- Зачем  вы  лезли  через  забор?  -- ошеломленно спросил
Гарсеран.
     Гури посмотрел ему в глаза с непередаваемым лукавством,  а
потом разразился лающим хохотом.
     -- За новыми ощущениями, сэр! -- крикнул он. -- А потом мы
направились   к   Голубой  Башне,  где  пустовали  колодки  для
наказанных, и  я  всунул  голову  и  руки  в  колодки.  Забавно
посмотреть  на  мир  сквозь орудие пытки, знаете. Вы никогда не
пробовали, сэр?
     Теперь поперхнулся Гарсеран.
     -- Вы хотите сказать, сэр, что стояли в колодках на потеху
толпы?
     -- Я хочу  сказать  только  то,  что  говорю,  --  если  я
правильно выразился по-английски, сэр... -- ответствовал Гури с
гнусавым  валлийским  акцентом. -- Словом, как вы понимаете, --
масса впечатлений, сэр.  Нужно  только  уметь  их  найти  среди
серого  течения  будней. Конечно, куда интереснее махать мечом,
но  --  увы,  увы,  увы,   не   каждый   день   предоставляется
возможность-.
     -- Говорят,  вы  много  и отважно сражались на Востоке, --
вставил Греттир, чтобы  перевести  разговор  на  другие,  более
интересные темы.
     Гури тотчас впился в юношу взглядом.
     -- О, любознательность есть добродетель молодого возраста,
а рассказы  о  деяниях  героев возбуждают воинский дух в каждой
груди, не так ли? --  Гури  усмехнулся.  --  Да,  сэр,  славные
деяния крестового воинства...
     Слуга  как  раз налипал ему вино в рассеянно подставленный
кубок.  Гурн  цеожпданяо  рзбрела  в  голову  идея  вдохновенно
взмахнуть  рукой, в результате чего и сам он, и слуга, и пол --
все вокруг было залито вином. Возникла суматоха. Слуга  побелел
как    полотно,   --   валлийский   рыцарь,   известный   своей
кровожадностью,  был  вооружен  изрядным  кинжалом.  Несчастный
лакей умоляюще уставился на своего господина. Не обращая на это
внимания,  Гарсеран  вскочил  и начал шумно успокаивать Гури --
тот возмущался неловкостью слуг, брызгал  слюной  и  размахивал
руками,  как  ветряная  мельница. Две служанки, примчавшиеся на
крик, уже обтирали его полотенцами -- одна ползала у ног  Гури,
вторая суетилась возле плеча.
     Наконец  инцидент был исчерпан, вино налито, Гури успокоен
и усажен на место. Пофыркав еще немного, валлиец стих и сердито
налег на вино.
     -- Вам доводилось бывать у  крепости  Алеппо?  --  спросил
Гарсеран, чтобы занять внимание валлийца.
     -- А?  Э?  Алеппо?  --  Гури высунул нос из бокала и снова
погрузил его туда. -- Не припоминаю.
     -- Она стоит недалеко от границ Антиохийского княжества  и
графства Эдессы, -- напомнил Гарсеран.
     -- Я  не  был  в  Эдессе,  --  сказал  Гури. -- Я... э„ъ не
занимался торговлей с Востоком. Мы, знаете ли, прошли  по  нему
огнем и мечом... Да, огнем и мечом во славу Божью. Аминь.
     -- Торговать выгоднее, чем воевать, -- заметил Гарсеран.
     Гури поднял палец, испачканный в соусе.
     -- Но воевать интереснее, -- сказал он, после чего облизал
палец.  -- Погодите-ка, сэр... Алеппо... Не та ли это крепость,
что носит название Халеб? У меня, кстати, была рабыня,  которую
звали  Халеб.  Славная  девушка.  Я потом обменял ее на хорошую
лошадь.
     Греттира  передернуло.   Вспоминая   рассказы   Хелота   о
знаменитом  валлийце,  юноша  никак  не  мог  поверить, что эта
вульгарная личность и есть тот самый известный подвигами  Гури,
Имеющий-Волосы-Как-По-водья.   Впрочем,   тогда   валлиец   был
помоложе. Может быть, испытания, перенесенные им,  сделали  его
столь циничным и грубым.
     Между тем, Гури продолжал с набитым ртом:
     -- Да,  я  помню  знаменитую  цитадель  Халеб.  Ее назвали
женским именем и облекли покровом юной девы, хотя я, убей  Бог,
не  понимаю,  что  это  означает.  Не  раз склонялась она перед
победителем, не раз блистала, как  невеста,  отвоеванная  мечом
Ибн-Хамда-на...  Цитадель эту называют еще аш-шахба, что значит
"серая". Стены венчает множество теснящихся друг к другу башен.
Внутри крепости есть два колодца с хорошей водой. В толще  стен
скрыты великолепные чертоги с узкими оконцами...
     Греттиру  казалось,  что  он  уже где-то читал подобное же
описание какой-то из  восточных  крепостей.  Но  пронзительный,
въедающийся  в  уши голос не давал сосредоточиться, не позволял
вспомнить, и в конце концов Греттир сдался и просто  представил
себе  эти  серые  стены  среди бесконечных песков... Счастливец
Гури, он побывал там, ему доводилось отстаивать там мечом слово
Божье.
     -- Ненавижу неверных, -- сказал Гарсеран. -- Ах, сэр Гури,
что за народ! Вы говорите об этом Ибн-Хам-дане так,  словно  он
вызывает вашу симпатию...
     -- Да  нет,  какая  уж тут симпатия, -- отозвался Гури. --
Убил бы гада... Да он уж сто лет как помер.
     -- Ненавижу, -- повторил Гарсеран. -- Вот вам  пример.  Во
время  похода  у меня погиб оруженосец. Дело привычное, погиб и
погиб. Меня и самого могли... -- Он сделал страшные глаза.
     Гури  замахал  рукой,  в  которой  сжимал  ножку  индейки.
Несколько  жирных  капель попали на белоснежную рубашку хозяина
дома.  Гарсеран  вздрогнул   так,   словно   это   были   капли
раскаленного  свинца,  который  защитники  осаждаемой  крепости
имеют обыкновение лить со стен на штурмующих.
     -- Ох, не говорите, сэр, не говорите! --  завопил  Гури  и
вдруг  подавился.  Он  долго  кашлял, плевался индейкой на пол,
обтирал рот и тяжко переводил дыхание. -- На войне всякое может
быть. Даже самое ужасное.
     -- Ну  вот,  --  продолжал  Гарсеран.  --  Вы   понимаете,
господа,  что  благородному человеку всяко необходима прислуга.
Хотя бы сапоги вечером снять, не говоря уж об остальном.
     -- Разумеется,  --  вставил  Гури,  хотя  Греттир   втайне
подозревал,  что  валлиец-то  как  раз  ни  в какой прислуге не
нуждается.
     -- Что делает в таком случае  цивилизованный  человек?  --
задал риторический вопрос Гарсеран из Наварры.
     -- Идет на рынок, -- тут же ответил Гури Длинноволосый, --
чтобы купить раба.
     -- Правильно.  Что  я и сделал. Купил по дешевке какого-то
сарацина. Они же там еще между собой воюют, разногласия  у  них
какие-то, вот и продают лишних, чтобы с пленными не возиться. И
что  же?  Почти  сразу  же выяснилось, что мне всучили негодный
товар.
     -- Какие негодяи! --  поддакнул  Гури,  но  как-то  совсем
тихо.
     -- А   потом  эта  тварь  ухитрилась  бежать.  И  вот  что
удивительно, господа: он бежал уже здесь, в Англии!
     -- Не может быть! -- вскричал Гури. --  Каков  болван!  Да
ведь  в Англии решительно негде спрятаться, в натуре! Здесь все
рыжие...
     Гарсеран печально покачал головой:
     -- Это  отдельный  рассказ,  сэр.  Вы,  должно  быть,  уже
слышали,  что  Шервудские  леса  кишат  разбойниками.  А им все
равно, рыжий или не рыжий, лишь бы был безбожник и злодей...
     -- Невероятно, -- сказал Гури и чуть  не  упал  со  стула.
Слуги едва успели его подхватить.
     -- Увы,  это пра.вда. К счастью, злоумышленник был вовремя
изловлен. Героем этого события  можно  считать  сэра  Греттира.
Благодаря ему...
     Гури  уставил  на  Греттира  свои странные темные глаза, и
юноше стало не  по  себе.  Слишком  уж  тяжелым  был  взгляд  у
валлийца. Спустя несколько секунд
     Гури усмехнулся, дернул перекошенным ртом и снова принялся
пить.
     -- Благодаря  отважному  сэру  Греттиру  это чудовище было
схвачено и препровождено туда,  где  ему  самое  место,  --  на
соляные копи.
     -- Ба!  --  вскричал  Гури.  --  Соляные копи! Стало быть,
Ноттингамшир -- богатое графство, а? У вас тут, я погляжу, соль
добывают. И выгодно ли ее продавать?
     -- Разумеется, -- снисходительно  улыбнулся  Гарсеран.  --
Еще  как  выгодно.  Однако  сами  копи считаются собственностью
города Ноттингама...
     -- Стало быть, заправляет ими шериф, -- заключил Гури.  --
Что  ж, неплохо придумано. Рыцарский кодекс рыцарским кодексом,
но ведь и кушать хочется, не так ли? -- Он мерзко хихикнул.
     Греттир   поглядывал   на   Длинноволосого   с   искренним
отвращением.  Крайне  утомительный  тип.  "Если  он  будет  мне
надоедать, -- внезапно подумал Греттир с оттенком  мстительного
чувства, -- я натравлю на него лесную братию. Пусть Робин Гуд с
ним разбирается".
     Он  чувствовал  какое-то  беспокойство,  словно оставил на
неопределенное будущее очень важный вопрос.
     Между тем Гарсеран уже пустился  в  правдивые  рассказы  о
своей   героической   борьбе   с  лесными  разбойниками.  Гури,
развалившись в кресле с кубком в руках, слушал, склонив  голову
набок и опустив глаза.
     -- Вообразите  себе,  сэр,  --  вкусно звучал в полупустом
зале низкий, хорошо поставленный голос красавца Гарсерана, -- и
тут я выхватываю свой двуручный меч  и  поражаю  сразу  семерых
бандитов! За шесть минут с плеч слетело шесть голов! Оставшиеся
корчатся на земле и умоляют о пощаде...
     Трудно было усомниться в правдивости этого рассказа, глядя
в мужественное    лицо    красавца   Гарсерана.   Однако   Гури
Длинноволосый  внезапно  поднял  на  него  глаза,  и   Гарсеран
смутился   и   начал  врать,  вдаваясь  в  совершенно  излишние
подробности. А валлиец все молчал и  не  опускал  глаз,  п  это
принуждало  наваррского  героя  изобретать  все  новые  и новые
подробности  своей  истории.  Наконец,  к  великому  облегчению
вконец запутавшегося Гарсерана, Гури отвел глаза в сторону.
     К Греттиру была обращена та сторона лица валлийца, которую
не пересекал  уродливый  рубец, и неожиданно что-то в этом лице
показалось Греттиру  странным.  Но  он  не  успел  понять,  что
именно,  потому  что  Длинноволосый разразился хриплым хохотом,
оборвал его, чтобы  поковырять  в  зубах  пальцем,  а  потом  с
громким чавканьем допил свое вино.
     -- Жуткая  история, в натуре, -- заявил он и хватил кубком
по столу, оставив вмятину на гладкой  крышке  стола.  --  А  не
пойти ли нам повеселиться, господа? Я жажду новых ощущений!

     ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Дианора  ставила  на  стол  глиняные  плошки, когда в окно
скромного отшельничьего дома постучали.  Девушка  вздрогнула  и
бросила на отца Сульпиция умоляющий взгляд.
     -- Это не Гай, -- сказал отшельник. -- Не бойся, Дианора.
     --А  я  не  боюсь,  -- храбро ответила она и направилась к
двери, чтобы открыть ее.  На  крыльце  маячила  чья-то  длинная
тощая  фигура.  Сперва  Дианоре  показалось,  что это кто-то из
лесных  стрелков  явился  за  помощью  --  люди  Локсли   часто
обращались  к  святому  с просьбой залечить рану или исповедать
умирающего, если тот не вполне полагался на святость отца Тука.
Но через мгновение она поняла, что  ошиблась,  и,  отступив  на
шаг, тихо вскрикнула:
     -- Морган Мэган!
     -- Ты меня знаешь, девушка?-- Пришелец казался удивленным.
-- У меня нет друзей в этом мире, как нет и врагов.
     -- Я  Дианора,  -- сказала она. -- Что тебе нужно в святом
месте, колдун?
     -- Впусти меня, -- попросил Морган Мэган. --  Я  не  знаю,
что  значит  "святое место" и почему мне нельзя войти на порог,
если я замерз и голоден и готов хорошо заплатить  за  ночлег  и
ужин.
     Дианора посторонилась.
     -- Входи,  --  сказала  она. -- Место это свято, ибо здесь
обитает отшельник, человек, посвятивший себя Богу, размышлениям
и добрым делам. Денег за ночлег и ужин он не возьмет, ибо Божья
милость сама по себе великая награда. Что же касается того, что
ты, колдун, можешь осквернить...
     -- Стоп, -- оборвал ее Морган Мэган. -- Я буду вести  себя
паинькой, Дианора, обещаю тебе.
     -- Ты  нечист  сам по себе, -- возразила она. -- Что бы ты
ни сделал, как бы себя ни вел, во  всяком  твоем  деянии  будет
скверна.
     -- Ты узколобая фанатичка, -- сказал Морган Мэган.
     Кряхтя,  святой  Сульпиций  поднялся  со  своего  места  и
направился к выходу.
     -- Проходи  в  дом,  добрый  человек,  если  ты  замерз  и
голоден,  --  приветливо  сказал  отшельник. -- Если девица сия
показалась  тебе   излишне   суровой,   то   прости   ее:   она
добродетельна  и  не  прощает  другим,  если  те, по ее мнению,
недостаточно добрые христиане. Это от молодости  и  невинности.
Дианора вспыхнула.
     -- Отец Сульпиций, вы не знаете, кто он, -- сказала она.
     Морган Мэган вошел в дом и поежился.
     -- А вечера у вас здесь довольно свежие, -- заметил он и с
любопытством   огляделся  по  сторонам.  Простой,  чистый  дом,
видимо, понравился ему, а отшельник, разглядывавший пришельца с
веселым  любопытством,  был  удостоен  почтительного   поклона.
Морган  Мэган  кланяться  не  умел, но проделал это чрезвычайно
старательно и едва не своротил с поставца горшок с рассадой.
     Подхватив горшок, отшельник проворчал:
     -- Пожалуйте в трапезнуто.
     Дианора поставила на  стол  третью  плошку.  Морган  Мэган
повертел  ее  в  руках,  понюхал  тушеную фасоль, потыкал в нее
пальцем, после чего принялся есть, хватая еду зубами из  миски,
как  животное.  Дианора,  красная  от  возмущения, отвернулась.
Отшельник долго сдерживал смех и наконец расхохотался так,  что
слезы  потекли  по  его  щекам.  Морган  Мэган  поднял  лицо и,
встретив взгляд святого, застенчиво улыбнулся.
     -- Простите, -- сказал колдун. -- Я не знаю ваших обычаев,
о чем уже сообщал суровой  и  добродетельной  девице  по  имени
Дианора,  которая так негодует на меня. Я голоден. Не знаю, как
у вас принято вкушать подобную пищу...
     -- Ничего страшного, -- Отшельник махнул рукой.  --  Какие
только  дикари  тут  не обедали и не ужинали... Я же отшельник,
служитель Господа. Моя дверь должна быть открытой для каждого.
     -- Замечательный обычай, -- одобрил  Морган  Мэган.  --  А
чудеса вы творить умеете?
     Святой Сульпиций пожал плечами:
     -- Я стараюсь это делать по мере возможности.
     -- Понимаете...  --  Морган Мэган обтер лицо и придвинулся
поближе к отшельнику. -- У меня на  руке  гноится  язва,  не  к
столу  будь сказано. До сих пор гноится. Я пытался ее вылечить,
добрался даже до Урд... Вы знаете, что такое Урд?
     Отшельник покачал головой:
     -- Мои познания, сын мой, весьма скудны и  ограниченны,  и
чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в этом.
     Морган Мэган пошевелил бровями, а потом пояснил:
     -- Это   источник   Судьбы.   Там   сидят  три  перезрелые
девки-Норны и  прядут  нити  Судеб.  Чаще  всего  препо-ганейше
прядут,  между  нами  говоря,  скручивают нити кое-как, свивают
через пень-колоду. Так и тянут --  в  узлах,  в  комках...  Все
криво,  косо,  смотреть  тошно.  Их  и замуж-то потому никто из
нормальных богов не берет, а  ненормальные  боги  --  кому  они
нужны? Они даже Норнам не нужны. Надоест им с такой загубленной
нитью  возиться -- возьмут да и оборвут. Совершенно не думают о
том,   что   это   всякий   раз   чья-то   жизнь    обрывается.
Безответственные,  ленивые,  глупые девки. Ну, я пришел туда со
своей раной. Они, конечно, обрадовались  моему  появлению.  Еще
бы,   можно  покамест  не  работать,  языки  почесать.  Думали,
наверное, что  я  свататься  пришел.  Морды  умильные  скроили,
неряхи. Я и говорю: так и так, девицы прекрасные, ранка на руке
у  меня  уже  столетий  пять  как  гноится, нельзя ли залечить.
Говорят,  если  прополоскать  в  источнике  Судьбы,   то   само
затянется.  Они  сразу  взъелись: и работать-то я им помешал, и
источник Урд не для того, чтобы  его  всякий  беглый  каторжник
грязнил своими ранами... Словом, выгнали меня. Так вот и хвораю
до сих пор, ищу чудотворца...
     Святой Сульпиций почесал подбородок:
     -- Насчет  чуда  не  могу  сказать,  а кое-какими травками
пользую... Покажи, дружок, что там у тебя загноилось, а я  пока
подумаю.
     Морган  Мэган  размотал  повязку и продемонстрировал язву.
Святой  Сульпиций  осмотрел  ее,  осторожно  коснулся   пальцем
покрасневшей кожи, окружавшей нагноение, поскреб лысинку.
     -- Погоди  заматывать,  я  схожу  погляжу,  чем  тут можно
помочь.
     И ушел в погреб, где хранил свои мази и  настойки.  Морган
Мэган  сел,  откинувшись  к  стене,  и  прикрыл  глаза. Дианора
заметила вдруг, что бродячий колдун  выглядит  очень  уставшим.
Интересно,  сколько  ему  все-таки  лет? Ему можно было дать от
тридцати  до  сорока.  Вздохнув,  девушка  поднялась  и   стала
собирать со стола. Морган Мэган даже не пошевелился.
     Отшельник вернулся с двумя коробками в руках.
     -- Сейчас  посмотрим,  --  пробормотал  он.  --  Положи-ка
локоть на стол, я тебе смажу одним составом, сам разработал...
     Он аккуратно наложил мазь ровным слоем. Морган Мэган взвыл
от боли и широко раскрыл глаза.
     -- Ты что, чудотворец, с ума сошел? -- закричал он, дергая
рукой, в попытке вырвать ее из цепкой хватки святого. -- Что  я
тебе сделал плохого? Я ничего здесь не осквернил, как опасалась
благородная  девица! Я был учтив и благонравен! Да если бы меня
сейчас видели мои сограждане, не говоря уж о моем начальстве  с
рудника,  они бы умылись светлыми слезами, такой я хороший! Ай,
как больно...
     Он хлюпнул носом и замолчал. Отец Сульпиций стянул повязку
на ране и усмехнулся.
     -- Я давно уже заметил, что хуже всех переносят боль такие
лихие парни, как ты, Морган Мэган,  --  сказал  он.  --  А  вот
всякие  хворые  да сирые -- у тех терпения на двоих, если не на
троих.
     -- Я не хворый, -- сквозь зубы проворчал Морган Мэган.  --
Я Морган Мэган, сын богини. Она родила меня и бросила на берегу
реки,  а  колдунья  Фад  воспитала  и дала образование. Ох, как
жжет...
     -- Терпи,  --  сказал  святой  Сульпиций.  --  Рассказывай
дальше. Где ты вырос?
     -- Ай...  я  вырос  в  городе и жил там, покуда не нашалил
больше, чем следует, и не попал на каторгу. Оттуда  я  бежал...
Нельзя  ли сделать так, чтобы не жгло? Ты меня как будто в очаг
рукой сунул, святой Сульпиций.
     -- Нельзя, -- твердо сказал отшельник. -- Терпи.
     -- Клянусь  моей  матерью,  богиней  Боанн...  Я  бежал  с
каторги и открыл Путь. Я открыл Путь между мирами. Ты понимаешь
меня,  отшельник?  Я  Морган Мэган, Открыватель Пути. А ты меня
пытаешь...
     -- Ты трусишка и хлюпик, -- сказал отшельник. -- Другие  и
не  такую  боль  выдерживали.  Говори, говори, не думай о своей
руке. Скоро боль уляжется.
     -- Скорей  бы  уж.  Твоя   благонравная   девица   Дианора
повстречала  меня  на  болоте, но чего-то испугалась и убежала.
Славная  девица.  Я  не  знаю  обычаев,  святой  Сульпиций.  Ты
поправляй меня, если я невежлив. Это не по грубости, клянусь.
     -- Расскажи  о  Пути,  --  попросил  отшельник. -- В одной
еретической книге я читал о множественности миров,  но  никогда
не думал, что можно попасть из одного мира в другой.
     -- Я  рад,  что  тебе  известно  хотя  бы малое, -- сказал
Морган Мэган, криво улыбаясь.  --  Другие  не  понимают  вообще
ничего и просто пугаются. Да, миров множество, и это становится
понятно,  хоть  и  не  сразу,  особенно  когда  сталкиваешься с
богами. Впрочем, я уже слышал, что здесь лишь один Бог и с  ним
очень сложно встретиться.